Родственник дьявола

– Ну что начнём Зингер признаваться, кому вы заказали своих обидчиков? – скрипучим голосом спрашивал следователь.

– Вам надо начинать разговаривать с Бурдыкиным, – он же Буран, а не со мной, – ответил ему Зингер. – Может он вам прольёт свет на их внезапную кончину. Ну какой может быть спрос с меня, у меня алиби, которое мне обеспечил суд и УФСИН.

– А кто такой Буран? – допытывался следователь. – Что-то такой клички в деле не фигурирует.

– Буран, – это в моём городе директор частного клуба «Атлант»

– Подробнее, пожалуйста мне об этом Буране и его клубе? – приготовился он записывать показания Клауса.

– Этот платный клуб находится в бомбоубежище ГПТУ – 4, – начал объяснять Зингер – Я посещал его полгода и ни разу он не пустовал. На фитнес, мода в обществе сейчас бешеная вот и я решил придать чуток тонуса своим мышцам. С завсегдатаями я ни с кем не общался. Да они меня бы и не подпустили бы к себе. Я для них был чужак с узкими плечами. И возрастом я к ним не подходил. Они все были накачанные и молодые ребята, как на подбор. В кожаных куртках с наглым поведением. И с ментами они хорошо дружили, так как очень многие ваши коллеги просто жили в подвале Атланта. И я думаю, если бы вы о Буране ничего не знали, то не пришли бы ко мне. Не надо мне лапшу на уши вешать.

Сазанов оставив без внимания отпущенные претензионные последние фразы Клауса, недоверчиво сверлил его своими глазами.

– То есть вы хотите сказать, что эта армия спортсменов была криминогенной?

– Я ничего не хочу сказать, но когда я поднялся на зону, то многие бойцы из Атланта досиживали здесь свои карликовые срока. Так что вы чуточку пошевелите мозгами, а мне не шейте того, в чём моей вины нет.

Сизов тогда ушёл удовлетворённый разговором, а через два дня вновь появился с более подозрительным лицом и нитратной речью.

– Прошу садиться, – дружелюбно предложил он Клаусу и вдруг перешёл на повышенный тон: – Однако вы смелый человек! Решили своим хладнокровием подействовать на меня. Вы же знали, что Буранова, похоронили неделю назад на кладбище Белой поляны.

– Впервые слышу, – присвистнул Клаус, – для меня это новость. Знать и его бог покарал?

– Бог никого не карает, Бурана нашли в своём клубе с загнанной ему до ручки отвёрткой в ухе.

– Ну вот теперь всё прояснилось, – засмеялся Клаус. – Он их всех дурил, сказал, что его обокрали. Наверное, сам к рукам общак прибрал, а на меня свалил, когда я уже сидел за хранение оружия.

Тогда этот следователь ушёл от Клауса, как и раньше не солоно хлебавши. Виктор думал, что всё на этим их встречи окончились, но нет. Он появился в тот день, когда из-за решёток камеры отчетливо были видны обильные слёзы неба, сопровождаемые оглушительным громом и ослепительными молниями. Клаусу общаться с ним уже не хотелось, его нудные и однообразные вопросами, навевали тоску и наводили грусть. Когда Сазанов начал задавать вопросы не по делу, Клаус неожиданно рассмеялся.

– Что вас так развеселило Зингер?

– Мысленно прикинул, сколько бы денег ушло на ваше погребение.

– Это что уже угроза? – привстал со стула Сазанов.

– Ну что вы, – спокойно сказал Клаус, – это я для вас составляю ориентировочную смету на ритуальные услуги. Сами посудите вашему лицу гримёр уже не понадобиться. Копаясь не там, где нужно, оно стало соответствовать мумии и сами вы с ног до головы пропахли формалином.

– Хватит молоть чепуху Зингер, – сурово сказал Сазанов. – Я, конечно, дурак, но не до такой же степени. Все приговоры этим спортсменам исходили от вас. И я это докажу вскоре.

Он допил из горлышка остатки воды в бутылке, и пригладив ладонью свои редкие волосы удалился из допросной камеры.

И не известно, чем бы закончились его визиты на зону к Клаусу, если бы на одной из зон не погиб очередной компаньон из той шестёрки что вершили беспредел над Зингером.

Остальных двух человек имеющих большие срока Бака и Фрукта отправили досиживать в Мордовскую Сосновку. Только после этого Клауса оставили в покое. А через полтора года в молельной комнате колонии, кореша ставили свечи за упокой Бака и Фрукта.

После этой новости, напряжение спало совсем. Прекратились визиты дознавателей с воли. К Зингеру начали относится ещё более вежливо и почтительно, включая всю администрацию колонии, начиная от простого контролёра и кончая хозяином.

Глеб после такого резкого улучшения в отношениях к его другу, посещал колонию без всякого графика, словно инспектор УФСИН. На короткие свидания он заходил без всякого шмона, впрочем, как и покойная дочь Зингера. Передачи продуктов были без ограничения веса и досмотр проводился, поверхностно, для видимости.

– Тогда подобные смерти прошли по всей России, – заговорил с собой Клаус. – По сути дела это была самая настоящая война воровского ордена с наглыми людьми. Эти люди, накачав свои бицепсы вдруг почувствовали себя хозяевами жизни, не понимая, что силой духа всегда можно одолеть любого безмозглого богатыря, не говоря уже о убойной силе «товарища Маузера». Пропускная способность на кладбищах в те времена ежедневно росла. «Дураки!» —сказал он. – Жить бы ещё, а они ударились в дурацкую философию силы, а не ума.

– С кем это ты здесь разговариваешь? – раздался в предбаннике голос Глеба.

Он вбежал с широко распростёртыми объятиями, а за ним вприпрыжку словно козлик бежал молодой щенок Юнг китайской породы коричневого окраса. Зингер вздрогнул от неожиданности и встав с кресла обнял друга.

– Это анализы скорби вслух, о чём мы с тобой две недели назад тайно перекидывались у меня на свиданье, – сказал Клаус. – Я думаю, что смерти некоторых спортсменов мне аукнутся на свободе? Если я, конечно, останусь в этом городе. Думаю, мне нужно продавать квартиру и переселяться ближе к югу в тихий городок. И жить в этой квартире после смерти дочки и внучки мне будет очень кисло. Это ежедневный всплеск горьких воспоминаний, а также вынашивание мудрых планов мести. Подобные мысли меня самого до кладбища проводят.

– Глупости говоришь брат, – решительно одёрнул его Глеб. – Что за пессимистическое настроения в такой праздничный день? Сейчас мы с Юнгом приступим к его тонизированию, – и он, открыв холодильник, достал оттуда приготовленные закуски и большую бутылку коньяка. Рядом подпрыгивал к закускам Юнг.

– А Виктория твоя к нам присоединится? – обняв собачку спросил Клаус и дал ей незаметно бутерброд с сыром.

– Обязательно! И не только она, а ещё кое-кто?

Глава 3

Они сидели втроём за столом, Глеб, Клаус и Виктория. Пили размеренно коньяк маленькими рюмочками, пока их компанию не пополнила женщина в чёрном, которую Клаус видел впервые. У неё было тёмного тона демисезонное пальто, чёрные гладкие волосы и лакированные туфли. Она поставила свою сумку на стол и достала оттуда литр коньяка, лимоны и две банки паюсной икры. Этот была Ольга о который битый час рассказывала Виктория Зингеру.

– Всё ребята, – скомандовала Ольга. – Меняем напёрстки на бокалы и переходим на другой рацион питания. Холодец долой из бани!

«Если бы не её цепкий ястребиный, я бы сказал снайперский взгляд, она бы выглядела очаровательной и милой? – подумал Клаус. – А так это красивый и современный образ строгого руководителя в женском коллективе. Возможно, почтового отделения или ателье по пошиву одежды. Кого-то она мне напоминает из экранизированной сказки? Наверное, красивую ведьму?» – осенило его.

– Это моя подруга Оля, – представила Виктория гостью. – Она врач общей практики и была до этого замечательным хирургом. С такой женой Клаус вечно здоровым будешь! И душа, и тело будут молоды!

– Советским Союзом попахивает, – ухмыльнулся Зингер.

– Это почему такое недоброжелательство к моей персоне? – спросила Ольга.

– Не к вам, а к представлению Виктории, – поправил её Клаус. – В советские времена специалистов широкого профиля всегда так гордо представляла народу, (к примеру, механизаторов, строителей или станочников, но никак не врачей). Они все поголовно были узкие специалисты. А сейчас как звучит: «врач общей практики», знать совсем в нашей российской медицине дела плохи, если пример стали брать с трактористов и комбайнёров. Не ошибусь если так этак лет через десять у нас в медицине появятся стоматологи – гинекологи.

