Песня чудовищ

Анастасия Андрианова

Песня чудовищ

© Андрианова А.А., текст, 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Есть же о птице сей сказание таково.

Птица Сирин святого и блаженного рая

Глава 1. Последняя просьба

Где-то в лесу плакал ребёнок.

Его голос то срывался и затихал, то заходился визгом: ближе, дальше, снова ближе.

Ивлад кинулся на звук, напрямик через колючие кусты и переплетение древесных корней. Лес был незнакомым, слишком густым, тёмным и влажным, слишком тихим, и только чуждый для этого места детский плач разрывал тишину в клочья.

– Я иду! – крикнул Ивлад. – Подожди!

Как ребёнок оказался в этой дремучей чаще? Что за наваждение? Ивладу некогда было задумываться, он бежал вперёд, цепляясь одеждой за ветки, пока не оказался на просторной поляне. Кругом валялись замшелые стволы и пни, вывернутые из земли не то вихрем, не то другой безудержной силой. Ивлад остановился, тяжело дыша. Детский плач стал ещё громче, звучал совсем рядом, но будто отовсюду сразу: из-за деревьев, из-под земли, с мрачного неба.

За спиной поднялся сильный ветер, обжигая ледяным холодом. Со всех сторон обрушилась вьюга, такая лютая, что рукава, полы одежды и волосы тут же покрылись инеем. Ивлад судорожно схватил ртом воздух, и тысячи колких снежинок больно впились в горло. За считаные мгновения зелёный лес покрылся белой коркой и застыл, как стеклянный. Деревья посеребрились, листья разом облетели, на ветвях засверкали кровавыми боками ало-золотые яблоки.

И только тогда Ивлад понял, что это ловушка.

В ушах завыло так громко, что сердце зашлось от ужаса. Детского плача уже не было слышно, только нарастающий гул, а перед глазами всё закружило белой метелью. Руки онемели от холода, всё тело заледенело. С пронзительным криком с дерева сорвалась огромная птица и кинулась вперёд, метя изогнутыми когтями Ивладу в лицо.

* * *

Ивлад резко распахнул глаза. В опочивальне было холодно, почти как в том лесу. Очаг давно погас, в окно бился порывистый ветер. Ивлад охнул и сел на постели. Снова этот непонятный сон, и снова в нём – птичьи когти и метели.

Темнота комнаты казалась разбавленной, как разведённые водой чернила – значит, наступило тусклое зимнее утро. Ивлад растёр замёрзшие ноги и плавно повёл плечами, разминая тело. Набросив нижнюю рубаху, он подошёл к окну, покрытому кружевом морозных узоров.

Над Азобором стелился дымок из печных труб, кое-где светились в окнах огни, слабенькие, от лучины или единственной свечи. С неба сыпали густые хлопья снега – с начала зимы ни одного дня без него не обходилось, и сугробы уже намело такие, что некоторые избы завалило едва ли не до самых крыш. Далеко впереди мерцали макушки Серебряного леса – бледный рассвет обливал деревья зеленоватым светом, и лес отсюда казался сказочным, выкованным из тончайшего металла. Ивлад постоял так немного, вспоминая детский плач из сна и завьюженную чащу. Быть может, во сне он оказался там, в Серебряном лесу? А птица, метившая ему в глаза, была из тех чудовищ, которыми славится это место?

Стук в дверь прервал его мысли.

– Вы уже проснулись, Ивлад Радимович? Позвольте растопить очаг, – послышался голос слуги.

– Да, входите, – со вздохом ответил Ивлад, отворачиваясь от окна. Заснеженный город манил, и Ивлад с грустью оторвал от него взгляд.

Дверь скрипнула, и в комнату вошёл молодой прислужник. Он поклонился и занялся очагом, а Ивлад плеснул себе воды из кувшина, глотнул и спросил:

– Как себя чувствует отец?

Руки слуги внезапно дрогнули, уронив огниво. Из очага вывалилось несколько угольков, запачкав ковёр.

