Тунис. Заметки путника с украденным сердцем

Через несколько минут мы достигли загадочной деревни. И лишь войдя в нее, я понял, где оказался!

Это был еще один островок «Звездных воин», оставленный в подарок местному населению режиссером Джорджем Лукасом. Небольшой городок в несколько домов – родина джедая Люка Скайуокера.

Как любопытно было бродить по его узким улочкам и заходить в любые приглянувшиеся постройки. Так и казалось, что сейчас навстречу тебе выйдет робот-дроид Си-Три-Пи-О или выкатится искусственный астромеханик Р2-Д2, а на небе появятся сразу два Солнца, привычные для фантастического Татуина.

К сожалению, похоже, здешние берберы не очень-то оценили подарок мистера Лукаса, потому что почти все дома, при ближайшем рассмотрении, сильно поизносились, а внутри многие почти до самой крыши занесло песком. Вышки связи, казавшиеся металлическими и блестящими на киноэкранах, местами облупились и потрескались, обнажая деревянную основу.

Местные жители тут, как и во многом, проявили свою привычную лень. И счастливо довольствуются несколькими торговыми лотками, расположившимися при входе в джедайскую деревню. Здесь ты можешь сфотографироваться с игрушечным боевым мечом или облачиться в пыльное бесформенное рубище, очень отдаленно напоминающее форму звездных героев. Несколько торговых палаток предложат розы пустыни по динару за штуку или ярко-фиолетовые «аметисты» за 3 те же денежные единицы.

Изящная роза пустыни – спрессованный в форме прекрасного цветка песок – является одним из символов Туниса. Такие причудливые фигурки природа больше не создает в мире нигде. И ты не пожалеешь, если раскошелишься здесь на небольшой «букетик».

А вот с «аметистами», дорогой путешественник, будь аккуратен! Потому как лишь через 3 (!) года они одновременно и торжественно осыплются порошком синьки у тебя на полке и превратятся из гордых минералов в неприметные прозрачные камушки.

Стать птицей

Из легендарного джедайского городка я вернулся обратно в Дуз. И сменив джип на верблюда, отправился верхом изучать ближайшие барханы.

День постепенно клонился к закату. Из ослепительно белого обжигающий Солнечный диск стал золотисто-карамельным, и лучи его уже мягко, словно оливковое масло, касались горячей кожи.

Мой белый верблюд неспешно шел привычной ему тропинкой, проложенной между горами песка. Иногда он забирался на невысокие барханы и аккуратно спускался с них. В такт шагам корабль пустыни лениво кивал головой и наверняка думал о чем-то своем, неведомом, верблюжьем.

Сделав небольшой круг по барханам, длинною, примерно, в час, я возвратился в оазис и, не теряя времени, отправился за несколько кварталов отсюда, вдоль асфальтированной дороги, граничащей с пустыней.

Там ждало меня следующее чудо. Прекрасное настолько, что я вмиг позабыл обо всех миражах и «песчаных дьяволах»!

Так я встретил Жака.

На самом краю оазиса, там, где заканчиваются финиковые пальмовые рощи и начинается бесконечная безмятежность золотистых барханов, выстроил свой ангар дядюшка Жак. Француз по происхождению и пилот по призванию, он был однажды пленен красотой Сахары и когда-то давно навсегда остался здесь. Своими руками собрал он небольшой дельтаплан и стал летать над песками. Чтобы к нему не цеплялись берберы, Жак начал катать туристов, отдавая часть прибыли с этого местным жителям.

Берберы все равно почти все, как один, недовольно ворчат при упоминании французского пилота. Дескать, не такой он, как мы: сам сделал летательный аппарат и даже ангар для него, парит в синем просторе в свое удовольствие и в ус не дует. И не сидит целыми днями в пыльном кафе на обочине дороги, без умолку болтая о всякой ерунде, как мы. И чего только он нашел в этом своем небе? Однако глядя на дядюшку Жака, легко можно понять, что и он с трудом терпит соседство с местным полудиким населением, стараясь поменьше обращать на мразигов внимания, отчего те бесятся еще пуще.

