Полная версия
Стрелы для хана, или Богуслав из Китежа
Богуслав быстро спешился с коня и, сделав знак своим дружинникам,
чтобы те не вмешивались в ссору, обнажил меч. Эрик тоже извлек меч из
ножен. Богуслав первым атаковал своего противника, и булатные клинки
скрестились! Зазвенела сталь, полетели искры. Соперники делали яростные и
мощные выпады. Оба воина были непревзойдёнными мастерами ближнего
боя.
Вокруг сражающихся живо образовалась любопытная толпа: В первом
кольце стояли воины Богуслава. А за ними – купцы, их слуги, ремесленники,
крестьяне, знать и иностранные гости. Многие стали шуметь, выкрикивать и
подбадривать обе враждующие стороны.
– Убей его Эрик! Убей!
– Заколи русича!
– Богуслав, снеси ему голову! Покажи кто лучший витязь на
Владимирской земле!
– Бей проклятого варяга!
– Разруби его на части, Богуслав!..
Теперь Эрик перешел в наступление, а Богуслав с трудом отбивался от
сильных и быстрых ударов норманна.
– Стойте! Опомнитесь! – заметалась возле витязей Дарина. – Вы
изведете друг дружку! Прекратите! Богом прошу! Остановитесь! Что вы
делаете?!
Но распаленные обидой соперники не слушали девушку и продолжали
схватку. А Дарину оттащили от поединщиков какие-то бояре.
– Прочь отсюда! – кричали они. – Не шали, девка! Порубят тебя на
мелкие части сии драчуны! Вот Полябе нашему горе прибудет великое!
– Ах, остановите их кто-нибудь! – продолжала суетиться Дарина.
И вот на площади появился на белом коне сам князь Суздальско-
Владимировской земли Юрий Всеволодович, его верный воевода Поляба
Удалой – отец Дарины и личная охрана князя в количестве тридцати
всадников.
Увидев толпу зевак и поединщиков, князь не на шутку разгневался.
– Это что за намеренная брань?! – воскликнул он. – Ужель это мои
лучшие воины меж собой бьются?! И кто это?! Богуслав и Эрик?! Ах, они
окаянные! Да что за бесовство учинили! И какова причина тому стала?! А ну
прекратить схватку! Да немедля!
Воевода, уловив настроение князя, поскакал вперед и громогласно
объявил:
– А ну расходись народ честной! А вы мечи в ножны! Мечи в ножны!
Слышите, олухи распроклятые! Кланяйтесь в ноги князю! И просите его о
великом милосердии, а то не сносить вам головы за такое прегрешение! Ах,
вы, петухи драчливые, что удумали!
Этот крик отрезвил двух поединщиков, и они к своему великому
неудовольствию засунули в ножны мечи, встали на одно колено и смиренно
поклонились князю. Глубоко поклонилась и Дарина.
Князь прикрикнул на соперников:
– Воины мои, негоже вам убивать друг дружку! Что вы как кошка
собакой! Других дел али ли нет, как биться с ратным товарищем! Не
перевились еще враги наших земель, их – тьма, вот их и рубите! А здесь в
родном граде – не треба чинить потеху! Вот велю вас строжайшим ладом
наказать, да публично, да на красном месте! Дабы другим неповадно было –
надолго запомните у меня!
В свою очередь воевода прикрикнул на свою дочь:
– Дарёна, а ну с глаз долой! Ступай немедля домой и сиди в своей
светлице! Я приду – поговорим! Не взыщи долее! Эх!..
Щеки девушки запылали ярче алого рассвета, она, не поднимая
очаровательных лазурных глаз, чуть не бегом отправилась в свой боярский
терем. А за ней и ее служанка.
Князь приказал Эрику следовать к своей дружине, а Богуславу –
прийти к нему в терем через час. Поединщики быстро удалились с княжеских
глаз долой, стараясь больше не гневить своего правителя. Стал расходиться и
разочарованный неоконченным зрелищем народ. Все обсуждали
скоротечный бой.
Юрий Всеволодович, неодобрительно покачивая головой, принялся
размышлять вслух, а Поляба Удалой стал внимательно его слушать…
– Ладно, когда мы с врагами бьемся, а тут свой со своим воюет? Куда
то годиться! Неприглядность это великая и срамота! Беспутство какое-то!
– Согласен, мой княже, то озорство ненужное да безбожное.
