Первый день осени. На улице тепло и солнечно, как в июльский денек. В школу шла налегке: в юбке, которая в том году была мне до колена, а теперь превратилась в мини. Раз мне не купили новую, решила переделать старую. Надеюсь, никто не заподозрит, что я носила ее в десятом классе. А у белой блузки, купленной вчера на рынке, отрезала рукава по локоть и пришила к ним кружева. Так она стала еще наряднее.

С каждым шагом на пути к школе боль в пальцах только усиливалась. Маме было трудно доплатить сто рублей на другие туфли, которые мне идеально подошли по размеру. Она вцепилась в эти, несмотря на то, что остался последний размер, который меньше, чем я обычно ношу.

Ее жаба задушит, если потратит на меня лишнюю копейку. Бабушка передала ей денег не только мне на одежду и обувь, но и на новую сумку, которую мне не купили. И вчера весь вечер я пришивала ремешок к потрепанной сумке из искусственной кожи, с которой я ходила с восьмого класса. И куда мама потратила оставшиеся деньги? Не на новую ли блузку, в которой вчера крутилась у зеркала.

Со стороны школы слышался гул, музыка. Наверное, началось построение на линейку.

Лето кончилось и начинается рутина: уроки, контрольные, экзамены. От этих мыслей стало дурно. Но одно радовало: эта последняя в моей жизни школьная линейка. А дальше я пойду учиться в швейное училище и однажды стану знаменитым дизайнером и уеду жить в Москву, подальше от нашего, забытого Богом, города. А про район «Кресты», в котором я жила, старик, наверное, и понятия не имел. Назван так, потому что серые бетонные дома построены на старом кладбище. Здесь мрачные улицы с разбитыми дорогами, и разбитыми фанарями, много бомжей и алкашей, здесь каждый второй кому-то должен денег, в каждом доме ужасные, грязные подъезды с исписанными стенами, сгоревшими спичками, прилипшими к потолку, сожженными кнопками в лифтах, и сломанными перилами. Люди у нас злые, потому что каждый день видят этот пейзаж. Для молодежи тут два развлечения: дискотека в ДК, и стрелки между районами.

– Люська! – я вздрогнула от громкого голоса и обернулась.

– Юрка! – радостно завизжала я и кинулась на шею другу. Он подхватил меня за талию и закружил.

– Т-ты чего не п-позвонила, когда п-приехала?! Мне мама только с-сегодня сказала, что ты уж пару д-дней, как в городе!

– А ты чего разволновался так? Неужто, сразила тебя своим торжественным нарядом? – я покрутилась перед другом.

Юрка Фомичев раньше вообще был сильным заикой. Несколько лет ходил заниматься к логопеду, и вот теперь заикается только когда волнуется.

– Звонила я тебе, и приходила позавчера, а у вас никого дома не было.

– Так мы два дня по рынкам ездили, шмотки покупали к школе.

– То-то я смотрю, приоделся, – хихикнула я, глядя на делового парня в черных брюках и синей рубашке в тонкую полоску.

Юрка показался мне таким взрослым. Вроде всего три месяца не виделись, а он так изменился: вытянулся, на фоне коричневого загара его зеленые глаза казались очень красивыми, глубокими, волосы выгорели у лица, а еще куда-то исчезли все его прыщи.

Мы не спеша шли к школе. Я рассказывала ему про чудесные три месяца, проведенные в деревне у бабули, а он о том, как шатался по дворам и сходил с ума от скуки и безделья.

Наши мамы дружат много лет. Они вместе работают в роддоме и обычно в одну смену. Но сейчас, пока другой врач в отпуске, моя мама работает почти каждый день, то в день, то в ночь, то дежурит целыми сутками.

Подошли к школе, где уже началась линейка. Я протиснулась к одиннадцатому «Б», Юрка к своему одиннадцатому «В». Директриса толкала торжественную речь, я от скуки зевала во весь рот, иногда вытягивала шею и искала глазами Юрку. Когда наши взгляды пересекались, строили друг другу рожи и смеялись.

– После школы меня дождись, прогуляемся, – говорила я Юрке, когда мы в толкучке пробирались в школу.