Я давно мечтал полетать с Жаком, наслушавшись на «большой земле» чудесных историй и восхищенных впечатлений об этом.

И вот, заинтригованный и счастливый, уплатив берберам положенные 70 динар, сидел я теперь на заднем местечке дельтаплана, обвязанный весьма сомнительным ремнем безопасности, зато в ярком и модном шлеме, который мне вручил перед стартом пилот.

Зарычав, ожил, старенький мотор. И земля внезапно ушла у меня из-под ног!

Я только успел увидеть под собой не слишком удивленную и явно привычную ко всему этому действу морду верблюда, который лениво жевал колючку рядом с условной взлетной полосой.

И мы с Жаком взмыли ввысь!

Я не смогу, дорогой друг, как бы сильно ты того ни просил, в точности описать словами наш удивительный полет. Ибо не сыскать на свете слов, способных в полной мере передать это!

Мы поднялись действительно очень высоко, став просто точкой в небе, не отличимой с земли от любой парящей вдалеке птицы.

И полетели в Сахару.

Впереди были лишь бесконечные розовые пески, освещенные огромным медового цвета вечерним Солнцем. Слева от нас, где-то далеко в пустыне, берберы жгли большой рыжий костер, дым от которого густым серым облаком поднимался над барханами. Справа темно-коричневыми пятнами притаились коварные зыбучие пески. А сзади остался изумрудный, пугающий, но одновременно с этим необъяснимо прекрасный Дуз.

Я еще не успел прийти в себя от таких фантастических видов, когда Жак вдруг внезапно заглушил двигатель дельтаплана, и мы остались парить огромным соколом над бескрайним морем волнующихся барханов в абсолютной, оглушающей, ни с чем не сравнимой тишине.

Теплый ветер трепал мои волосы и полы рубашки. Под ногами, словно маленькие гусеницы, ползли вереницы караванов. Они шли откуда-то из неведомого далека, из самих глубин пустыни, стремясь до темноты попасть в Дуз, ворота Сахары, где их встретят еда и вино, вода и тень и такой долгожданный отдых. А потом, продав свой товар и немного набравшись сил, вновь нагрузят неизвестные странники своих верблюдов. И караван растворится в незнакомой беззвучной дали, превращаясь в один из сотен таинственных и прекрасных миражей на самой линии горизонта.

Увы, нам пришло время возвращаться.

Воздух вокруг уже заметно потемнел от сумерек. Благополучно приземлившись и вызвав этим привычно-ленивый интерес пасущихся здесь же верблюдов, я от всей души, искренне поблагодарил Жака и пожал его крепкую руку.

Спасибо, смелый пилот, за подаренную тобой сказку!

Спасибо за осуществившуюся давнюю мечту!

Спасибо за наш полет, который я нынче так часто вижу во снах!

И теперь порою, куда бы ни забрасывала меня судьба, иногда – нагруженный и утомленный ворохом обыденных проблем, а бывает – захворавший и обессиленный, я размышляю о том, что где-то далеко-далеко отсюда, в желтой и жаркой Сахаре, на самой границе с пустыней, на последней улице загадочного Дуза, просто существуешь ты. Влюбленный в жаркое африканское небо, собственноручно собравший простенький, но надежный дельтаплан, поладивший с местными берберами, добившийся своих целей, несмотря ни на что!.. И знаешь что, дядюшка Жак? Тогда у меня вновь появляются силы. Я встаю и продолжаю свой Путь, длиною в жизнь. И как знать, может быть, когда-то однажды наши тропинки пересекутся снова. И мы продолжим тот прекрасный полет.

