О звере и фейри

Гейдж сидит боком на троне, высеченном из того же камня, что и вся пещера, – но выглядит он так, словно его вырастили, а не выточили. Я не смотрю ему в лицо, но краем глаза замечаю, что он наблюдает за мной. Голубая нимфа рядом с ним находится в боевой готовности, ее глаза устремлены на меня, словно от меня исходит угроза. Позади помоста я вижу дриад. По крайней мере, я надеюсь, что это они. Одни из немногих существ, о которых мама рассказывала мне в подробностях.

Дриады живут внутри деревьев. Их сердца – это сердца зелени и другой растительности. Их кожа напоминает кору березы, а черты лица состоят из сучков, колючек, мха и листьев. Та, что стоит ближе, оборачивается ко мне, когда я приближаюсь, и безмятежное выражение ее лица сменяется на хмурое.

– Она была с вами, – начинаю я, осматривая древесный народ, покачивающийся не в такт пульсирующей мелодии.

Дриада кивает, но я ловлю ее взгляд, устремленный на помост позади меня.

– Он не говорил, что вы не можете мне помогать, – шепчу я, догадываясь о ее намерениях.

– Это подразумевалось. – Ее слова звучат как дыхание ветра в ветвях, такие же тихие и едва уловимые. Остальные за ее спиной продолжают покачиваться, довольные тем, что она взяла разговор на себя.

– Она все еще в порядке? – спрашиваю я.

Она наклоняет голову, задумавшись. Листья в ее волосах шелестят от этого движения.

– Да. Пока. Цела. – Она делает паузу, обдумывая свои слова, и я беспокоюсь, что мое время закончится раньше, чем она заговорит. Я сжимаю руки в кулаки, стараясь приглушить вспышку раздражения. – Все еще. Незапятнанная.

Это слово бросает меня в дрожь.

– Куда она направилась?

Женщина не отвечает. Но дриада помоложе, стоящая за ее спиной, указывает пальчиком прежде, чем остальные успевают остановить ее. Затаив дыхание, я ухмыляюсь этому созданию и срываюсь на бег.

Это становится моей ошибкой.

Из толпы ко мне начинают тянуться руки, они толкают и дергают, умоляя остановиться. И, если бы все прикосновения были грубыми, возможно, мне было бы легче сопротивляться. Но они вертят мной. Втягивают в свои танцы. Ведут меня, словно дурочку. Кружат мою голову. Целуют щеки и руки, ласково улыбаются. Я отстраняюсь – пытаюсь отстраниться, – но вокруг только руки, еще больше рук. Я дотрагиваюсь до них в ответ и прихожу в восторг. Касаюсь шерсти на затылке сатира, прежде чем успеваю остановить себя. Он наклоняется ко мне, и из моего горла вырывается смущенный смех.

Другой его собрат обхватывает меня за талию и увлекает за собой в водоворот. Его копытообразные ноги выделывают сложные па. Он пытается научить меня, я изо всех сил стараюсь повторить за ним, но его рука скользит по моему бедру, и я уворачиваюсь. Девушка с нежно-зеленой кожей и волосами цвета плодородной, темной земли ловит меня и заключает в объятия. Я объясняю ей, что должна идти, но не помню, куда и зачем. Она восторженно смеется, уткнувшись лицом в мою шею. Ей нравится прижиматься ко мне. Думаю, я могу задержаться еще немного. Зачем вообще куда-то торопиться?

В воздухе витает запах лаванды. Я поднимаю голову и вижу, как ночное небо принимает форму высокой женственной фигуры. Плеяды порхают по ее коже, словно ожившие веснушки, и я завороженно смотрю на нее. Это ее история, которую я никогда раньше не слышала.

Она опускается к нам, и девушка крепче обнимает меня.

– Моя, – твердит она, и я кожей своей щеки ощущаю, как ее полная нижняя губа выпячивается.