На доске была выведена надпись: «С новым 2002–2003 учебным годом!», а на другой половине доски большими буквами: «Маша Ромашова потеряла цепочку. Нашедшего просим вернуть в 306 кабинет». Машка племянница директрисы, поэтому всю школу в два счета оповестили о ее пропаже. А она сидела зареванная. Конечно, она понимала, что даже если кто-кто найдет цепочку, то ее отнесут не в наш кабинет, а в ломбард. На Машку многие зуб точат, за то, что учителя ей подсказывают на контрольных и не ставят двойки если не сделает домашку. Хорошо быть родственницей директрисы, ничего не скажешь.

Сначала прошел урок знаний, где наша классная говорила о том, что грядет тяжелый последний год в школе. На классном часе играли в игру: «Угадай, кем ты станешь». Ой, до чего же затейница наша Юлия Борисовна, с ума бы не сойти! Мы по очереди доставали из коробочки бумажки, распечатывали их и говорили, какая профессия там написана. Никогда бы не подумала, что я буду сантехником! Весь класс смеялся, когда я это озвучила.

«Мухина, у меня унитаз засорился!» «Мухина, вантус в школу не забыла взять?» Юлии Борисовне тоже было весело. Терпеть не могла ни ее, ни моих одноклассников.

– Ну, до сантехника Мухиной еще расти и расти. Если и в этом году будет с двойки на тройку перекатываться, то ей только дворником и работать!

А потом кто-то с задних рядов кинул на мою парту бумажку с надписью «дворник».

Я мысленно посылала всех к чертовой бабушке и корчилась от боли в ногах. Пальцы горели в тесных туфлях, как будто их поливали горячим воском.

Наконец-то нас отпустили по домам. Я вышла на улицу дожидаться Юрку. Из школы выходил народ, а его все не было и не было. Вышли несколько его одноклассников, какие-то все взбудораженные, что-то бурно обсуждали. Даже интересно стало, что там у них случилось.

В «В» классе частенько происходили какие-нибудь ЧП. Есть у них там такой Максим Царёв, для всех просто Царь. Он переехал в наш район два года назад, и тихая жизнь Юркиного девятого «В» превратилась в ад. Начались срывы уроков, издевательства над ботаниками и учителями. Он почти сразу сколотил большую банду из самых отвязных парней школы. Кто-то из его класса, кто-то из параллельных, кто-то старше. Сейчас он главарь «Крестовских». На районе его все знают и побаиваются. Дерется круто, никого не боится. Его компания ошивается в «игровых автоматах», которые в прошлом году открылись в пристройке к общаге расположенной напротив моего дома. Бывало вечером идешь в магазин, и трясешься от страха, думаешь, как бы к тебе не прицепились. Но всегда как-то обходилось. Нас с Юркой они особо не трогали.

Царь, конечно, гаденыш, но всегда притягивал девчонок, как магнит. Он красивый, глаза голубые, волосы светло русые, и всегда взъерошенные на макушки, словно он только что снял мотоциклетный шлем. Высокий, предпочитает спортивную одежду, и особенно любит кепки, которые ему очень идут.

В прошлом году, прямо на крыльце школы, из-за Царя подрались две лучшие подруги. Они обе хотели с ним встречаться. Маячили около него в школе, у «игровых автоматов», пасли его у школьного подвала, где был расположен тренажерный зал. Царь занимался там почти каждый день после уроков. В итоге с одной из них он начал встречаться, а вторая слетела с катушек из-за ревности и набросилась на подругу. Парочка рассталась уже через месяц, а когда-то лучшие подруги так и остались врагами.

Наконец-то вышел Юрка. Весь красный, как будто его по щекам нахлестали, глаза испуганные. Я видела, как тряслись его ноги, когда он спускался по ступенькам.

– Не х-ходи за мной, Лю-лю-ська, не х-ходи, – не глядя в мою сторону, сказал Юрка и прошел мимо. Я догнала.

– Юр, ты чего? Тебя там что, били на классном часе?

– Нет, но с-сейчас, н-наверное, будут. И тебе п-попадет, если за мной пойдешь, д-дура! Отойди от меня!

– Никуда я не пойду! Вот еще! Своих не бросают!

– Эй, Фома! А ну стой! – послышалось сзади.

Я только успела обернуться и увидеть как на крыльцо вывалилась компания Царя, Юрка схватил меня за руку с криком: «Бежим, с-скорее!»

За нашими спинами послышался вист, крики и топот.

Мы петляли дворами. Из-за меня приходилось останавливаться. Я не могла бежать в ужасно тесных туфлях. Наверное, бегать с привязанными к ногам утюгами было бы куда проще. И я сто раз вспомнила маму нехорошими словами.

