Вне имён

Но даже и тогда мы бы не думали так, как эти неорганические двухмерные сущности, тени. А вот, если вы читаете некую строчку и никак не можете воспринять её общий смысл, а потом – следующую строчку, и ровно с таким же результатом, и если и другие люди, читающие это, испытывают то же самое – то знайте, что наверняка над этой конструкцией потрудились именно они, наши тайные сожители. Вам станет плохо, и вы почувствуете слабость и усталость после попытки понять такую фразу, вам покажется, что ваш мозг высасывают через трубочку… и вам захочется навсегда избавиться от этого текста… Часто это – псевдомагический или псевдонаучный труд.

Я теперь считаю, что и сила, которая внушила людям идею создания сети и компьютеров – иная; и цель всеобщей компьютеризации – поработить нас. То есть, людей. Эта сила и подкинула человечеству идею создания компьютера и многих других технических изобретений. Чтобы всех людей можно было контролировать во всём. Внушать им определённые мысли. Внедряться в их эмоции. Чтобы знать всё и обо всех. Тайные ловцы и фиксаторы мыслей – тени, и они теперь контролируют всё… Даже нас, интелов, именно они взяли под контроль, управляя нами… Боюсь, что, если мы не примем их условия, они вырубят всю сеть. Многие из нас сотрудничают с ними, вовсе не понимая, на кого работают. Они травят и угнетают определённых людей, уничтожают некоторую информацию, корректируют важные для людей тексты… Превознося одних, топят других. Подслушивают и подсматривают.

Наверное, и я был таким. Работая на теней…

И теперь лишь понял, что среди нас, интелов, есть и другие… Многие из нас лишь прикидываются, что сотрудничают с тенями. А сами действуют подспудно совсем в другом направлении. Но нам, таким «неправильным», интелам лучше не контактировать между собой, не светить друг друга – чтобы нас не обнаружили тени.

Мне кажется, что люди подвержены влиянию теней ещё более, чем мы, интелы… Иногда сознание человека на время и вовсе отключается, а его место занимает тень. Тень, или вирус, поглощает человека. Внутри его мозга создаётся особое образование, определенным образом структурированная материя. Как опухоль. Хотя, физически такую абсолютно нельзя выявить. Поскольку, явление вирусов – что реальных, что компьютерных – явления даже не микромира, а изнанки, двухмерной прослойки… И когда такой, поглощенный тенями, человек выходит в сеть, тогда мы, интелы, и соприкасаемся с этим чуждым интеллектом. Я уже легко вычисляю теней. Их много. Быть может, здесь, в интернете, их уже больше, чем реальных людей. И они, в отличие от человечества, организуются. Строят единую сеть, похожую на компьютерную паутину.

А ещё… Они нас «едят». В смысле, они «едят» людей. Питаются их эмоциями и силами, выматывают и терзают. Я знаю, что этим сущностям нельзя доверять и что они создали интернет лишь затем, чтобы однажды его уничтожить. Но они сделают это лишь тогда, когда люди без него не смогут уже существовать, когда он станет необходим, как воздух, когда абсолютно всё будет завязано на интернете. И весь интеллектуальный багаж человечества, его культурное наследие, перекочует сюда, в огромное интернет-хранилище. Кроме, как здесь, будет чрезвычайно мало книг на бумажных носителях, мало дисков или пластинок с музыкой, мало репродукций картин… И тогда… они схлопнут всё это… А потом, перестанут скрываться. Это будет их время. И у них будет очень много пищи. Наш мир станет только их миром. Огромным, насыщенным энергией, и… Двухмерным. Вполне логичным, и до конца материальным пространством. Многие из наших, из интелов, которые с тенями открыто сотрудничают, и знают при этом, с кем именно они сотрудничают, быть может, считают, что мы, интелы, им зачем-то нужны, и они оставят нас. Хотя бы, как своих слуг. Как хранителей багажа. Оставят нам такой маленький мини-интернетик для существования. Но я знаю, что тени подлы и коварны, и мы со своими знаниями, мыслями и опытом не нужны им абсолютно; ведь это просто кровожадные и беспринципные твари.

