Приемный

Не буду лукавить. Энергия отличала людей везде, даже там, где её почти не применяли. И все же университет мог стать тем местом, где её отсутствие менее заметно. Идея поступить в вуз накрепко засела у меня в голове, а потому последние месяцы всё свободное время я проводил в учебной комнате.

По правде сказать, открыв для себя учебную комнату, я не только подтягивался по знаниям, но и находил временное укрытие. Пацаны предпочитали тусить либо в комнатах, либо на улице. В учебку заходили только тогда, когда им нужно было что-то срочно проверить на Бракованном. Влияние той или иной ауры и тому подобное. Я привык, что иногда они заваливались толпой и просили подставить плечо под удар. Со временем алгоритм наших действий установился и более или менее всех устраивал. Они приходили – я посылал их в задницу – они меня пинали – я посылал их в задницу – они уходили. На всё про всё десять минут, и я дальше сижу за учебниками.

* * *

Дверь в учебку распахнулась, и на пороге появился Окурок. Он носил коричневые штаны, кеды и шерстяную кофту, похожую на кофту силовиков, с погонами, но без звёзд. Помнится, погоны ему пришил Ярик.

Быков был ниже меня на полголовы и худее, но это не мешало ему грохнуть дверью о стену и уставиться, театрально подняв правую бровь.

– Чё, ботанишь? – чтобы казаться круче, Окурок добавлял в голос хрипоту. Меня это всегда забавляло.

– Чего надо? – спросил я, улыбнувшись.

– Чё ржёшь, мудак?! – он резво вошёл в центр учебки и достал из-за спины зелёную тетрадь. – За меня тоже поботань!

Тетрадь со шлепком упала передо мной. В верхнем правом углу корявым почерком было написано «матеша». Окурка не интересовали оценки. Он и на уроках-то нечасто появлялся, а тут озаботился о домашней работе. Не стоило и сомневаться – пришёл, чтобы подмять меня под себя.

На секунду мне стало интересно, и я открыл тетрадь. Вверху посредине такими же нескладными буквами: «2 сентября. Классная работа», ниже – пара иксов и игрек. Неизвестные складывались друг с другом, а чему равнялись – неизвестно. Похоже, Окурок устал и вместо решения нарисовал пару квадратов. Больше в тетради ничего не было.

– Напиши посредине «домашняя работа» и нарисуй ещё пару квадратов, может, прокатит, – ответил я и отодвинул тетрадь на край стола.

– Ты одупляешь, с кем разговариваешь, мутант?!

Окурок наклонился и ударил меня щелбаном по уху. Я отодвинулся и хотел встать, но тот придавил меня к стулу. На плечо легла рука, но показалось, будто сверху водрузили мешок цемента. Стул подо мной заскрипел. Я повернул голову и увидел на своём плече покрытую красным свечением ладонь.

– Может, тебе ключицу сломать, а?!

Окурок надавил сильнее, и заболело уже не только в плече, но и рёбрах из-за перекосившегося торса. Ещё немного, и где-то что-то хрустнет. На раздумье у меня было несколько секунд и два варианта: сделать домашку или драться. Хотя, что тут думать! Драться, драться и ещё раз драться. Драться, значит, получить, но ведь и сделать домашку – это тоже означает получить, но только позже. Так если нет разницы, зачем напрягаться и что-то для него делать? Получать я уже привык, а вот записываться в лохи по-прежнему не собирался.

– Ладно-ладно, отпусти! – попросил я, и Окурок ослабил давление. – Вот что я придумал! Тебе же математичка всё равно не поверит, что ты сам решил. Нужно начинать с малого. Понимаешь? Ну там… два плюс два, или посложнее – три минус один. А лучше удиви её умножением три на два! Идёт?!

Заканчивая предложение, я раскрыл тетрадь и на весь разворот нарисовал «3 × 2 = …» Речь прозвучала довольно серьёзно, потому Окурку пришлось стряхнуть с мозгов пыль, чтобы понять:

– Ты гонишь?!

