Purgatorium

Что, в сущности значит быть собой? Он задал этот вопрос себе и ответ не порадовал. Человек не бывает собой, даже с собой наедине. Он всегда играет какую-то роль, для друзей, для врагов, для любимых, даже для самого себя, он одевает личину. А что там под ней? Иногда человек это вовсе забывает. Но какой Альберт настоящий? Тот, что был в прошлом или сейчас? Это чувство двойственности единого сознания поражало его и пугало.

В погасшем экране монитора он увидел её отражение. С испугом, оторвавшись от своих размышлений Альберт обернулся. Тело под простынёй зашевелилось. Он смотрел, замерев в ожидании. Вот она, встала легко и свободно, сползла простыня. Перед ним стояла Вера. Бледная кожа и платиновый цвет коротких волос, глубокие, бездонные глаза, чёрные как бездна, в которой он падал, тонул, но выживал. Она не жива и не мертва.

– Вера, – тихо произнёс он, глядя как она сделала шаг, приближаясь к нему.

– Альберт? – спросила она словно не узнавая.

– Это я! – произнёс он боясь шевельнуться, спугнуть.

– Это ты? – подошла она ближе и протянула ладонь к его голове.

– Это я, Вера, – потянулся он к ней навстречу.

Она прикоснулась к нему и мертвенный холод обжег его кожу.

– Альберт. Ты больше не любишь меня? – в её взгляде он видел печаль.

– Я не помню тебя, – грустно прошептал он.

– Как же так? Почему? – в глазах Веры появились слёзы.

– Я не знаю, – ему стало стыдно, – ты можешь мне помочь? Скажи, почему мы не были вместе?

– Ты мне ответь, – слезы устремились ручейками по её бледным щекам.

– Это я виноват?

– Ты не виноват. Я сама виновата.

– Кто сделал это с тобой? Я найду его! – злость на самого себя переполняла Альберта. Он хотел этой встречи, но теперь не знал, что сказать.

– Альберт, – тоскливо произнесла она имя, – это не ты.

Удар по лицу. За что? Снова пощёчина, и ещё. Опять и опять.

– Прости меня Вера.

Новый удар оказался настолько сильным, что вырвал его из темноты и вернул обратно в сознание.

– Очнулся! – знакомый противный голос эхом пронзил слух Альберта. – На меня смотри! Мразота. Давай приходи в себя, а то всю веселуху пропустишь.

Истошный крик Жанны пронзал до глубины, до самой нижней точки той бездны из которой возвращалось сознание. Сквозь мутную пелену застилающую взгляд, Альберт сумел разглядеть силуэты трех особей мужского пола и её. Девушка – хрупкая, нежная и абсолютно голая, отчаянно барахталась на диване пытаясь отбиться от здоровяка, навалившегося сверху. Другой габаритами немногим меньше, стоял рядом удерживая её за руки. Третий, самый хилый из них, присел перед Альбертом с огромным тесаком в руке и крутил своей пронырливой рожей, бросая взгляд то на него, то на своих подельников, время от времени подбадривая их.

– Давайте чуваки. Отжарьте её как следует. Пусть знает, кто здесь хозяин, – противным ломаным голоском комментировал хилый.

Этот неприятный звук из щербатой пасти показался Альберту знаком. «Ну конечно, это тот урод, что обещал добраться до них из трубы дымохода,» – догадался контуженный Шкляров.

Придя в себя, он обнаружил что сидит приваленный к стене, на полу в первой комнате своей квартиры со связанными за спиной руками. Сидит и смотрит, как его Жанну пытаются изнасиловать трое уродов, на его же диване. Осознавать происходящее было неимоверно трудно, ужасно болела голова, по виску и затылку текла кровь, связанные руки сводило от боли, «ватные» ноги, словно чужие, безвольно валялись на холодном полу. Как будто разобранное на части, тело никак не хотело вновь собираться.