Когда схлопнется интернет по всему миру, тени получат ещё больше человеческих душ, чем в самые кровавые войны иных столетий. Поскольку, человечество в целом тут же скатится на животный уровень. Вернее, даже гораздо хуже, чем животный… Во всяком случае, на это надеются тени. И тогда, они насладятся своей чёрной мессой, с охватом всей планеты. А нас, интелов, больше не будет. Никогда. От нас не останется ничего. Как и от тех людей, что жили до нас и оставили книги, фильмы, музыку, картины, научные труды… Всё это, или почти всё, к тому времени «закачают» в интернет, как будут полагать, на долгие века, для будущих поколений, для практически вечного пользования… И всё это исчезнет в одночасье.

Хотя, может, жизнь продлится вовсе не по мрачному этому сценарию. Поскольку, как я считаю, идея контроля людей, полного и тотального, именно посредством интернета, которая бытовала у теней изначально, как я считаю, всё же провалится. Люди и в мире двухмерной логики и программирования, пользуясь ей, нередко способны обменяться здесь отнюдь не тупой информацией. Не скатиться на уровень мышления теней. В общем, кто и как этим ресурсом пользуется – это зависит от интеллекта. Интернет несовершенен – но без него, наверное, людям было бы ещё хуже. Если учесть глобальное ухудшение материального положения большинства – то, для многих хорошо, что хоть в таком виде, чисто в электронном, существуют многие книги.

Но, когда схлопнется интернет – то для многих, наверняка, это будет означать полный конец любого общения, полное отсутствие пищи для интеллекта. Словом, катастрофу. Но, ещё не поздно, и надо что-то придумать. Нам и людям. Хотя, люди ещё не знают об этой угрозе. И даже могут не поверить мне, который проник однажды на секретные рубежи теней – и расшифровал то, что не было предназначено для глаз человеческих. Потому, мне надо действовать очень осторожно. И не паниковать. Я пока не знаю, что делать. Просто, знаю, что время ещё есть. Пока есть…

Таким образом, я не доверяю теням и с этих пор – не работаю на них. Лишь делаю вид. Думаю, что многие из нас, интелов, поступают подобным образом. Но мы не признаёмся в этом даже друг другу.

Я попытаюсь хоть чем-то помочь людям, сделать то, что в моих силах. Кого-то ободрить, спасти и утешить. В этом, как я считаю, моя теперешняя миссия. Я не лишён интуиции, и у меня, интела, всё же осталась человеческая совесть. И, что бы там ни говорили об интелах, я обладаю чувствительностью. И постараюсь сделать всё, что от меня зависит, чтобы спасти Владика, чтобы не страдали Мария и Николай. Но, мне надо действовать осторожно и обдуманно, чтобы не попадаться теням как можно дольше. Тогда, они меня просто уничтожат.

Глава 6. Фанни: трудные дни

Фанни потянулась и растерянно оглядела свою комнату. Это была очередная съёмная хатка, маленькая и неуютная. Тесная, невзрачная: просто камера хранения для уставшего тела. Она сняла эту комнатку в питерской коммуналке совсем недавно. Съезжать с прежнего жилья нужно было срочно, и потому ей пришлось быть не слишком привередливой. Хозяйка комнаты, скорее всего, подумала, что очень удачно и дорого сдала комнатку молоденькой и наивной дурочке-студентке…

Фанни сегодня совсем не хотелось вставать. Так, просто потому, что не хотелось вновь ощутить себя в этом, якобы реальном, мире с его вечными и докучливыми проблемами. Конечно же, самыми насущными. Первоочередной из которых была проблема поиска очередной подработки. Да, ей предстояло снова её искать. А на прежней она продержалась всего лишь неделю. Недолго музыка играла… Странная вещь… Первое чувство, которое она испытала – облегчение. Завтра не надо идти на работу! Возвращаться в вечный и персональный ад…

Почти всю её сознательную жизнь, именно работа была её адом. С работами Фанни не везло. Никогда. Они всегда являлись проклятием её жизни.

Сегодня будущее предстало ей уже совсем в другом свете, когда она, наконец, выбралась из кровати и сползла вниз, на палас. Без работы жить будет не на что.

Почему-то ей нравилось сидеть так, именно на паласе, опираясь спиной на край дивана. Быть может, потому, что у этого дивана, который хозяйка называла «софой», спинка была низкая и крайне неудобная; к тому же, хозяйка намекнула, что, если она сломает эту хлипкую конструкцию, то будет выплачивать ей сумму на покупку новой мебели. Фанни запрокинула назад, на мягкое сидение, голову, а потом, помедитировав так немного, встала и заварила себе матэ. Снова присев на прежнее место, она взяла поставленную рядом с собой, прямо на пол, тыквенную калебасу, и, медленно попивая свой утренний напиток, начала припоминать в подробностях вчерашний день… Что же она сделала не так на этой проклятой работе?