– Вот сходите со мной в парную, тогда будете судить о моей квалификации врача, – сказала Ольга, – я много чего знаю в медицине, но скальпелем работаю отменно. А вчера департамент назначил меня главным врачом железнодорожной больницы.

– Должность ответственная, но, пожалуй, я не пойду с вами в парную, всё-таки скальпель – это холодное оружие, – сразу отказался он. – Пару я сегодня с избытком принял, а вот коньячку с вами выпить не откажусь.

Она сняла с себя пальто, и перекинув его через спинку пустого кресла, произнесла:

– Месяц целый готовила себя к этой бане с вами, а вы сразу ретируетесь. Либо во мне, что-то не так, либо мужики совсем инертные стали. Тогда и у меня парная сегодня отменяется, – наигранно взгрустнула она и утонула в мягком кресле.

– Месяц назад, как и вчера я был человек никто, – сделал загадочные глаза Клаус.

– Ошибаешься брат, – прервал его Глеб, – Ольга давно с тобой заочно знакома. Она все наши семейные фотоальбомы просмотрела, где и твои портреты присутствуют. И твою семью она знала, как твою метрику.

– Я даже знаю, что вас сажали за преступления, которые вы не совершали, – удивила его Ольга. – Хотя первая судимость была законная, – тут же поправилась она.

– Правильнее выразиться, следствие не могло доказать содеянное, поэтому вешали на меня всех дохлых кошек, – внёс ясность Клаус. – Теперь они меня не возьмут на эту мякину. Умным стал!

– Неужели поумнел в неволе? – поддела его Виктория.

– Я всегда был умным! – гордо заявил он. – Но пришлось жизнь переосмыслить и досконально изучить уголовный кодекс. И в данный момент не желаю, чтобы за этим столом вели разговор обо мне. Давайте отвлечёмся ещё раз коньяком, – и он поднял свою рюмку.

Когда они выпили, женщины скрылись за дверями парилки, а мужчины остались сидеть вдвоём. Зингер вопрошающе смотрел на друга.

– Ну что ты Глеб скажешь нового, про смерть Ляли?

– Что говорил раньше, то подтверждаю и сейчас, – обжёг взглядом Глеб своего друга. – Я всё прояснил, только давай пока оставим эту тему на время. Сейчас матрёшки нам не дадут обстоятельно поговорить с тобой. А ты раскрой глаза шире, тебе Виктория женщину классную привела для знакомства. Будь с ней повнимательней? У неё покойный муж тоже был скиталец вроде тебя, но с чистым паспортом. За длинным рублём мотался по всему свету. На воровском лесоповале случайно придавило вековой сосной. Кстати, у неё брат тоже медик. Оставил ей квартиру со всем добром. Работает судовым врачом во Владике, там и проживает со своей семьёй. Лови момент? Могу тебе без вранья сказать, ты ей не приглянулся, она просто в тебя втюрилась, как увидела в альбоме. А теперь принимай решение, думаю от такой ягодки грех отказываться.

– Я уже отметил её фигуру и внешность, – сказал Клаус, – ничего барышня, но по повадкам настоящая старшина. Как бы она моим воспитанием не занялась.

– Это она рисуется, хочет подыграть тебе, изображая из себя отчаянную шедевру, – объяснил Глеб. – Наверное храбрую таблетку перед баней проглотила? А вообще-то Ольга очень милая и кроткая женщина, с умной головкой на плечах. Будет тебя опекать, кормить и одевать по высшему классу. Она даже не догадывается, что ты настоящий граф Монтекристо. Виктория тоже не знает о твоём кучерявом сейфе, а у меня рот на замке. Твой подпольный банк, я оберегал как цербер. Он хранится в «бетонном бутерброде», поэтому и целый до сей поры, как не вылупившее яйцо. Я к нему не притрагивался, а в каком состоянии находится расходный банк, тебе известно. Я после памятника и облагораживания могилы, из него взял самый чуток. Только тысяча долларов на замену электропроводки в твоей машине.

– Не надо передо мной отчёт держать, – возмутился Клаус, – я тебе доверяю, как самому себе! Мой единственный и верный друг это ты! И если бы я в тебе разуверился, то на свою жизнь давно бы уже наплевал. Твоё внимание ко мне при казематном климате многого стоит!

– Допустим погода на зоне была установлена тобой, – заметил Глеб, – я всегда поражался, когда приезжал к тебе. Льготу на вес передачи и её срока мне условно вручили. Все литеры со мной были обходительны и доброжелательны! Отчего у меня на душе легко и спокойно становилось за тебя! А вот про досрочное освобождение они всегда уходили от разговора. Начальник твоего отряд хмурил брови и говорил, что эта прерогатива областного начальства.

