Веселый Роджер

Тем временем случается небольшая стычка внизу: один из гостей притащил с собой кокс, за что его выставляют на улицу.

Темнеет сразу после восьми. Народ затопил баню и теперь голышом выбегает из парилки и плюхается с разбегу в бассейн. Кто-то ненадолго уединяется в спальнях наверху, все пьют, шутят, смеются, танцуют под громкую музыку. Атмосфера в целом приятная и располагающая к отдыху. Никто не ссорится, не спорит и не выясняет отношения, не навязывает свое внимание. Каков легкий на подъем и общение двадцатидвухлетний Джей-Ви, такая же у него получилась вечеринка. Жоркин хоть и пьян, но строго следит за тем, чтобы все себя контролировали и вели достойно. Среди его друзей есть несколько крупных парней, которые при случае готовы выкинуть на улицу любого, кто не соблюдает правила хозяина.

Веру зовут в баню, и Белов, шлепнув ее по попке, кивает, настаивая согласиться. «Нормально всё, дуй», – говорит ей, целуя в щеку. Она на мгновение замирает, спрашивая взглядом: «Серьезно? Или устроить сцену ревности?» Последнего сильно не хочется, и Вера облегченно выдыхает, когда он смеется, отрицательно качает головой и уходит на кухню с Димкой, где кроме них больше нет никого.

Перед выходом из дома ее обнимает за шею Джей-Ви и провожает в сторону парилки, где сейчас собрались одни девочки. Внутрь его не пускают, только Веру, потому что там практически все раздетые, расслабляются, греются. В купальниках помимо Веры лишь трое, остальные – голышом. Они взахлеб обсуждают Джей-Ви, его шикарный дом, потрясающую сауну и бассейн. Выясняется, что Жоркин-старший – известный бизнесмен, и подобного рода вечеринки для их семьи необременительны.

– Не могу понять, если родной сын – талантливый дизайнер с европейским образованием, почему сауну строил Белов? – спрашивает Вера в подходящий момент. Она ловит себя на мысли, что гордится Виком: спа Жоркиных вышел очень удачным, красивым и уютным.

– А ты когда-нибудь делала ремонт? – отвечает ей та самая Варя Ради, которая, как помнит Вера, предпочитает девочек. Она уже давно сидит в бане, ее гибкое пластичное тело, неславянское лицо с полными губами и высокими скулами покрывают капельки пота. Объемная грудь часто вздымается в такт дыханию.

– Делала, а что?

– С кем? Неужели ни разу не поругались?

– Вообще-то было дело.

Действительно, они с Артёмом ссорились в пух и прах, выбирая цвета стен и мебели, кричали один другому, что у второго нет и капли вкуса.

– Ну ты представь, тут не просто ремонт, а стройка. Для таких целей лучше приглашать кого-то со стороны. Тем более Джей-Ви с Виком дружат всю жизнь, со школы еще. После этого дома, кстати, Белов надолго пропал из студии. Строил хоромы друзьям Жоркиных. Хорошо, что вернулся. Кроме него, некому фотографировать в этом городе, приходилось мотаться в Испанию, там у меня друг живет.

– Слушай, а вы давно с Виком встречаетесь? – спрашивает другая девушка, длинноволосая брюнетка с таким же безупречным телом, как и у Ради.

– С весны еще, – говорит Вера, понимая, что вопросы неизбежны.

Визит Белова на вечеринку – чуть ли не событие года для этой компании, в которой все друг друга хорошо знают. Тем более Вик явился не один, а с постоянной девушкой.

– Понятно. Ты ведь не модель? Он никогда не мутит с моделями.

– Вообще-то я повар, – усмехается Вера.

Ей понятен их интерес, та же Варя знает Белова несколько лет. Разумеется, им любопытно, с кем он встречается так долго.