– Помысли, мой верный воевода, а коли Эрик уйдет к своим норманнам
в Скандию? То это пять дюжин отменных воинов мы не досчитаемся. А
поганее, ежели они схватятся супротив – сто десятков витязей уже убудут из
нашей дружины. А каждый воин из подобного отряда стоят дюжины
ворогов! Так это не дело, вовсе не дело, дабы они друг дружки били!
– Ты прав, мой княже, не дело то, не дело.
– Породил ты, Поляба, красавицу-дочку на мою голову! Всяк, кто на
нее глянет – сразу в жены взять ее желает. Лучшие дружинники мои готовы
друг дружку посечь ради одного только одного ее лучистого взгляда. Раздор
твоя лебедушка сеет меж отменных ратоборцев. Зело плохо. А на нас татары,
говорят, собирается идти. И для меня каждый воин на счету ныне!
Воевода сокрушенно выпалил:
– Да разве я повинен, княже, в том, что дочь пригожую вырастил?! И
то, что бог наш, Царь небесный, наградил ее красой невиданной! Сам
любуюсь ее – не налюбуюсь.
– Повинен, не повинен – от этого мне отнюдь не легче. Думай думу,
умная голова, как из сей истории выпутаться с честью. Да так, дабы Эрика и
норманнов под одним моим крылом сохранить, а Богуслава с его отрядом –
под другим. А то, чую, большой беды не миновать. Побьют они друг
дружку. Богуслав чуть-то – вспыхивает как огонь, а Эрик ему в том не
уступает. И свои обиды не прощает. Мстителен он и коварен.
Поляба Удалой в задумчивости почесал свою седую и кудлатую бороду
и затем сказал:
– Все должно быть честь по чести, княже, дабы никому обидно не
было.
– Правильно мыслишь, воевода, но как сию трудность верно
разрешить?
– Вот что я удумал… А что ежели устроить им кулачный бой? "Сам на
сам". Эрику и Богуславу.
– Кулачный бой? – удивился Юрий Всеволодович. – Бойка? Эхма! Для
какой нужды-то?
Поляба Удалой хитро прищурился.
– А вот для какой. Пущай побьются без оружия. Так они не лишат друг
дружку жизни, а наставят токмо синяков да ушибов. Кто одолеет соперника,
тому и отдам Дарину. То честь по чести будет! И никто из них не обидится
на такую волю. Каково, княже?
Юрий Всеволодович оживился:
– А что, верная мысль, Поляба! Быть по сему! На то будет моя княжья
воля! Устроим им поединок! И в угоду нашему народу и ради нашего
успокоения. Вот потеха будет!.. Только скажи, Поляба, не жалко будет чадо
родимое викингу отдавать, коли он вдруг победителем окажется? А ежели
она его не страждет вовсе?..
Воевода тяжело вздохнул.
– Мне как отцу, разумеется, жалко ее будет. Да и к Богуславу я более
радею, чем к Эрику. Но… токмо ради процветания и единения нашего
княжества чего только не сделаешь. Пожертвую я и Дарёной. Но, а ежели
Богуслав станет в бою лучшим, то я искренне возрадуюсь сему и обращу
свои хвалебные речи Отцу нашему небесному.
– Будем радеть за Богуслава, дабы он был первым на кулаках. Я тоже
люблю я его больше всех моих богатырей.
– На том и порешим, мой вождь.
– Согласен, на том и порешим…
Княжеский отряд разделился. Часть дружинников отправилась за
воеводой, а другая часть – за Юрием Всеволодовичем.
Князь приехал к себе в хоромы.
На огромном княжеском дворе деревянными мечами и секирами
фехтовала несколько десятков детей и отроков. В возрасте от восьми до
семнадцати лет. Другие юные "воины" стреляли по мишеням из лука и
занимались гимнастикой. Между ними ходил наставник, калека-ветеран и
указывал на промахи учеников. То была "младшая дружина" Юрия
Всеволодовича. Великий князь уделял большое внимание ратному
подрастающему поколению: век воина не долог, то в битве погибнет, то от
ран скончается, и важно было князю, чтобы его войско своевременно
пополнялось молодыми ратниками взамен выбывших ветеранов.