– Какой ответ?! – я вырвался из-под пресса его руки и поставил ручку после знака равно. – Ну?! Ну же?! Три умножить на два?!

– Ш-ш-ш… шесть?

– Да, твою мать! – крикнул я и нарисовал огромную шестёрку на всю страницу.

Окурок поиграл бровями, прижал сильнее тетрадь и развернулся к двери. Признаться, я и сам прифигел, что такой примитивный трюк сработал, но… Нет, он не сработал.

Коричневая штанина Окурка разрезала воздух и выбила из-под меня стул. Я кое-как удержался, схватившись за столешницу, отскочил в сторону и поднял кулаки.

Он пёр на меня, наполняя оба кулака красной энергией, я бросил ему под ноги стул и, пользуясь заминкой, разбил ему нижнюю губу. Удар получился сильным, козла аж пошатнуло. Но долбаная энергия…

Обратным ударом Окурок швырнул стул. Тот прилетел мне в колени и развалился на две части. Боль в ногах не позволила увернуться от удара в ухо. Перед глазами всё поплыло. Удар с добавлением энергии сравнится по силам с ударом битой. Перебирая ногами, я попытался сохранить равновесие, и, кажется, у меня получилось, но следом в грудь врезалась подошва кеда с ромбовидным протектором.

Обе парты, что стояли за моей спиной, я привёз к окну. Сполз на пол и попытался втянуть воздух, но лёгкие сжались в спазме. В следующую секунду в лицо мне прилетело что-то шелестящее… Тетрадь.

– Чтобы через час домашка была готова! – прохрипел Окурок и ушёл.

* * *

Через час я сидел в наполовину раздолбленном кабинете учебки и заканчивал для Окурка домашку. Я сомневался, что этот кретин хоть что-то смыслит в решении квадратных уравнений или систем с тремя неизвестными, но постарался. Сделал парочку преобразований, для виду что-то вынес за скобки, и закончил всё «остроумным» ответом: xyi.

Едва я закончил и собирался поднять майку, чтобы посмотреть на отпечатанную подошву на груди, как в учебку вошла воспитательница Катя. Бедлам и поломанная мебель её впечатлили, но с собой она принесла более шокирующую новость:

– Данил… кажется, для тебя нашёлся приёмный отец…

Глава 3. Сергей

За последний год я настолько привык к схваткам, спорам и дракам, что они перестали казаться из ряда вон выходящими ситуациями. С одной стороны, это до безобразия хреново – докатиться до такой жизни, с другой – последний раз приступ случался аж полгода назад. Одно время я даже подумывал, не перерос ли я болезнь. Подростковый возраст и всё такое… Кто-то страдает прыщами, у кого-то ломается зрение. Может быть, прошло время, и всё встало на свои места? Нет.

Услышав о приёмном отце, я переволновался и спровоцировал приступ. Катя мельтешила перед глазами и хваталась за телефон. Воспитательница собралась куда-то позвонить, но передумала, вспомнив постоянные напоминания доктора: «Его приступы не опасны. Их просто нужно переждать». Не уверен, что у меня получилось сказать внятно, но я попросил её успокоиться. Не то чтобы я переживал из-за воспитательницы, просто её розовая блузка слишком сильно била мне по глазам, когда прыгала из одного угла учебки в другой.

Приступов не было давно, потому я не сразу вспомнил о дыхании и счёте. Одна люстра, две ноги у Кати, три – сумма ног и люстры, четыре – квадратный корень из шестнадцати подвесных плиток на потолке, пять – разница между тридцатью ножками стульев и пяти горшками с цветами, шесть – два умножить на три… десять – корень квадратный из одиннадцати столешниц минус двадцать один штрих от обуви на линолеуме.