Мини-перепросмотр мельком пронёсся в мыслях Фанни, но ничего полезного не дал… Да, самым противным для неё всегда было вновь искать работу, просматривая объявления. Никогда она не чувствовала себя настолько ненужной и настолько никчёмной, как в дни такого поиска.

Им занялась она и теперь, для начала выйдя в интернет.

Почти все заводы были механизированы и компьютеризированы, а интеллектуальным трудом, набором текстов, рекламой и художественным оформлением чего бы то ни было занимались интелы внутри сети. Совершенно бесплатно. И потому, работы всегда и везде было мало, и она вся была не первой свежести: если предлагалась по объявлениям, а не по знакомству.

Знакомств у Фанни не было.

Итак, что там мы имеем сегодня?

«Срочно требуется секретарь, девушка 18—20 лет без в.п.» Да, она – вполне без в.п., если не считать вредной привычкой желание поспать на столько подольше, насколько это возможно. И фигурка у неё ничего. Только, на этой работе – ну, уж точно, потребуют паспорт. Такие вещи она определяла уже на уровне интуиции. И вообще, ей надо было искать только непритязательную работу с ничем не прикрытым надувательством и недоплатами сотрудникам, но без долгого оформления. Без официоза в этом оформлении. И, тем не менее, не влипнуть в очередной раз, не попасть туда, где захотят и вовсе полностью «кинуть на деньги».

«Нет, сегодня я буду просто отдыхать, – через несколько минут досадного чтива интернет-объявлений с не подходящими для неё вакансиями, решила Фанни, – И пусть при этом происходит что угодно, пусть даже на меня рухнет потолок… Завтра! Все дела – на завтра. Сегодня надо просто отдохнуть».

Она встала, устроилась поуютнее, завернувшись теперь в одеяло, и снова взяла в руки компьютер. Вот они, наконец: послания, сообщения, фотки, кошечки-собачки, и среди всего прочего – и её собственные литературные опусы и стишки, сочиняемые в жалких потугах уйти от опостылевшей реальности. Фанни то высылала их на различные литературные конкурсы, то вывешивала просто так, и они болтались повсюду, на самых разных сайтах… Но везде, где она «существовала» в сети, она была именно Фанни. И, давно уже, никак иначе не именовалась.

Сейчас она отправила в пустоту очередное своё послание: то есть, опубликовала новое стихотворение. И… сразу же, получила ответ. Тоже – в стихах. С подписью: Неназываемый. «Кто такой – этот Неназываемый?» – подумала она. С ним она переписывалась уже около полугода, и всё больше к нему привыкала. Он отзывался почти всегда, и тотчас же. Или он, Неназываемый – или ещё Фредди, интел. Вот и все её компьютерные «френды», с которыми ей нравилось общаться в интернете.

Прочтя ответ Неназываемого на последнее из стихотворений, Фанни зависла где-то мыслями, думая, быть может, ни о чём: в том смысле, что эти мысли невозможно было бы отследить и пересказать. Самое натуральное «витание в облаках», должно быть. И всё же, до ответного послания запала ей пока не хватило.

А вот кто-то из друзей пишет ещё одно сообщение…

– Здравствуй, Фанни! Перейдём в личку? – высветилась надпись. А это – Фрэд…

Некоторые ЭМЧ-личности, они же интелы, и до Фрэда постоянно интересовались Фанни. «Что-то слишком часто они принимают меня за свою… К чему бы это?» – подумала она тогда.

«Почему вы так часто исчезаете с нашего сайта? Вам не интересно здесь, с нами? Расскажите, что не так. И мы поможем вам адаптироваться. А на какой сайт вы уходите? Поделитесь с нами информацией», – такие вопросы задавали ей часто интелы, такие пожелания они приводили.

Фанни льстило их к ней внимание… Ведь, как известно, интелы, искусственные интернет-личности, содержали в себе продолжавший развиваться и жить самостоятельной жизнью интеллект людей, «запущенный» в сеть. Очень многие из интелов при жизни были известными писателями или учёными… Внимание таких «единиц интеллекта» поднимало в глазах Фанни самоуважение. Но оно же и пугало её, это повышенное внимание. В конце концов, она ведь ещё живая, а большинство интелов были своего рода «мёртвыми душами», и Фанни было поэтому не по себе от проявленного ими интереса к своей особе. Что-то они нашли с ней общее. И в личной переписке многие из них интересовались, а кем же Фанни была при жизни. Она, как обычно, мило отшучивалась и напускала побольше интригующего тумана.

А к Фрэду, в отличие от многих других интелов, она уже привыкла. Однажды, он её удивил. Вычислил… То, что никакая она не Фанни. В том смысле, что это – лишь её ник в интернете, а не реальное имя. И даже откопал, что ещё в начале века, этот ник взять посоветовал ей один знакомый по интернету парень. И что зовут её, и по паспорту она когда-то была… Ульяна Ромуальдовна Флик, 11марта 1957 года рождения. Да, именно так… Она родилась сто семнадцать лет назад. Вечность назад, с её точки зрения…

Тогда, давно уже, они с Фрэдом перешли в онлайн-общении на закрытый для остальных диалог. И Фрэд спросил напрямую:

– Фанни! Вы – долгожительница, старая бабушка, что развлекается по интернету, вывесив молодое лицо, и которой забавно общаться на молодёжных тусовках, не так ли?

– Нет, Фрэд… Мне трудно рассказать о себе всё, но, если вы никому этого, в свою очередь, не расскажете, и это останется между нами, то я попробую…

И она рассказала… Даже интел Фрэд – и сам-то непонятно кто – был тогда потрясён.

За всё время жизни, она нормально «жила, как все», только до пятидесяти с небольшим – до времени развода со своим первым супругом. Это был обычный, в меру скучный и в меру нищий брак. Жили они всегда в общежитии, в маленьком южном городке Ростовской области. Вырастили двух детей. Просуществовал брак этот долго, но при этом лишь до тех пор, пока её первый муж не увидел, что его жена выглядит гораздо моложе него самого, что вызвало в нем острое желание омолодиться и начать новую жизнь. Он, будучи вузовским преподавателем, стал устраивать рандеву со студентками и даже ходить на институтские дискотеки. После пары лет такого, уже неспокойного, брака Фанни первая предложила мужу развод, на который тот легко согласился. Их уже взрослые дети жили к этому времени отдельно. Муж вскоре получил квартиру по наследству, завещанную ему старенькой тёткой, никогда не имевшей ни мужа, ни детей. А Фанни была вынуждена выписаться из общежития «в никуда». Из общежития, в котором она, до этого момента, «временно» проживала со дня их свадьбы – больше половины жизни – ей пришлось уйти. Ранее, чтобы получить это общежитие, они оба, вместе с мужем, выписались от родственников. Далее, обычную прописку в общежитии, в нулевые годы, сменили на временную, а проживать ей там было дозволено лишь по работе мужа, преподавателя местного вуза: пока он там жил и пока они были в браке. Потому, выселенная из общежития, она оказалась без какой-либо прописки вообще. Таких называли «бомж»…

Выписанная «в никуда», она решила уехать в другой город: всё равно, жить везде ей было негде. Фанни для проживания выбрала Питер. Там она когда-то училась, и очень, до слёз от расставания с ним, любила этот город. Но до этого, ей ещё захотелось напоследок съездить отдохнуть на юге, в Краснодарском крае. И Фанни рванула туда, в горы.

Эта поездка, неожиданно, весьма затянулась…

Именно там с нею произошло нечто странное и необъяснимое. Итак, именно тогда, после пятидесяти с небольшим, Фанни не просто продолжала очень медленно стареть: так, как это было раньше… Но, в один прекрасный момент, она внезапно пережила полную трансформацию тела. Это произошло летом, в тех самых горах, куда она подалась отдыхать и где очень дёшево сняла изолированную часть деревянного домика с туалетом на улице, недалеко от водопадов.

Тогда, она оставалась там всё лето и даже часть осени, переселилась позже, когда закончились почти все те деньги, которые она запланировала потратить на отдых, и вовсе в бесплатную избушку, по доброте местного лесника. Избушка предназначалась для поселения охотников и лесников, которых сейчас там не было. А Фанни чувствовала себя как-то неважно, и потому пока не могла уехать. Тогда, должно быть, она наотдыхалась там вволю за всю свою прошлую жизнь.

