Терновая Лилия

Горожане были одеты как на праздник. Выходной все же. Женщины выгуливали шляпки и супругов, холостые мужчины подмигивали цветочницам и покупали пару букетиков, прося в довесок целомудренный поцелуй в щечку. Эдакий незамысловатый флирт.

Девушки хихикали, краснели и стреляли глазками, вопреки всем предостережениям Клеменс.

Площадь еще только заполнялась гуляющими. Огромный фонтан рассыпался струями в самой середине мощеной брусчаткой окружности, рядом с ним на широком мраморном бордюре сидели воркующие парочки и почтенные матроны, наблюдавшие за носившимися за голубями детишками.

С одной из сторон к Фальгаррской площади примыкал дворцовый парк. Он уже давно отделился от основной королевской резиденции, став местом отдыха горожан. Да и сам король переехал в новый дворец, побольше и пороскошнее, оставив в старом здании только службы вроде налоговой и залы для заседания министров и совещаний.

Некоторые праздники тоже все еще проводились в старом помещении, например ежегодные балы и другие массовые увеселительные мероприятия для высшей столичной знати.

Солейль, новое место жительства короля и его обширного двора, находилось за городом. Вокруг него разбили прекрасный парк, еще краше того, аллеи которого уходили вглубь зелени от Фальгаррской площади. По официальной версии, король захотел стать ближе к простым людям, потому переехал за пределы столицы, в деревню. Только вот злые языки утверждали, что во время постройки новой территории, длившейся ни много ни мало десять лет, были использованы самые роскошные материалы и наняты самые известные архитекторы. Так что о простоте не могло идти и речи.

Держась за спинами остальных цветочниц, я украдкой подглядывала на горожан.

Видно было, что живущие здесь люди зарабатывают больше, чем на окраине. Ткань на одежде казалась дороже, кроме того, то тут, то там ее украшала вышивка стеклярусом, золотыми и серебряными нитями и кружевом, да и крой был явно сложнее куска полотна, что заменяло мне юбку. Вместо комплектов с жилетками дамы одевались в платья, а прически были настолько сложны, что чудом не рассыпались под порывами лёгкого летнего ветерка. Возможно, именно поэтому в них втыкали столько шпилек с фигурными навершиями – не только для красоты, но и для функциональности.

Солнце только показалось из-за домов – до полудня еще несколько часов, зато самых продуктивных. Позже гуляющие разбредутся по тавернам и домам, обедать. Мы в этот момент, подменяя друг друга, сможем перехватить по захваченному из дома куску хлеба с сыром, чтобы не отвращать покупателей бурчанием голодного живота. И еще пару часов постоим на площади, возможно, пройдемся парами-тройками по близлежащим улицам. В это время влюблённые парочки выходят прогуляться в сопровождении дуэний, и многие молодые люди покупают дамам сердца цветы.

В одиночку Клеменс нам ходить категорически запрещала. И вскоре я поняла почему.

Полдень быстро приближался, люди постепенно разбредались кто куда. Некоторые присели на террасах здесь же, на площади, но далеко не всем гуляющим это было по карману. Большинство вернулось домой, сочтя моцион на сегодня выполненным.

Таверны и кабаки распахнули свои двери первым посетителям. Мы с девушками, не сговариваясь, проходя мимо, прибавляли шагу, чтобы не соблазняться ароматами свежезажаренного мяса и тушеных овощей. Изредка то одна из нас, то другая скрывалась в переулке, наскоро перекусывая незамысловатым полдником. Есть при всех, на ходу, считалось неприличным, так что приходилось укрываться от посторонних взглядов.

Когда Софи задержалась, я по неопытности не придала этому значения. Моник, на правах старшей над нами – кто-то же должен делиться с остальными премудростями жизни, пока Клеменс рядом нет, – послала меня проверить, как она там.

И не зря.

Стоило мне свернуть в узкий тупичок, куда десятью минутами ранее отлучилась цветочница, моим глазам открылась весьма неприглядная картина.

Трое плечистых мужчин в плащах и в высоких сапогах из дорогой кожи зажали несчастную девушку в углу. Деваться ей было некуда – в какую сторону бы она ни сунулась, ее ждали жадные руки.

Софи вжалась всем телом в стену, вытирая не особо чистую кладку новеньким подолом юбки. Она только утром хвасталась, что нашла очень качественную ткань по дешевке из-за пары дырочек в рулоне. Из повреждённых мест она выкроила костюмчики и платья детям, а из оставшегося получилось аж по две юбки ей и матери. Из лоскутков бабушка собиралась делать детям покрывало на кровать.