Будущих дружинников помимо воинского искусства обучали еще и
некоторым христианским канонам: их старались растить смелыми и
бесстрашными ратоборцами, другими словами, развивали в них качества,
которые считались среди дружинников самыми главными добродетелями, то
есть когда боец мог пожертвовать своей собственной жизнью ради жизни
другого, особенно, когда дело касалось жизни своего господина и
покровителя. К тому же отроков привлекали еще и к исполнению служебных
обязанностей при княжеском дворе; между ними могли быть и несвободные
люди и холопы, детские же "дружины" состояли исключительно из
свободных – сынки и пасынки бояр и воевод.
И часто, проезжая мимо упражняющихся мальчиков, князь
внимательно всматривался в их лица, телосложения, оценивал их упорство,
работоспособность, действия и пытался предугадать: кто же из этих отроков
вскоре станет новым Богуславом или Эриком?
В конце двора находилась хозяйственная часть княжеской резиденции.
Она состояла из множества пристроек – конюшня, свинарник, курятник,
поварня (поварская), мыльня (баня) и помещения для челяди. Здесь на
открытом воздухе холопы жарили на вертелах дичь, а в поварской, на
русских печах готовили другие кушанья.
Юрий Всеволодович с помощи слуги слез с коня и распорядился
поесть. Вслед за господином спешились и дружинники. Эти воины жили при
княжеском дворе, в помещениях, пристроенных к главному терему.
Конюхи занялись конями, а холопы еще больше засуетились.
– Великий князь трапезничать желает! – проорал всем чашникам
какой-то слуга и убежал в поварню.
В просторной парадной зале для гостей – гриднице – длинный дубовый
стол проворно застелили белой с красными узорами скатертью. Положили на
него серебряные ложки и ножи и заставили всякими яствами, а именно:
зажаренные на вертеле (то есть "верченные") кабан, косуля, зайцы; жаренные
крупными кусками в русских печах куры, гуси, тетерева; соленые лимоны,
изюм, овощи и грецкие орехи. И все это подносилась на серебреных и
позолоченных подносах. Поставили на стол и разные кувшины и ковши. А в
кувшинах и ковшах – красное заморское вино, хмельной мед, сбитень,
клюквенный и брусничный морс. Не забыли слуги принести в гридницу и
небольшой столик с лоханью для мытья рук.
Юрий Всеволодович полакомился мясом косули, запил ее вином.
Отведали угощения и семь верных дружинников князя.
Спустя минут десять в гридницу зашел хмурый Богуслав и низко
поклонился. Он знал, что сейчас князь будет его распекать за схватку с
Эриком на главной городской площади, поэтому, не поднимая глаз, смиренно
сказал:
– Вот и я, княже. Пришел, как ты велел. В точно оговоренный срок.
Юрий Всеволодович сделал знак своим верным ратникам покинуть
гридницу, и когда те ушли, сдвинул грозно брови и суровым тоном произнес:
– Садись, мой верный Богуслав, супротив меня, речь будешь держать
перед своим князем. Расспрос я зело непростой для тебя поведу. Не взыщи,
ратоборец.
– Спрашивай, княже… Знаю, что повинен пред тобою, на том и ответ
держать буду.
Богуслав опустил глаза…
Юрий Всеволодович изо всей силы стукнул кулаком по столу!
Зазвенели, задрожали подносы, ковши и кубки. Пару кубков опрокинулось на
пол. Холопы от страха замерли. Князь гневно закричал:
– Рассердил ты меня, мой верный ратник, не на шутку! Зело
рассердил! Почто свару устроил с Эриком?! Эх, ты, нашел дикую забаву!
Биться с братом по оружию! Это мне без надобности в нынешнее время!
Повинен ты в том! Вот велю тебя бросить в темницу за бесовское своеволие
– будешь знать!
– Воля твоя, великий князь…
Богуслав поник головой и замолчал, а князь продолжал, но уже снизив
тон.
– Почто мне не надобны ваши брани? А вот почто… У Суздаля и
Воронежа, да на Дону, стоят полчища монголов да татар. Видимо их
невидимо. Словно поганого воронья в небе – темно от них даже днем. Ведет
их внук Чингисхана – Батый. Разбили они аланов и половцев, покорили
мордву, буртасов и мокшу, а еще ранее уничтожили волжских булгар, города
их сожгли, полонили многих, и за нас могут приняться. Намедни воины
Креслава поймали в дозоре татарских гонцов к королю Венгрии, так они
подтверждают, что их великий хан против Руси поход замышляют. Война
великая предвидеться, а ты, неразумный, за девицу воюешь! Жизни не
жалко! Этих девиц в нашем княжестве не пересчитать и по пальцам. Ежели
за всякую бабу биться до смерти, семи жизней не хватит.