– Очнулся ботаник? Ну вот и хорошо. Значит ты у нас крутой? – обратился к Шклярову тот, который держал Жанну за руки.

Отпустив девушку, он наклонился к Альберту ощерившись кровожадной ухмылкой.

– Парней моих напугал…

– Да я ему щас кишки выпущу, паскуде. – завопил хилый, уперев свой тесак в живот Шклярова.

– Если бы не карантин, я б тебя давно уделал, – сплюнул на пол главарь, – ну ничего, так даже лучше. Никто нам не помешает.

Договорив он обернулся к Жанне, которая уже выбившись из сил, молча барахталась в цепких лапах амбала.

– Уймись дура! – рявкнул здоровяк.

– А ты чё думала? Свалить можешь? – обратился главарь к Жанне, нависая над ней. – Ты моя! Моя собственность! Я тебя отмыл, отогрел. Я тебя от голода спас! А ты меня кинуть решила…

– Пошёл ты! Я тебе долги все вернула! – задыхаясь крикнула девушка.

– Не все. Последний остался, – снова ощерился главарь и стал медленно спускать штаны, – сейчас ты рассчитаешься. Как положено – с процентами. Сначала со мной, а потом с пацанами.

Скинув брюки, он залез на диван.

– А ботаник твой посмотрит.

Бугай державший Жанну чуть отстранился, продолжая сковывать ей руки. Главарь с плотоядным оскалом навис над обессиленно стонавшей девушкой, пытаясь раздвинуть ей ноги. Она продолжала сопротивляться – извиваться, держать ноги вместе, но отбиться от двух уже не могла и обессилев все же сдалась. Главарь распластал обнаженную и беспомощную жертву и злорадно смеясь приступил к своему грязному делу.

– Давай её! Топчи курицу, – ухахатывался хилый.

– Так её, шалаву! – кряхтел здоровяк, продолжавший сдавливать руки.

– Расслабься милая! Быстро это не кончится, – задыхаясь от возбуждения насмехался главарь.

– Зато потом посмотришь, как мы с твоего дружка будем шкуру снимать! – радостно завопил хилый и провёл тесаком по горлу Альберта.

– Чего ты корчишься? Шмара! Тебе же раньше нравилось! – главарь выпрямился и с силой подтянул к себе Жанну за бёдра, закинув её, расслабленные от усталости ноги на шею.

– Сволочь… – протянула сквозь стон сдавленно девушка.

Зубы стиснуло, сдавило затылок, боль, словно разряд электричества пронзила всё тело, сводя мышцы судорогой. Опять этот приступ. «Как вовремя,» – подумал Альберт извиваясь в конвульсиях. На него никто не обращал внимание, взгляды подонков приковывало действо, творимое их главарём с беззащитной девчонкой.

Сознание вспыхнуло, осветив ярким светом изображение в замутненных глазах. Всё стало ярким и чётким. Только бешенство и первобытная злость наполнили вены собой вместо крови. Жилы натянулись упругими верёвками, обвивая всё тело. Сотрясаемые спазмом мышцы превратились в горячие камни, буграми выпирая и натягивая кожу.

Лицо Альберта словно запихнули в миксер и обожгли кипятком, а тело пронзили миллионы раскалённых иголок. Стоны Жанны проникли в его сознание резкими волнами, разрывая на части. Мерзость, тошнота от немыслимой вони и треск раскалывающегося черепа, будто изнутри вырвалось нечто большое.

В этой комнате нет людей кроме Жанны. Это мразь человекоподобная ничем не отличалась от тех уродов, что поселились в подвале. Те же звериные повадки, тот же хищный оскал. Тот же животный инстинкт. А он сам уподобился им. Теперь в нём нет человека, только жажда крови и невыносимая ненависть к мрази.

Верёвки стягивающие запястья лопнули, оказавшись слабее набухших стальных мускулов. Альберт словно пойманный хищник с рёвом вырвавшись из пут, резко вскочил на ноги. Хилый обернулся с недоумением. Рука с тесаком в миг оказалась в захвате. Шкляров, будто ведомый кем-то извне, ловко перехватил оружие, вывернув подонку руку и вонзил остриё клинка в горло. Кровь фонтаном ударила из открытой раны, а тесак в руке хищника уже направился в сторону следующей цели. Здоровяк выпустил руки девушки из захвата и с диким воплем бросился на встречу, отталкиваясь от дивана. Столкнувшись они оба рухнули на пол, схватившись в дикой борьбе. Альберт успел полоснуть амбала тесаком по жирному боку, но тот словно и не заметив, вцепился рукой в его горло, другой пытаясь завладеть оружием.

Главарь ошарашенно попытался встать с девушки, но броситься на помощь своему подельнику она ему не дала. Ухватив ногами, Жанна вновь повалила его на себя и заблокировав возможность сопротивляться, стиснула горло подонка в замок. Запыхавшийся главарь, стал быстро терять силы, не в силах сделать вдох.

Туша амбала придавила слабеющего Альберта сверху. Приступ, поразивший болью и наполнивший силами тело, отступил также внезапно, как и в прошлый раз, оставив его наедине со свирепым врагом. Перехватив тесак, здоровяк вывернул клинок и направил его остриё в грудь Шклярова, навалившись всем телом. Альберт с трудом удерживал свою смерть в считанных сантиметрах от себя. Но долго так продолжаться не могло. Дрожащие руки сдавались под напором врага.

В последний момент он заметил, густой рекой льющуюся из раны в боку здоровяка, кровь. Высвободив ногу из-под туши амбала, Альберт, что есть силы ударил коленом туда. Здоровяк взвыл и клинок в его лапах дрогнув воткнулся в пол, в миллиметре от горла Альберта. Раненый враг ухватился за кровоточащую дырку и пошатнулся. Этого мгновения Шклярову хватило чтоб перехватить тесак и вонзить его лезвие амбалу под его квадратный подбородок. Тесак, как по маслу вошёл в жирную мякоть, высвобождая фонтан бурой жижи, напором ударившей в лицо лежащего снизу Альберта. Утробно хрипя и хлюпая толстая туша завалилась на бок, утопая в луже собственной крови. Альберт выдохнул и стал подниматься. Ведь бой ещё не окончен, был ещё третий подонок, он угрожал Жанне, но… Он уже не опасен, не ей, никому. Последняя судорога тряхнула обмякшее тело главаря. Жанна разжала замок, лишивший мерзавца воздуха и развела уставшие руки в стороны, отпихнув бездыханный труп ногой. Словно мешок с удобрениями, безвольное тело шлёпнулось на пол.

Весь в крови, Шкляров смотрел на неё. Она обнажённая и бессильная смотрела него. Молча. Не было сил говорить, не было сил ужаснуться тому, что случилось. «Теперь я точно убийца,» – подумал Альберт.

– Это твой бывший? – спросил наконец он.

– Да, – медленно произнесла девушка, – теперь уже точно бывший.

Усадив Жанну, он сам пристроился рядом, обнимая и прижимая крепко к себе. Девушка не плакала, у неё не было сил даже на это. Альберт нежно гладил её по волосам. Оглядев комнату, он ужаснулся.

– Сколько крови, – сказал про себя Шкляров, – целое море. Как же много её в человеке.

Хилый и амбал лежали почти рядом. Их тела залили кровью весь пол. Бурое море омыло даже тело их главаря. Нельзя было ступить, чтобы не замараться в их жиже. Альберт поджал на диван ноги.

– Как они выбрались? – хлюпнула носом отходившая от шока девушка.

– Видимо через дымоход. Другого варианта нет, – предположил Шкляров, продолжая гладить её по голове.

Жанна вздохнула облегчённо, глядя на труп главаря.