Корзина валялась неподалёку, опрокинутая набок. Фиалки, которые мы с таким тщанием увязывали бантами пару часов назад, рассыпались в уличной грязи, некоторые уже успели затоптать сапогами троица молодчиков.

Значит, дохода у бедняжки Софи сегодня не будет.

Это меня почему-то выбесило больше всего.

– Оплатите ущерб, месье, – негромко потребовала я. Тот, что практически распластал Софи по каменной кладке, безо всякого стыда лапая ее за виднеющуюся в корсаже грудь, обернулся, но отстраниться и не подумал.

Глава 4

Внешностью нападающий напоминал ангела… Ну, в моем представлении. Кажется, это что-то из религии, хотя до этой темы мы с Клеменс еще не дошли. Слово, при взгляде на парня первым возникшее в сознании, было «херувим». Золотистые вьющиеся локоны спиралями спускались на плечи, а широко распахнутые невинные голубые глаза отрицали у него наличие каких-либо грехов.

Смущения во взгляде потенциального насильника не было. Наоборот, там жила искренняя радость от встречи со мной.

– О, подружка! Ребята, вам повезло! – обратился он к остальным. Те осклабились, обнажив качественную работу целителей. Все зубы были на месте и сверкали здоровьем. Я оценила.

Пожалуй, сейчас самое время для тактического отступления и вызова поддержки.

Только вот стоило мне набрать побольше воздуха в легкие, готовясь к сигнальному воплю, как молниеносно подскочивший второй мужчина зажал мне рот широкой ладонью и притиснул к себе, гася сопротивление.

Судя по запаху, он недавно ел густо смазанное чесноком мясо. У меня аж в глазах защипало.

– Не плачь, цыпочка. Мы не обидим. И, как ты сама предложила, компенсируем, – «ангел» небрежно кинул в отброшенную мною во время борьбы в сторону корзину несколько серебристых монеток. Кажется, су, а не денье. Наш заработок за два-три дня. Щедро.

Софи уставилась на меня расширенными от ужаса глазами. Бедняжка растерялась, не зная, что делать; от шока у нее, похоже, перехватило горло, потому что она даже не пыталась кричать.

Я хотела гордо объяснить, что не плачу, а негодую, но рука на моем лице перекрыла не только голос, но и кислород. Брыкнувшись, чтобы хоть чуть-чуть освободиться, я очень удачно попала по лодыжке державшего меня мужчины. Внешностью он на ангела не походил совершенно, скорее на южанина: темноволосый, кареглазый, со смуглой кожей. На кисти белели многочисленные порезы – видно, не раз хватался за оружие голыми руками.

Он зашипел от боли, но не выпустил меня, а наоборот, сдавил сильнее. Я почувствовала, что задыхаюсь.

Дальше тело действовало само по себе. Мозг мой практически отключился от недостатка кислорода, и я наблюдала происходящее будто со стороны.

Изо всех сил оттолкнувшись от земли ногами, я угодила макушкой удерживающему меня южанину четко в подбородок. Тот бессвязно заорал от боли – похоже, прикусил язык. Поджав ноги к животу, я впечатала тяжелую деревянную подошву починенной обуви точно в солнечное сплетение стоявшему напротив «ангелочку».

Третий, светлокожий зеленоглазый шатен, пока что держался в стороне, не спеша нападать ни на меня, ни на Софи. Я уж было решила, что обошлось, и бросилась к остолбеневшей цветочнице. Плевать на россыпь цветов из обеих корзин – нам бы ноги унести. Но утащить девушку за руку из тупика не успела.

С трудом выпрямившийся ангелоподобный выщерился на меня и сделал какое-то странное движение пальцами. Меня перехватили невидимые верёвки, спеленали по всему телу и подвесили в воздухе.

– Вот теперь я с тобой, сучка, разберусь как следует. Ты хоть понимаешь, тварь, на кого замахнулась? – шипя, как потревоженная кобра, он навис надо мной всей массой, упиваясь властью над беззащитной жертвой. Я судорожно дёргалась в путах, но невидимые петли держали крепко.

– Отпустите ее, мсье, она новенькая, не хотела ничего дурного! – заверещала рядом со мной Софи, внезапно обретя голос. Херувим даже бровью в ее сторону не повёл, сосредоточив все внимание на мне. В его руке блеснул кинжал.