– Глеб, они сами вылепили из меня авторитетный памятник, – объяснил Клаус. – По разговорам с некоторыми работники меня просто боялись. Ведь практически все, кто мне сделал бяку, сейчас кормят червей. А я и духом не ведаю, кто их отправил под землю. Ежу понятно, что я невольно стал центровой фигурой во время жестокой войны между ворами и бычьём, в которой воры в законе одержали оглушительную победу!

…Когда женщины вышли из парной в простынях, как индианки в сари, за ними сразу нырнули мужчины. Они не стали поддавать пару и брать в руки веники. Глебу надо было всего-навсего выговориться. Они сели на полок, и Глеб начал ему рассказывать, как погибла внучка Клауса Ляля.

– Я тебе повторюсь, чтобы ты глупостей не наделал, но неделю назад я в полной мере убедился, что водитель Бунин виноват на сто процентов в гибели Ляли. Проводку на твоём мерседесе менял знатный автоэлектрик Витя Горелый. Он ознакомился с фронтом работы и мне сказал: «Что любая машина в темноте без фар может быть участницей ДТП. А эти сто пятьдесят лошадей потенциально убийственный транспорт». Думал, если я однокрылый, значит руль не держал. Я ему, конечно, словесный противовес поставил и тут он давай мне рассказывать, что в конце декабря на исходе прошлого года менял проводку на таком же автомобиле одному важному челу. Меня тут и осенило, когда он назвал фамилию Бунин. Он заезжал тоже ко мне, но в начале января. Мои ребята дверцу ему ретушировали. Мы с ним душевно переговорили, и он мне в знак нашего знакомства подарил литр импортного коньяка и дал два килограмма копчённого осетра или белуги, – я в царской рыбе не разбираюсь. Тогда я не знал, что Ляля с Таней на кладбище покоятся. Я об их смерти вскоре узнал от сына одного клиента, который жил в твоём доме. Я вместе с ним поехал к тебе домой, деньги отвезти твоим девчонкам на прожитьё. Показываю ему на задёрнутые шторы в окнах при январском солнце. А мне сынишка клиента и говорит, что Лялю и её маму художницу похоронили второго января. Представляешь, что со мною было тогда?

– Представляю, но тебе Глеб Петрович, не машины облезлые нужно красить, а сказки рассказывать по телевизору в передаче «Спокойной ночи малыши», – не выдержал долгого предисловия Клаус. – Давай ближе к делу.

– Дело серьёзное, поэтому выслушай меня внимательно, – посоветовал Глеб, – а то косяков нарежешь и вновь на тюремную пайку попадёшь.

– Да не в этом дело, я просто уже задыхаюсь здесь от жары, – взмолился Клаус. – Давай перенесём эту тему на свежий воздух. А сейчас бежим отсюда.

– Нечего оттягивать разговор, – остановил друга Глеб, – Валентина Бунина отмазал его шурин, в прошлом начальник уголовного розыска или криминальной милиции, – как правильно называется не знаю? Он работал в Железнодорожного районе, фамилия Дмитрий Калина. Очень крученый мужик. Может приходилось сталкиваться?

– Нет, с ним меня судьба не сводила, это точно, – сказал Зингер. – Но о нём я наслышан, как о самом наглом чёрном риэлторе в погонах. Со мной сидел один пассажир с грустными глазами по кличке Садовник, специалист по изготовлению ключей. Спился мужик в конец, вот ему этот мент и устроил многострадальное тринадцатое число. За две тысячи баксов Калина переселил его из однокомнатной квартиры в товарищеское садовое общество, где тот, чтобы прокормиться лазил по чужим дачам, за что и попал на четыре года.

– Зачем он подписывал бумаги, совсем дурак? – вопрошающе посмотрел на друга Глеб.

– Это мы с тобой не знаем, что такое похмелье, а слабые, опустившиеся люди с глубокого бодуна любые бумаги подпишут и обратного хода уже ждать бесполезно. Ничего никому не докажешь и некому за этих бедняг заступится. Таковы наши законы. А вот если бы всех обманутых бедолаг заселяли по указу президента после кидалова в квартиру с законодателями, тогда бы не было подобных сделок. И вообще, я считаю, что несерьёзно, важные сделки доверять сомнительным конторам, этим должны заниматься государственные структуры. Но лично для меня это даже очень хорошо, что этот мент ко мне второй раз в разработку попал. Только я не понял, а почему он в прошлом мент? – спросил Клаус, – повесился или повысили.

