Гукюн

Юна уверена, у нее уже паранойя, и это смешно, ведь правитель, вернувшись с поездки, ни разу о ней не вспоминал, а она ни разу о нём не забывала. Это из-за него она вынуждена тайком купаться в ледяной воде, из-за него она недоедает, так далеко от дома и лишена всего. Юна захочет, его не забудет, поэтому, не выслав ему мысленно ежедневную дозу проклятий, ни в коем случае не засыпает.

Гуук даже не ложился. После долгого разговора с Хосровом о предстоящем нашествии он провёл час с Рин и вышел подышать ночным воздухом и заодно проверить охрану, когда услышал всплески воды со стороны сада. Гуук решил, что это птицы или гуляющие во дворе псы, но всё равно забрёл в сад. Он узнал ее по макушке. Мужчина, не создавая шума, сразу встал за большую колонну, любуясь купающейся в свете луны девушкой.

Гуук всё это время хотел ее увидеть и сам же в себе подавлял это желание. Во время визита в соседнюю империю, всю дорогу, с момента прибытия во дворец – неважно, Гуук не может перестать о ней думать, но при этом категорически запрещает себе переходить в крыло прислуги и вообще как-то ей интересоваться. Одержимость другим человеком вряд ли похвальная черта для правителя, тем более, если учесть, что предмет его одержимости спит и видит, как перережет ему глотку. Но сейчас, стоя здесь и наблюдая за ней, он понимает, насколько сильно соскучился по её мечущим огни глазам, по грудному голосу, посылающему большей частью проклятия, по вздернутому носику и этому испепеляющему взгляду, где ростом метр с половиной она всё равно умудряется смотреть на него свысока. Девушка выходит из воды, Гуук не дышит. Её фарфоровая кожа светится под лунным светом, у него ладони в кулаки, чтобы зверя удержать, сжимаются. Желание в горле колючим комом собирается, Гууку с каждым разом его проглатывать всё сложнее. Он ведь может подойти, перекинуть ее через плечо и унести в свою спальню, где долгими часами будет учить повиновению, выбивая из неё всю непокорность. Но Гуук боится, он только сейчас понимает, что боится не её ненависти, ему даже на чувства девушки плевать, он боится, что потушит огонь в этих глазах, сломает это бешеное желание не подчиняться, превратит её в одну из тех нескольких сотен в своём гареме. Юна похожа на степного орла. Гуук ее длинными красивыми крыльями восхищается, ломать их не хочет и очень надеется, что не придётся. Этого орлёнка хоть в клетку посади, он всё равно будет свободным, потому что свобода у него внутри, под грудной клеткой таится. