Крестики-нолики втроем

Маргарита Борисова

Крестики-нолики втроем

Глава 1

– Вот дерьмо! – шумно выдохнув, я с досадой шлепнула по рулю. Согласитесь, встрять по дороге на работу в бесконечную утреннюю пробку и с ужасом наблюдать, как стрелка температуры двигателя на панели приборов медленно, но неумолимо ползет вверх, угрожая печальной перспективой его скорого закипания прямо посреди шестиполосного шоссе в час-пик, – не самое лучшее начало рабочей недели. На самом деле, этот знойный июньский понедельник не задался с самого утра – сначала, собираясь на работу впопыхах, я пролила кофе на свою юбку и была вынуждена в срочном порядке переодеть ее, а единственным «низом», не требующим глажки, оказались короткие джинсовые шорты. Затем десять минут я тупо не могла попасть в свою машину, стоящую на парковке, – батарейка в брелоке сигнализации села еще неделю назад, а я вспоминаю об этом, только подойдя к машине. К счастью, я догадалась открыть водительскую дверь ключом, но к несчастью, эта нехитрая манипуляция оглушила весь двор пронзительным ором сигналки. Кое-как ее заставив ее заткнуться, я выехала из двора под недовольные крики соседки с первого этажа.

В последнее время мой верный дружок – старенький Киа Рио веселого оранжевого цвета – совсем поистрепался и требует ремонта, в частности, термостата, но не только его. Каждый жаркий день, а их, как назло, стало очень много в этом июне, может окончательно добить мою тачку, вскипятив ей движок. Передвигаться по городу мне приходится с включённой на всю мощность печкой даже в самые знойные дни, истекая пОтом, со всеми четырьмя опущенными стеклами. Как бы я ни пыталась отложить деньги на ремонт машины, ничего не получается: в последнее время доходы моего ателье заметно упали, и мне еле-еле удается сводить концы с концами: оплачивать аренду помещения, зарплату сотрудникам и свою ипотеку за однушку в «хрущевке».

Когда речь заходит о бизнес-леди, руководителе коллектива с парой десятков подчиненных, воображение, подкрепленное распространенными стереотипами, рисует образ женщины, совсем не похожей на меня, а скорее, полностью мне противоположный: но реальность такова, что мне тридцать, и я еду на работу с небрежным пучком на голове, в коротких джинсовых шортах, майке и белых шлепках на стареньком оранжевом Киа Рио, купленном в кредит.

Возможно, все дело в том, что амбиций, связанных с желанием создать прибыльный бизнес и заявить миру о себе, у меня никогда не было. Восемь лет назад, окончив факультет легкой промышленности, моды и дизайна, я так и не нашла себя в профессии как руководитель какого-нибудь отдела на каком-нибудь текстильном производстве, и просто начала делать то, что всегда любила – шить. Первыми моими клиентами были мама, сестра, подружки и родственники всех мастей. Но когда я решила сделать упор на пошиве верхней одежды, дела пошли в гору так стремительно, что я даже растерялась от неожиданности: заказов стало так много, что я поняла, что без помощников уже не справляюсь. Секретом успеха моего дела стало сочетание двух факторов: в нашем провинциальном сибирском городе днем с огнем не сыскать красивой верхней одежды – представленные в сетевых магазинах куртки, пальто и шубы представляют собой некую безликую серо-черную массу, – а холодное время года длится почти девять месяцев в году, за исключением изнурительно жаркого, но короткого лета. Таким образом, за семь лет работы из швеи-надомницы со старым Зингером я выросла в руководителя целого швейного производства, изделия которого пользуются спросом и в нашем городе, и отправляются в другие регионы оптовыми партиями. Разумеется, этого прогресса я бы никогда не достигла самостоятельно – шесть лет назад я случайно встретилась в супермаркете с одногруппницей Олей Богдановой: около холодильника с молочными продуктами мы проболтали целых два часа, пока не замерзли, и уже на следующий день она стала частью моей команды, на тот момент состоящей из меня и еще двух девушек – закройщицы и швеи. Оля настолько не умеет шить, что даже пиджак с оторванной пуговицей приносит в в наше ателье, зато в ней есть врожденное чутье на деньги и пресловутая предпринимательская жилка. А у меня – с точностью до наоборот: поэтому я занимаюсь дизайном изделий, подбором и закупом тканей и фурнитуры, а Оля взяла на себя все документационное обеспечение бизнеса и бухгалтерию, в которой я не смыслю ровным счетом ничего. За шесть лет мы с ней здорово сдружились, став гораздо больше, чем просто коллегами, поэтому сейчас, когда она уже третий день подряд не приезжает в офис и не отвечает на звонки – я не на шутку заволновалась, и не только потому, что на носу квартальный отчёт в налоговую и начисление заработной платы сотрудникам. Вдруг с ней что-то случилось? Лучше пусть это будет первый за шесть лет запой или любая другая ерунда, не связанная с угрозой жизни или здоровью подруги.

Из размышлений меня вырвал пронзительный звук автомобильного клаксона откуда-то сзади, и быстро прийдя в себя, я нажала на газ, бодро проехала несколько метров и уперлась в знак аварийной остановки, меланхолично покачивающийся на ветру. Двое мужчин, растерянно осматривая свои неуместно поцеловавшиеся машины, неторопливо бродили по перекрытой их аварией полосе. «В утренний час пик еще и вас тут не хватало!» – подумала я, и повернув колеса в сторону соседней полосы, по которой медленно тянулся непрерывный поток машин с недовольными водителями, начала ждать момента, чтобы перестроиться. Но момент все не наступал. Почему люди в пробках ведут себя, как стадо баранов? Будто пропустив меня вперед, они обязательно опоздают туда, куда и так уже можно не торопиться. Когда предел моего терпеливого ожидания был исчерпан, я нажала на газ, уже внаглую пытаясь пролезть в плотный поток, но вместо того, чтобы пропустить меня, большой белый мерседес издевательски-медленно подкатился и остановился прямо напротив меня. Раздражение охватило меня так, что я не удержалась и в открытое пассажирское окно своей машины крикнула со всей злостью: «Вот мудак!». Водитель Мерса лениво перевел взгляд в мою сторону, и я увидела, что он держит в правой руке телефон, прижимая его к уху. Ну конечно, как он заметит меня, если говорит по телефону во время движения! Точно – мудак. Смерив меня презрительным взглядом, водитель начал опускать стекло двери, но я демонстративно подняла свое и отвернулась. Лучше я потеряю сознание от жары в этом раскаленном салоне, чем услышу то, что он хочет мне сказать, тем более, очень маловероятно, что это что-то типа: «Хорошего вам дня, прекрасная леди!». Как только машина перед Мерседесом проехала вперед, я резко нажала на газ, чтобы вклиниться в освободившееся место, но водитель Мерседеса – назло мне – рывком проехал вперед, и в этот самый момент бампер моей Киа едва не задел белоснежно-жемчужное сияющее крыло его немца последней модели. Я затормозила так резко, что почти ударилась лбом о руль. Сердце застучало так бешено, что я ощутила, как все мое тело вибрирует: для того, чтобы этот день стал максимально отвратительным, не хватает только зацепить дорогущий внедорожник в пробке. Взглянув на оппонента, я опешила: удовлетворенно улыбаясь, мужчина погрозил мне пальцем, на что я, не долго думая, продемонстрировала ему красноречивый «фак». Клянусь, я никогда не веду себя так глупо и дерзко на дороге, но сейчас бешенство просто разрывало меня на части: я и так опаздываю на работу, а тут этот шутник ради забавы подставляет свою тачку, стоимость которой минимум в восемь раз превышает цену моей Киа.

Глава 2

Приехав к зданию своей швейной фабрики с сорокапятиминутным опозданием, я быстрым шагом вошла в швейный цех, где меня мгновенно окутала его атмосфера, которая всегда действует на меня успокаивающе: приглушенный размеренный рокот швейных машин и запах новых натуральных тканей, словно волна живительной влаги, смывает с меня весь негатив всякий раз, как только я переступаю порог своего волшебного места – места, в котором картинки из моей головы воплощаются в осязаемые изделия – мягкие и согревающие пальто, куртки и пуховики.

– Алиса Борисовна, – заговорила швея Юля, – Катя сегодня не вышла на работу, у нее дочь заболела. Но уже сегодня вечером партию из тридцати пальто нужно отправить на упаковку, иначе посылка не придет в срок. Пуговиц на них еще нет, это должна была сделать Катя… – встревоженная Юля тараторила без остановки, и шумно вздохнув, я ее успокоила:

– Ничего, я сама их пришью… Успеем, все будет в порядке.

Усевшись за пустующее рабочее место, я взяла в руки первое кашемировое пальто из тридцати и начала вручную пришивать пуговицы. Вся партия этих пальто – двубортные, на каждом по шесть пуговиц, так что работы много.

Ощущение мягкого натурального шерстяного кашемира в руках погрузило меня в созидательную нирвану. Я и не заметила, как пролетел час – ручная работа ускоряет время. Глянув на дисплей телефона, я отвлекалась и решила еще раз набрать Оле, но равнодушный голос автоответчика уведомил меня о том, что абонент находится все зоны действия сети. Это уже становится действительно странно и даже немного пугающе – еще вчера ответом на мои звонки были хотя бы длинные гудки.

Снова взявшись за иглу и нитку, я продолжила работу над пуговицами под мерный рокот швейных машин и тихие разговоры сотрудниц цеха. Сидя за одним из рабочих столов я всегда ощущаю себя частью единого отлаженного механизма, создающего нечто прекрасное, и это чувство наполняет меня душевным спокойствием и небезосновательной гордостью за свой труд.

Внезапно коридор заполнился каким-то странным топотом, и через мгновение тяжелая входная дверь цеха распахнулась, впуская в помещение целую толпу мужчин в черной форме, берцах и масках, скрывающих лица. Кто-то из женщин, работающих на машинке, испуганно вскрикнул, а я от неожиданности выронила иглу из рук.

– Всем лежать! На пол! Руки за спину, – послышался глухой мужской басистый голос, и я на ватных ногах поднялась со своего места:

– Что происхо…, – не успела я договорить, как тяжёлая рука одного из ОМОНовцев, резко и грубо надавив на плечи, бесцеремонно уложила меня лицом в холодный бетонный пол, сведя обе руки за спиной и обездвижив коленом. Увесистая рука в черной трикотажной перчатке придавила мою шею, не давая даже поднять голову и осмотреться. Я не могла даже вдохнуть – то ли за-за рук здоровенного бойца ОМОНа, без особых усилий удерживающих меня на месте, то ли от сковавшего мое тело панического страха. Оглушительную тишину, воцарившуюся в помещении, нарушали только периодические перепуганные всхлипы одной из швей.

Не поднимая головы, я услышала стук туфель, медленно прошагавших по бетонному полу в центр зала. Наконец низкий мужской голос громогласно спросил:

– Меньшикова Алиса Борисовна кто?

– Это я, – сдавленно ответила я снизу.

– Зачитаю протокол прокурора о задержании Меньшиковой Алисы Борисовны по подозрению в совершении преступления, предусмотренного частью четвертой статьи сто пятьдесят девятой «Мошенничество» Уголовного Кодекса Российской Федерации…, – слова оперуполномоченного, которые он скороговоркой зачитывал с бумаги, я могла расслышать с большим трудом, оглушенная собственным бешеным сердцебиением, грохочущим где-то между позвоночником и бетонным полом. Опер говорил и говорил, пока я пыталась осознать, что вообще происходит. Это, наверняка, какая-то дурацкая ошибка, за которую вся эта резвая компашка еще извиняться будет, ведь ничем, кроме пошива верхней одежды, моя фабрика никогда не занималась – я это точно знаю.

– Сейчас вы с нами проследуете в Следственный комитет, – пояснил опер, лица которого я так до сих пор и не видела, и через мгновение я почувствовала, как на моих тонких запястьях застегнулись холодные металлические наручники, больно сжав косточки в основании кистей. Ловким движением подняв меня на ноги, которые от стресса ни в какую не хотели слушаться, огромный боец ОМОНа повел меня на выход. Я попыталась обернуться, чтобы удостовериться, что моих сотрудниц отпустили, но он жестко дёрнул меня вперед, подталкивая к дверям.

– Вы могли бы меня отпустить? Я пойду сама, – раздражённо спросила я, глянув снизу вверх на лицо своего сопровождающего, скрытое черной маской, но он лишь усмехнулся и тихим баритоном приказал:

– Быстро в машину. Молча.

Меня грубо усадили на сидение черного микроавтобуса между двух широкоплечих полицейских. Запястья за спиной больно саднило, и я снова попробовала заговорить с бойцами:

– Снимите наручники, пожалуйста. Я, правда, не сбегу и не буду кидаться в драку.

Они молча переглянулись и улыбнулись, судя по морщинкам, возникшим вокруг глаз. Не удивительно, что мои обещания показались им смешными – я как минимум вдвое меньше и тоньше каждого из присутствующих в этом микроавтобусе. От парня слева пахнуло приятным парфюмом, и это было так по-человечески, что я невольно задумалась: для них это ведь такая же обычная, рутинная работа, как и у всех. Просто кто-то на работе учит детей, кто-то лечит, кто-то шьёт пальто, а они – калечат (в пределах нормы) провинившихся и надевают железные наручники на тонкие женские, в том числе, запястья. Если бы ни унизительный контекст произошедшей ситуации, прокатиться в тесной компании таких здоровых и пышущих силой мужчин мне бы показалось даже немного волнующим приключением.

Через тридцать бесконечных минут в полной тишине микроавтобус остановился около входа в здание Следственного комитета. Не особо аккуратно вытянув из машины, меня повели через просторный холл, огороженный решеткой, по лестнице на второй этаж. То и дело неуклюже поскальзываясь на мраморном полу, я еле поспевала за своим двухметровым сопровождающим, который и не думал сбавить шаг ради меня. Коротко постучав, боец открыл дверь просторного кабинета и провел меня внутрь. Усадив на стул, стоящий почти посередине, он сказал следователю с явно читаемой по интонации улыбкой:

– Товарищ подполковник, Меньшикова по 159-ой прибыла, – и бесшумно вышел из кабинета, оставив меня наедине со следователем, сидящим за массивным столом. Мужчина, одетый в синюю форму с двумя большими звездами на каждом плече, пронзительным голубым взглядом осмотрел меня с ног до головы, и мне захотелось поежиться – то ли от смущения, то ли от холода – ледяной поток кондиционера, висящего под потолком, был направлен прямо на меня.

Лицо мужчины казалось мне таким знакомым, что я начала перебирать в памяти всех знакомых, кто так или иначе связан с правоохранительной деятельностью, но так и не поняла, где могла его видеть.

Откинувшись на кожаном кресле, подполковник взял в руки протокол:

– Алиса Борисовна… Хм. Так значит, мелким хамством на дороге ваши прегрешения не ограничиваются, – ледяной тон низкого хрипловатого голоса заставил меня сжаться на неудобном стуле. О, нет! Это же тот самый водитель белого Мерседеса, с которым мы пересеклись сегодня в пробке. В строгой синей форме он выглядит совершенно иначе, и если бы ни этот холодный, пронизывающий насквозь взгляд, я бы никогда его не узнала.

– Это какая-то ошибка, шериф, – с едкой издевкой в голосе ответила я, рассматривая флаг и герб, висящие на стене за спиной следователя. – Вы такой молодец, что направили лучших бойцов на мое задержание… Ваша группа захвата кое-как справилась со мной.

Не отводя взгляд, следователь поднялся из-за стола и с еле заметной улыбкой ответил:

– Преступники вашего уровня зачастую начинают отстреливаться при задержании, так что не обессудьте.

– Преступники моего уровня?! – изумленно переспросила я. – Я швея, и могла бы только метать иглы и ножницы в качестве сопротивления, но и этого делать не стала из жалости к вашим сотрудникам, – злость разливалась по моим венам, пока я наблюдала, как неспешно следак подошел к шкафчику, достал оттуда коробку с красным крестом, видимо, аптечку, и медленно подошел ко мне, возвышаясь надо мной, как небоскреб над нищим.

Подвинув стул, он сел напротив меня, и неожиданно взял меня за щиколотку. От прикосновения большой теплой ладони я непроизвольно вздрогнула. Сняв пантолет с моей ступни и положив мою ногу себе на бедро, он внимательно осмотрел ранку, которую я заметила только сейчас – видимо, при задержании я где-то шеркнулась выступающей косточкой на щиколотке, и из ранки тонкой струйкой текла кровь, испачкав подошву ступни. Когда следователь осторожно вытер кровь спиртовой салфеткой, сбитую кожу защипало с такой силой, что я вскрикнула, и он заботливо подул на ранку, запустив потоком теплого воздуха стайку мурашек по всему моему телу. Если бы он снял с меня наручники, я бы сделала все эти процедуры самостоятельно. Интересно, такой сервис полагается всем подозреваемым, или только стройным длинноволосым блондинкам вроде меня?

Налепив пластырь на мою щиколотку, следователь поднялся со стула и снова отошел от меня, оставив за собой еле уловимый шлейф своего парфюма – явно такого же недешевого, как и его автомобиль.

– Спасибо, – смущенно произнесла я, заталкивая стопу обратно в кожаный шлепанец.

– Меня зовут Карпов Максим Алексеевич. Я старший следователь по особо важным делам, и в течение следующего месяца буду вести ваше дело, расследовать ваши преступные схемы, Алиса Борисовна, – заговорил он, откинувшись в своем кресле. Разве подполковник юстиции должен вести себя так расслабленно на рабочем месте?

– Максим Алексеевич, о каких схемах речь? Я ничего не понимаю, – искреннее недоумевая, спросила я, ерзая на стуле.

– У нас есть информация как минимум о семнадцати фактах «обнала» в вашей фирме на общую сумму более тридцати пяти миллионов рублей, и это только за последние полтора года, – холодным тоном ответил Карпов, листая стопку бумаг. От услышанного я замерла, не в силах даже сделать вдох.

– Я никогда не вникала в денежные дела нашего ателье… я должна позвонить своему бухгалтеру… Но она не отвечает на звонки третий день, как назло, – сбивчивым шепотом заговорила я.

– Совпадение? – Карпов поднял брови, и мое сердце рухнуло вниз. Пазл собрался: Ольга пропала, потому что знала или предчувствовала, что на нас готовится облава из-за ее финансовых махинаций. Бешеная карусель мыслей начала крутиться в моей голове, вызывая головокружение и легкую тошноту: вот почему Ольга никогда не давала мне вчитываться в документы, которые я подписывала… вот почему за последний год она сменила квартиру и трижды летала в отпуск на Мальдивы, рассказывая мне басни о новом богатом поклоннике, пока мне не удавалось отложить деньги даже на ремонт машины… Горькое осознание, что подруга, которой я доверяла как самой себе, так жестко меня подставила, ударило меня по голове, словно кирпич, прилетевший с высоты пятиэтажного дома. Пытаясь восстановить сбившееся дыхание, я начала вдыхать глубже, чувствуя, как зрение неконтролируемо погружается в темноту, теряя связь с реальностью. В ушах зашумело, и я перестала слышать, что говорит Карпов. В сознание меня вернули пара легких шлепков по щекам: я сфокусировала взгляд на лице с голубыми глазами, встревоженно вглядывающимися в мое. Густые ресницы, выступающие скулы, широкий прямой нос и четко очерченные губы – при близком рассмотрении следователь выглядит намного моложе, чем мне показалось сначала.

Сняв с меня наручники, Карпов подал мне стакан воды:

– Не буду врать, перспективы у вас, Алиса, не радужные, – заговорил он, оперевшись на стол бедрами. – Мошенничество в особо крупном размере наказывается лишением свободы до десяти лет.

Эти слова, равнодушно вылетевшие из его рта, словно повествующие о чем-то обыденном, пригвоздили меня к жесткому стулу.

– Господи, и что же мне делать, – прошептала я, схватившись за голову, пытаясь остановить возникающие в воображении картинки заключения. Десять лет тюрьмы. У меня ведь даже никогда не было ни одного административного штрафа! Я не нарушаю закон! Панический страх сковал мое тело, и я почувствовала, как мутная пелена слез застилает глаза. Закрыв лицо руками, я расплакалась, ощущая, как горячие струйки слез потекли по ладоням. На этом все и закончится. Вся моя жизнь будет закончена всего лишь через месяц, когда суд огласит приговор.

– Понимаю ваши чувства, – с ухмылкой заговорил Карпов, – вероятность вернуться к нормальной жизни после десяти лет заключения стремится к нулю, – он снова вальяжно расположился в своем кресле. – Скажу без ложной скромности, на 90% ваше будущее в данный момент зависит от меня. Точнее, от результатов проведенного мной расследования. И не сомневайтесь, оно будет всесторонним, полным и объективным, – с притворным благоговением перед озвученными словами он ухмыльнулся, покручивая в руках серебристую ручку.

Я выпрямилась, и преодолев страх, спросила, глядя прямо в холодные голубые глаза:

– Я могу как-то повлиять на ход расследования? – осознав, насколько глупо и пОшло это прозвучало, я запнулась, и добавила: – то есть… чтобы… ничего не было упущено… важного.

Следователь беззастенчиво окинул меня любопытным взглядом с головы до ног, и с еле уловимой улыбкой ответил:

– Рекомендую вам, Алиса, сотрудничать со следствием в целом и следователем в частности… В отдельных случаях я могу быть очень понимающим, – Карпов протянул мне личную визитку. – Это на случай, если у вас появится желание… обсудить материалы дела.

Дрожащей рукой я взяла визитку и сунула ее в задний карман шорт.

– Сейчас мы подпишем кое-какие бумаги и вы будете свободны на сегодня.

Следователь подал мне несколько копий подписки о невыезде, протокола допроса, и подписав их во всех отмеченных галочкой местах, я направилась к выходу, спиной ощущая на себе пронзительный взгляд голубых глаз.

Глава 3

Выйдя из здания Следственного комитета и окунувшись в полуденный июньский зной, я на ватных ногах поплелась в сторону остановки. Сегодняшний день разделил мою жизнь на «до» и «после». Я не могла заставить себя подумать о чем-то другом, кроме того, что скоро могу оказаться за решеткой и буду иметь возможность смотреть на яркое голубое небо исключительно по расписанию прогулок, утвержденному в колонии. Десять лет. Десять весен. Десять зим. Еще вчера мне казалось, что впереди меня ждет так много всего важного и интересного. И выбор подходящих пуговиц к кашемировому пальто казался такой важной вещью, что я готова была потратить на это целый час своего времени, а сейчас даже одна только мысль о дурацких пуговицах кажется смешной и не заслуживающей внимания.

Как я оказалась в этой точке? Что привело меня сюда? Моя доверчивость и наивность. Уверенность, что все люди так же кристально честны, как и я сама, но увы, это отнюдь не так.

Сев в автобус, я направилась не домой и не в ателье. Я хотела поговорить с мамой Ольги и решила, что имею полное право на этот разговор, будучи заложницей подставы, которую устроила мне ее хитрая дочурка.

Уже подходя к подъезду хрущевки, я увидела, что мама Ольги, слегка прихрамывая, торопливо семенит к машине такси.

– Наталья Васильевна, постойте! – окликнула я, ускорившись, но женщина, увидев меня, быстро запрыгнула на заднее сидение. Я успела ухватиться за дверь машины, когда она уже пыталась ее захлопнуть.

– Алиса, как ты смеешь появляться здесь после того, что натворила? – прошипела пенсионерка, метая молнии взглядом.

– Что?! – от такого заявления я просто опешила. – Я хотела узнать, где ваша дочь…

– Она вынуждена прятаться, иначе мы все из-за тебя пострадаем, – продолжила Наталья Васильевна, потянув ручку двери на себя. – Оля рассказала мне все о твоих аферах!

Увидев в руке Натальи Васильевны билет на самолет, я резко выхватила его и быстро пробежала по нему глазами:

– Неплохо, – присвистнула я. – А если аферистка я, то почему в Стамбул летите вы, а я приехала сюда на автобусе?! – закричала я, чувствуя, как теряю контроль.

– Идиотка, тебя посадят, и правильно сделают, – крикнула Наталья Васильевна, и с силой захлопнув дверь такси, уехала прочь. Распечатанный электронный билет на самолет, оставшийся у меня в руках, я сложила и отправила в задний карман шорт. Возможно, он как-то поможет найти Ольгу. До тех пор, пока она в бегах, в этом уголовном деле есть только один подозреваемый, и это я.

Глава 4

Единственный человек, которого мне хотелось видеть сегодня – это моя сестра Света. Мы с ней родные, но совершенно разные. Она высокая голубоглазая шатенка с короткой стрижкой, а я миниатюрная сероглазая блондинка. Свете 38, у нее двое сыновей – семи и двенадцати лет. После развода с непутевым мужем, теперь всячески отлынивающим от выплаты алиментов, она растит детей сама, а на зарплату школьного учителя начальных классов это делать не так-то просто. Поэтому я уже много лет помогаю ей финансово, компенсируя невозможность оказывать какую-либо другую помощь ввиду постоянной занятости.

– Дело плохо, – подытожила Света, когда я закончила свой долгий рассказ обо всем, что произошло со мной сегодня. – А эта сучка Оля мне никогда не нравилась, – напряженно нахмурившись, добавила она, отхлебнув чай. Я отрешенно наблюдала, как кот Пушок играет с привязанным к ножке стула фантиком.