– Скорее повысился, – мотнул головой Глеб, – он создал год назад юридический центр с гильдией адвокатов и нотариусов в городе и огребает деньги лопатой. Имеет свой офис с хорошей рекламой и несколько небольших контор. Так вот в тот трагический день, – продолжил свой рассказ Глеб, – Бунин ехал под аркой без фар на бешеной скорости по левой стороне. Отчего и поцарапал изрядно свою машину. Гаишники и представители морга подъехали через час. Лялю погрузили и увезли, свидетелей наезда не пытались искать. Спустя пять дней, когда похоронили и дочку, и внучку дело закрыли, не делая никаких экспертиз. Я после рождественских каникул включив амбиции пришёл в городскую прокуратуру узнать насчёт судьбы виновного в гибели Ляли. А мне сказали, что в любом случае в возбуждении уголовного дела будет отказано ввиду того, что погибшая девочка сама виновата в своей гибели. К тому же у девочки нет родственников, которые могли бы подать иск в суд. Была одна мама, но она не пережила смерть дочери. И мне дали понять, что я никто и звать меня никак. И рекомендовали, чтобы я впредь больше их не отрывал от важных дел. По своим каналам я узнал, что на месте наезда не были сфотографированы следы протектора шин автомобиля. Отговорка у них тоже на это есть, оказывается все следы скрыла вьюга. Потом мне удалось ознакомиться с материалами СМЭ. В документах из морга неправильно указано число, одежду Ляли, цвет и длинна волос.

Глеб сделал паузу и достав сигарету закурил, посмотрев, как ему показалось в отрешённые глаза друга. На Самом деле Клаус в своей голове уже выстраивал план бескровной мести для виновника гибели его внучки и для тех, кто скрыл это преступление.

– Ты можешь в такое поверить, чтобы твоя внучка всегда одетая, как принцесса, пошла в музыкальную школу в спортивном костюме и обрезанных валенках? – спросил Глеб.

– Что за глупости ты несешь? – закашлялся от сигаретного дыма Клаус, и закурив сам, грустно произнёс:

– Лялю Татьяна, как картинку одевала и валенки в нашем доме никем не признавались. Ещё моя покойная жена считала, что войлок является самой благоприятной средой для размножения моли. А дочка вообще была во всём модная и современная, даже свою экспозицию картин она назвала «новый стиль века».

– Вот и я о том же говорю в морге, а мне вешают лапшу на уши, что это просто техническая ошибка, какие иногда случаются у них. Тем более, я не поленился и наведывался в музыкальную школу. Мне преподаватель сказала, что на Ляле в тот день были надеты замшевые сапожки на липах. Короче скрыли преступление. Но ты можешь это дело возобновить. Ты дед и отец, тебе отказа не будет, но нервотрёпка тебя ждёт нескончаемая, потому что в машине, мне кажется, ехал на сиденье пассажира сам Калина. Либо он быстро приехал по звонку Бунина, а уж только через час подъехали сотрудники ГИБДД и морга. А ещё хочу тебе важную новость сказать, что Бунин живёт в вашем дворе, напротив тебя в ЭС – образном доме и тоже на восьмом этаже. Возможно, сталкивались с ним в былые времена. Он на сказочного колоба похож и носит чуб на голове, как у шляхтича. Раньше у него пельменная была в Заречье, а сейчас целая сеть точек общественного питания и небольшая гостиница.

Выслушав до конца Глеба, Клаус молча докурил сигарету и бросив окурок в литровую стеклянную банку, служившей пепельницей, сказал:

– Не знаю я таких. Я в своём подъезде мало кого знал, а в том доме полтысячи квартир. Но для меня твоя информация очень ценная! И ещё я решил не ходатайствовать в возбуждении уголовного дела и писать никуда не буду. Знаю, что бесполезно доказывать в нашем государстве правду. Для этого нужен автомат или сажать на трон господа бога. Я знаю, как наказать всех тварей. Крови не будет, но жизнь у них наступит «благоухающая», примерно, как в самом вонючем огородном туалете, а может, и морге. А сейчас пошли к дамам, надо решиться и обнять Ольгу. У меня тяга к ней появилась.

– Вот это совсем другой разговор, – одобрительно отнёсся к его затее Глеб, – всё-таки шесть лет на маринаде находился.