Он меня вот так вот запросто порезать собирается? Среди бела дня?.. А может, и убить, судя по его настрою. Озверевшее лицо, потерявшее всю ангельскую привлекательность в приступе ярости, маячило прямо передо мной, и, поскольку голова у меня была свободна от пут, я сделала то единственное, что могла.

Со всего размаху врезала собственным лбом в лицо херувиму и со злорадным удовлетворением отметила, как хрустнул, ломаясь, под моим ударом его нос.

Заверещали мы с ним на пару. Не знаю даже, кто громче. Я лично старалась изо всех сил: погибать во цвете лет мне категорически не хотелось. Рано мне еще на тот свет, я только жить начала!

Можно сказать, неделю как!

– Что здесь происходит? – раздался громовой голос над побоищем. Я едва удержалась на ногах, ухватившись за Софи и безуспешно пытаясь отдышаться. Неведомая сила, сковавшая тело, исчезла.

Судя по блеску алебард и алым перевязям под плащами, к нам подоспела жандармерия.

Как всегда, вовремя. В последний момент.

Спасибо, хоть вообще появились.

Арестовали нас всех. Связывать не стали, хотя нападавшие мужчины, особенно дважды обиженный мною херувим, на том сильно настаивали. Где логика, спрашивается: агрессоры они, а задерживать предполагалось только нас. Хорошо, что жандармы поступили по совести и забрали всех. Хотя нас могли бы и отпустить – мы, вообще-то, пострадавшие.

Повезло, что Софи жандармам оказалась знакома. Ее почивший муж начинал новобранцем вместе с начальником отряда, поэтому отнеслись к нам со всем возможным уважением.

Но в участок проводили все равно.

Мы с Софи шли в середине, с каждой стороны нас сопровождало по трое жандармов. Впереди гордо шествовали маги, будто это они нас всех поймали и ведут в участок. Глава отряда замыкал небольшое шествие. Редкие прохожие оборачивались и с любопытством смотрели нам вслед, стайка детей и пара собак даже увязались следом, добавляя колорита происходящему. Я чувствовала себя клоуном в цирке, только вот смешно мне не было. Было страшно.

Располагалась жандармерия неподалёку. В каждом районе имелся небольшое отделение, нам повезло попасть в самое многолюдное и крупное – центральное. Всех задержанных с почетом провели по просторному холлу, полному высоких мускулистых мужчин в однотипных кожаных колетах с алыми перевязями. Я засмотрелась, но не потому, что увлеклась их брутальной красотой. Очень уж их форма напоминала мне одежду трупа, рядом с которым я очнулась. В темноте цвета было не разглядеть, но шелковистую полосу мокрой ткани поперёк его живота я помню.

Получается, тот тоже был жандармом. Да и Клеменс упоминала принадлежность плаща, просто я тогда не сильно осознавала происходящее. А сейчас вот вспомнилось.

Прикусив губу, я завертела головой, пытаясь высмотреть доску разыскиваемых преступников и убедиться, что мой портрет не висит там на самом почетном месте. Ничего подобного не нашла, да и на меня никто внимания не обратил.

Возможно, это всего лишь случайность? Молодой жандарм зашёл вслед за девушкой в переулок и умер рядом с ней.

Конечно. Чистой воды совпадение.

Жандармы готовились к смене караула, собирались группами и, горласто смеясь, беззаботно переговаривались. Кто-то поправлял форму, несколько групп, как наши, разбирались с преступниками прямо там, в общем зале, за длинным столом проводя допрос с пристрастием. Приглядываться я не стала, отвернулась сразу. Не люблю вид разбитых лиц, по крайней мере, если лично мне они ничего не сделали.

Нам ничего подписывать или заполнять не предложили, сразу проводив в подвал. Я почувствовала некоторое облегчение – раз не принялись избивать и допрашивать, значит, не все так плохо.

Забранные частыми решетками камеры в основном пустовали, так что нас разместили с комфортом. Меня и Софи заперли в одной, мужчин – в другой, напротив. Глухо лязгнули замки, отгораживая от мира. Жандармы развернулись и, не говоря ни слова, ушли.

– Эй, а защитника? А сообщить кому-нибудь о нашем задержании? – крикнула я им вслед, но ответом мне стал глухой звук захлопнувшейся двери. Щелкнула, отодвигаясь, ставня на окошечке, то есть без наблюдения нас не оставили. Но больше никакой реакции на мои вопли. Что ж, не буду тратить силы впустую.