– Сильно ревнуешь? Я бы глаза выцарапала своему, если бы он каждый день смотрел на чужие идеальные тела, как у нее например. – Девушка показывает на Варю.

Та смеется, потягиваясь и ничуть не стесняясь того, что обнажена. С другой стороны, ее фотографиями пестрят интернет и журналы, с чего ей вдруг начать комплексовать в женском обществе.

– Я же знала, на что иду, связываясь с ним, – улыбается Вера и впервые за вечер расслабляется, греется, не думая о рисках Белова.

– Вера, это правда, что он очень грубый с женщиной? Слухи ходят, – это ей говорит уже почти на ухо Варя.

Другие девочки делают вид, что заняты своими делами, но никаких сомнений, прислушиваются. Сауна большая, позволяет удобно разместиться десяти желающим. Взгляд падает на пышную грудь Варвары с темными, торчащими вверх крошечными сосками. Интересно, она настоящая? Смотреть на нее не хочется, тем более так долго – неприлично, но оторваться нереально, взгляд возвращается снова и снова.

Ответа все еще ждут.

– Так сильно интересно, как Белов трахается? – Вера приподнимает левую бровь, понимая, что попала в сложную ситуацию.

Вопрос провокационный, он подразумевает либо ярое опровержение, либо молчаливое согласие. И то и другое вызовет улыбки, насмешки и новые сплетни. Но она не может уйти от темы, девушки в любом случае сделают выводы. Вынуждают ее начать что-то объяснять, рассказывать, вводить в курс дела.

В этой компании принято говорить о сексе в том же тоне, что и о помаде. Наверное, это нормально, просто непривычно. И пора бы уже вспомнить, что Вере двадцать три года, а не тринадцать, и повести себя по-взрослому. К счастью, ее щеки и без того пылают из-за жары в сауне. Пасовать перед этими сомнительного поведения дамами Вера точно не будет, она высокооплачиваемый повар с большими перспективами, всего добилась сама трудом и способностями, на последнем мастер-классе ее отметил знаменитый итальянской повар Симоне Райан и пригласил к себе в ресторан. В шутку, скорее всего, но было очень приятно. Им не удастся смутить ее. Вера смотрит на Ради, ожидая очередного выпада.

– Ну да. Джей-Ви говорит, что это неправда. Ну, что Вик по юности девушку изнасиловал. Что не так все было. Но не зря же на него дело заводили. Хотя всякое бывает. Я никого не знаю, кто был бы с ним, вот и интересно, правда ли, что связывает и лупит. В нем что-то есть такое. Таинственная опасность, что ли, – ухмыляется Ради.

Вера приоткрывает рот от удивления. Варя крепко держит ее за запястье, идеальный френч модели на смуглой коже кажется ослепительно белым.

– Ты не подумай ничего, я же друг ему. Мы сто лет знакомы. Только он меня и снимает, остальные лохи да козлы похотливые. Белов единственный, кому стояк работе не мешает. Ну практически, – смеется она.

Изнасиловал девушку? Заводили дело? Что за бред Ради сейчас несет? Да Вик и шага вперед не сделал без одобрения Веры, иногда его нерешительность нервировала.

Вера делает усилие над собой, продолжает улыбаться Варе, та придвигается совсем вплотную, касается голой грудью Вериной руки, смотрит своими большими, чуть раскосыми темными глазищами, ждет ответа.

– Ты не знала, что ли, о его прошлом? Я зря сказала, да? – якобы спохватывается она. – Надеюсь, это ничего? Расстроила тебя? – Варя делает вид, что обеспокоена, и что ей очень жаль.

Должно быть, в почти черных Вариных глазах Вера выглядит глупой деревенской простушкой, над которой не грех поглумиться. Ну уж нет, так не пойдет.

Есть лишь секунда, чтобы решить, как поступить. Нельзя позволить новым сплетням о нем разлететься. Вера загадочно улыбается, словно обсуждать секс для нее в порядке вещей, тянется и, следуя порыву, все еще не веря, что сможет, целует Варю. Сладко, нежно, чувственно. Та тут же раскрывает губы, и Вера делает движение своими, лаская ее.

– Ого!!! – визжат и хлопают в ладоши девочки, таращась на них.

Варя приоткрывает рот, и Вера касается ее языка своим быстро, но уверенно, сама удивляясь тому, что ведет в поцелуе. Целоваться теперь она умеет хорошо, много и часто практикуется. Но нужно заканчивать это дело: удовольствия процесс не доставляет.

Может, Вера и бисексуальна, и ей действительно неожиданно приятно смотреть на совершенную фигуру Вари, но она же любит другого. Поцелуй с Ради не разгоняет сердце, не волнует душу. Касание губ длится от силы несколько секунд и уже в тягость. Вера сделала все, что могла, чтобы перевести тему. Остается только надеяться, что ее смелый поступок захватил все внимание.

А далее события разворачиваются за одно мгновение, накладываются друг на друга, обгоняя, наступая на пятки:

– Девочки, а ну-ка быстро в бассейн! – В сауну как ураган залетает Джей-Ви в длинных купальных кислотного цвета шортах и замирает, вытаращив глаза. – Вера, Варя, ни фига себе! Умоляю, продолжайте!

Девочки, кто без купальников, начинают визжать, прикрываться и выгонять его. Вера отрывается от Вари, находит в себе силы улыбнуться и вместе со всеми выбегает на улицу. Прыгает в бассейн, проплывает несколько метров. Оборачивается и видит, как Варя знаком показывает ей позвонить.

Подозрительный Белов нашел себе чокнутую ревнивую лесбиянку. Отлично. Хорошо, что родители ни о чем не узнают. А насчет обвинения в изнасиловании нужно будет уточнить. Серьезная тема. Артём никогда даже не заикался о подобном, но вряд ли Варя бы стала шутить столь странным образом. Должно быть, там какое-то недоразумение.

Веселье продолжается, градус напитков растет. Многие уже начали целоваться прямо в бассейне, вечеринка начинает выходить из-под контроля, становится бесстыжей. Все эти люди приехали сюда хорошенько выпить и потрахаться, никаких сомнений. Удивляет то, что все они друг с другом отлично знакомы и часто видятся.

Вера спешит в дом, переодевается в свое платье и идет на поиски Белова. Он на кухне, все в той же шляпе, пьет горячий витамин С – на столе перед ним пачка любимых витаминов – и серьезно разговаривает с Димкой, обсуждая макет очередного тату.

Белов трезв как стекло, потому что готовится при случае глотать транквилизаторы и обезболивающее. Кажется, ему здесь скучно, глаза сонные, иногда он зевает, прикрывая рот ладонью.

– Горло опять? – спрашивает Вера.

Он быстро кивает, обнимает ее, присаживает рядом, продолжая говорить:

– Ну и когда будут эти чернила? Ты ж обещал до августа начать раскрашивать. – А ей шепчет: – Хорошо попарилась?

Вера поднимает большой палец, гадая, как скоро Белову донесут о ее приключениях и как он к ним отнесется.

– Что именно раскрашивать? – спрашивает она вслух.

Вик показывает на голень правой ноги. Вера еще ни разу не видела его ноги. Ни ноги, ни плечи, ни живот или спину. Столько ночей провела рядом, он, должно быть, изучил ее тело по сантиметрам, а ей ни разу не повезло его раздеть. Дима и тот знает больше. Он смотрит на Вика своими нереальными бирюзовыми глазами с карими радужками, кивает.

– Ну, сам понимаешь, бывают накладочки с поставками. Я не буду твою кожу бить обычными чернилами, не проси. Я вообще взялся за твои ноги только по дружбе.

– И потому что ты безумный художник.

– Ага, нормальный в глаза краску не зальет. Да же, Вера? – внезапно переключается на нее Дима, смотрит в упор.