– Низко летаешь брат, – усмехнулся Клаус, – мне иногда братва присылала на свидание «сестёр милосердия». И жил я там порой как султан. А когда хозяин потерял связку важных ключей, включая и его личный домашний сейф фирмы «Валберг», мне вообще лафа пришла. Мою квалификацию он достойно оценил и из его дома я вышел без конвоя. Он мне дал две тысячи рублей и три часа свободного хода по городу. Так что не удивляйся, что я тебе про это не говорил. Не буду же я кричать на общем свидании про такие льготы.

Глава 4

Когда они вернулись в баню с улицы, на кресле, где до этого лежал Клаус, вытянув свои точёные ноги, расположилась Ольга. Посмотрев на мрачных друзей, она сказала Виктории:

– Тебе не кажется подруга, что наши мужчины пришли не с перекура, а с казни вашей домашней птицы? Лица у них как на похоронной процессии и руки трясутся.

– Я на позитиве, – улыбнулся Глеб, – а ты впёрлась, вытянув ноги в ложе Клауса вот он и загрустил. Вдвоём вам на нём не уместиться.

– Если так, я могу уступить ему эту детскую лежанку, – ответила она Глебу и привстала с кресла.

– Можете пользоваться им сколько хотите, – рассеяно заявил Клаус, – я более широкие спальные места предпочитаю.

– Ну наконец то ваш гость дал понять, что ночь проводить в этом кресле сегодня не намерен. А я уж думала он отходить ко сну собрался, если разложил кресло средь белого дня.

Он схватил бокал с томатным соком, залпом выпил его и будто осмелев после напитка, совсем по-дружески погладил Ольгу по плечу.

– Если вас милая Ольга интересует, где я намерен провести сегодня ночь? То могу, не заикаясь сказать, что вы очень милы и хорошо выточены. И я бы не отказался ночью это плечо, не только гладить, но и целовать, – и он, наклонившись чмокнул её в плечо. После чего её наигранная смелость пропала, и она загорелась, как свечка. Она приняла сидячую позу и взяв бутылку со стола наполнив коньяком рюмки, тихо произнесла на ухо Виктории:

– Я так и думала, если он по своей специфической деятельности незаметно входит в чужие дома, то в моём сердце он калитку открыл без стука и скрипа. Он меня уже сразил!

Но как бы она тихо не шептала, всё равно и Глеб, и Клаус слышали её голос.

– Если рюмки налиты их надо опустошить, – присел на пуфик Клаус. – А свою специфическую деятельность Ольга, как вы соизволили выразиться, я в ближайшее время узаконю и буду работать только по вызову и заказам.

Она оторвалась от уха Виктории и изобразив недоумённое лицо внимательно посмотрела на Клауса:

– Я понимаю, что можно без труда создать частную контору, по изготовлению ключей и ремонту разной бытовой техники. А как вы в своём уставе будете обозначать открытие женских калиток?

– Если вы мне сегодня понравитесь, то другие калитки мне вряд ли понадобятся.

Она моментально зарделась и тут же не дожидаясь никого выпила свою рюмку. Через пять минут Ольга с Клаусом зашли в парную, а когда вышли из неё, то супругов Захаровых в бане уже не было, а на большом диване лежало чистое постельное бельё. Выходка Глеба и Виктории смутила его. Оставив его наедине с этой женщиной, они заставили душу Клауса изрядно пропотеть.

«Язык – это такое помело, которое зачастую не дружит с головой, – подумал он. – По сути дела у меня не было опыта общения с незнакомыми женщинами, кроме „сестёр милосердия“ в комнате свиданий. Но там совсем другой антураж меня окружал, и они сами заботились о моём душевном и внешнем комфорте. А здесь красивая и интеллигентная женщина, к тому же медик, да она меня безжалостно испепелит сейчас всего».

Она словно прочитав его мысли, бесшумно ступая по полу, подошла к нему сзади и прислонившись своей щекой к обнажённому телу, произнесла:

– Не думаю, что ты маскируешь своё истинное поведение? Я же про тебя, считай всё знаю. Ты по жизни такой мягкий и скромный, как сдобная булочка, которую с нетерпением хочется скушать. Мне про тебя Захаровы все уши прожужжали, какой ты положительный и сильный. Так что диван будешь раскладывать ты, а я буду застилать постель.

Он развернулся к ней передом и запустив свою руку в её смоляные и немного влажные от пара волосы, начал ближе изучать её лицо.