В плену у Тин-Хинан

Тепло попрощавшись с Жаком, я хотел было уже возвращаться обратно в отель, чтобы отдохнуть перед предстоящей мне завтра долгой дорогой: я планировал отправиться прямиком на север страны. Мне рассказывали о чудесных бело-голубых городах и широких реках, находящихся там, о руинах таинственного Карфагена и многом другом, незнакомом и загадочном, что непременно хотелось мне увидеть своими глазами.

Лишь на пару минут присел я на одинокий розовый бархан, решив перевести дух после волшебного полета. Да так и остался сидеть там до самой темноты, плененный истинной красотой Сахары…

Жители пустыни, туаре́ги, верят, что когда-то очень-очень давно прибыла в один из оазисов в Атласских горах прекрасная Тин-Хина́н верхом на белом верблюде. С нею была ее служанка Такамат. В местах этих скоро стала Тин-Хинан царицей, и многие поклонники съезжались к ней, чтобы покорить сердце невиданной красавицы. Однако та без жалости убивала их всех, являя на свет многочисленных детей, положив так начало рода туарегов. От царицы рождались благородные берберы, а от служанки ее – вассалы.

В легенде этой, как и в любой другой, есть множество нестыковок и белых пятен. И каждый волен выбирать – верить ей или нет.

В 1925 году французские археологи нашли предположительное древнее захоронение Тин-Хинан. В погребальном покое было обнаружено множество сосудов для еды, мехов для напитков и всевозможных украшений, там же возлежали останки женщины, повернутой лицом на восток, укрытые полосками кожи красного цвета…

И глядя на медленно опускающееся за потемневшие барханы Солнце, на то, как не спеша и грациозно разбредаются на свой привычный ночлег высокие верблюды, как последние лучи далекого светила в последний уж раз за этот день касаются белых и песочных стен Дуза, ты вдруг со всей ясностью и мощью внезапно пришедшей откуда-то мысли понимаешь: ты переменился за этот волшебный день.

Оставшись таким же, что и был, снаружи, изнутри тебя словно бы всего вывернули наизнанку. Что-то неуловимое, необъяснимое, непостижимое для человеческого разума сегодня приключилось с тобою.

Ты стал по-другому дышать. Ты стал и так же, и одновременно с тем иначе видеть. Ты совсем не так чувствуешь теперь этот мир. И забегая вперед, раскрою тебе секрет, что даже через годы ничего не изменилось.

Ты стал другим там.

Тогда, на закате, сидя на гребне мягкого рассыпчатого бархана.

Плененный по собственной воле пустыней, ты отдал ей часть своей души и своего сердца.

И тебя больше не страшит таинственный и мелодичный смех, который иногда приносит Сахара. Это значит, что Тин-Хинан, воплощение самой пустыни, просто проезжает где-то рядом на своем великолепном белом верблюде. А за ней следует ее верная служанка Такамат.

Песнь шакалов

Уж совсем затемно возвратился я в свой отель. По пути туда я сторговал на барханах у берберов пару массивных бараньих шкур. И водрузив себе на плечи объемный черный пакет, отправился прямиком на рецепцию за ключом от своего номера.

Какая тут вдруг началась суматоха!

Отовсюду ко мне сбежалась охрана. Редкие в тот час постояльцы, смаковавшие красное вино в глубоких креслах в лобби, разом напряглись и будто бы приготовились куда-то бежать.

– Мистер, пожалуйста, медленно поставьте Ваш мешок на пол и откройте так, чтобы мы видели, что в нем, – предпочитая держаться на безопасном расстоянии от меня, крикнул один из охранников.

И только тут я понял, какое одновременно забавное, пугающее и дикое впечатление являю со стороны!

Весь в пыли и песке, местами подгоревший на Солнце, поздним вечером вошел к ним в отель со стороны Алжира (до которого здесь от силы километра два) человек, неся на плече огромный черный мешок.

Улыбнувшись своей маленькой оплошности, я сделал всё, как они мне и велели: медленно опустил свой мешок и не спеша открыл его, показывая шкуры. Охранники заметно расслабились и быстро выдали мне ключ, предложив подняться отдохнуть в номер (чтобы не вводить своим видом в смущение остальных гостей – такое в их глазах читалось окончание фразы).

Я был абсолютно не против этого.

А чуть позже, приведя себя хоть в какой-то относительный порядок, я спустился ненадолго стряхнуть с уставших мышц все перипетии прошедшего дня, поплавав под прекрасным звездным небом Сахары в прохладном бассейне. Выпил в баре бокал отличного вина. Да отправился пару часов поспать, ведь уже ранним утром, еще до восхода Солнца, мне предстояло проститься со сказочным Дузом.

Однако только стоило мне задремать на узкой, хотя и вполне сносной кровати, как меня разбудил вдруг пронзительный громкий вой!

Чарующая гортанная песнь лилась над спящим оазисом. Она проникала в окна домов местных мразигов и сквозь прикрытые узорчатые ставни гостиничных номеров.

Я вышел на балкон. Оказалось, что это шакалы пришли к краю городка откуда-то из глубин Сахары. Конечно, они не станут переходить дорогу, разделяющую дикие просторы и обитаемое селение.

Но как одиноко и прекрасно звучал словно бы одновременно со всех сторон их полуночный вой! В нем было что-то правильное, естественное, настоящее. И волосы на теле сами собою вставали дыбом. Но не из страха, а от восхищения и восторга перед этой звериной мощью и дикой силой природы.

Не успел я толком снова заснуть, как внезапно весь Дуз опять наполнился звуками и жизнью! Это первая молитва призывала верующих восславить Аллаха. Торжественное пение муллы разносилось из мечети по всему африканскому оазису. Ему вторили голоса жителей, присоединявшихся к обряду из своих дворов и домов…

А потом вдруг стихло абсолютно всё!

Погасли огни. В один миг смолкли все голоса. И лишь цикады продолжали стрекотать в густых зарослях розового олеандра.

Поняв, что этой ночью мне более уж не заснуть, я не спеша принялся готовиться к отъезду. Утрамбовал плотнее бараньи шкуры в мешке, выпустив при этом наружу из полиэтиленовых недр несколько видов местных летающих и ползающих насекомых. Полакомился отменным кускусом с хариссой и несколькими кусочками сочного арбуза.

А затем уже знакомый автобус повез меня прочь. Я задумчиво смотрел за окно, где темнота еще никак не хотела уступать место новому солнечному дню. За стеклом проносились узкие улочки Дуза, полные загадок и всевозможных чудес. В уже открывшихся местных кафе собирались мужчины, чтобы привычно для себя провести еще один знойный летний день: сидеть за пластмассовым пыльным столиком, потягивать сладкий мятный чай или кофе и болтать обо всем подряд в ожидании, когда палящее африканское Солнце снова направится к горизонту. Тогда разойдутся они по своим домам, где суетятся с самого утра, убираются, кормят животных и стряпают пышные лепешки их верные жены.

Но вот уже изумрудная пальмовая роща сменилась серой поверхностью Эль-Джерида, заняв собою всё пространство от горизонта до горизонта. А мой автобус ехал и ехал вдаль, в поисках новых чудесных земель, навстречу удивительным и непредсказуемым приключениям.

Прощаясь с Сахарой, я без устали размышлял многие часы пути, удалось ли мне все-таки отыскать сердце и душу великой пустыни. Но как ни вспоминал я всё то чудесное и удивительное, что случилось со мною в минувшие дни, ответ находил лишь один:

это она нашла и навечно пленила мои сердце и душу.

Это я добровольно и безропотно сдался ей.

Это будто бы сладостное проклятье Тин-Хинан, чей призрачный силуэт исчезает сияющим миражем всегда ровно за мгновение до того, как ты сможешь его заметить.

Это вечная, безбрежная, жестокая и прекрасная Сахара.