Высокорослое создание улыбается, стоя перед нами на коленях, как будто на темной стороне ее лица открывается трещина, сквозь которую пробивается звездный свет. Она не издает ни звука, но девушка отпускает меня с хныканьем и ускользает обратно в толпу. Без ее прикосновений моя кожа покрывается мурашками. Кажется, впервые за долгое время я совершенно неподвижна, и мои мышцы горят от боли гораздо сильнее, чем должны. Вдыхаю и судорожно оглядываюсь по сторонам. Чувство времени потеряно, я дезориентирована и не знаю, в каком направлении должна была идти, чтобы найти Делию. Из моей груди вырывается всхлип отчаяния.

– Будь спокойна, давняя подруга. – Она не произносит эти слова вслух, но я отчетливо слышу их, каждое слово отпечатывается в моем сознании. – У нас мало времени.

– Я… я не знаю тебя, – говорю ей.

Она наклоняет голову.

– Ты знала. И вспомнишь вновь. Время – сложная штука. – Я не знаю, что ответить, но она и не ждет ответа от меня. – Ты найдешь свою подругу под столами. Она уснула.

– Уснула? – переспрашиваю. Я оглядываюсь через плечо. Столы, на которые она намекнула, находятся не так уж далеко.

– Мм. Она доставляла много хлопот, было сложно угнаться за ней и одновременно присматривать за тобой. – Она издает щебечущий звук, похожий на стрекотание сверчков на закате солнца. – Знаешь, я уже не так молода, как раньше.

Я хмурюсь. Но кое-что еще меня беспокоит. Это слишком просто.

– Он будет недоволен, – говорю я, поглядывая на помост. Гейдж выглядит скучающим, его голова откинута назад, глаза прищурены, а зрение расфокусировано. Но я всем своим телом ощущаю его взгляд.

Создание передо мной поднимается во весь рост.

– Немногие могут противостоять Темному королю. И мало тех, ради кого я готова пойти на такое.

Я вздрагиваю. «Темный король. Так вот в чей двор я попала». Народец – сам по себе опасный вид, но Неблагой Двор имеет просто ужасающую репутацию. По крайней мере, так сообщалось в преданиях, которые я читала.

Она заправляет мне за ухо выбившуюся прядь, от ее слов и холодных пальцев на моей шее бегут мурашки. Этот жест такой добрый, такой знакомый, что у меня разрывается сердце.

– Я не знаю тебя, – повторяю я, позволив эмоциям выплеснуться в слова.

Звездный свет ее улыбки тускнеет, наполняется той же грустью, что и ее голос в моей голове:

– Ты знала, давняя подруга. И снова узнаешь. Я найду тебя, когда придет время. – Она не ждет моего ответа, скользит сквозь толпу к каменной лестнице. Танцующие почти благоговейно расступаются перед ней.

Когда ее звездное сияние исчезает из поля моего зрения, я прижимаю руки к груди, пытаясь подавить нарастающую там тоску. Мое естество знает это создание на каком-то глубинном уровне, там, где это имеет значение. По крайней мере, я так думаю, хотя у меня нет никаких воспоминаний, которые можно было бы извлечь. Кончики моих пальцев касаются щек, и я с удивлением обнаруживаю, что они влажные. Я совсем не понимаю, что происходит в этой пещере, но наше время на исходе. Я поворачиваюсь, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег, и направляюсь к столам. Приподнимаю скатерть и приседаю.

В нескольких шагах от меня Делия свернулась калачиком, ее волосы беспорядочно рассыпались по полу вокруг нее. На платье несколько прорех, но в остальном она выглядит целой и невредимой. Дыхание медленное и ровное.

Я подползаю к ней.

– Делия, – зову я. Она не шевелится, даже когда я повышаю свой голос, повторяя ее имя снова и снова. Протягиваю руку, чтобы встряхнуть ее, но останавливаюсь, положив руку ей на плечо.