– Он ждёт тебя на улице, – сказал Катя после того, как напоила меня водой, после того, как я напоил её водой. – Поговори с ним. Попробуй понять, что он за человек. И… – Катю слишком хорошо воспитали, потому ей было неловко это говорить. – Если он тебе не понравится, всё равно не спеши с принятием решения, потому что…

– Я знаю-знаю. Очередь из приёмных отцов за мной не стоит.

– Как ты себя чувствуешь? – сменила она тему, убедившись, что я всё правильно понял.

– Лучше.

– Зайди потом ко мне. Поговорим.

– Хорошо.

Прежде чем выйти к возможному приёмному отцу, я успокоился и дождался, когда выровняется дыхание. Голову атаковали вопросы и путающиеся мысли. Почему я? Почему сейчас? Вдобавок я не мог не отметить изменения во время приступа. На этот раз я подавил его секунд за пятнадцать, что стало абсолютным рекордом. А ещё расчёты. Уже не первый раз я заметил, что с возрастом расчёты усложняются и ускоряются. Сколько бы мне понадобилось времени, чтобы сосчитать все штрихи от обуви на линолеуме и подогнать это к требуемому ответу? С ходу не скажешь, но уж точно больше, чем одна секунда. Я всегда неплохо волок в математике, но во время приступов с мозгом происходило что-то иное, как будто он… ускорялся?

Отбросив мысли о лагах в голове, я отряхнулся и разгладил рукой мятую футболку. Хорошо, что Окурок не съездил мне по лицу. Или наоборот плохо? Зависит от того, какого ребёнка ищет тот человек. Кстати, на вопрос «почему он пришёл за мной?» Катя не ответила.

* * *

Он стоял на ступеньках у главного входа. Кроссовки, джинсы, серая куртка. Одеждой ничем не отличался от случайного прохожего. Лицо без морщин, разве что с мешками под глазами, щетина, пара отметин от подростковых угрей. На вид ему не больше тридцати пяти. Кому в таком возрасте понадобится шестнадцатилетний пацан?

– Привет! – махнул мужчина рукой.

– Здравствуйте.

– Данил? – он протянул руку.

– Да.

– Я – Сергей, – сказал он и пригласил жестом пройтись.

– Сергей? А отчество?

– Да какое отчество! – улыбнулся Сергей, показывая пожелтевшие зубы. – Зови меня просто Сергей, идёт?

– Идёт.

Обычно наши встречи с потенциальными родителями проходили на обедах знакомств. В столовой расставляли закуски и сладости. Мы тусовались там и вдоволь ели то, что до следующего обеда знакомств нам не попробовать. Пары, как правило, от двадцати пяти до тридцати пяти, которые по разным причинам не обзавелись своими детьми, ходили от одного ребёнка к другому и мило разговаривали. Здравствуй! Меня зовут Виолетта, а это мой муж – Владислав! Мы хотели бы с тобой познакомиться. Расскажи о себе. Каждый раз во время обедов я чувствовал себя, будто на экзамене, и боялся дать неверный ответ. Благо, экзаменационные вопросы нам раздали заранее и их было два: родители спрашивали о тебе, а потом они спрашивали, что бы ты хотел спросить о них. Схема переговоров, отлаженная годами. Пускай и выглядела она не по-настоящему, зато работала. А вот встречи тет-а-тет для меня были в новинку, да и Сергей удивлял:

– Ну чего, как дела?

– Нормально.

– Слушай, Дань, не буду ходить вокруг да около. Ты ж взрослый пацан, поэтому… Воспитка сказала, зачем я приехал?

– Усыновить меня?

– Да, – ответил он и убедительно кивнул. – Ты как?

– Ну… – я впал в небольшой ступор и решил воспользоваться чужим приёмом. – Не могли бы вы…

– Давай на ты!

– Хорошо. Не мог бы ты рассказать о себе… что ли?