Богуслав еще больше поник головой и, тяжело вздохнув, наконец
вымолвил:
– Девиц, верно, княже, немало во Владимирской земле и в других
княжествах тоже. Но мне нужна лишь Дарина. Нет больше на Руси такой
красавицы как она. И признаюсь, княже: люба она мне, ох, как люба!
Юрий Всеволодович смягчился.
– Люба, толкуешь?..
– Да, мой княже! – с жаром заговорил Богуслав. – Сердце мое
богатырское она, лебедушка белая, птица сизокрылая, опалила! И чем
опалила? Своими голубыми очами, пригожим лицом, лепой улыбкой и
девичьей статью. Горит от неведомой страсти сердечко мое, ярче солнца
пылает! И нет мне больше мочи, мой княже, терпеть такую муку! Как увижу
ее – сразу разума лишаюсь! И силы свои богатырские теряю, очи свои бойкие
опускаю к низу, ягненком становлюсь безропотным пред нею. Не могу без
нее жить на этом белом свете! Готов с любым сразиться за нее и даже с
целым войском – но только не отдать никому Дарину!
– Во как! Теперь я вижу: сходишь ты с ума по ней взаправду. Что не
мудрено. Она поистине зело пригожа…
– Вот о том я и толкую, княже.
– А она же… кого избрала своим суженным? Неужто твоего
супротивника – норманна? Али иного русского витязя? Что скажешь на то?
– Глядится, княже, что меня она выбрала.
– Будто? И по каким приметам?
– Приветлива она всегда со мной, улыбается. Люб я ей. Я ее служанку
подкупил дивными серьгами, что с похода против половцев привез, вот она и
говорит по секрету, что нравлюсь я хозяйке ее. Только, мол, Дарёна не
осмеливается видится со мной: отца своего страшно боится… А насчет
врагов…. Ежели монголы придут на нашу землю, то дадим им достойный
отпор. Перебьем их всех до одного! И храбрости, доблести и воинского
умения нам не занимать. На том Русь всегда и стояла.
Юрий Всеволодович покачал головой.
– Твоими устами да мед пить, Богуслав. Супостаты – крепкие воины, да
и численность их поболее нашего войска будет. Трое великих князей и все
Мстиславы – Мстислав Старый, Мстислав Удалой, и Мстислав
Святославович, да и другие наши храбрые князья пятнадцать годков тому
назад сложили свои буйны головы на реке Калка супротив монгол. И
половцы хана Котяна нам в ту пору не помогли. Сильные они ратники,
сильные… Не бояться их, но настороже с ними надобно быть… Так что не
хочу я, чтобы брань между моими дружинниками была в такую годину. С
кем я пойду против азиатов?
– Так что мне делать, княже? Как быть?
– Как быть?.. – Юрий Всеволодович щелкнул пальцами, украшенными
драгоценными перстнями. – Эй, слуги мои верные, Налейте богатырю вина!
Тут же к Богуславу подбежал прислужник с серебреным ковшом, налил
в кубок витязю красное вино, а князь сказал с едва заметным нажимом:
– Отпей, мой верный ратник, за мое здоровье.
– Отчего бы не отпить, княже! – Богуслав поднял кубок и воскликнул. –
За тебя, княже, долго тебе жить и править нашими землями! По
справедливости и мудрости! Да услышит Бог мои пожелания!
Юрий Всеволодович с достоинством кивнул и тоже выпил вина. Затем
заговорил:
– Пытаешь меня, как быть, воин? А отец твоей зазнобушки-любушки,
Поляба Удалой, придумал, как быть.
Богуслав встрепенулся.
– И как же?
– Биться вам с Эриком на кулаках велено. Кто выиграет, тот и получить
Дарину в жены!
Витязь заулыбался.
– Отменно придумано воеводою. Так тому и быть! Отвоюю я всяко
разно Дарёну у норманна – али я тогда не Богуслав!
– Не бахвались раньше времени, витязь. Шкуру медведя делят опосля
как его убьют – не ранее. Этот варяг сильный воин. С ним тебе придется
повозиться.
– Да, варяг сильный, но я лучше его… Ох, и крепко, княже, у тебя вино
заморское – аж голова закружилась.
Князь по-доброму улыбнулся.