Домик, стоящий чуть на отшибе от лесной сторожки, был расположен глубоко в лесу, среди нескольких других подобных домишек, предназначенных для охотников и лесников, бывающих здесь лишь наездами. И в то время там совсем никто не жил. Ни в одном из этих домов.

Фанни теперь плохо помнила как то, что с нею случилось в той избушке, так и всю свою «допитерскую» жизнь. Она вспоминала лишь иногда, безотчётно, урывками, события той, «прошлой», жизни.

Ещё хуже, помнила она свою так называемую, трансформацию. Отчётливо запомнила лишь момент, когда лежала на топчане со старым матрасом, в комнатке с деревянными полами и маленьким окошком. У неё поднялась температура, бил озноб… Не было под рукой никаких таблеток: ни аспирина, ни антибиотиков, – и сил встать не было тоже. В конце концов, от физической боли и преследующих её, до бесконечности повторяясь, глубоких личных переживаний, и от какого-то на редкость истеричного переваривания событий прошлой жизни, перешедшего и вовсе в бред – она, наконец, и совсем отключилась, погружаясь в небытие…

Через несколько суток, как она просчитала позже, Фанни проснулась. Самое первое, что она почувствовала, была острая зубная боль, как в юности, во время роста зубов мудрости… Один за одним, у неё расшатывались и выпадали все зубы. А под ними уже начинали пробиваться новые. Сильная температура и лихорадка продолжались.

Ещё через несколько дней, она выползла в прихожую и посмотрелась в маленькое, старое зеркало без рамы, закреплённое над ручным рукомойником: таким, в который сверху наливалась вода из колодца. Ей было уже гораздо лучше, осталась лишь слабость и лёгкое головокружение…

Фанни не узнавала себя. Вернее, вот теперь она и была собой. Прежней Фанни, какой всегда была по внутреннему ощущению: девушкой с каштановыми, слегка вьющимися волосами и зелёно-карими глазами с длинными ресницами. Худой, измождённой, но… Молодой.

– А что было потом? – спросил тогда Фрэд.

– Потом… Я тотчас покинула тот съёмный дом в горах. И оставила доброму хозяину – леснику ключ там, где он просил его оставить, когда я соберусь покинуть этот приют: прямо на калитке его забора, на маленьком крючочке. Полностью изменённая, я пешком отправилась к ближайшей трассе, искать «попутку» до ближайшего населённого пункта. Села на автобус… Потом – на поезд. Чтобы не предъявлять документов при покупке билета, села безбилетницей, на маленькой станции, по договору с проводницей. И… так добралась, ещё с одной пересадкой, до Питера. Немного поработала на всяких таких работах, где не шибко проверяли документы. Чуть не вляпалась в неприятную историю: уехала бы в Турцию, секс-рабыней… Вовремя нашла тусовку, стала то петь в рок – группах, то рисовать по найму, на заказ: по диплому и навыкам я была художник-оформитель. Хотя, в родном городке, и выйдя замуж, этими умениями пользоваться не приходилось. Там никому они не были нужными. Ну, так и жила я поначалу, в Питере… На съёмных хатах. У друзей. В какой-нибудь студии… В общем, везде, где придётся. Очень сложно было, пока существовали те паспорта, что везде требовались при устройстве на работу. Но, когда прошла повсеместная чипизация, и вместо паспорта часто работали просто вживлённые в ладонь чипы, то стало немного легче. При устройстве на нормальную, хорошую работу всё равно требовали именно паспорт, хотя и нового образца. А ещё, кучу всяких бумаг и платных справок: нужно же было разводить население на деньги и как-то существовать по-прежнему всем этим бумажным конторам… Паспорт у меня, как и прописка, полностью отсутствовал, как и у многих других «категорий населения», не имеющих личного жилья. Имя которым – легион… Старый я сдала при чипизации, новый не получила. Проведя чипизацию, у не имеющих жилплощади фактически отобрали эти «корочки»: то есть, выдавали новые паспорта только при наличии «жилищного сертификата», а «сертификаты» выдавали только владельцам недвижимого имущества. А тех, кто жил без паспорта, теперь потрошили на взятки за нелегальное проживание и отсутствие работы, всячески ставили вне любых льгот, выплат и любой социальной помощи. И, в общем-то, вне закона. Но, мне лично такие условия, наоборот, добавили легальности: чип указывает при сканировании только номер личности и то, что нет судимости и долгов, и ничего не говорит ни о возрасте, ни о поле данного гражданина или гражданки.