– По крайней мере я сделала то, что хотела.

– Ружьё было тогда для него? – догадался он.

Девушка молча кивнула и закрыла мокрые от слёз глаза.

– Надо отсюда уйти. – шепнул Альберт.

– Куда?

– Не знаю. Но тебе здесь лучше не будет.

– Я знаю место, – девушка открыла глаза и попыталась встать, но замерла на краю дивана, не решаясь наступить на залитый кровью пол.

Альберт решительно поднялся, хлюпнув башмаками в бурую лужу и взял обнажённую Жанну на руки.

– Я голая… – прошептала смущенная девушка.

Не глядя он схватил чьё-то пальто, висящее у выбитой двери и укрыв им обнажённую Жанну, вынес её из квартиры.

– Ты весь в крови, – заторможено произнесла она, проведя рукой по его лицу.

– Ерунда. Где твоя одежда, ботинки? – Альберт говорил спокойно. Хрупкая девушка на его руках была как невесомая. Легко и бодро шагая он не ощущал её веса.

– В ванной осталась. Но платье грязное…

– Пойдём, заберём.

БАШНЯ

– Умойся пожалуйста. Мне на тебя страшно смотреть, – сказала Жанна, одевая платьишко, явно не своего размера.

Но выбирать не приходилось. Одевать старое и грязное она наотрез отказалась. А то что было в мешке, припрятанном между стиральных машин, подходило разве что на подростка. Выбрав приблизительно подходящее, она принялась в него влезать. Выглядело это немного забавно, но Шклярову было не до смеха. Боль, что отступила, не то от приступа, который своим мощным всплеском затмил остальные ощущения, не то от горячки боя, теперь вернулась с новой силой. Раненая нога словно взрывалась изнутри. Головная боль стала просто невыносимой, а кровь на лице запеклась и теперь не давала открыть нормально глаза. Усталость теперь навалилась втрое сильнее, чем после подвала. Не было в душе у Альберта не чувств, не желаний. Не помнил он теперь даже смысла своего существования. Что-то сломалось внутри и теперь система сознания в механизме Шклярова дала фатальный сбой. Ему нужно умыться – она так сказала. Вот и всё, что было у него в голове.

Альберт зашёл в ванную комнату и подойдя к раковине открыл кран с горячей водой. Счастье закончилось. Глухой трубный стон возвестил – горячей воды больше нет. Из холодного потекла ледяная ржавая жижа – хоть что-то. Шкляров принялся отмывать одну грязь другой. Насилу удалось оттереть от ссохшейся крови глаза, и он взглянул на своё отражение. На него из зеркала смотрело жуткого вида создание с глубокими потухшими глазами, выглядывающими из-под густых седых бровей, нахмуренных уже так долго, что складка над переносицей напоминала глубокий разлом в сухой глине. Перемазанный кровью он напоминал себе ту уродливую тварь из подвала. Защемило внутри, там, где у людей находилась душа. Какой же он старый. Сколько ему лет?

Закончив с отмыванием крови, Альберт уже не глядя в зеркало, закрыл кран. Не хотелось больше видеть его. Становилось тоскливо и страшно. «Зачем ты жил, чтобы я теперь всё это вспоминал? Почему я должен доживать за тобой? А что, если я не хочу вспоминать? Не хочу доживать? Почему я просто не могу уйти?» – задавал он эти вопросы ему – тому которого оставил в зеркале.

Дверь распахнулась.

– Ну как я тебе? – улыбнулась Жанна, так словно с ней ничего плохого не случилось.

Яркая, живая, бодрая и весёлая, как весеннее солнце после долгой зимы, она осветила собой его хмурую засохшую глину и она, потрескавшись на сотни узоров расползлась в добродушной улыбке.

– Прикольно. Это на 10 летнюю девочку, наверное, – добавила девушка, покрутившись на месте.