Часть 3. Север Туниса

Тайны древнего Карфагена

На севере Туниса, в 15 километрах от его одноименной столицы, на мысе, сразу с двух сторон омываемый морем, вот уже, кажется, целую седую Вечность стоит древний и гордый, легендарный Карфаген.

Как рассказывают нам историки, он был основан финикийскими колонистами в 800х годах до н. э. И очень скоро, благодаря удачному расположению, стал крупнейшим государством на всем западе Средиземноморья.

Имея выход к большой воде со стороны юга (на севере располагалась лишь военная гавань), местные жители быстро наладили крайне прибыльную для себя морскую торговлю. Секрет же ее успеха был банально прост. Вернее, его не было вовсе. Здесь сыграло свою роль лишь то, что абсолютно все корабли, пересекавшие Средиземное море, неизбежно проходили недалеко от его берегов. И никакие фантастические голоса сирен, заманивающих усталых моряков, да заклинания могущественных колдунов здесь были абсолютно ни при чем.

Еще одна тайна неподвластной времени славы великого государства заключается в том, что оно, на самом деле, рождалось и умирало дважды.

Первый раз Карфаген был основан финикийской принцессой Елиссой. Необычное же современному слуху название значило просто – «Новый город». Однако Римская империя всерьез обеспокоилась могучим соседом и, лишний раз не испытывая судьбу, поскорее стерла того с лица Земли. Нисколько не пожалели римляне даже невиданные в те времена «высотки» (тогдашнюю новинку в архитектуре), насчитывавшие до 6 этажей.

Второй раз, точно огненный феникс, восставший из пепла на берегах лазурных морских вод, Карфаген возник уже как римская колония. В те далекие времена здесь проводились жестокие религиозные обряды: богу Солнца и богине Луны приносились в жертву первенцы мужского пола, о чем свидетельствует найденное археологами огромное захоронение младенцев.

Карфаген продолжал процветать на зависть всем соседям. И вот сначала варвары, следом за ними византийцы, а в конечном итоге, арабы подчинили себе купающееся в роскоши и деньгах легендарное царство. «Новый город» нарекли Кайруаном, и он стал столицей древнего арабского государства.

Сегодня же Карфаген представляет собой довольно обширную площадь руин. Нагромождения огромных валунов песчаного цвета, сохранивших на себе всевозможные загадочные надписи и узоры, несколько арок и столь долгожданных в дневной африканский зной пещер да высокие колонны – вот что открывается рядовому любопытному туристу, дерзнувшему добраться к далекому северному мысу.

Более дотошных и, видимо, менее подверженных мукам жары путешественников еще ждут археологический парк, кафедральный собой святого Людовика и римские термы. Здесь же неподалеку находится знаменитая мечеть Укба – одна из самых великих и старейших святынь мусульманского Запада.

Большинство же посетителей, оказавшихся здесь в дневное время суток, старается пробежать руины как можно скорее, успев запечатлеть объективами дорогих фотокамер по пути все, на что только хватит терпения и выносливости. Издалека они очень напоминают пестрых диковинных муравьев, запущенных от безделья каким-нибудь великаном в хитроумный каменный лабиринт.

Вокруг древней достопримечательности (к ее чести следует сказать – внесенной в список всемирного культурного и исторического наследия ЮНЕСКО) ныне обильно и кучно расположились «дачи» местных богатеев и представителей власти. Здесь же находится резиденция президента Туниса, которую все гиды строго-настрого запрещают фотографировать, пугая вездесущими камерами и охраной, но которую, конечно же, снимают абсолютно все, чтобы потом долгими зимними вечерами хвалиться на «большой земле» друзьям:

– А вот здесь обитает президент, да. И это нельзя фоткать. Рисковал собственной шкурой, ей-Богу, и только ради вас, только ради вас, дорогие гости…

(вид на резиденцию президента Туниса)

Бело-голубые улочки Сиди-Бу-Саида

Далее мой путь лежал в загадочные андалузские кварталы небольшого тунисского городка, фотографии которого в огромных количествах заполняют и без того перегруженные всевозможные социальные сети, а потому населенный пункт всегда сразу отлично узнается.