Удивительно, что мы воспринимаем самих себя как должное изо дня в день. Не помню, когда последний раз смотрела на свои руки, действительно рассматривала их. Но сейчас… Они начинают дрожать. Что-то не так с ними, со мной. Моя кожа сияет в тусклом свете, по-прежнему бледная, но почему-то переливающаяся. Я сжимаю пальцы в кулак, проверяя. Они загибаются в идеальную О-образную форму, и я сдавленно вскрикиваю.

Делия наконец-то просыпается. Она потягивается, как будто видела лучший сон в своей жизни. Пока ее глаза не открываются и не видят меня.

Она вскрикивает и резко дергается, ударяясь головой о стол.

– Это я! – кричу я, протягивая к ней руки. Она отшатывается к ножке стола. Я опускаю руку, чувствуя лишь холод, растекающийся по телу: что такого она увидела во мне, чтобы так отреагировать?

Скатерть над нами рассеивается внезапной волной света. По пещере прокатываются аплодисменты. Я вслепую хватаюсь за Делию – мои странные удлиненные пальцы смыкаются на ее лодыжке, – когда высокая фигура наклоняется, чтобы посмотреть на нас. Делия извивается, но моя хватка надежна и непоколебима.

Гейдж замечает, что я удерживаю Делию за лодыжку, и встречает мой взгляд. В полумраке пещеры его глаза абсолютно черные, а не просто подернуты тенью.

– Испытание окончено, – объявляет он толпе, не выпрямляясь. Он не кажется довольным, но его голос спокоен. – Добро пожаловать домой. – Последнее слово он произносит полушепотом, пока толпа позади него ликует, глумится и кричит. Он протягивает мне руку.

Я смотрю на Делию, чье красивое лицо потеряло все краски.

– Не думаю, что могу отпустить ее.

– Зачаруй ее, – говорит он отрывисто, все еще протягивая руку.

– Я не могу… – Это… я способна на нечто подобное? – Я не знаю как.

– Конечно нет, – бормочет он, закатывая глаза, а затем поворачивается к Делии и щелкает пальцами.

Она тут же прекращает свои попытки вырваться, на секунду замирает и выглядит ошеломленной.

– Идем, – говорит он.

Я неохотно принимаю его протянутую руку, когда Делия повинуется, и ее движения кажутся механическими. Он рывком поднимает меня на ноги и отпускает, как только я оказываюсь в вертикальном положении. И обращается к Делии: – Поднимись по лестнице до самого конца, – говорит он мягко и спокойно. Она смотрит, застыв на месте. – Ступай домой и забудь обо всем, что произошло сегодня ночью. – Никогда не уходи с незнакомцами. Это небезопасно.

Я горько смеюсь. Ни черта подобного.

Делия стремительно убегает.

– Делия, подожди! – Она даже не останавливается, пока взбирается по ступенькам с непоколебимой решимостью. – Что, во имя всех звезд, это было? – спрашиваю я, поворачиваясь к Гейджу. – Какие, черт возьми, игры ты и твой друг Келлан ведете?

– Я бы не стал называть Келлана своим другом, – отвечает он, наливая пунш в два кубка, формой напоминающие цветы лотоса. – А что касается остального… – Он прерывается, протягивая мне одну из чашек.

Я качаю головой.

– Не стоит. Я слышала немало историй, чтобы понимать, как это небезопасно.

Он все же вкладывает чашку в мою руку.

– И эти истории правдивы. Для смертных.

– Ох. – Я бросаю взгляд на руку, обхватившую граненый кубок из хрусталя, удивляясь, как что-то может быть таким знакомым и таким чуждым одновременно. – Я… думаю, уже не смертная.

Гейдж без особого энтузиазма чокается со мной.

– Ты никогда и не была. – Он опустошает свой кубок, и после секундного колебания я повторяю за ним.

Напиток проникает в мое горло, как зимний ветер, такой же бодрящий, прозрачный и чистый. В голове малоприятно мутнеет, а по легким проносится холодок.