– Ой, прости. – Она ловит себя на мысли, что пялится.

Но как можно не пялиться, когда белки его глаз ярко-бирюзовые, а взгляд гипнотизирует, мгновенно загоняет в ловушку, не выпуская. Через пару секунд напрочь забываешь о некрасивом родимом пятне Димы, есть только его глаза, от которых невозможно оторваться. «Страшно-красиво», – приходит на ум определение.

– Еще скажи, ты не ожидал, что все, глядя на тебя, будут думать только о том, какой ты психопат, раз залил в глаза краску, – тут же заступается за нее Белов.

– Можно подумать, кто-то в здравом уме возьмется бить шрамированную кожу, – отвечает тот с вызовом.

– О чем спор? – К ним подходит Джей-Ви с очередной девицей в объятиях.

Хорошо выпившая, она тянется к Вику, хочет обнять его за шею сзади. Вера делает движение, будто закрывая его, загораживая, та смеется.

– Ну, к тебе не подобраться сегодня! – восклицает. Делает взмах рукой, жестикулируя, и задевает стакан на столе.

Тот, как в замедленной съемке, переворачивается, и содержимое выливается частично на стол, а остальное – прямо на живот Белова. Целый, полный до краев стакан – Вик успел сделать лишь несколько глотков. Он пытается его поймать, но не выходит.

Вера быстро опускает руку на лужицу – горячо. Смотрит на Вика, на его глаза, которые расширяются, как обычно бывает, когда он сталкивается с триггером или его угрозой. Лицо Вика застывает, и лишь взгляд выдает ужас, страх перед болью, которая скрутит минутой позже. Белов рассказывал, что эта боль нетерпимая, что в минуту пика нужен кто-то, кто будет караулить, держать за руки, иначе можно и глупостей наделать, из окна выпрыгнуть, только бы прекратить ее.

Вера смотрит в его глаза и видит в них панику. Панику, от которой внутри все сжимается. Они продержались целый вечер, у них почти получилось. Безрассудной была сама идея приехать сюда, зря Вера пошла у него на поводу. Надо было настоять на своем, увезти его домой, в безопасность. Хочется ударить эту идиотку чем-то потяжелее.

– Ну трындец! Я сейчас. – Вик почти спокойно поднимается, даже улыбается, и идет в противоположную сторону дома.

Никто на него не смотрит, бросают вслед лишь короткое «извини». Кажется, только Вера замечает неестественность, скованность в его движениях. Она подходит к холодильнику, непослушными руками находит в морозилке пакет замороженных овощей, бутылку воды и идет следом за Виком, едва сдерживаясь, чтобы не перейти на бег. Сумочка с таблетками висит на ее плече, Вера как чувствовала, прихватила ее с собой.

Сплошная дубовая дверь находится быстро, хоть и расположена в темной стороне дома. Она заперта, Вера стучится, надеясь, что Вик находится именно за ней. Больше ему на первом этаже укрыться негде: повсюду люди, а гостевой санузел вечно занят.

– Вик, это я, открой.

Тишина. Вера стучится снова. На нее никто не смотрит, эта ванная находится в другом конце дома, а гости преимущественно у бассейна и бара.

– Белов, открой дверь. Я хочу помочь.

Он не отвечает, дверь по-прежнему заперта. Чтобы открыть снаружи, нужен специальный узкий предмет, но нет времени сейчас бежать – искать что-то подходящее. Вера начинает долбиться.

– Да вспомни, в конце концов, что у тебя есть яйца, и решись на смелый поступок! – срывается. – Я лед принесла.

Она подпирает спиной стену, прикрывает глаза, представляя, что он там один загибается, не пуская к себе никого. Даже ее, свою Веру, по-прежнему не доверяя, держит на расстоянии. Неужели не чувствует, как она к нему относится, несмотря ни на что? Как сильно ей хочется быть рядом, невзирая на его странности? Что ей еще сделать, чтобы он подпустил ближе?

Проходит секунд двадцать, прежде чем замок все же щелкает и она протискивается через чуть приоткрытую дверь, сразу захлопывает ее и закрывается. Оборачивается.

Он без майки. Стоит в одних джинсах к Вере лицом, из крана за спиной бурным потоком льется вода, яркий свет ванной слепит, отражаясь в глянцевом потолке, черной плитке, безупречно белой чистейшей сантехнике.

Белов смотрит на нее, ждет реакции, от которой будет зависеть многое в ее жизни. И всё – в их отношениях. И Вера вдруг отчетливо понимает, что не может улыбнуться ему и сказать: «Всего-то? Я-то думала, у тебя там что-то серьезное!», как это планировалось раньше.

Она тысячу раз представляла себе этот момент, готовилась сделать вид, что ей все равно, а дефекты его внешности – мелочь. Но она не может так сказать. Потому что не получится искренне, ни одна репетиция не поможет. Будет чистой воды лицемерие, и Вик это поймет непременно. Потому что он действительно выглядит плохо. Не просто плохо. Вера давит в себе это слово, но оно снова и снова всплывает в голове: тошнотворно. Не кожа, а месиво, которое так и застыло каким-то образом, зажило, зарубцевалось, как смогло.

Одного взгляда хватает, чтобы понять: когда Белова спасали, об эстетике не думали, дело касалось жизни и смерти. То, что это смогло в принципе зажить – чудо.

Веру начинает тошнить при мысли о том, как это выглядело сразу после пожара, сколько принесло боли. Эта боль словно передается по воздуху, она проникает в тело вместе с частицами кислорода, которые выдыхают его легкие, растекается по венам, покалывает кожу, которая ноет, будто тоже меняясь. Словно уродство может быть заразным и передается воздушно-капельным путем.

Сердце подхватывает эстафету, колотится. Физически больно просто смотреть на Белова. Его страдания сжигают душу. Ком в груди давит, растет, мешает дышать. Он настолько тяжелый, что Вера тянется к горлу, боря порыв отвернуться. Голова начинает кружиться, а ванная – плыть перед глазами от одной мысли, что такая боль вообще существует, что ее физически можно пережить.

А Вера еще жалуется Вику постоянно, будто есть пять процентов вероятности, что в ее крови находится вирус, с которым можно прожить до старости. Как у нее язык поворачивается? Как Белов ее терпит? Откуда в нем столько понимания?

– Ты сказала, что лед принесла, – говорит он сдержанно.

Берет из ее рук пакет, прижимает к животу и отворачивается. А ей кажется, что земля уходит из-под ног. Рука тянется к косяку, чтобы зацепиться, устоять. Сзади всё еще хуже. Намного, намного хуже. Бугры и рытвины, ни одного кусочка здоровой кожи. Местами тело забито черными картинками, но они теряются на общем фоне. Зачем он вообще их бьет, не поможет же?

Белов снова поворачивается лицом, присаживается на край ванны. Взгляд привлекает пиратский флаг на груди. Вера не знала, что он там вообще есть – страшная жуткая татуировка на обожженной коже. Большая, на всю правую сторону, с белым черепом и костями. А если приглядеться, это не просто череп: на сером фоне человек смотрится в зеркало и видит свое отражение.

Она подходит ближе, чтобы лучше рассмотреть, Вик не шевелится, позволяет. Точно, если смотреть издалека – то серый череп с темными дырами-глазницами и полуразрушенными зубами, а если вблизи, то правая глазница – голова, шея, плечи человека, который смотрит на свое отражение в зеркале – левую глазницу. И отражение темное, мрачное, уродливое. «Я и моя душа», – приходит аналогия в лучших традициях Оскара Уайльда.

– Ты как? – спрашивает Вера. – Я таблетки принесла и воду.

– Кажется, нормально всё. Не сработало в этот раз. Но я еще подожду несколько минут, мало ли. Это не всегда сразу. Ты иди.

Она садится рядом.

– А можно с тобой побыть?

– А хочется?

Белов тянется к майке, но Вера останавливает его руку.

– Не обязательно, я уже всё рассмотрела. Не прячься. Давай подождем вместе.

– На хрен тебе это все надо, Вера? Нянькаться со мной. Отстой сегодня вышел, а не вечеринка, да? Как за годовалым ребенком за мной бегаешь, ни на минуту нельзя без присмотра оставить.

– Ну, я ж тебя не люблю, – говорит она, стараясь бодриться. – Поэтому и бегаю.

– И я тебя совсем не люблю.

Он склоняет голову и утыкается своей макушкой в ее. Так и сидят несколько минут, молчат. Вера без остановки моргает, прогоняя слезы. Ванная продолжает расплываться, кафель на полу то приближается, то снова отдаляется. Лечь бы на него да зажмуриться.

Хочется оплакивать Вика. Оплакивать живого человека, сумевшего каким-то образом зацепиться за этот мир и заставить свое изуродованное, измотанное тело функционировать.

– Помнишь, ты спрашивала, показывал ли я кому-то шрамы? Было однажды дело. Мне тогда начало легчать. – Он выпрямляется, тычет на голову. – Сам стал на заправку ездить. Первые годы Артём мне машину заправлял, каждую неделю приезжал для этого, иногда чаще. Я ж езжу много за город на объекты, нельзя без машины. А от одного запаха бензина сразу крышу рвало. Потом вдруг смог сдержаться один раз, второй. Пересилил себя, победа была настоящая. Курить следом начал, к женщинам прикасаться потихоньку. Раньше ведь не мог даже смотреть. Если порнуха приснится, я сразу на транках, как наркоман, в бреду хожу, ногами шаркаю, в башке туман. А куда ж без женщин? Повсюду они. Хочется ведь постоянно. Дома иногда сидел месяцами. Со временем стало отпускать, только и работал, что на психолога. Помогло. Ну и решил, может, настало время делать еще шаги? Может, не так все ужасно, может, терпимо даже? – Вик поглядывает на Веру выжидающе.

Она слушает внимательно, кивает, поощряя, но смотрит в пол, на Белова не решается. Лишь иногда бросает взгляд – и снова в пол, в безопасность. Как же чисто и свежо здесь. Наверное, никто из гостей не знает о существовании этой комнаты, повезло, что Вик нашел ее. Он продолжает:

– Гордиться-то, в общем, нечем. Купил проститутку на ночь, поговорил с сутенером, что нужна такая, чтобы… ну, опытная, чтобы не испугалась. Поначалу нормально было, она танцевала, раздевалась. Я смотрел. Потом снял майку… – Вик усмехается, качает головой, посмеиваясь над собой же. Делает вид, будто ему забавно, что уже пришло время как байку вспоминать тот случай. – Она как завизжит. Швырнула мне деньги, сказала, что лучше сдохнет, чем обслужит Фредди Крюгера. И свалила. На лестничной площадке одевалась, забыла у меня кучу тряпок, так спешила. Ну, тогда, в общем-то, границы я и установил себе.

Надо что-то сказать именно сейчас, но если Вера откроет рот, то начнет плакать навзрыд.

– Такой вот я Вера. Весь такой. Ляжешь теперь со мной? – Вик толкает ее локтем, посмеиваясь, между тем давая ей повод перевести тему.

Вера цепляется за так необходимую передышку руками и ногами, переключает все внимание на нее, заслоняясь ею от его невыносимой боли и страха, как щитом.

Вскакивает с ванны, встает перед ним, упирает руки в бока и начинает возмущаться:

– Так и знала, что ты водил домой проституток, Белов. Фу-фу-фу, отвратительно!