– Х-хорошо, царевич. С ним ваши братья, но…

– Братья? – Ивлад нахмурился. – В такую рань? И сразу оба? Он не принимал посетителей уже много недель. Но почему меня раньше не разбудили?

Слуга засуетился, собирая угли с ковра. Пятна стали только больше.

– Сейчас-сейчас… вычищу старые, заправлю новых дров…

– Не стоит торопиться. Растопишь позже. Я иду к отцу.

– Ивлад Радимович! – Юноша выпрямился, тараща испуганные глаза. – Вам не нужно… Вас не…

– Не звали? – Брови ещё сильнее сошлись на переносице Ивлада. – Отец хочет видеть всех сыновей, кроме младшего? Отчего?

– Н-не знаю… Но… Не ходите, прошу, иначе меня кинут в острог за то, что проговорился…

– Не бойся, не кинут. Я позабочусь об этом. Будем считать, ты мне ничего не говорил.

Ивлад застегнул кафтан, надел сапоги и стремительно вышел в коридор.

Царь Радим Таворович давно болел, а в последние месяцы стал совсем плох. Что-то точило его изнутри, высасывая жизнь, оставляя только пустую блёклую оболочку. На теле то и дело проступали чёрные язвы, от которых уродливыми щупальцами тянулись сетки вен, в иные дни даже глаза царя заволакивало чёрной пеленой. Сколько лекарей посетило его покои, не счесть, но все лишь разводили руками, и не помогали ни угрозы от царского воеводы, ни обещания богатства от царя. Ивлад помнил отца сильным и крепким, громогласным и быстрым, но теперь царь Радим вовсе не походил на себя прежнего – истончился, стал почти прозрачным и перестал говорить.

Царские покои находились в другом конце дворца, и Ивлад кинулся бегом. Если отец собрал братьев, значит ли это, что хотел скрыть что-то от Ивлада? Вдруг он уже закончил говорить с ними? Или, что хуже, умер…

Стражники у царских покоев встрепенулись, завидев Ивлада, но не стали преграждать ему путь, и младший царевич, бесшумно проскользнув внутрь, прошёл к помосту, на котором возвышалась большая кровать с расшитым пологом. Старшие братья, царевичи Ружан и Домир, сидели на скамье спинами ко входу, а на кровати, среди подушек, виднелось бледное лицо отца с синюшной язвой на левой щеке. Покрасневшие веки дрожали, но он не закрывал глаза, пристально смотрел на сыновей, и в нём угадывался прежний, властный и грозный царь, от одного присутствия которого все остальные будто бы даже становились чуть меньше ростом.

– У всех соседей наследником становится старший сын, – послышался недовольный голос старшего царевича, Ружана.

Отцовский взгляд смягчился, он даже протянул руку, будто хотел погладить Ружана по щеке, но тот отстранился и отвернулся. Завидев Ивлада, Ружан сурово свёл чёрные брови к переносице, став похожим на отца, когда тот был молод, здоров и грозен.

– Что ты здесь делаешь? Тебя не звали.

Грудь Ивлада сдавило от обиды, но он никак не показал, насколько задет.

– Я решил проведать отца, но, видимо, наткнулся на семейное собрание. Почему нас с Нежатой не пригласили?

– Потому что вы младшие. Юный царевич и сестрица. Этот разговор не для ваших ушей, – ощетинился Ружан. – Будь добр, подожди за дверью, пока мы не договорим.

– Ты пока не царь, чтобы принимать такие решения, – мягко возразил Ивлад. – Отец, я обращаюсь к тебе, а не к брату.

– Милый мой мальчик, – прошелестел царь. – Тебе правда лучше бы вернуться к себе…

– Я не уйду, – заупрямился Ивлад. – Тебе придётся продолжить разговор и смириться с тем, что у тебя трое сыновей. Не двое.

– Его нужно было больше пороть, пока не научился огрызаться, – процедил Ружан, не глядя на Ивлада.

– Не будь таким жестоким, – пожурил царь старшего сына. – Прости меня, Ивлад, за то, что обидел, пытаясь уберечь.

– Уберечь от чего?

Ивлад сел на скамью рядом с Домиром. Тот кивнул ему, виновато пряча взгляд. Слова отца попали в сердце острыми занозами, а что до Ружана, так он всегда старался ужалить окружающих побольнее. Ивлад привык к крутому норову старшего брата и почти перестал злиться на него.

– Уберечь маленького сыночка от бремени, – оскалился Ружан. – Отец, мне позвать Рагдая, чтобы вывел его?

Ивлад не выдержал и обернулся на Ружана, надеясь увидеть улыбку на его лице. Но Ружан не шутил и, казалось, правда едва не отправился за сыном воеводы.

– Сиди, – хрипло попросил царь. Разговор давался ему всё тяжелее, он сухо сглотнул и помолчал несколько минут, глубоко дыша.

– Ты в чём-то прав, Ружан, – вновь заговорил царь, когда Ивлад уже начал всерьёз беспокоиться за него. – Но пойми же, твой брат не становится менее достойным наследником из-за того, что ему не повезло родиться на свет позже тебя.

Ивлад понял, что царь лишь продолжил разговор, начатый до его прибытия. Может, отец даже успел позабыть, что Ивлад проник в покои незваным гостем?

– Но ты сам расставил нас на разные ступени, не позвав Ивлада, – возразил Ружан. – Значит, Домир стоит на ступень ниже меня – по праву рождения. Ты сам сказал, что ему не повезло родиться позже. А я много лет доказываю тебе, отец, что Аларское царство за моей спиной будет в безопасности.

Домир кашлянул в кулак, и Ивладу было ясно почему: единственную битву, которую отец доверил Ружану, он проиграл, заплатив сотнями жизней простых ратников.

Ивлад слушал молча и комкал в пальцах край отцовской простыни: ему было тягостно находиться здесь и видеть беспомощность отца, а ещё тяжелее – смотреть, как гневается старший брат, как раздувает по-бычьи ноздри, будто готовый вот-вот испепелить своей яростью больного старика.

– Не тобой написаны законы, и не тебе их менять, отец, – недовольно буркнул Ружан.

– Ты поймёшь меня, когда сам обзаведёшься женой и детьми, – вздохнул царь.

– Может, больше земель получит тот из нас, кто первым женится? – тихо предложил Домир.

Ивлад не удержался от осуждающего взгляда. Брат давно был сосватан, ему обещали младшую дочь правителя Северной Халкхи, чтобы укрепить союзничество и вместе противостоять нападкам верховных колдунов Стрейвина.

– Нет, – отрезал отец и закашлялся. – Посчитаете меня взбалмошным стариком и будете правы. Тот из вас получит мою власть, кто исполнит моё последнее желание. – Дыхание его стало совсем тяжёлым, и Ивлад заволновался: сумеет ли договорить? Не позвать ли слуг, чтоб успокоили и напоили отварами? Но царь прочистил горло и продолжил уже увереннее:

– В самом сердце Аларских земель лежит Серебряный лес – вы и сами знаете о нём и о том, насколько он опасен. Хозяйки леса не принимают гостей – только заманивают к себе слуг, туда трудно войти и ещё труднее вернуться, но всё же я попрошу вас пробраться к границам леса и доставить мне во дворец одну из диковинных птиц. Живьём. Вас прошу, Ружан и Домир, – возьмите дружину и лучшее оружие, а ты, Ивлад, будь рядом, останься со мной. Вы с Нежатой скрасите мои последние дни.

Младший царевич вздрогнул и невольно поднял взгляд. Над отцовским изголовьем в золочёной раме висело огромное пёстрое перо – няньки часто рассказывали Ивладу в детстве сказку: жил да был царевич, румяный и чернокудрый, и однажды на охоте он заблудился да забрёл в Серебряный лес. Блуждал он там до заката, а едва солнце скрылось, спустилась к нему дивная птица. Голова и шея у неё были женские, а всё остальное тело – птичье. Лицом она оказалась так красива, что царевич мигом забыл свою сватанную невесту. Полюбил царевич птицу-девицу, но нельзя им было оставаться вместе: Серебряный лес и его хозяйки не терпят людей, губят их жизни, а в людских землях диковинку разом поймали бы да заперли в клетку. Но и в клетке птица не прожила бы долго, зачахла вдали от родных мест. Проплакал царевич до утра, но собрал всё своё мужество и покинул возлюбленную, вернулся в отцовский дворец, выпросив у красавицы на память перо из крыла.

– На что тебе такое чудище? – удивился Домир.

– И что, правда оставишь все земли и корону тому, кто принесёт птицу? – не поверил Ружан.

Царь кивнул:

– Моим наследником станет тот из вас, кто первым привезёт живую девоптицу. Хочу посмотреть напоследок на такую красоту и услышать её дивный голос. Не будет мне без того покоя.

Все три брата замолчали. Старший хмурился, средний выглядел ошарашенным, а младший замер, ни жив ни мёртв.

– Почему я должен остаться, отец? – с обидой в голосе спросил Ивлад. – Разве не достоин младший сын того, чтобы хотя бы попытаться? Не ради власти. Я бы хотел порадовать тебя, отец.

Ружан едва не засмеялся.

– Куда тебе? Хил и тонок как девица, последний в очереди на наследство. Быть тебе в лучшем случае помещиком, а то и вовсе в монастырь уйти.

Ивлад стиснул зубы, но не стал спорить с братом перед отцом. Он и сам понимал, что Ружан отчасти прав: если кому из них быть царём, то старшему, сильному и плечистому, тому, кто уже вёл людей в бой, пусть и проиграл, а Ивладу, юному, безбородому, с тонкими белыми пальцами, только перебирать самоцветы да веселиться на чужих пирах.

– Меня волнует ещё кое-что, – произнёс Ружан. – В колдовстве погибель царской семьи. Ты и сам, отец, любишь это повторять. Так зачем просишь привезти колдовское чудище прямо в наш дворец?

Царь сухо сглотнул и скосил глаза на сына.

– Девоптицы – символ Аларии, не забывай. Не Стрейвина. Я не прошу приводить колдунов. Не прошу колдовать. Только саму девоптицу. Хоть одним глазком посмотреть… От её присутствия не случится ничего дурного. Колдовство действует по-другому.

Царь закашлялся, и Домир стиснул его жилистую руку.

– Не слушай Ружана, отец, – с жаром заговорил он. – Ружан вечно всё перевирает так, как ему удобно. Несчастье сулит пение девоптиц, а не сами они. Но разве станет она петь в клетке? Мы ей не позволим. Всё будет хорошо, отец.

Домир укоризненно глянул на Ружана, а тот недобро нахмурился в ответ. На скулах заиграли желваки.

Больше в тот день отец не проронил ни слова, опустил голову на пуховую подушку и заснул, измотанный разговором.

* * *

Ружан тут же велел собираться в путь и седлать ему коня. Домир ни на шаг не отставал от старшего брата: следовал за ним точно собака, а Ивлад погрузился в раздумья. Из головы не шли отцовские слова, в душе поселилась обида: отчего царь запретил ему даже пытаться? Метить на место Ружана у Ивлада не было намерений, но исполнить отцовскую прихоть ох как хотелось. Неужто правда станут счастливее его последние дни, если во дворце поселится девоптица?

На гульбище задувал ледяной ветер, смешанный со снежным крошевом. Ивлад продрог, но не возвращался во дворец, упрямо смотрел вниз, на двор, и до крови кусал губы. Вскоре через двор пролетели два коня: вороной и гнедой, взрыхлили снег и скрылись за поворотом дороги. За ними не отставая скакала личная дружина Ружана во главе с воеводиным сыном, Рагдаем. Ивлад уже догадался, что Домир вряд ли станет состязаться с Ружаном, только поможет старшему брату поймать девоптицу и получит часть его славы. Таков Домир, с самого детства привыкший быть позади Ружана.