Я отошла от решетки и огляделась. На полу лежали мешки, набитые соломой. На них я не рискнула бы даже присесть, не то что спать. В дальнем углу стоял глиняный выщербленный горшок, неплотно прикрытый побитой крышкой. Заглядывать я не стала, понадеялась только, что он хотя бы опорожнен, потому что мыт был вряд ли, судя по запаху. А еще хорошо бы, чтобы нас выпустили поскорее – ширмы или другой загородки не предусматривалось, а присаживаться под пристальными взглядами троих мужчин, должно быть, то еще удовольствие.

– Можешь горло не драть. Пока они сами не решат нас выпустить, никто не придёт, – хмуро буркнул херувим, потрогал свой нос и скривился. – Мерд! И магию заблокировали.

– Терпи, неженка, – фыркнул менее пострадавший брюнет. Ему хорошо говорить, у него хоть ничего не сломано. Проговаривал слова он, правда, довольно невнятно – язык, наверное, распух.

Но жалеть их обоих я не собиралась: прилетело им за дело.

– Что же теперь будет?! – всхлипнула Софи. Я обернулась к ней – в глазах бедняжки стояли слезы. Она бессильно сползла по влажной стене, не обращая внимания на окончательно испорченное платье, и, обхватив себя за плечи, принялась раскачиваться из стороны в сторону, как в трансе.

– Думаю, они скоро разберутся, что произошла ошибка, и нас выпустят, – с бодростью и оптимизмом, которых на самом деле не чувствовала, заявила я. Подумав, присела рядом с ней на корточки и приобняла за плечи, притягивая к себе. Пол все же холодный, а подруге сейчас нужна поддержка.

– Мама будет волноваться. А детям сегодня нечего есть вечером, я обещала принести, – забормотала девушка, сжавшись в комок и закопавшись мне под мышку. Ее начинало знобить – то ли от нервов, то ли от холода подземелья. В камерах было промозгло и сыро – пробирало до костей, несмотря на слои ткани.

– Не переживай, к вечеру точно будешь дома, – подбодрила ее я, клацая зубами.

– Я бы предложил плащ, но боюсь, не доброшу, – холодно предложил брюнет. Из всей троицы он производил наиболее благоприятное впечатление. Сам к Софи не приставал, ко мне полез, помогая подельнику, да и то, обращался достаточно осторожно. Мог бы и шею сразу свернуть, хотя с трупом, конечно, не позабавишься… И сопротивления почти не оказывал, и бить не пытался в ответ.

Иллюзий по поводу благородства местных мужчин я не питала. Мы с Софи – добыча легкая, искать или защищать нас некому. Что может та Клеменс? Разве что на могилки нам цветочки поднести. Не факт, что в больнице после всего помогли бы. Уровень медицины мне еще только предстояло оценить, но, глядя на уход за зубами, напрашивался вывод, что остальное тоже не очень.

Попользовались бы втроём и бросили умирать в переулке. Учитывая, что мы – расходный материал, его предложение просто верх галантности. Так что на общем фоне брюнет казался вполне приличным человеком.

– Благодарю, не стоит утруждаться, – ответила я вполне миролюбиво.

Брови его взметнулись вверх – видимо, не ожидал куртуазности от цветочницы. А у меня ноги сами собой дернулись, чтобы еще и в книксене присесть, еле удержалась – на корточках неудобно получится.

Память тела не подводит.

Первым все же не выдержал тот самый блондин, который предлагал мне не орать.

– Вы нас долго собираетесь тут держать? Я из-за вас обед пропустил! – рявкнул он во все горло – я аж подскочила от неожиданности.

Ноги слушались плохо, продрогла я вся, не помогало даже то, что мы жались с Софи друг к другу, как два птенца в гнезде. Брезгливость свою по отношению к мешкам я давно преодолела: не до нее, когда вот-вот околеешь от холода. Так что мы часть подложили под себя, а два прислонили к стене, образовав подобие дивана. Но сено внутри оказалось подгнившим и тоже влажным, так что помог манёвр мало.

То ли к блондину все же питали некое уважение, то ли к нам все равно собирались заглянуть, но дверь заскрежетала и распахнулась, явив жандарма в полном вооружении. Он настороженно косился на мужчин, явно неловко себя чувствуя от того, что их приходится держать в заточении.