– Попробуй еще и меда хмельного. Ключник у меня добрый да медовар
тоже. Ешь, пей, за мое здоровье, мой верный ратник. Теперь ты должен
упокоение найти своим думам о Дарине. Все, слава богу, решилось за тебя.
Так что готовься к драке с норманном. И останься покамест со мной,
побеседуем чуток.
– Воля твоя, княже, отчего не побеседовать, – согласился Богуслав.
***
Поляба Удалой грозно сдвинул брови и сердито толкнул толстую
дубовую дверь в опочивальню дочки…
Дарина сидела на кресле и смотрелась в зеркальце, а служанки
расчесывали ее роскошные белокурые волосы и что-то напевали.
– А ну пошли прочь! – прикрикнул на служанок воевода. – Я с дочерью
говорить буду!
Холопки испуганно замолкли, побросали гребни и упорхнули из
комнаты быстрее самых шустрых воробушек. Воевода плотнее прикрыл
дверь в опочивальню. Наступила тягостная тишина…
Улыбка моментально сошла с лица Дарины, она опустила глаза в
тесовый пол и замолчала: она ждала гневных тирад отца. Но воевода медлил.
Пауза затягивалась и это гнетуще действовала на девушку. Дарина искоса
посматривала на отца и гадала: отчего он молчит, отчего не ругает?
Приготовил ей нечто иное, чем отцовская хула? Так что же?!
Дарина уже хотела сама начать разговор, как вдруг Поляба Удалой
наконец-то нарушил молчание:
– Скоро под венец пойдешь, дочь моя. Пришла и для тебя желанная
пора.
– Да как-то уж больно скоро, батюшка, – вздрогнула от неожиданности
Дарина. – И за кого же мне идти-то? Я сама не ведаю за кого хочу. Не
выбрала я себе доколе жениха…
– А я выбрал! – сердито прервал дочь воевода. – И тем паче ведаю за
кого!
– Да за кого же?
– Либо пойдешь за Богуслава, либо за Эрика.
Дарина вскинула удивленные глаза на отца.
– Да как же такое может быть, батюшка?
Поляба раздраженно пояснил:
– Биться они будут на кулаках за тебя, вертячку. Кто одолеет – тот твой
жених. Так князь решил.
– Князь?.. Что за диво! А ежели Эрик победит на поле, а не Богуслав?
– Так и что из оного?! Не пойдешь за норманна разве?! – повысил голос
воевода и насупился.
– Нет! – твердо и решительно ответила девушка. – Тогда я либо жизни
себя лишу, либо в монастырь уйду – но варягу не достанусь! Не мил мне
Эрик, мне Богуслав люб!
Поняв, что проговорилась, Дарина пришла в великое смущение сильно
покраснела и отвернулась от отца.
– Замолчи, негодница! – сердито заговорил Поляба. – Не вертелась бы
подле княжеских дружинников – свары бы между ними не было! А то
стреляешь глазками по сторонам, с толку ратников только сбиваешь!
– Да разве я виноватая в том, батюшка, что краса моя привлекает
достойных мужей! Они сами меня донимают – спасу от них просто нет!
– Донимают, не донимают! Ежели в кулачном бою одолеет норманн,
пойдешь за него, как миленькая! Доколе я твой отец, будешь воле моей
беспрекословно подчиняться! Ясно?! И не перечь мне более! – повелительно
сказал воевода.
Слезы брызнули из глаз Дарины, и она, прикрыв лицо руками, горько
заплакала. Поляба сразу поумерил свой пыл: рыданья дочери болью
отзывались в отцовском душе. И тогда уже боярин сказал своей дочке
спокойно и печально:
– Эхма, да я, Дарёна, и сам-то против норманна, но воля князя для меня
– закон! А коли мы с великим князем не разрешим спор между Богуславом и
Эриком, то одна дружина побьет другую – разве то дело? Негоже им
браниться. Вот так… А более, дочь моя, не вымолвлю ни слова. Будет так,
как сказал благоверный Юрий Всеволодович. И я ему не поперечу. А слезами
горю не поможешь.
Воевода вышел. Сердце его разрывалось от жалости к дочке, но что он
мог сделать – все было уже решено. Княжьи дела выше всех других дел, а
вассал должен подчиняться главному вотчиннику, уважать его, охранять и
биться за него, на том и стоит Русь.
***
Когда Богуслав возвращался от князя, то столкнулся с дочерью боярина
Омели – Веленой. Эта девушка не уступала Дарине ни в родовитости, ни в
молодости, ни в красоте. Она была стройна, изящна, величава как пава.