– Ты не знала? – Его черные и бездонные глаза не отрываются от меня. Он опускает кубок на стол, и отчетливый звук разносится вокруг.

Я кручу свой в руках, поглаживая хрусталь пальцами. Единственная часть меня, которую я успела увидеть, а о других даже думать не хочется. Я качаю головой.

– Что ты видела все эти годы? Лицо смертной? – спрашивает он неожиданно нежно. Он берет мою ладонь в свою руку. – Руки смертной? – Его кожа грубая, мозолистая, но теплая по сравнению с моей. Утешение в этих прикосновениях заставляет меня пошатнуться. – Тебе не следовало приходить сюда, – сообщает он, наклоняясь ко мне. Мы так близко друг к другу, что я могу рассмотреть его лицо, сокрушительную линию скул и темные, притягательные глаза. Но его слова заставляют меня задуматься, и у меня резко перехватывает дыхание.

– Я должна была позволить забрать Делию? – Выдергиваю свою руку из его ладони.

– Келлан подчистил бы за собой.

Гнев волной обрушивается на меня.

– Делия – мой друг, а не беспорядок, который нужно разгребать.

Он ухмыляется.

– Ты уверена? Сейчас она не очень-то переживала за тебя. – Его слова ранят. Он замолкает и засовывает руки в карманы. – Как и в лесу, если подумать.

Гнев одерживает верх надо мной, и я толкаю его в плечо.

– Не будь жестоким, – говорю я, слова вырываются едва слышным шепотом.

– Жестоким? – повторяет он тихим и угрожающим голосом. Делает шаг ко мне. – Ты еще не видела, насколько жестоким я могу быть.

Мое сердце колотится, и гнев нарастает, когда я вспоминаю о том, кто и что он такое. Я забылась. Дыхание снова болезненно перехватывает, и я задыхаюсь, пытаясь набрать полную грудь воздуха. Пещера начинает вращаться.

– Что… – выдыхаю я. – Что… ты… сделал… со мной? – шепчу я. Мои ноги подкашиваются. Гейдж успевает подхватить меня в последний момент, предотвращая мое падение на каменный пол, и я обмякаю в его объятиях, неспособная хоть что-то предпринять.

Я чувствую, как поднимается и опускается его грудь, и мне хочется дышать с ним в унисон. В черных радужках мерцают зеленые и голубые блики огней.

Хватаюсь за горло, не в силах даже выдохнуть, сделать спасительный глоток воздуха. Его суровое выражение лица почти незаметно смягчается, пока он успокаивает меня. Гейдж отпускает меня, и я извиваюсь весь оставшийся путь наземь.

От удара что-то внутри меня расслабляется, и воздух со свистом вырывается из груди темным, немыслимым облаком, усыпанным звездами и вихрями насыщенного фиолетового цвета. Он наблюдает за облаком, и только так я понимаю, что мне ничего не мерещится. У меня хватает времени задаться вопросом о том, что, черт возьми, здесь происходит, прежде чем оттенки серого поглощают меня целиком.

Глава третья

Сосновые иголки впиваются в щеку. Даже не открывая глаз, я чувствую на своей коже утренние лучи солнца, а капельки росы свидетельствуют о том, что я нахожусь здесь уже давно. Но еще достаточно рано для дневной жары.

По ковру из сосновых иголок кто-то шагает в мою сторону, останавливается, немного замешкавшись. Мне нужно двигаться. Но я не в силах убедить в этом свои конечности.

– Проснись и пой, соня. – Прозвучавший голос помогает прийти в сознание. Сосновая шишка, обрушившаяся на мою голову, способствует этому. Застонав, я переворачиваюсь и поднимаюсь на колени. Мой взгляд натыкается на Элли.

Я валялась на земле на самом краю поляны, моя голова покоилась на выступающих корнях сосны, которые заменили мне подушку. Нет ни единого признака, что здесь когда-то было нечто иное, помимо открытого участка земли, окруженного самыми обычными деревьями, лишенного какой-либо магии. Здесь нет лестницы. Нет глубокого спуска под землю. Нет огромной пещеры. Никакого Народца.

Я сглатываю, пытаясь избавиться от несвежего привкуса во рту.

«Это всего лишь сон», – твержу себе. Неприятное последствие после дешевого пива, которым меня угостила Делия. Может, я даже ударилась обо что-то головой. И ничего больше. Вот что произошло на самом деле, иначе меня бы здесь не было.

Я поворачиваюсь к Элли.

– У тебя, случайно, нет с собой воды? – спрашиваю я.

Ее медово-карие глаза широко раскрыты, и она смотрит на меня так, будто все очень, очень плохо. Но она качает головой.

– Может, в джипе.

– Что не так? – Я потягиваюсь, со стоном разминая ноги, пока полностью не усаживаюсь на землю и смотрю на Элли снизу вверх.

Элли морщится.

– Ты выглядишь, мм… – Она отводит взгляд и пожимает плечами. – По-другому.

По-другому. Ох. Ох!

– Не в плохом смысле, – быстро добавляет она.

Мои пальцы сверкают в бледных рассветных лучах, а лишние костяшки согнуты. О нет. Они все еще… Я неуверенно подношу руку к лицу, не зная, что именно видит Элли. Прижимаю кончики пальцев к щекам, чувствую, как выступают острые костяшки. Я отдергиваю пальцы, словно те обжигают меня. Не уверена, хочу ли знать.

Я зажмуриваюсь.

– Кое-что случилось.

Она фыркает и закатывает глаза, и чары, удерживающие ее на расстоянии от меня, разрушаются. Она протягивает мне руку.

– Очевидно, ты полная и бесповоротная идиотка.

Хочется наградить ее свирепым взглядом, но у меня нет сил. Я только стискиваю зубы и поднимаюсь с ее помощью.

– Что происходит, Эль?

Она пожимает плечами и тянет меня к тропинкам, которые выведут нас из дикой части лесопарка.

– Я позвонила Грэн, – говорит она, вроде бы извиняясь, но в то же время давая понять, что никаких объяснений я от нее не получу. – Сразу же, как только заметила, что вы с Корди исчезли. Она была в бешенстве, кстати. – Ее лицо кривится. – Велела ждать тебя. Кстати, об этом…

На ее телефон приходит сообщение. Боже, если Грэн решила воспользоваться мобильным, значит, она действительно в бешенстве.

Я вздрагиваю.

– Ты… ты прождала всю ночь?

Румянец окрашивает ее щеки.

– Э-э… нет. Я спала в джипе. Когда Делия вышла из леса, – выглядела она, кстати, отстойно, – я отправилась на твои поиски.

Эти обычные слова, возможно, для кого-то и прозвучат неубедительно, но у Элли есть талант находить потерянные вещи. Больше, чем просто способность.

– Спасибо, – говорю в ответ. Она неуклюже и неловко цепляется своим мизинцем за мой.

– Давай просто вернемся домой, – просит она, размахивая своим телефоном. – Грэн сказала, что нам нужно поговорить. – Она помогает мне пересечь заросший участок тропы, несмотря на свой небольшой рост. Элли вздыхает. Затем медленно, почти застенчиво прикусывает губу и поворачивается ко мне.

– Подруга, даже не знаю, как тебе сказать, но ты в курсе, что твои уши… острые?

Тихое ругательство срывается с моих губ, когда я поднимаю руки и ощупываю свои уши. Элли морщится, своим плечом прижимаясь ко мне, пока мы идем по тропинке.

– Что сказала Грэн?

Она фыркает.

– Она никогда и ничего мне не рассказывает. Мы обе знаем, что я лишь девочка на побегушках в этой семье. – В ее голосе звучит легкая насмешка, но мне не дает покоя мысль, что она действительно так думает. Мы можем приходиться друг другу кузинами, но Элли для меня как родная сестра, не учитывая разные фамилии, и мне ненавистно осознавать, что у нее такое представление о себе. Я пытаюсь подобрать нужные слова, но этого, кажется, недостаточно.

С минуту она молчит. Остались только гулкие шаги по тропе, пение птиц, приветствующих рассвет, и ощущение ее руки в моей ладони. Мы добираемся до джипа к тому моменту, когда солнце пробивается сквозь верхушки самых высоких деревьев, а жара в Джорджии набирает силу.

Я позволяю ей вести машину до дома, что уже само по себе говорит о моей усталости или отсутствии инстинкта самосохранения, который включается всякий раз, как только Элли пытается взять у меня ключи. Сейчас мне хочется только закрыть глаза – снова. Но даже в моей собственной памяти меня достигают вихри огней фейри, поэтому я прислоняюсь головой к прохладному стеклу, наблюдая, как мимо проплывает Стиллуотер. Мы проезжаем по последней улице в центре города, сменяя искусственно созданное очарование витрин туристических магазинов на проселочные дороги, на обочинах усеянные коттеджами, а иногда и двухквартирными домами. Элли не включает радио в знак уважения к изматывающему наплыву мыслей, которые пытаются вырваться из меня.

Она подъезжает к нашему полузаброшенному дому на окраине города. Припарковавшись в тени разросшихся ветвей дуба, Элли выскакивает из машины и взбегает по ступенькам в своем стиле, словно ничто в этом мире или в том, другом, ее не тяготит. Она поворачивает ручку двери, и выцветшая желтая краска осыпается, когда Элли дергает за нее. Мы вчетвером без конца препирались о том, в какой цвет покрасить дом. А когда нас осталось трое, вопрос так и остался нерешенным.

Внутри мы замечаем Грэн, вышагивающую по гостиной в своем синем махровом халате. Я замираю, когда она замедляет шаг и ее губы сурово поджимаются, пока она изучает мое лицо. Глаза задерживаются на каждой новой черте, чужом изгибе, которые я изучила лишь кончиками пальцев; ее взгляд скользит по мне, как будто она никогда не видела меня раньше.

– Мне всегда было интересно, как ты выглядишь на самом деле, – говорит едва слышно, не замечая слов, вырывающихся изо рта. Мои глаза закрываются. Вот и ответ на мои закравшиеся подозрения о том, известно ей обо всем или нет. Разумеется, она знала. Она сжимает руки в кулаки – совсем не в ее стиле. Я никогда не видела ничего подобного прежде.

– Мы… – Она замолкает, прочищая горло. – Нам нужно многое обсудить.

Элли хмыкает.

– Никаких шуток. – Грэн пренебрежительно смотрит на нее, и Элли поднимает руки вверх в знак капитуляции.

Грэн обводит взглядом комнату, как будто никогда раньше ее не видела, смотрит за спину и направляется к плите. Из шкафчика достает жестяную банку.

– Чаю? – спрашивает она.

Мои плечи немного расслабляются.

– Чаю, – соглашаюсь я.

Мы с Элли следуем за ней через гостиную. Я устало опускаюсь на табурет за небольшим кухонным островком, благодарная за возможность побыть немного в тишине. Я укладываю голову на свои руки. Элли забирается на стул рядом со мной, и я буквально слышу, как в ее голове вращаются шестеренки. Мои же давно заржавели.