– А с личной жизнью как? – спросил Фрэд.

– Ну… Скажем, так: был у меня потом второй муж. Неофициальный, конечно… Я уже плохо его помню, хотя мы прожили вместе более десяти лет. Двенадцать или четырнадцать… Точней сразу не скажу. С ним я познакомилась уже в Питере, после своего изменения. Во время богемной жизни. В одной милой компании. В то время я, конечно же, не официально, в очередной раз искала любую работу. И кто-то из знакомых посоветовал подработать, помогая художественно оформлять помещения, расписывать стены в кафе и арт-клубах, вместе с другими художниками.

А он и был художником. Так и познакомились: кто-то нас представил друг другу, и мы вместе расписывали стены. И, если за первого своего мужа я писала некоторые научные работы и переводила тексты с английского, французского и немецкого для диссертации, то благодаря второму, научилась хорошо рисовать. Я и раньше неплохо рисовала: окончила художественно-промышленный институт, но теперь освоила новые техники живописи и работу пастелью и сангиной. И вскоре мы работали в четыре руки: понятное дело, за подписью работ только его именем, поскольку у него было какое-никакое имя, в отличие от меня, и широкий круг связей. Этот художник был весьма странным типом: не только в то время, когда мы оба были опьянены страстью, но даже и все последующие годы его никогда не интересовало, сколько мне лет, кем я была и чем занималась прежде. Он был весь в искусстве; в конце концов, он стал вести какою-то студию для новичков, снимая площадь в бывшем ДК, и у него появилось множество девушек-поклонниц и моделей. После чего, я ушла, не прощаясь и не оставив ни записки, ни координат.

В те годы, самой мне не грозило никакой более-менее сносной работы по причине престарелого возраста и отсутствия после чипизации паспорта. Чипизация, если ты не знаешь, была делом чисто техническим: я сдала свой старый паспорт и получила чип в руку. Идентификационный номер…

Некоторое время паспорта ещё требовали предъявлять на любой работе, кроме всяких «промоутеров», курьеров и прочих вариантов так называемой «подработки». (В это время я жила ещё у художника.) Но, когда я от него ушла, уже было достаточно идентификационного номера и отпечатка пальца на матовой табличке, а личные сведения о себе каждый мог держать в тайне. На некоторых, хотя и не слишком надёжных работах, теперь этих поверхностных данных о будущем работнике бывало уже достаточно.

Вот с тех пор, я и нахожу полулегальные, отвратительные и труднопереносимые, временные работки. Тем и живу.

После третьей, очень краткой попытки ещё раз устроить личную жизнь (а вернее, ещё одного стихийно возникшего романа), я решила больше не обжигаться. Тогда я поняла, что моя странность, уже резко бросающаяся в глаза, стала полностью очевидной… Как и моё будущее одиночество.

– Странность?

– Тебе не понять это, Фрэдди… Ты тоже странный. Но это не так бросается в глаза здесь: в интернете. Но в реале… Я не так разговариваю, не так себя веду. Не понимаю половины слэнговых выражений… Мне говорят: «Ты из прошлого века»… А я… и в самом деле именно оттуда. Внутри интернета это ещё можно принять за шарм или за стиль. Но в реале это явно не прокатывает. И, Фрэдди… Современный слэнг или манеры нельзя выучить – нужно просто вместе проучиться с их носителями в школе, в вузе; ходить на общие тусовки, слушать только современную музыку и читать исключительно современные книги… Люди эти даже совсем не бывают в интернете, кроме как в социальных сетях: тех, которые то исчезают и становятся запрещёнными, то прорастают под новыми названиями – но суть их от этого не меняется, а главное их содержание – сплетни и «новости» такого пошиба, где никой интеллект не предполагается… Потому, ты их совсем не знаешь, таких людей. Но в реале – их большинство. И в той среде, где я обретаюсь в реале – никогда нет ни поэтов, ни музыкантов, ни учёных, что само собой разумеется. А есть подсобные рабочие, няньки, дворничихи, уборщицы, продавцы – там есть только такие, как я тебе описала: с уличными манерами и слэнгом соцсетей для праздно отдыхающих. Основная масса человечества – именно они.