Big stories of small city

ALAKIN

Big stories of small city

Дори

– Ma va in mona! – на диалекте Feltre значит «вали!». Это приблизительно. Дословно же – не для публики… увы… Могу написать в личку.

Так часто «приветствовал» своих многочисленных клиентов Дори – один из лучших рестораторов Feltre. Да-да. Вестимо, владельцы ресторанов – господа почтительные, чопорно-вежливые либо елейно-ласковые. Всегда готовые предвосхищать чаяния и удовлетворять капризы своих клиентов. Дори, увы… Дори был не таков! В ответ на любой утомительный, на его взгляд, вопрос дождаться можно было лишь пренебрежительного «Ma va in Mona!».

«Приветливость» его нам была привычна, а обходить стороной дверь его ресторана не получалось: пройдя боевое крещение нетрадиционной для ресторатора лексикой, вы добирались до безупречной еды и отменных вин. И никогда не стоило проверять счета. В них Дори, чего не скажешь о его манере общения, был корректен.

Дори, как правило, со мной не здоровался. Точней, здоровался два-три раза из десяти. А так – игнорировал, как и многих других клиентов.

По пути домой я всегда оказывался у ресторанчика Дори, когда входил в старый город через Porta Imperiale – прекрасную и величественную арку, – по дороге цезарей и патрициев (для торговцев и плебса была другая арка – Porta Oria). Да… И где еще так беспечно и бесцеремонно развалиться, как не перед дверью своего ресторана? Шире раскинутых ног – раскрытая в руках газета! Смартфоны-шмартфоны он не признавал! Только газеты! И кто бы посмел здороваться с Дори, когда он читал?! Да еще и газету! Поверьте, тихо идти своей дорогой, понурив голову, было лучшим решением. Случалось, конечно, что меня догоняло протяжное «ci-i-i-ia-a-a-ao-o-o»1, однако это, скорей, было одолжением с его стороны, от неожиданности заставлявшим меня теряться и выдавать какое-то неразборчивое бормотанье вместо нормального ответа, но к тому моменту он уже погружался обратно в чтение.

Однажды шел я мимо его ресторана, а Дори «на посту» не оказалось. Отойдя на значительное расстояние, я услышал, как он кричит:

– Никола, зайди! Хочу, чтоб ты кое-что попробовал.

Сложно было представить, что этот брюзга вообще меня запомнил, а уж имя мое – и подавно!

От коктейля божественных запахов из широко распахнутых дверей ресторана у меня едва не подкосились ноги, и я, взволнованный и явно с подскочившим давлением, еле осилил путь назад.

– Знаю, ты любитель Friulano2.

Он еще и алкогольные предпочтения мои знал! Онемев от изумления, единственное, что я смог сделать, – это лишь глупо улыбаться в ответ.

– Вот только-только привезли. Наконец-то! Чуде-е-есные вина! Ты должен их попробовать.

После стольких лет почти полного пренебрежения даже предложи он мне отравы, способной уложить целую дивизию, я бы и не подумал отказаться!

И вот стакан уже в руке. Пригубляю, но с пьянящим удовольствием не справляюсь и жадно осушаю разом!

Дори улыбается. Конечно, понравилось. Он знает.

– Ну? Еще? Хочешь?

– До умопомрачения! – ответил я с нетерпением и получил еще стакан! А затем еще. Больше в меня не влезет. Три щедрых стакана вина натощак!

Да… не люблю строить из себя заправского сомелье и, прикрыв глаза, перекатывать во рту глоток вина и сыпать терминами (всеми этими «терруарами» и «купажами»), однако вкус этого волшебного вина сам писал картины просторов Friuli – легкое кружение аромата сливы и персика, рассаженных у виноградника, тонкое пробуждение розы… профильтрованную сквозь каменистую почву воду и вкус cочного винограда…

Дори сиял.

– Сколько с меня? – задал я логичный, на мой взгляд, вопрос. Драгоценное вино требует оплаты!

Напросился!

– Ma va in Mona! – прогремело на весь зал так, что застывшие гости перестали жевать и уставились на нас, напряженно вскинув брови.

Это событие пробудило в Дори желание чаще меня приветствовать. Обычно, въехав в арку, я слезал с велосипеда и дальше шел пешком. Подъем нехилый – исторические центры, как правило, расположены на холмах. У Дори, оказывается, было свое мнение на этот счет, которым он спешил поделиться:

– Крути педали! Педали крути! Смысл таскать велик на себе?!

А я не хотел! Не хотел перегружать мышцы на подъеме, не хотел потеть, как… Махнув безнадежно рукой, он снова во всю ширь раскрывал газету и с головой погружался в чтение.

Дори не стало как-то очень быстро – всего за несколько дней. Еще до начала ковида, до того, как мир безвозвратно изменился. Так что мы и не успели спохватиться о его отсутствии. Попал в больницу и истаял в считанные дни. Рак легких! И никто не знал!

Церковной панихиды не было. Не было и гроба – воля усопшего!

Кровать посреди одного старейшего бара, Дори на ней (беру в свидетели Bucci Federico Budel), в окружении всех своих друзей, нещадно пьющих, хохочущих, вспоминающих наперебой его истории. Свою жизнь, полную причуд, он завершил этими созвучными ей эксцентричными похоронами. В том баре, где он упокоился, висит плакат, напечатанный его друзьями. На плакате слова Дори:

С израненным сердцем, свободный от рабства и злата.