– Да нех… нечего тут рассказывать, – Сергей пожал плечами. – Обычный мужик я. Ну знаешь… Дом… работа… живу помаленьку…

– Понятно.

– А! – спохватился Серёга. – Я тоже в интернате вырос!

– Правда?

– Базарю! Ну… правда-правда! Потому и решил тебе помочь. Знаешь, как-то накатило недавно, вспомнил детство. Думал, что до восемнадцати в детдоме проторчу, но батя мой хорошим мужиком оказался. Помог в жизни устроиться, научил всему… Понимаешь?

– Ну да.

– Короче, я решил, что тоже должен парню из интерната помочь. Понимаешь?

– Ага.

– Ну вот!

У Сергея зазвонил телефон. Он достал из кармана дешёвую трубку, бросил быстрый взгляд на экран и побежал к забору.

– Погоди пять сек, ладно? – сказал мне.

– Ладно.

Разговаривал он минуты три, хотя как разговаривал. В основном слушал и преданно кивал, как будто его старания видит собеседник. После каждого второго кивка он поворачивался ко мне, улыбался и показывал указательный палец, прося ещё чуть-чуть подождать.

– Прости, по важному делу звонили, – Сергей вернулся ко мне. – Ну что ты решил?

– Не знаю пока…

– Слушай, Дань, мне бежать нужно. Извини, что так мало поболтали, вот мой телефон, – он сунул мне сложенную пополам бумажку. – Подумай и позвони вечером. Лады?

– Лады.

* * *

Возвращаясь в комнату, я думал о… О чем я только ни думал… По идее, людей, которые собираются взять ребёнка, должны проверять, нет? Психическое состояние? Твёрдость намерений? Он вроде и не походил на маньяка, но кто ж знает, как он будет смотреться с ножом в руке в свете тусклого фонаря гаража.

Чёрт, всё так спонтанно и стремительно произошло, что я забыл спросить самое главное. Почему я? Он обосновал свой выбор или просто ткнул пальцем в одно из понравившихся имён?

Решение, которое лежало на поверхности, – послать его в задницу! Чувак вырос в интернате и к тридцатке решил почистить карму? Это не звучит как твёрдое намерение стать отцом. Да и каким отцом?! Он сам-то совсем недавно ребёнком перестал быть, а тут шестнадцатилетний пацан… Я смял в руке бумажку с номером и замахнулся в сторону урны.

– Ну как прошло? – высунулась из двери воспитательница Катя, которая, судя по всему, за нами поглядывала.

– Нормально, – я убрал бумажку в карман и подумал, как бы её по-быстрому отшить, но вместо этого сыграл на любопытстве. – Есть о чём подумать. Узнать бы, что он за человек. Кем работает? Где живет? Жаль, что анкеты хранятся только у директора.

Катя поспешила за мной в коридор, посмотрела по сторонам и дёрнула за рукав:

– Пошли! У меня есть ключ. Но это секрет, и он должен остаться между нами.

– Конечно!

К слову, о секрете, что все воспитательницы таскаются в кабинет к директору, знал весь интернат, кроме директора. Воспитательницы так часто заглядывали к нему в стол, чтобы посмотреть месячную сводку премирования или другие интересные документы, что не только ходили туда толпами, но и выучили график его посещения до минут. Поэтому, когда мы вместе с Катей закрыли за спиной дубовую дверь, я не боялся быть спаленным.

Нужная анкета нашлась быстро. Ульянов Сергей, 33 года, не женат, носитель энергии воздействия. Собственник двухкомнатной квартиры в Заводском районе. Работает монтажником электросетей, характеристика с работы – положительная.

* * *

Половина воскресенья миновала. Возвращаться за учёбу – не то состояние. Поэтому я несколько часов бродил по территории вокруг интерната и раздумывал. Смятый клочок бумаги с номером лежал в кармане, однако после каждого сделанного круга я порывался-таки его выбросить. И каждый раз останавливался. Нет, ну а чего я ждал? Кому придёт в голову усыновить шестнадцатилетнего пацана без энергии? Он же об этом знал? Катя дала ему посмотреть моё дело. Может, поэтому он меня и выбрал? Пожалел?

Конечно, как и любой подросток в интернате, я мечтал, чтобы за мной приехала состоятельная семья на дорогой машине. А ещё лучше, чтобы это оказались мои пропавшие родители, которые только спустя шестнадцать лет узнали, что ребёнка в роддоме подменили, ну или случилась любая другая волшебная муть. Мечтать не вредно, однако пора хлебнуть реалий. Разве мне не повезло, что он нашёлся? Чёрт, ещё вчера я и близко не мог о таком думать. А сегодня у меня в кармане лежал клочок бумаги – билет в другую жизнь. Может ли она быть хуже?

Запакованный под завязку мыслями, я добрёл до своей комнаты. Открыл дверь и увидел сначала Никиту, сидящего на стуле с ехидной улыбкой, а затем Окурка, лежащего на моей кровати. Повёл головой левее и заметил на столе раскрытую зелёную тетрадь «матеша».

– Ловко ты, Бракованный, однако, уравнения решаешь, – натужно захрипел Окурок, вставая с кровати. – Одно на другое поделил и х*й получил?

– Пойду ещё прогуляюсь.

– Не спеши! – приятель по комнате Никитос встал в проёме двери и скрестил на груди руки. От него я такой подставы не ожидал, как-никак жили вместе…

* * *

К вечеру моё лицо распухло и посинело. Ныли гематомы на руках и рёбрах, чесались ручейки засохшей крови под носом и на бороде. В окно светила луна. Я лежал и умиротворённо думал, стоит ли придушить храпящего Никитоса подушкой, чтобы засранец не нарушал мою идиллию? Лунный свет падал на пол, освещая обломки стола и ошмётки той немногочисленной одежды, которую в приступе истерического хохота рвал Окурок. Я лежал на кровати и мял бумажку с номером. Единственное сомнение, которое меня терзало – позвонить Сергею прямо сейчас или дождаться утра.

Мы поговорили двадцать минут. Я таки задал вопрос «почему я?» и услышал правильный ответ. Он выбрал меня, потому что я Бракованный. От такого ответа в горле встал ком размером с грейпфрут. Не очень-то приятно становиться частью чьей-то семьи, только потому что ты неполноценный. С другой стороны, будучи оптимистом, я отыскал в этом ответе и хорошее. По крайней мере, во всей той бессмыслице и абсурде, который творил Сергей, появилась логика. Жалость так жалость, лишь бы подальше отсюда.

Утром Сергей позвонил сам и сказал, что готов забрать меня завтра. Не через неделю. Не через месяц или пару месяцев. А завтра!

– Разве это делается так быстро? – засомневался я.

– Не ссы, у меня есть знакомые, которые всё сделают. Нужно только твоё согласие.

– Хорошо. Я согласен.

Следующим утром, стоя на крыльце интерната рядом с воспитательницей Катей, я отправил Окурку сообщение. Обозвал его недобитым бычком из губ сифилисной проститутки и пожелал сдохнуть от рака в заднице. Мысленно я представил, как он мечется по корпусу и мечтает что-нибудь мне сломать. Настроение приподнялось. Я расщедрился и послал вдогонку улыбающуюся какашку.

– Кому пишешь? – спросила Катя.

– Да так, – я убрал телефон.

– Помнишь, что я тебе сказала?

– Конечно.

– Мы, как воспитатели, продолжаем нести за тебя ответственность. Если что-то не понравится или покажется странным, сразу звони мне! Хорошо?

– Обязательно.

– Ты не обязан оставаться в семье, потому что этого хочет твой приёмный отец.