Он смеется:

– Омерзительный тип, да?

– Еще какой. – Вера едва сдерживается, чтобы не начать на него кричать. Все же отдает себе отчет, что они не дома и их могут подслушивать. Говорит полушепотом, но с надрывом: – Как ты вообще мог, Вик?! Как ты посмел сравнить меня с какой-то тупицей, которая не смогла придумать лучшего способа для заработка денег, кроме как данной от рождения вагиной?!

Белов посмеивается над ней. А Вера изо всех сил старается смотреть на его лицо, руки, но взгляд не слушается, шарит по его торсу, животу, ужасные детали мгновенно врезаются в память. Хоть бы не снились потом.

– Стыдно! – продолжает она. – Какая-то идиотка, которая умеет лишь ноги раздвигать за деньги, тебя обидела, и ты сразу поставил крест на мне, да? Спасибо тебе большое за сравнение, очень приятно. Доставил удовольствие.

В ответ Вик лишь пожимает плечами.

– Да не собираюсь я тебя жалеть из-за этого, – говорит Вера. А потом, поняв, что он может неверно ее понять, добавляет: – В смысле из-за того, что женщина в прошлом тебя отвергла. Я-то другая, для меня внешность не главное. Я же видела шрамы давно. Да, не ожидала, что их так много, но, Вик, как ты вообще мог решить, что я поведу себя так же, как та никчемная шлюха?

Дальше она наконец-то плачет, теперь можно. Вера сделала все так, чтобы он решил, будто она не от жалости, а от обиды. Вик смотрит растерянно, все еще прижимает овощи к животу, но, кажется, его триггер молчит. Белов открывает рот, закрывает, снова открывает.

– Зря рассказал, да?

– Да. Не хочу даже думать, что по твоей квартире ходили какие-то девки, что ты был с кем-то из них так же, как со мной. Пожалуйста, давай обо всем говорить: о том человеке, на могилу к которому мы ездили, о пожаре, о том, что ты меня не любишь и никогда не полюбишь – но только не о твоих бывших.

– Извини, не хотел тебя расстроить. Правда, Вер. Не думал, что ты так это воспримешь.

– Просто пообещай, что больше никогда не будешь делать выводы обо мне на основе своего прошлого. Я не такая, Белов. Не такая, как те шлюхи. И я буду с тобой так долго, как ты захочешь.

Больше Вера говорить не может – и так произнесла слишком много. Может, даже лишнее. Просто понесло, начала и не смогла вовремя остановиться. Она решительно подходит, обхватывает ладонями его лицо, а потом целует.

Целует, потому что Белов в точности такой же, каким был еще час назад, до того как она всё увидела. Вера крепко зажмуривается. Он был обезображенным, когда вез ее в машине к себе домой из парка, где с ней пытались познакомиться опасные парни. Когда жалел, ласкал и шептал, что не любит, да с таким трепетом выдыхал эти слова на ухо, что она растворялась в его руках от собственной любви к нему. Его пальцы по-прежнему самые нежные и знающие, его смех – самый лучший звук в мире, а запах волнует ничуть не меньше.

Белов перехватывает инициативу в поцелуе, и Вера сильнее зажмуривается, а когда глаза закрыты, он так вообще тот же самый, которого она полюбила. Она стушевалась из-за шока, просто не ожидала. Разве можно подготовиться к тому, чтобы увидеть настоящую агонию, хоть та и в прошлом? Но к ней можно привыкнуть и не придавать значение.

Вера, несомненно, привыкнет к его шрамам, а сейчас просто закроет глаза и Вик окутает ее ароматом своей кожи, легонько коснется своим языком ее языка, проведет пальцами по ее телу, требовательно и настойчиво, зная, что Вера не откажет. А она ему не откажет, никогда. Когда они наедине, она позволит трогать там, где ему нужно, чтобы возбудиться и достичь своего пика.