В одном из дворов остановились отдышаться. Юрка присел, выглянул из-за угла дома, резко соскочил на ноги, схватил меня за руку и мы снова уносили ноги.

– Спалили! – пыхтел Юрка.

– Зачем ты им нужен? – задыхаясь, спрашивала я на бегу.

– Да п-погоди ты! Н-надо сначала о-оторваться.

Мы побежали в рощу. Спустились к говнетечке, так мы называли узкую реку, и укрылись за деревьями.

– Тут нас не видно, – держась за живот, быстро дышал Юрка.

– Теперь-то расскажешь из-за чего эта погоня? – снимая туфли, спросила я.

– Видела Машка Ромашова ревела на линейке?

– Она и в классе ревела из-за своей цепочки.

– У нас в к-классе тоже на доске о-объявление н-написали: «М-маша Ромашова п-потеряла цепочку. Нашедшему п-просьба вернуть». А Царь в слове цепочка, букву «п» на «л» исправил. Весь класс у-угарал. Класнуха весь классный час к-кричала, спрашивала, кто это сделал, но Царя н-никто не заложил. А я на п-перемене Леху Белякова в-встретил из одиннадцатого «А» и рассказал ему, про то, что Царь сделал. И не з-заметил дурак, что прямо за нами ди-директриса шла и уши г-грела… В итоге Царя к ней в к-кабинет вызвали. Тот видимо отрицал, что это он букву исправил, так м-меня свидетелем позвали… Там-то я и подписал свой с-смертный п-приговор…

– Во дела-а-а… Фомичев, ты хоть понимаешь, что ты теперь стал его личной игрушкой на весь учебный год! В том году он Андрюху из нашего класса гнобил. Бедняге пришлось после второй четверти перейти в другую школу. А теперь тебя травить будут…

Мне было искренне жаль Юрку. В школе никто не хотел становиться жертвой Царева. А теперь этой жертвой станет мой лучший друг.

Но тогда я еще не знала, что я останусь крайней во всей этой истории. Что мне одной придется выживать и пройти через десять кругов ада. Это будет только моя война. И она началась, едва мы успели отдышаться.

– И кто же, кто же, у нас тут прячется? – послышался голос.

Мы с Юркой одновременно обернулись и увидели Царя. А за ним его свита, человек пятнадцать, не меньше.

Глава 2

Я не помнила, в какую минуту закончился тот кошмар. Как добралась до дома. Как вообще выжила после всего, что с нами сделали эти звери. Царь разбил пивную бутылку, схватил меня за хвост и через пару секунд на траву упали мои белые волосы. Он отрезал их горлышком. В мою белую блузку летели комки грязи, я стояла на коленях и со слезами умоляла их отпустить Юрку. Ему несколько раз ударили в живот ногами, пинали даже тогда, когда он лежал на земле свернувшись калачиком и стонал от боли. Эти гады не знали правила «Не бить лежачего». У Царя были свои правила: не бить по лицу, чтобы взрослые не видели следов от побоев, и как следует припугнуть, чтобы не посмели настучать родителям или учителям.

Помню, как на Юркину голову обрушили рюкзак, из которого высыпались учебники. Царь поднял их, и бросили в речку со словами: «Сегодня только первое сентября, ребятки. Всё интересное у нас впереди!»

Когда банда Царя смеясь и улюлюкая ушли, я, утопая в грязи, пробралась к речке за учебниками, а не то Юрка был совсем плох. Благо, учебники приземлились у самого берега, и их не унесло течением. Но все равно они здорово вымокли: набухшие корочки, страницы сырые, волнистые.

Спустя минут двадцать побрели в Юркин двор. Нам на встречу шли нарядные школьники и смотрели на нас как на пришельцев: моя белая блузка была вымазана грязью, туфли из белых превратились в коричневые. Юрка был не лучше: его черные брюки как будто окунули в грязь, а на синей рубашке не хватало нескольких пуговиц.

Около часа мы просидели на скамейке в его дворе и приходили в чувство. Потом отправились к колонке на углу Юркиного дома, почистили его одежду. Мою чистить было бесполезно.

Мама обедала, когда я пришла домой. После ночной смены она обычно спала часов до трех, а сегодня проснулась раньше, и мне не удалось проскочить в свою комнату незамеченной.

– Ты где так вымазалась? – крикнула она, глядя на меня с кухни.

– Мам, тут такое было, – начала я. Мама выскочила изо стола и с красным от ярости лицом подошла ко мне.