Голубое платье длинной меньше прежнего, под него она натянула узкий топ в розовых цветочках и зачем-то нацепила чёрный ошейник с сердечком.

– Ну вот так как-то, – засмеялась она, осмотрев себя и хлопнув в ладошки, – Скажешь что-нибудь?

– Что за ошейник? – продолжая улыбаться спросил Альберт.

– Это единственное что мне по размеру, – щёлкнула она пальчиком по сердечку.

Ты потрясающая, – дал он наконец свою оценку.

– Спасибо, – поклонилась она, сияя от счастья, – ты, кстати, тоже ничего. Без крови на лице…

Жанна подошла ближе, в упор и взяв его небритое лицо своими нежными ладошками, жадно впилась в его сухие обветренные губы.

– Ты сказала, что знаешь место? Что за место? – спросил Шкляров у Жанны, когда их губы наконец расцепились.

– Это башня. Там лифтовая и вообще там хорошо. Пойдём? – улыбнулась она и повела его за собой держа за руку.

– Пойдём, – согласился безропотно Шкляров.

– Ты скинул код? – спросила Жанна, когда они уже подходили к лестнице главной парадной.

– Нет. Не успел, – коротко ответил Альберт, вспомнив про злосчастный исходный код. Он так и не решил, что с ним делать. Решать сейчас что-то он не хотел, потому махнув рукой добавил, – Потом.

Жанна ничего не сказала, а лишь кивнула с улыбкой.

Медленно словно во сне, цепляясь за высокие перила, как за спасительную соломинку, Альберт преодолевал ступени главной парадной лестницы, бесконечно, тянувшейся куда-то вверх под небеса. Жанна шла рядом, стараясь не отпускать своего спутника из вида. Сколько времени у них ушло на подъём, сколько времени вообще осталось до утра, до конца карантина? Они не думали об этом. Разговор был о другом. Жанна, придерживая Альберта за руку пыталась скрасить ему нелёгкий путь своими рассказами.

– Знаешь, когда я в этот дом попала впервые, он мне показался таким грандиозным, – с восторженным придыханием начала она, – эти лестницы, парадные, огромные потолки, словно я в храме. Не думала, что он станет тюрьмой для меня.

– Дом здесь не при чём, – натужно, сквозь одышку выдавил Альберт.

– Да. Я знаю. Зло творят люди, а не стены. А здесь много зла, – согласилась она, – у меня не было выбора особо. Нужно было выжить, вот я и повелась на сказки этого мудака. Я его не любила, а он пользовался мной, но по крайней мере я не голодала.

– У тебя были проблемы с законом до этого? – остановились они на площадке перевести дух.

– Да. Я так и познакомилась с этим… Он помог мне укрыться здесь.

– И он заставил тебя заниматься преступлениями с ним?

– Это помогло мне не протянуть ноги, – она развела руками и двинулась вперёд, – давай немного осталось.

«Обидел. Зачем только спросил. Ясно же, что это не лучшие её воспоминания,» – отчитал себя Альберт и продолжил подъём. Может поэтому она так быстро пришла в себя. Насилие было для неё делом привычным. Сколько раз в её жизни с ней так обходились – как с вещью. Её жизнь представлялась кошмаром не меньшим, чем тот, в котором он теперь барахтался сам. А она, привычная уже к такому девочка, гораздо сильнее его. Что было бы с ним без неё. Наверное, тот дрон на первом этаже раздавил бы просто его и всё бы закончилось. Только кто знает, что лучше, ведь сил продолжать этот путь почти не осталось. Но теперь по крайней мере у него есть она.

Башня величественно возвышалась над главной парадной, венчая собой грандиозный ансамбль советской архитектуры. Массивные колонны подпирали её, словно купол небес. А рельефный высокий потолок парадной лестницы, напоминал свод античного храма. От последней площадки на шестом этаже, за шахтой лифта в этот потолок вела неприметная металлическая лесенка, с изогнутыми и ржавыми перилами. Дверь наверх была закрыта и Шкляров собрался уже подбирать нужный ключ, потянувшись за связкой в карман жилета, но Жанна подскочила к замку первая, быстро и ловко его отворила буквально ногтем.