Это город Сиди-Бу-Саид, названный так по части длинного и совсем уж непроизносимого имени одного исламского проповедника. В 12 веке он основал на месте ничем непримечательного селения крупный религиозный центр, позже ставший местом застройки «элитного жилья» зажиточных тунисцев. А в первой половине 20го века было решено сохранить знаменитую цветовую гамму в андалузском стиле – все здания здесь разрешено выкрашивать только в белые да синие тона.

И хотя усталый путник был вконец измотан жарой и уже практически обессилел к моменту входа в городок, он не растратил своего врожденного упрямства. И сумел-таки отыскать в закоулках местных дворов и красные двери, и золотистые лестницы, и прочие островки всех возможных цветов радуги.

Двери Сиди-Бу-Саида являются еще одной его достопримечательностью. На их фоне фотографируются, кажется, абсолютно все. Каждую из них покрывают многочисленные узоры, выполненные с любовью и редкой для местных дотошностью. Неведомые науке рыбы и руки Фатимы встречают каждого заходящего в городок и сопровождают на протяжении всей прогулки.

Чем ты еще сможешь порадовать свой любознательный взор и удовлетворить неиссякаемое любопытство в этих краях?

Да пожалуйста!

Отважные странники-шопоголики усмирят свою страсть, бродя меж бесчисленных лотков, лавчонок, магазинчков и салонов, предлагающих, как обычно это бывает на Востоке, абсолютно все. Эдакая медина в бело-голубой миниатюре. Оглушающее:

«– Смотри, смотри потом! Regarder! Ялла!»

с традиционным хватанием за руки, громким свистом вслед проходящим мимо девушкам и суета тунисских суков, конечно же, прилагаются.

Изысканные гурманы побалуют урчащие после долгой дороги желудки местными сладостями и ароматным чаем на меду с мятой и разнообразными орешками, лениво плавающими на поверхности.

Чего-чего, а уж кафе и ресторанчиков здесь – на любой вкус и в избытке! Только будь готов к тому, что в них, вместо надоедливых торговцев, туриста радостно встретят полчища отъевшихся на местных харчах ос. И за долгожданное лакомство наверняка придется немного побороться с неожиданно проворными насекомыми.

Любителям красивых видов и тишины (хотя она в шумном Сиди-Бу-Саиде, по-моему, везде очень относительна и условна), стоит сразу пробежать все это многоголосое жужжащее безумие и спуститься к морю.

Здесь находится бело-голубая же смотровая площадка с открывающимся прекрасным видом на лазурную морскую бесконечность, которая просто захватывает дух.

Однако за удачное фото тут тоже придется попотеть. Толпы вездесущих туристов вряд ли оставят тебя, мой дорогой путешественник, хоть в одном кадре наедине с величием Средиземного моря да выступающими из воды серыми скалами.

Зато что-что, а уж одиночество в запутанные андалузские кварталы Сиди-бу-Саида точно отродясь не заглядывало. Для желающих окунуться в атмосферу настоящих восточной суеты и гостеприимства этот маленький, словно бы игрушечный, городок всегда готов распахнуть свои двери.

Конечно же, только белые и голубые, с фантастическими рыбками и причудливыми завитушками.

Ну, и с небольшим количеством других оттенков красок. Но это, как мы помним – лишь для самых внимательных и упрямых.

Тунис в Тунисе

Вдоволь нагулявшись по волшебным мощеным улочкам андалузских кварталов, на год вперед наслушавшись пренеприятнейшего жужжания местных ос, однако все же утолив на время жажду приключений новыми яркими впечатлениями и просто жажду – наивкуснейшим мятным чаем, я решил немного осмотреться в столице этой жаркой и уже так полюбившейся мне африканской страны.