Грэн передвигается по кухне, и привычный утренний ритуал успокаивает. Наполняет чайник водой из-под крана. И, пока она включает газовую плиту, я изучаю ее. Она небольшого роста, как и Элли. С темными, как у меня, волосами, но которые пронизаны серебристыми прядями и пострижены в небрежный боб. Но никаких сходных черт – ни у кого из нас нет ее носа, скул или разреза глаз. Пока она достает сахарницу, я пытаюсь мысленно составить список того, что знаю о Грэн и о ее семье. Она никогда не говорит о таких вещах. Я знаю, что она ирландка, но не знаю имен ее родителей. Ни дальних родственников, ни о местах, в которых она росла – и всегда считала, что она из Стиллуотера. Я знаю, какой она любит пить чай, что ее раздражает и какие слова могут рассмешить. Но если вдаваться в подробности, то Грэн совершенно мне незнакома.

Чайник свистит, и Грэн снимает его с огня, выключая газ. На стойке рядом с ней выстроились наши любимые кружки с чайными пакетиками внутри, и она наполняет их дымящейся жидкостью. Присоединяется к нам у столешницы, вставая на противоположной стороне. Я делаю глоток из кружки, проводя пальцами по завиткам нарисованных цветов на поверхности. Мне всегда нравились яркие цвета и простой, незамысловатый дизайн, но еще больше я любила это потому, что Эмма создала его для меня. «Ох, Эмма. Что же ты натворила?» Горячая жидкость проникает в мое тело, облегчая душевные страдания, полученные за прошедшие двенадцать часов. Это утро кажется привычным, как и многие другие до этого: мы толпимся в небольшой кухоньке, попивая чай из наших кружек, – но все же с небольшим отличием.

Грэн дует в свой чай, не сводя с меня глаз, и похоже, не стремится начинать разговор. Но молчание заставляет меня нервничать. Я постукиваю пальцем по столешнице.

– Расскажи мне, что знаешь, – требую я. Элли вздрагивает, и я понимаю, насколько жестко прозвучали мои слова. Ради нее я добавляю: – Пожалуйста.

Грэн прочищает горло.

– Мы так долго пытались скрыть это от тебя, твоя мама и я. Даже говорить об этом вслух кажется неправильным. Но, думаю, ты уже догадалась, кто ты, – утверждает она. Когда я киваю, она делает глоток из своей простой белой кружки. – Чары уже начали ослабевать. Я предполагала, что один из них почувствует тебя, когда они окончательно рассеются. Кто… – Она снова прочищает горло. – Кто нашел тебя?

– Вероятно, Келлан. – В двух словах рассказываю ей о своей ночи, о глупом поведении Делии и о моем новоявленном враге, которого я, кажется, обрела в лице Гейджа. Она озадаченно моргает, когда слышит о Гейдже и вызове, что он мне бросил, и не подает виду, когда я рассказываю о том, чем все кончилось. Кажется, ее совершенно не волнует облако ночного неба, которое я испустила из себя.

– Гейдж, – хмыкает она. – Сейчас он – Темный король, – сообщает она, будто это должно объяснить его поведение. В каком-то смысле объясняет. Но на моих легких все еще чувствуются фантомные травмы от невозможности нормально вздохнуть, и я вздрагиваю.

Элли, которая никогда не вдавалась в подробности, смотрит на меня.

– Темный? – спрашивает она.

Я колеблюсь.

– Ты можешь объяснить ей? Я не уверена, что из всего этого сказка, а что – реальность.

– Это все сказки, – говорит Грэн. – Народец поделен на дворы, – рассказывает она Элли. – Благой и Неблагой. Существуют и фейри-одиночки, но в наши дни они встречаются все реже и реже. Благой Двор – это Двор Света, Двор Лета. Представьте себе Титанию в ее благоухающей цветами беседке с пикси, носящимися вокруг и заставляющими смертных влюбляться друг в друга. Большинство представляют Народец именно так. Но Неблагой… – она запинается.

– Двор Тьмы, – поясняю для Элли. – Двор Кошмаров.

Она заметно вздрагивает.

– Боже. Так вот где ты была?

Я киваю, нахмурившись. Думаю о скоплениях звезд, улыбке, сотканной из звездного света, и запахе лаванды. Не все из этого было кошмаром.