– Да ты хоть знаешь сколько денег я потратила на эту блузку? – прокричала она мне в лицо. – Ты что, их сама лично заработала? – мне прилетело по затылку. Я промолчала, что деньги были не ее, а бабушкина пенсия. – Мерзавка неблагодарная! Соплячка! – она схватила меня за руку и потащила в мою комнату, толкнула к кровати. Я сквозь слезы видела, как она вытащила ремень из моих джинсов, а потом избила меня им.

В последнее время я не кричала от ударов, и, кажется, даже не чувствовала боль. Иммунитет. Вся боль и свежие раны были в душе. Когда ты, живя в огромном мире, где много-много миллионов людей, не знаешь к кому бежать за помощью. Не знаешь, кому выплакать всю свою боль, кто тебя выслушает и пожалеет. А ведь именно для этого и существуют родители, не так ли? Любой ребенок нуждается в их поддержке и внимании. Но после того как из нашей семьи ушел отец, мама меня возненавидела. И всякий раз говорила: «Ты такая же, как твой отец!», «У тебя его взгляд. Не смотри на меня!».

Она ненавидела его, но он об этом даже не догадывался. Мирно жил в Петербурге со своей новой семьей. А вот я знала, как она его презирает, и чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Всю агрессию на отца, она выплескивала на меня. Было такое чувство, что это я ей изменила и бросила, а не он.

Весь вечер я застирывала вещи. Пока пальцы не защипало от порошка. И только перед сном распустила волосы и расплакалась, увидев рваные пряди разной длины. Мои волосы были длиной почти до пояса, а теперь самые длинные были на уровне лопаток, а большинство волос обрезаны по плечи.

Когда мама ушла в магазин, я набрала Юрку, чтобы узнать как он себя чувствует и заодно договориться, что будем делать завтра. Пойдем в школу, или не пойдем? Если пойдем, то нужно по любому вместе.

– Людочка, у него голова разболелась. Лёг спать пораньше, – вежливо ответила тетя Оля.

Я знала, что Юрка не рассказал ей про то, что сегодня произошло. Царь пригрозил, что если пожалуемся родителям, то закопает нас на школьной площадке заживо. Да и мы оба понимали, что жаловаться родителям дело бесполезное и неблагодарное. Они придут к директору, закатят скандал, а толку-то? Царев умеет вести себя в таких ситуациях: он станет все отрицать, а его друзья подтвердят, что он в это время был, к примеру, в тренажерном зале, или играл в футбол на стадионе. Нет свидетелей, нет доказательств, нет наказания. А потом он начнет вытравливать нас из школы как тараканов. Так было с Андреем Голиковым из нашего класса в прошлом году. Царь засунул его голову в унитаз, тот на следующий день пришел в школу с матерью. Царя и его дружков вызвали на ковер, они дружно отрицали, мол, не трогали, не видели, не знаем. А потом стали выживать бедолагу из школы. И как всегда все делали предельно аккуратно и без свидетелей. Пару раз заперли в туалете, и Андрей пропустил уроки, за что ему влетело, а потом у Светки Прониной пропал кошелек и класнуха попросила нас выложить из рюкзаков вещи. И каким-то чудным образом кошелек оказался у Андрюхи. Его прозвали вором и возненавидели. Лишь некоторые из класса, включая меня, понимали, что его подставили. Андрей не выдержал и после зимних каникул перешел в другую школу.

Даже если я и попрошу маму поговорить с родителями Царя, или с директором, она найдет тысячу причин, чтобы этого не делать. Ей плевать на меня и мои проблемы.

Она заметила, какая грязная на мне одежда, но не заметила, что мои волосы обрезаны. Она не дала сказать ни слова и сразу же схватилась за ремень. Если бы она только знала, что я сегодня испытала, через какое унижение прошла…

Подошла к столу, открыла ящик, достала дневник, который вела много лет, и забралась с ним на кровать. Пока листала свои записи, слезы падали и падали на страницы. Куда ни глянь, одни мои страдания. Вот тут я получила ремня из-за невымытой посуды, тут измерила линейкой красно-синие синяки. Мама избила меня бляшкой от ремня. А я так и не поняла за что. Просто в тот день она была в ярости, из-за того что Гоша, врач-гинеколог, с которым она встречалась, перевелся в столичную больницу. И сорвалась на мне.

Мне бы очень хотелось, чтобы она снова вышла замуж, родила себе другого ребенка и отцепилась от меня.

«Сегодня одноклассницы пригласили меня отметить восьмое марта. Я радовалась, как бездомная собака, которой неожиданно с неба упали кости. Надела юбку с рюшами, которые пришила наспех, блузку, и пошла к Маринке Киселевой. Если б я только знала, что они позвали меня только для того, чтобы поиздеваться… Девочки развлеклись: оторвали рюши, сделали дырки на черных копронках, нацепили на меня балахон с группой Prodigy, и покрасили пудрой мои белые волосы в фиолетовый».

– Мухина, теперь ты не белая ворона, а настоящий панк! – вспоминала я их слова.

Потом Маринка щелкнула меня на polaroid и на следующий день эту фотографию увидел весь наш класс. Оказалось, что парни поспорили с девчонками, что те сделают из меня панка. На кону стоял диск с песнями группы «Руки вверх», которому была безумно рада победительница.

В классе считали меня странной из-за того, как я одевалась. Им не нравились мои перешитые вещи, смеялись, пытались их испортить. Сколько слез было пролито из-за этого. Но потом как-то все привыкли к моей одежде и перестали обращать на меня внимание.

На одной из страничек было написано, а позже зачеркнуто:

«Завтра я позову к себе кучу подруг, мы будем пить джин тоник, ярко краситься и танцевать под Земфиру. Обсудим всех парней в школе, устроим бой подушками, а потом пойдем на ночную дискотеку в ДК и будем до утра отрываться».

По щекам снова потекли слезы. Я обняла подушку и свернулась клубком.

– Ничего этого не будет. Ни завтра, ни послезавтра… Никогда, – прошептала я. – Я никому не нужна.

Наверное, если я встану на крою огромной пропасти и крикну «Спасите меня!», эхо ответит: «Прыгай. Никто даже не заметит, что тебя больше нет».

Взяла с подоконника плеер, перемотала на любимую песню, вставила в уши наушники и легла обратно на подушку.

«Зареветь, убежать. Или дверь на замок. И молчать, и лежать. Изучать потолок. И мечтать не как все. Целовать небеса. Потолок, карусель. Полчаса, полчаса…»[1]

Глава 3

Утром мама разбудила меня, перед тем как уйти на работу. Войдя на кухню, обнаружила на столе записку: «Чтобы к моему приходу дом был вылизан!»

– И тебе доброе утро, – вздохнула я и бросила чайный пакетик в кружку с кипятком.

В нашей квартире три комнаты. Моя маленькая коморка, в которой уместился письменный стол, шкаф и кровать. Обоев в комнате почти не было видно из-за постеров моих любимых групп: «Тату», «Звери», «Руки вверх», и стена у кровати была полностью посвящена «Земфире». Следующая комната – бывшая спальня родителей, которая вот уже много лет комната-склад, где стоит кровать заваленная коробками со старым барахлом и моими детскими игрушками. Еще там гладильная доска, пылесос, какие-то вёдра. Мама перебралась в просторный зал почти сразу после развода с отцом. В теперь уже ее комнате клетчатый скрипучий диван, шкаф, трюмо с ее косметикой, и телек с DVD. Кухня у нас шестиметровая, тесная. Здесь помимо гарнитура еле уместился стол и две табуретки.

Каждый день после школы я драила полы во всей квартире, вытирала пыль, стирала белье, содой начищала кружки. А мама принимала уборку, когда приходила с работы. Если ей что-то не нравилось, то обязательно заставляла переделывать. Однажды мне пришлось четыре раза вымыть полы. Ползала с тряпкой, пока спину не свело от боли. Наверное, она наивно думала, что если вымыть деревянные доски четыре раза, то они будут выглядеть лучше.

У телефона с барабанчиком был очень длинный провод, и его можно было перенести в любую точку квартиры. А так в основном он стоял в маминой комнате. Я принесла телефон на кухонный стол, намазала булку маслом, набрала Юрке. Никто не ответил. Неужели он уже вышел в школу?

Я расстроилась. Почему он не позвонил и не договорился со мной встретиться? Или, может, как обычно ждет меня у ликёро-водочного магазина?

Только я успела прикончить завтрак, как раздался звонок в дверь. Это был Юра. Лицо бледное, глаза потухшие, волосы торчали как антенны. Он молча прошел в мою комнату и упал на расправленную кровать, свесив ноги в дырявых носках.

– Надо нам разделиться, – вздохнул друг.

– В смысле? – закидывая тетрадки в сумку, возмутилась я. – Предлагаешь ходить по раздельности?

– Им я нужен, а не ты. Если бы вчера не поплелась за мной, то тебя бы вообще не тронули. Так что в школу пойдем не вместе. И в школе не подходи ко мне, – Юрка встал с кровати и собирался уходить. Я схватила его за руку.

– Юр, теперь это наша война! – Или думаешь, Царь от меня отстанет? Нет, ошибаешься! Вспомни, как он вчера говорил, что мы оба не доживем до выпускного! Нас двоих будут травить, как бы мы не ходили, вместе или по раздельности!

– Я поговорю с ним, чтобы тебя не трогали. Ты не виновата, – грустно промямлил Юрка.

– Ага, – закатила глаза я. – Царь так тебя и послушает! – я кинула в него сумку. Юрка не успел увернуться, и сумка угодила ему в живот. Он сморщился и, держась за живот, опустился на кровать.

– Юрка, ты чего? – испугалась я.

Он приподнял джемпер, и от увиденного я едва не потеряла дар речи.

– Обалдеть… Вот это синяки…

– Думай, прежде чем кидаться, – гаркнул он.

– Родители не видели?

– Нет. Надо постараться скрывать их. А не то мать сразу в школу побежит разбираться. А еще сегодня физкультура. Не знаю, как и выдержу.

Я сочувствовала другу. Мои отрезанные волосы казались сущей ерундой, по сравнению с тем, что с ним сделали эти уроды.

Подошла к шкафу, достала черные брюки и синюю водолазку, сбегала в ванную, переоделась. Расчесала волосы, и попыталась забрать их в пучок, чтобы не было видно мою новомодную стрижку.

– А че, новый писк моды, Муха! – смеялся Юрка. – Стрижка от Царя: вам понадобится один неудачник и одно горлышко от бутылки.

– Дурак! – засмеялась я. – Лучше дай сотню. Сегодня схожу в парикмахерскую, обкорнаюсь под каре.

– Да ну еще сотню тратить, попроси Царя, он подравняет.

Эти шутки нам не казались веселыми. Они вызывали какой-то истерический смех, чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей, что нам предстоит встреча с Царем и его дружками.

По пути в школу Юрка разрабатывал план. Мы решили, что будем держаться рядом с учителями и в людных местах. Заскочили в магазин, купил две витушки с маком. Съедим, если проголодаемся, но в столовку ни ногой. Царь там на каждой перемене ошивается, отбирает мелочь у младших классов. Если будет надвигаться опасность, то убегаем. Сваливаем из школы первыми, так как Царь всегда выходит позже, он ждет дружков из разных классов и из школы они выходят большой бандой.

– Я как раз надела старые туфли. В них удирать будет проще.

– А я кросы. А не то вчера в новых ботинках неудобно было.

Мы без препятствий вошли в школу за минуту до звонка. Наверное, Царь и его дружки уже разошлись по кабинетам. У Юрки первым уроком была геометрия на втором этаже, у меня Физика – на третьем. Он проводил меня до кабинета, и пошел в свой класс. Я скрестила пальцы и волновалась за него весь урок. Ему-то некуда от Царя деться, они хоть как встретятся в классе.

После физики в потоке учеников быстро проскочила в кабинет истории. Благо он тоже был на третьем этаже. А у бедного Юрки вторым уроком была физкультура. Из кабинета физики был хорошо виден школьный стадион. Юркин класс стоял в линию на разминке, а потом все побежали по кругу. Он был в середине, а Царь с двумя парнями из его шайки сбежали в конце. Юрка бежал медленно, придерживаясь за живот. Бедняга… Я вспомнила его синяки и представила как ему больно. На втором круге с ним поравнялись Царь и его дружки. Один из них толкнул Юрку в спину, Юрка едва не упал и оленьими прыжками бросился вперед.

– Мухина! Ворон за окном на переменах считать будешь! – гаркнула истери… историчка. Я уткнулась в учебник.

На следующей перемене пришлось идти в другой конец школы на урок черчения. В это время Юркин класс возвращался с улицы. Царь, закинув руку на Юркино плечо, и сдвинув кепку на бок, шел с очень довольным лицом в сторону спортивных залов. В прошлом году он точно так же ходил по школе с Антоном, которого вытравил. И теперь вся школа узнала, что Царь нашел себе новую игрушку.

1 2 3...5 >

На страницу:

Перейти

1 из 5

Полная версия

Ворона для Царя

Другие книги автора