– Приношу свои извинения за доставленные неудобства, господа маги, – кивнул он. – К сожалению, ситуация неоднозначная и просто отпустить мы вас не можем.

– А нас? – я все же встала и подошла к решетке, но на меня даже мимолетного взгляда не бросили. Все внимание жандарма занимали мужчины, будто нас в соседней камере и не было вовсе.

– Мы уже уведомили мсье де Бельгарда. Он скоро прибудет и сам решит, как поступить, – уважительно, но без подобострастия отчитался стражник и вернулся за дверь, не забыв ее тщательно запереть.

Блондин раздраженно саданул кулаком по решетке, отчего та даже не дрогнула, а он сам поморщился. По перекладинам пробежал едва заметной змейкой золотистый разряд.

– Мы точно пропали, – прошелестела Софи, и снова начала всхлипывать. – Они же маги! Да еще и ученики самого де Бельгарда! Нас четвертуют или колесуют за то, что подняли на них руку.

– Скорее отрубят голову, – злорадно дополнил список неприятных казней зловредный блондин. Брюнет покосился не него неодобрительно, но ничего не сказал.

– Ну, ты, положим, ничего на них не поднимала. Даже глаз, – степенно заметила я, неодобрительно зыркнув на херувима. Он осклабился и с оттягом провёл большим пальцем по горлу, изображая мою предполагаемую незавидную участь. Красноречиво закатив глаза, я отвернулась от клоуна и услышала в камере сдавленный смешки, а следом ойканье. Брюнет, вопреки ситуации, нравился мне все больше. Кажется, он как-то зависит от блондина и вынужден ему подчиняться, иначе не вёл бы себя как свинья.

– А по поводу меня не переживай, у меня смягчающие обстоятельства. На кону стояла наша с тобой честь, что мне нужно было делать? Молча раздвинуть ноги?

– Вообще-то да, – подняла на меня красные от слез, злые глаза Софи. Я опешила. Вот тебе и благодарность за спасение. – Нужно было делать, что велят мессиры маги. Денег бы дали, не обидели. А теперь нас точно казня-а-ат! – и она с воем снова уткнулась в натянутую на коленях юбку.

Я аккуратно убрала руку, которой все еще обнимала ее за плечи.

Так вот и выясняется, что помогать людям, когда об этом не просят, себе же дороже.

Теперь фыркал уже херувим, но ему, к сожалению, подзатыльник выдать было некому.

Спустя еще два часа, когда я начала уже с тоской поглядывать в сторону глиняной посуды и примеряться, как именно растопыриться, чтобы не обнажить все подряд, дверь в подземелье снова заскрипела.

– На выход! – скомандовал жандарм, отпирая решетку троице. Ему прикосновение к ней не причиняло вреда.

– А мы? – я встала, с трудом переставляя негнущиеся ноги, и проковыляла поближе к решетке нашей камеры, которую никто не позаботился отпереть.

– За вами двумя сейчас вернусь, – бросил стражник, не глядя в мою сторону, и распахнул створку пошире, будто он швейцар при входе в элитный ресторан, а не охранник в тюрьме, выпускающий заключённых. Херувим выплыл с торжествующим видом, разве что язык не показал. Одурел мальчик от вседозволенности, похоже. Лет ему с виду не так чтобы много, вот и наслаждается властью, от большого ума.

В отсутствие мужчин мы с Софи быстро решили свои вопросы, старательно глядя в противоположные стороны. Я вообще старалась к ней не подходить, решив про себя, что обязательно поговорю с Клеменс по поводу всей этой истории.

Меня заинтересовали мои права. Как женщины, как жительницы столицы и как человека. Раньше я как-то не задумывалась над такой насущной проблемой – просто потому, что не сталкивалась с трудностями, сидя под боком у доброй хозяйки.

И в первый же выход в люди угодила в неприятности по незнанию.

Нас провожали далеко не так уважительно, как мужчин. Стражник покрикивал, понукая нас прибавить ходу на лестнице, хотя юбки отчаянно путались в ногах и несколько раз я чуть не упала. Отчасти виноват в этом был некстати полученный тычок в спину деревянной частью алебарды.

Даже без разговора с Клеменс мне потихоньку становилось ясно, что прав у меня немного. Запоздалый страх пробирался в душу, свиваясь ядовитым клубком и нашептывая пораженческие мысли.