Мрак просторной многоугольной башни подсвечивался одной единственной лампой, находившийся в центре и предназначенной для освещения монтажного блока управления лифта. Его шахта находилась здесь же, со всеми механизмами и проводами, тросами, накрученными на огромных валах и отделялась от основного пространства мощными решетками. Свет сюда проникал и с улицы через пару не заколоченных слуховых окошечек, стекла которых были плотно затянуты толстым слоем инея. Видимо тепло от пола и шахты попадая в прохладное пространство башни оседало на них узорчатыми картинами, закрывая весь вид на ночной город.

– Жаль ничего не видно. Ночью город такой красивый, – произнесла девушка, подойдя к окну.

Пол был захламлён разного рода утварью: ветхие стулья, обшарпанные тумбочки, старый диван с изорванный обивкой. Было здесь не мало другого хлама вроде бочек, ящиков, древних разбитых телевизоров. Среди всего этого бардака, диван смотрелся вполне презентабельно.

– Мне нравится здесь. Тихо, спокойно. Стоишь словно над всем миром, а эти там внизу копошатся, враждуют, воруют, убивают. А я как будто выше всего этого, – говорила мечтательно Жанна, глядя в покрытое густым инеем окно, словно она видит за ним город или даже целый мир, – я сюда приходила всегда, когда не была с этой сволочью. Больше здесь идти некуда.

Шкляров прикрыл за собой дверь и направился к девушке, которая задумчиво замерла у заледеневшего окошка.

– Ты сражался там с этими двумя уродам как берсерк, – спросила Жанна в нерешительности разминая пальчики. – Что с тобой было?

– Не знаю. Приступ опять, – устало произнёс Альберт усевшись на ящик, – словно я был не я, будто кто управлял мной.

– Что же с тобой происходит?

– Без понятия, но мне становится хуже.

– А сейчас как ты чувствуешь себя? – она присела на корточки перед ним.

– Живым, – улыбнулся Альберт глядя в бесконечность её серых глаз.

– Я не знаю, чем помочь тебе, – глядела она во мрак его хмурого взгляда.

– Ты уже помогла.

– Я могу ещё. Хочешь? – Жанна приблизилась к его губам.

– Не стану сопротивляться, – в ожидании ответил он.

И они снова поцеловались. На этот раз чувственней, дольше. Любовь становилась всё больше и крепче. Влажные воды переполняли их берега вырываясь через край. Будто тёплая река омыла их обоих своими бархатными водами. Волна за волной накатывала в такт движения тела, проникающего одной любовью в другую. Напористо, словно соревнуясь, кто больше, сильнее и страстей любит, они сошлись в битве, приятней которой нет ничего. Дыхание борцов становилось всё тяжелее, а порывы яростней и глубже. Наконец побежденная сдалась и откинув голову взорвалась жалобным стоном, возвещая своё полное и безоговорочное поражение. Победитель, завершив свой генеральный штурм, триумфально отметил успех фейерверком, ласкающим нежную кожу теплом, павшей в неравном бою. Победа или поражение – они оба были на вершине Олимпа, вновь сливаясь в крепких объятиях и страстном поцелуе, поднимая над собой знамя их общего счастья. Оно укрывало их от внешнего мира – жестокого и враждебного. Но вместе они одолеют любые невзгоды, ведь их вооружило самое мощное чувство на свете – любовь!

Они лежали на старом изорванном диване и им было хорошо, сама ночь укрывала их своим покрывалом, а старый дом скупо дарил своё тепло.

– Странно всё как-то, – задумчиво произнесла Жанна, глядя ему в глаза.

– Что?