Только в отличие от белокурой, белолицей и синеглазой Дарины дочка
Омели была смуглой чернобровой, черноволосой, и имела зеленые глаза.
Девушка тоже любила витязя, но страсть ее оставалась без ответа: ведь
мысли и сердце богатыря были заняты Дариной, что немало огорчало
Велену.
– Богуслав, я рада тебя видеть! – просияла боярышня.
Богатырь слез с коня, дружелюбно улыбнулся.
– Я тоже тебя рад приветствовать.
Она схватила его за руку.
– Я сегодня испугалась до смерти…
– А что такое? – насторожился богатырь.
– Ты дрался с этим викингом Эриком?
– Да было дело… Но а ты откуда узнала?
– Сорока на хвосте принесла, – игриво улыбнулась Велена.
Богуслав глубоко вздохнул.
– Да, быстро народ слухи распускает… Скажешь курице, а она – и всей
улице.
– Ты у нас весьма заметный, Богуслав, кто тебя в нашем княжестве не
знает? Да и в других землях? Сделаешь шаг – и о тебе сразу молвит народ.
Другой сделаешь – целые истории сочиняют. Именит ты да славен. Всякая
девка, будь она из княжеского сословия али боярского, али купеческого по
тебе сохнет и кручиниться.
– Ох, уж эта слава да именитость, проходу от нее мне нету.
– Говорят, ты дрался из-за дочки Полябы Удалого?
– Возможно, – уклончиво ответил витязь. – А тебе оное важно?
– Важно, – вмиг погрустнела девица. – Ты же знаешь как ты мне люб.
Богуслав смутился.
– Полно, Велена, я другую привечаю.
– Дарину? А чем он лучше меня? Я тоже пригожа, стройна нежна. Мое
тело красиво, ухоженно и тоже жаждет твоей ласки. И за мной тоже бегают
множество обожателей, дарят дорогие подарки и зовут замуж.
Богуслав отвел глаза.
– Хватит, Велена. Я не спорю, ты красива и мила. Но я же молвил, что
люблю другую. И не судьба нам быть вместе, прости.
– Что же, Богуслав, люби свою Дарину, я не возбраняю, но не отвергай
меня. Я желаю встретиться с тобой. Там у городских ворот есть наша лавка,
что торгует лентами да гребнями. У меня от нее есть ключ. Завтра после
полудня она будет закрыта. Но я буду ждать тебя внутри и по третьему
твоему стуку впущу.
– Велена!
– Повторяю: по третьему стуку. И ожидать буду до трех часов дня. Я
буду совершенно одна. Ты получишь то, что покамест не получаешь от своей
Дарины и не скоро еще получишь и то после венчания. О, Вседержитель,
прости мне этот грех!
Богуслав смутился.
– Что за речи, Велена! Полно! Разве ты не дорожишь своей честью? Ты
еще встретишь достойного нареченного!
– Мне больше никто не нужен, кроме тебя. И ради тебя я готова пойти
на все, даже ежели своими проступками прогневлю Бога и своего батюшку.
А честь я берегу только для тебя и никого иного к себе никогда не попущу,
поверь.
– Велена! Прекрати! – не выдержал девичьего натиска богатырь и,
вскочив на коня, тронул поводья. – Прощай!
– Приходи я буду ждать! – не отступала боярышня.
– Я не приду! – на скаку прокричал Богуслав.
– Я буду ждать! – упрямо повторила Велена, а затем про себя
вполголоса сказала. – Дарина, будь ты проклята, змея подколодная! На
чужого молодца позарилась? Кабы тебе не пришлось после об этом горько
пожалеть.
Придя домой, боярышня долго глядела в зеркальце и при этом
возмущенно приговаривала:
– Ну чем я хуже этой гордячки Дарины? Чем? Каким боком она ему
приглянулась?
А служанка Варвара ее утешала:
– Да ничем ты ее не хуже, госпожа, а даже в сто раз лучше! Ты красива,
стройна, умна! Не соперница она тебе, не соперница.
– Из твоих уст, да Богу бы в уши, Варвара. Ведь что-то в ней есть, раз
Богуслав по ней вздыхает.
– Ничего в ней такого нет, худа, болезненна. А чего хорошего, когда
в девице кости одни? Да ни одному нормальному мужику такое
не нравится. На досках-то то он и в гробу полежит. Я думаю вот что…