В руку ткнулся мокрый нос. Ружан не взял с собой в дальний путь свою любимую борзую, белую в чёрных пятнах, и теперь она жалась к Ивладу.

– Потерпи, Тучка, скоро вернётся твой хозяин. – Ивлад потрепал борзую по холке.

С неба сыпал мелкий снег, блестящий, словно натолкли стекла и потрясли сверху. Серебряный лес и правда сверкал впереди, за пределами города, словно драгоценный ларец, и был он так далеко, что казалось, и за три дня туда не доскачешь, особенно в такой холод.

Наконец Ивлад не выдержал, спустился во двор и прошагал к царским конюшням, где стоял в тёплом деннике его любимый конь, белый в яблоках, с шёлковой гривой. Тучка семенила рядом, высматривая Ружана. По обеим сторонам от дороги высились сугробы в половину человеческого роста, а от крыш поднимался дрожащий дымок. Ивлад уже предвкушал быструю скачку сквозь метель, как конюший преградил ему путь.

– Куда вы собрались?

Ивлад вежливо улыбнулся:

– На прогулку. Застоялся мой Ветер, братья-то ускакали на своих, и моему размяться хочется.

Конюший покачал головой и упёрся рукой в перегородку денника, не давая Ивладу даже дотронуться до коня. Ветер недовольно захрапел, потянулся губами к хозяину.

– Не велено вас выпускать со двора. Мы выведем Ветра на прогулку, да и вы пройдитесь по саду, если хотите подышать. Но стражи вас не выпустят, таков приказ царя.

– Но Ветер хочет скакать со мной. Я могу взять своего коня сам. Что же ты, конюх, ослушаешься царского сына? – Ивлад старался придать своему голосу властности, но получилось скорее капризно. Он почувствовал, как кровь прилила к щекам, и стыдливо опустил взгляд.

– Ослушаюсь, лишь бы исполнить царскую волю, – ответил конюший. – Все стражи предупреждены, вас не выпустят. Скачите по двору, но за ворота вы не попадёте.

Ивлад глубоко вздохнул. Если бы на его месте оказался Ружан, уж ему бы точно не составило труда уболтать кого угодно, хоть самого Военега, царского воеводу, – да что там, даже Домир наверняка придумал бы какую-то хитрость. А он, Ивлад, стоит и молча открывает рот, как брошенная на берег рыба. Конечно, даже отец давно понял, что такому не стоит давать ни единой возможности сесть на трон. Разве способен он поймать девоптицу, если даже с конюшим договориться не может?

– Я же… просто порадовать хотел бы. Не ради власти, – пробормотал Ивлад, сгорая от неловкости.

Он достал из-за пазухи яблоко и протянул Ветру, не обращая внимания на грозный взгляд конюшего. Конь захрустел угощением, а Ивлад втянул голову в плечи, развернулся на пятках и пошёл прочь.

Во дворе Тучка возилась с сыном псаря, словно и позабыла о хозяине. На псарне кто-то из собак принялся протяжно выть, а другие подхватили, кто воем, кто тявканьем. Ивлад кивнул мальчишке-псарю, чтоб уводил Тучку к сёстрам и братьям – среди сородичей перестанет скучать по Ружану, – и тот, взяв борзую за ошейник, повёл её через двор.

Ивлад провожал Тучку задумчивым взглядом, как вдруг услышал оклик. Царевич обернулся и увидел сестру, спешащую к нему со стороны дворца.

– Ты что-то хотела, Нежата? – спросил он осторожно.

Сестра была старше его всего на два года, но Ивладу всегда казалось, будто даже Ружан её побаивается. О Нежате ходило много слухов, и пусть отец старался изо всех сил, чтобы о его дочери не толковали за пределами дворца, всё равно то и дело доносили, будто даже крестьяне зовут царевну сестрицей-ведьмицей. Ивлад слухам не верил: благоразумие сестры должно быть сильнее любопытства.

Нежата подбежала к брату и встала напротив него, разглядывая спокойными синими глазами, похожими на два глубоких пруда.

– Я слышала тот разговор. Отец не пускает тебя со двора? – догадалась она.

Ивлад молча кивнул. Прозорлива, и правда будто колдунья.

– Я помогу тебе, – зашептала Нежата, обернувшись по сторонам, чтобы убедиться, что никто их не подслушивает. – Мне не запрещено выходить. Да и все привыкли думать, что я… с причудами. Приходи позже к моим покоям, я дам тебе свою накидку, выведу и посажу на своего коня. Мы похожи с тобой станом – оба высокие и тонкие, а в темноте и вовсе никто не заметит подмены. Когда коня моего хватятся, ты уже далеко от дворца будешь. Только собирайся как следует, ничего не забудь. А пока вот, держи кое-что.

Нежата сунула в руку Ивлада какой-то мешочек, чмокнула брата в щёку и быстрым шагом пошла к крыльцу, на ходу поправляя платок. Ивлад постоял, глядя ей вслед: разгадала с одного взгляда всё, чем томилась его душа. Расширив горлышко, он заглянул в мешочек – внутри поблёскивал какой-то тёмно-серый порошок. Ивлад решил спросить Нежату позже, а пока вернуться во дворец, собраться да терпеть дотемна.

* * *

Ивлад тайком пробрался в отцовскую оружейную и выбрал тончайшую прочную сеть для охоты на фазанов, сложил в несколько раз и спрятал в мешок – сеть почти не заняла места. Свеча, что он захватил с собой, горела ярко, и сердце Ивлада громко колотилось от страха: вдруг заметят отсветы под дверью? Вдруг стражи придут с дозором в эту часть дворца? Как он объяснит, что делает в оружейной?

Двигаясь осторожно, стараясь не издавать никакого шума, Ивлад пересмотрел множество мечей и кинжалов, прикидывая, какой пригодится в пути, и решил выбрать тонкий длинный нож, а в помощь к нему – короткий лук и колчан лёгких стрел с такими острыми наконечниками, что даже смотреть на них было больно.

Сложил царевич и мех с водой, и тёплое шерстяное одеяло, и кошель с деньгами, и другие мелочи, а едва стемнело, постучался в покои Нежаты. Сестра-царевна открыла с первым ударом – ждала, как и обещала. Втянула брата за дверь и заперла изнутри, чтоб никто ничего не подслушал.

– Поедешь прямо сейчас, строго на север, – зашептала она без лишних вступлений. В светлице горела всего пара свечей, отчего глаза Нежаты сверкали таинственно, как звёзды. – Мой конь, Звездочёт, любит скакать морозными ночами. Луна серебрит дорогу, путь лёгким покажется. Но на красо́ты не любуйся, мчи скорее, если хочешь братьев догнать. А как приблизишься к Серебряному лесу, почаще голову задирай да наверх смотри.

– Уж догадаюсь, как птицу выследить. Не единожды на фазанов охотился, – хмыкнул Ивлад в ответ.

– Девоптицы – не фазаны, – покачала головой Нежата. – У них людские головы, и мысли людские, бывают даже ещё коварнее и хитрее. Они – жестокие чудовища, помни это, Ивлад. Убьёшь ненароком одну – навлечёшь гнев сотен чудищ на наши края. Слышал ведь…

– Смерть девоптицы предрекает гибель правителя, – продолжил за неё Ивлад.

– Верно, – кивнула Нежата. – Не слушай их песен, чтобы не растерять разум. Будь так осторожен, как только можешь. Утром я передала тебе мешочек. Он при тебе?

Ивлад молча достал его и показал сестре.

– Славно. Не забывай о нём. Это порошок ясного разума. Если птица начнёт говорить с тобой, опусти в порошок палец и оближи. Поможет не сойти с ума.

– Откуда он у тебя?

Нежата промолчала, прошла в дальний угол светлицы, откинула крышку сундука и вынула накидку – чёрную как ночь, с вышитыми серебряными звёздами. Ивладу говорили, что когда-то эта вещь принадлежала их матери. Царевич схватился за мягкую ткань, и на него пахнуло цветочными благовониями. Нежата набросила накидку брату на плечи, надела капюшон, пряча золотые кудри, и затянула у Ивлада на шее завязки.

– Никто тебя не узнает, – шепнула она, и Ивладу показалось, будто дыхание и слова сестры окутывают его невидимым волшебным облаком. Они правда были одного роста и примерно одного телосложения, так что накидка пришлась впору. – А чтобы птица к тебе спустилась, укради яблоко из Серебряного леса. Братья такого не знают, только тебе подскажу. Сама у одного колдуна вызнала, только ты никому не говори.

– Спасибо тебе. – Ивлад улыбнулся и поклонился сестре. – Ты могла встать на сторону отца и отговаривать меня от похода, но всё же поддержала. Почему?

Нежата тихо рассмеялась, велела Ивладу разгибать спину и не отвешивать больше поклоны. Как только их глаза вновь встретились, лицо царевны стало серьёзным.

– Потому что ты мог бы стать лучшим царём, чем Ружан. Он жесток и хитёр, я боюсь, что он в сговоре с воеводиным сыном. У меня тёмные предчувствия.

Ивлада испугали слова сестры.

– С Рагдаем? Ты подозреваешь, что они могут пойти против воли отца?

– Не буду винить голословно, – вздохнула царевна, – но сердце моё чует, а глаза видят, что братец непрост. Потому я желаю тебе удачи, Ивлад. Скачи и добудь отцу девоптицу. Звездочёт послушает тебя, едва учует мой запах с накидки. Возвращайся быстрее. Не оставляй меня здесь одну надолго. За ужином я скажу, что ты приболел и не спустишься. Тебя не сразу хватятся.

Нежата поцеловала Ивлада в щёку и подтолкнула к двери. Крепко обняв сестру на прощанье, царевич поспешил прочь из дворца, через двор в конюшни, к стойлу Звездочёта, склонив голову так, чтоб светлые волосы не виднелись из-под капюшона.

Ярко светил месяц, и царский двор был пуст. Со стороны кухонного крыла гремела посуда – слуги готовились к ужину. Стражи медленно обходили стену, а у конюшни, пряча зевок в сгиб локтя, скучал помощник конюшего, тощий мальчишка, которому шапка едва не падала на глаза. Ивлад стремительно проскользнул внутрь, попрощался со своим Ветром, пообещал вернуться скорее, оседлал Звездочёта и помчался со двора. Ворота открыли издалека, и правда приняв его за взбалмошную царевну, и Ивлад погнал коня во весь опор, взрыхляя снег.

Глава 2. Девоптица

Под утро конь Нежаты начал уставать, да и сам Ивлад был готов выпасть из седла. Занемела спина, замёрзли руки, но если бы не сбивающийся шаг Звездочёта, царевич упрямо скакал бы и дальше, лишь бы нагнать братьев.

Завидев впереди тусклые мигающие огни постоялого двора, Ивлад направил коня рысью. Снежные крошки продолжали сыпаться сверху, оседали на ресницах и покалывали губы. Снег забивался за воротник, застревал в волосах – капюшон Нежатиной накидки сполз от быстрой скачки, и вьюга трепала пряди, покрытые инеем.

Деревня притаилась на холме, в объятиях елового леса. Ивлад бывал здесь не раз – проезжал мимо во время долгой псовой охоты, которую так любил Ружан. Здесь находился постоялый двор, но члены царской семьи и их свита редко останавливались в деревнях, предпочитая боярские усадьбы.