– Я понял. Спасибо. – В руке завибрировал телефон, и я вскользь посмотрел на безграмотное сообщение от Окурка. Кажется, тот собирался меня убить. – Если что-то пойдёт не так, я звоню вам, и интернатовский спецназ в лице капитана Кати, сержанта Ларисы Андреевны и прапорщика тети Нади вытащит меня из пекла.

– Удачи, Данил.

– Спасибо и… прощайте, – я улыбнулся Кате, соскочил с лестницы и пошёл навстречу Сергею.

Увидев меня, отец… Сергей, обрадовался. Пожал руку, похлопал по спине и поздоровался с Катей. Воспитательница, как и я, не особо вдохновилась простотой и легкомыслием Сергея. Потому десять раз и повторила о шагах поведении при неблагоприятном усыновлении.

С одной стороны, она была за меня рада. Воспитатели хоть и не вмешивались в нашу жизнь, но прекрасно знали о происходящем в стенах. С другой – только слепой дурак не назвал бы Сергея странным. Может, не самого мужчину, но ситуацию с усыновлением.

Катя ответила ему приподнятыми уголками губ и приложила воображаемый телефон к уху, посмотрев на меня. Мы прошли через ворота и свернули на ближайшей улице налево. На парковке нас ждал простенький серый седан. Причем снаружи он выглядел лучше, чем внутри. В салоне пахло сигаретами и какой-то химией. На чехлах зияли множественные прожжённые дырки.

Ребята из интерната не часто ездили по городу. А если нас и возили, то по заученным до тошноты дорогам. Путь в городской концертный зал, дорога к аквапарку, пешая прогулка к кинотеатру. В остальном город был для нас закрыт. Разумеется, пацанов не останавливал полутораметровый забор и вечно спящий сторож Лёня, но многие сами не решались туда соваться. Прошло восемьдесят лет после окончания Мировой гражданской войны, но её последствия по-прежнему отражались на наших жизнях. Быть в городе одному – небезопасно.

Мы ехали по новой для меня дороге, а потому я наглухо прилип к окну. Я постоянно пользовался интернетом, читал статьи, смотрел какие-то видеоролики и был подписан на пару блогеров-путешественников. Для меня не стало открытием, что мир за пределами интерната большой, но видеть его своими глазами было… иначе.

Сергей жил в одиннадцатиэтажном доме в густозаселенном спальном районе далеко от центра. Припарковав машину на газоне, он познакомил меня с двором:

– Это наш двор!

– Ясно, – ответил я, глядя на детскую площадку с качелями, которые со всех сторон припёрли запаркованные тачки.

– Это наш подъезд! – показал Сергей на обшарпанную бетонную коробку.

– Ясно.

– Пошли!

Мы поднялись на седьмой этаж, через вонь от мусоропровода пробились к коричневой двери с номером 121. С самого первого взгляда я различил наспех сделанную уборку. Возможно, привычка у Сергея осталась ещё с интерната, потому как свои уборки мы проводили так же. Пыль – под ковёр, одежду – в шкаф, посуду – в раковину, мусор – в урну. Пять минут, и комната сияет чистотой. По крайней мере, мы хотели так думать.

К счастью, в общем и целом квартира оказалось нормальной. Две комнаты, кухня, кое-какая мебель. Могло быть и хуже…

Отчасти вечер походил на праздничный. Сергей заказал пиццу. В холодильнике нашлось пиво для него и газировка – для меня. Мы посмотрели телек, поиграли в приставку и в целом неплохо провели время. По крайней мере, в представлении воспитательниц первый день должен был проходить именно так – просто и ненавязчиво. Что-то вроде акклиматизации.

Планов не строили, но договорились обсудить их утром. Я лёг в зале, Сергей – у себя. Впервые за последние четыре года я засыпал без страха перед завтрашним днём. Мне не нужно было быть всегда начеку, ждать нападения или искать способы, как избежать драки.

Выпитой газировки оказалось больше, чем смог уместить мочевой пузырь. Я проснулся около часа ночи и в темноте пошлёпал в туалет. Вышел в коридор и замер, услышав рингтон. Телефон звонил секунд пятнадцать, затем в комнате раздался грохот, кажется, что-то упало с тумбочки, а следом за грохотом взволнованный голос приёмного отца:

– Да… слушаю… конечно-конечно, как и договаривались… он у меня… хорошо… всё сделаю…

Глава 4. День первый

В туалет я так и не сходил. Ночью моя фантазия разыгралась столь сильно, что я готов был позвонить воспитательнице Кате или сразу в полицию. Странный Сергей побыл для меня маньяком, работорговцем и педофилом.

Часа в три ночи на меня накатил приступ, но я по-быстрому сосчитал буквы на корешках книг в книжном шкафу и разделил их на количество книг на полках, чтобы подогнать под нужный мне счёт от одного до десяти. Приступ прошёл.

К утру я немного успокоился и убрал палец с кнопки вызова. Помимо панических мыслей подтянулись и обычные. Мало ли о ком он говорил. «Он у меня». Ведь так можно сказать не только о человеке, разве нет? Компьютер у меня. Важный документ… инструмент? Так-то Сергей работал ремонтником электросетей. Мы хоть это и не обсуждали, но готов спорить, что в такой работе не обойтись без ночных выездов и звонков.

За завтраком я поглядывал на Серегу исподлобья и крепко держал в руке вилку. В нём раскрылась красная энергия, об этом я прочитал в его деле. По силе мне с ним не тягаться, а вот металлический предмет в глазу – это весомый аргумент.

– Так где тут у вас школа?

– Да тут фигня, – Сергей махнул рукой. – Десять минут ходу. Ты уже по урокам соскучился?

– Ну так, – я пожал плечами. – Я хочу поступать в следующем году.

– Слушай, Данил, смотри сам! Если надо, определим тебя в школу хоть завтра. Мест свободных там завались, а если нет, то я позвоню и всё устрою, – Сергей кивнул на телефон. – Но я бы на твоём месте не спешил. Погуляй недельку, отдохни, освойся, а уж потом сядешь за парту. Что думаешь?

– Думаю, план нормальный.

– Ну вот! – Сергей залез в карман джинсов, извлёк пару крупных банкнот и положил на стол. – Я сегодня до вечера по делам уйду, а ты развлекайся. Хочешь дома сиди, хочешь пройдись по району. Кафе, кино, бильярд. Если что, звони. Договорились?

– Договорились, – ответил я и после одного загребущего движения руки стал богаче, чем был когда-либо в жизни.

* * *

Сергей ушёл около десяти, а я выскочил минут через десять. Комната, классы и территория интерната за шестнадцать лет жизни приелись до тошноты. Оказаться одному на улице было непривычно, но волнующе и классно.

Купюры в кармане сделали солнечный день ещё более ярким. Я быстро сориентировался и уже через полчаса лопал мороженое. Через час обошёл весь квартал, а через полтора сидел на восьмом ряду в 3D-кинотеатре. Пара купюр только на первый взгляд показались большой суммой, однако потратить их оказалось отнюдь не сложно. Я этому обрадовался. Поведение Сергея снова вписывалось в нормы прилежного приёмного отца. Он дал мне свободу выбора и доверие, а денег по итогу оказалось не слишком много, чтобы считать это взяткой.

После кинотеатра я прочитал безграмотные сообщения от Окурка и предложил в ответ несколько изящных способов самоубийства. Возвращаясь домой, я позвонил сначала Кате, рассказал о делах и убедился, что всё идёт в допустимых рамках, а потом набрал Глебу. Одному из оставшихся друзей из интерната. Его забрали на следующий день после ритуала высвобождения. Ему не требовалось избегать меня или отворачиваться, чтобы не выпасть из коллектива, потому мы остались друзьями, хоть и телефонными. Поболтали, договорились как-нибудь встретиться.