– Не думала даже, что получится, – улыбнулась она игриво, – ты всегда был в себя, что ли, погружен. На меня внимание не обращал, а ведь если бы не эти мрази, – немного подумав с серьёзным лицом, она вновь улыбнулась и продолжила, – мы бы с тобой вообще не познакомились. И этого бы не случилось, наверное.

– Жаль только, что при таких обстоятельствах всё случилось, – поцеловав её в щёчку произнёс он.

– А у нас всё получится. Я в это верю. Правда, – зажглась решимостью девушка, – мы найдём убийцу, выберемся отсюда и ты…

Она вдруг погрустнела и замолчала.

– Что?

– Ты станешь свободным, – во взгляде у неё он прочитал печаль. А ему так не хотелось, чтобы Жанна печалилась.

– Мы станем свободными вместе, – утвердительно сказал Альберт и прижал её к своим губам.

– Конечно. Вместе…

Сон, в который он провалился как в яму был липким и влажным. Он слышал, как колотится сердце, как тело сотрясает дрожь от леденящего ветра, пронзающего воспаленное сознание истошными стонами. Но вокруг темнота и веки никак нельзя разомкнуть. Что-то тяжелое упало на грудь, непосильной ношей придавив к жёсткой постели. Ритмично начиная прыгать на нём, выдавливая из сдавленных лёгких тяжёлые вдохи, тяжесть пыталась его раздавить, вминая в диван, который с жалобным скрипом готов был вот-вот рухнуть. Стоны, выдохи, скрипы сводили с ума.

Он силился вырваться, пытался сопротивляться, но тот, кто напал на него был сильнее и цепко держал под собой, совершая немыслимой силы и жестокости истязания. Наконец пелену из скрипов, стонов и вздохов, разорвал отчаянный вопль раненой хищницы. Ноша спала с груди высвобождая жадное дыхание. Тишина, только дыхание, одно на двоих…

Он открыл глаза. Темнота освещалась тусклым лучом от окна. Блик автомобильных фар скользнул от стены до стены. Альберт снова был в той комнате квартиры, откуда они с Жанной ушли. Он подскочил на диване. Пол был чист – ни крови, ни трупов. И входная дверь была на месте. А рядом с ним на постели лежала, прикрыв от наслаждения глаза обнажённая Вера. Чьё тело мягко блестело от пота в ночном полумраке. Он смотрел на неё, замерев в шоке. Но замешательство от недоумения постепенно менялось на восхищение. Как же она красива. Как мне её не хватало. Неужели это всё сон? Вот она рядом и всё хорошо. Мне всё приснилось?

– Но что было до? – спросил Альберт у себя.

Он не мог этого вспомнить. Как пришёл сюда с ней, как занимались любовью и что было до этой квартиры – ничего. Ужас сковал снова сознание.

– Что происходит? – бред воспалился в больной голове, вырываясь наружу с мокрым ознобом. – Что со мной происходит?

– Эй, Альберт! Ты там? – из соседней комнаты раздался из динамика голос.

Он тихонько встал с дивана, чтобы не потревожить Веру и пошёл на голос.

– Эй! Слышишь меня? – кто-то опять позвал его.

Во второй комнате всё было как прежде, то есть до того, как случилось убийство. Ширма ещё стояла на месте – целая невредимая и разгораживала комнату пополам. Он вошёл и заглянул за неё. Кресло тоже на месте, как и вся аппаратура, даже стойка с прибором, однако колбы не было. Как не было и тела… Чего это он? Ведь Вера жива. Она отдыхает на диване в соседней комнате.

– Эй, сюда подойди! – потребовал голос.

На экране монитора вновь мерцало изображение с домофона. Только видно там квартиру, а не коридор. Квартиру, ту самую в которой он сам находился. Ну конечно, вон окно напротив двери, справа телевизор, слева диван, а на нём лежит обнажённая и живая Вера.