А вдруг и правда отправят на казнь или в тюрьму за то, что подняла руку на высшее существо? Я же понятия не имею о законах. Хотя, если бы все было так однозначно, нас бы не арестовали всех вместе.

Пока я мучилась сомнениями, мы пришли. На втором этаже жандармерии располагался просторный зал для общих собраний и заседаний. За стоявшим на небольшом возвышении столом восседал молодой мужчина в длинном, из дорогой ткани с богатым золотым шитьем темно-вишневом плаще. Его каштановые волосы были собраны в небрежный хвост, а ноги в высоких сапогах, видные под столом, притоптывали в нетерпении.

– Это они? – уточнил он у подобострастно склонившегося к нему пузатого усача. Судя по щедро расшитому колету из тонко выделанной кожи и властной ауре, это был начальник участка. Вместо него, впрочем, ответил херувим, совершенно по-детски показав на меня пальцем.

– Вот она, – и даже нижнюю губу обиженно выпятил.

Глава 5

Я укоризненно покосилась на указующий перст – его, интересно, не учили, что это неприлично? – и перевела взгляд на самого де Бельгарда. Тот в свою очередь с любопытством изучал меня, и тут до мозга с запозданием дошло, что Софи уже с минуту как присела в неудобном даже с виду реверансе, почти до пола… И того же ждут от второй девушки в помещении. То есть от меня.

Я поспешно согнула колени, придерживая кончиками пальцев юбки, и уставилась в пол. Вышло как-то само собой и вроде вполне достойно. Никто не засмеялся, по крайней мере.

Кроме нас, пятерых виновников происшествия, главы участка и де Бельгарда, в зале у стен переминались жандармы. Минимум десяток. Они думают, мы сейчас с Софи нападем на кого-нибудь и запинаем насмерть? Или зрелищ не хватает и хочется посмотреть, как наглых девиц, посмевших отказать в утехах магам, прямо тут казнить будут?

При этой мысли я передернула плечами. Напитавшаяся в подземелье влагой ткань неприятно липла к телу, а в носу уже начинало хлюпать. Если со мной не разделаются тут же, все равно придется полежать с простудой.

Маг за столом неопределенно помахал в воздухе пальцами, разрешая нам всем выпрямиться. Оказывается, троица тоже оказывала ему почтение дружным низким поклоном. Только сейчас я заметила, что одежда их чем-то схожа. Вышивка, темная ткань, характерный узор по краю – все для того, чтобы особо важных персон можно было отличить издалека и оказать им всяческое уважение. Только вот я этого не помнила, вот и вмешалась на свою голову.

Хотя, даже знай я, кто они, все равно заступилась бы за Софи. И за любую другую бедняжку, оказавшуюся в подобной ситуации. Занимаемый высокий пост совершенно не повод вести себя по-свински.

– Я слушаю, – веско уронил маг и уставился тяжёлым взглядом на блондина, безошибочно определив зачинщика всего.

– Я предлагал деньги. А она изображала недотрогу, – херувим снова ткнул пальцем, теперь в Софи, но, поскольку я стояла между ними, получилось, что опять в меня. Я на всякий случай сделала шаг назад, чтобы не плодить непонимание. Уголок рта де Бельгарда дернулся, будто он пытался подавить улыбку, но взгляд, направленный на блондина, суровости не утратил. – Потом вмешалась эта.

Палец, как стрелка качественного компаса, снова упёрся в меня.

Рот дернулся уже отчетливее. Де Бельгарда явно забавляло происходящее, чего нельзя было сказать обо мне. Я продрогла, оголодала и перенервничала.

– Блез? – перевёл испытующий взор маг на вменяемого брюнета. Короткое, рубленое имя вполне ему подходило. Он и сам был похож на топор: резкий, основательный и плечистый – от него веяло уверенностью в себе. Такому не было нужды зажимать девушку в темном углу – скорее отбиваться от них приходилось.

– Себ выпил на площади и предложил развлечься. Я пытался отговорить. Не вышло, – коротко и четко отрапортовал Блез. Так я и думала. Главный в этой тройке херувим, но вовсе не из-за большого ума.

– Вас задержали сразу после полудня, – медленно, веско протянул де Бельгард, и мне захотелось отступить еще на шаг, хоть я ни в чем и не была виновата. Побелевший блондин мое мнение явно разделял. – Ты выпил так, что потерял контроль над собой и пошёл приставать к девицам с самого утра? Сколько раз я тебе говорил…