P. S. Я научился преодолевать тот подъем на велосипеде. Научился все же здороваться шепотом с Дори.

…Я ведь привык, что он не отвечает!

n1(Porta Oria),n2(Dori)

n3(Porta Imperiale)

Они ушли, но обещали вернуться

«Ни голосов их, ни дыхания… Мальчишек, рвущихся в окно…»

Поэт Гага Нахуцришвили опубликовал это пару дней назад на своей странице. В короткую фразу уместил огромную историю. Да. Дано ему, как и любому большому мастеру. Слова эти навеяли грусть. Шел дождь. Окна первого этажа моего дома в Feltre смотрели на старый город (centro storico, см. предыдущие истории), и я видел, как грустила со мной, покрытая сияющими бусинами, пустынная улица. Было только шесть вечера, но старинные фонари уже зажгли, и от их желтоватого света капельки на мостовой загорались теплым блеском. Меланхоличный джаз повывал у меня в компьютере в тон погоде, и эти слова Гаги мгновенно унесли меня куда-то далеко-далеко…

– Никала, Никала! Выгляни! Кто-то зовет тебя с улицы! – кричит мне мама из кухни. Пулей лечу из комнаты на балкон. Это друзья кличут меня снизу. Звать могли по любому поводу: сыграть в футбол, поучаствовать в драке, разыскать девушку друга. Мы взрослели, и причины, требующие «личного присутствия», тоже менялись.

– Ты сделал уроки? – не желая столкнуться с реальностью, больше для проформы, спрашивает меня мама.

– Да-да, сделал, – кидаю ей уже из подъезда.

Лифт ждать нет сил, и я сломя голову несусь вниз по лестнице.

А вот я уже постарше. На этот раз зовут, чтобы зайти ко мне. Девяностые вспоминать жутко, но священное хлебосольное гостеприимство и вино в нашем доме не переводились и тогда. Заходят. Сидим. Рассуждаем. К нам присоединяется еще кто-то, потом снова гости. Приходят. Уходят. И так без конца!.. Где тогда были мобильники, смартфоны – не пошлешь заранее сообщения. Звали друг друга с улицы, звали громко – так, чтобыф хорошо всех перебудить. Болтались туда-сюда. Дождь. Блюз. Старый город. Бьют колокола San Giacomo3. И голова у меня, соответственно ситуации, лежит на запястье. Взгляд уткнулся в потолок, а в ушах все Гагина фраза.

– Никала! Никала! Никола! Никола! Никола!

Постой-ка! Тут что-то не так! Николой меня не называли! Никала! И только! Вот снова! Ты посмотри!

– Nicola! Nicola! Ci sei?4

Гага, конечно, крупный мастер, но не настолько, чтоб отправить ко мне кого-то с улицы 90-х. Это уж слишком! Да и в эпоху суперсвязи кто будет кричать? Кто станет звать меня с улицы? А уж в Италии, в Фелтре! Нет, нет! Немыслимо! Так просто прийти, не договорившись заранее?! Исключено! Может, Буччи? Но обычно он просто тихо скребется в окошко Леки. Стесняется… Нет! Это не он, не Буччи! И не пил я вроде. И не сплю. Вот запястье. И голова все так же… на нем… «Эх, Нахцо, Нахцо5! Что-то ты мутишь», – думаю я и улыбаюсь. Я всегда так улыбаюсь в моменты неловкости… в никуда… просто… чтобы не тревожиться понапрасну. Вот и сидел, улыбаясь, пока не очнулся от Лекиного крика:

– Никала! Выгляни, пожалуйста, наконец! Неудобно! Оглоушили всю улицу! Зовут тебя, не слышишь?!

Удивление? Нет! Неловкость? Тем более нет! Настороженность? Нет! Нет! Радость! Безмерная радость! Как у ребенка! Переполняющая душу! Бегу к двери. Открываю. Под дождем стоят двое: Michele Reоlon и Nicolò Doglioni.

– Scusa, scusa Nicola. Buona sera. Eravamo qui di passaggio e volevamo a salutarti6, – принялись приветствовать меня два итальянца, что никак, в свою очередь, не могло быть правдой: один жил в четырех километрах от Фельтре, а другой – в двадцати! Прилетели влюбленные голубки с разных сторон! «Прогуливались» они, держась за ручки, и только «случайно» оказались рядом с моим домом! Это их «случайно» опровергали бутылки вина в каждой руке, всего четыре! Из своего тупого, но сладкого остолбенения я вышел так же мгновенно, как и вошел в него за пару секунд до этого!

– Давайте-давайте, заходите! – пригласил я их.

Не знаю, что на меня нашло, но я их почему-то сфотографировал, пока они стояли в дверях. Скорее всего, в ту секунду мне показалось, что такое редчайшее мгновение не повторится еще лет тридцать! Или же потому, что столь потрясающая, молниеносная радость и в самом деле большая редкость. Не знаю! А они стояли как в воду опущенные. Правда! У них был такой умилительный вид провинившихся школьников, что мне попросту захотелось их обнять!

– Ну? Что вы стоите, не понимаю?! Чего стесняетесь?! – недоумеваю я.

Глазами они мне показывают: оглянись, мол. Оглядываюсь. Вижу наверху, на лестнице, Леку. Для людей этой культуры нагрянуть без приглашения, звать с улицы, кричать и, что еще хуже, быть застуканными с поличным – такой удар, что поднять голову уже не по силам!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Чао (итал.).

2

Одноименное белое вино из региона Фриули.

3

Церковь в Фельтре, старом городе.

4

Никола! Никола! Ты дома? (итал.)

5

Ласкательно от Нахуцришвили.

6

«Извини, извини, Никола. Добрый вечер. Гуляли тут неподалеку и решили заглянуть, поздороваться».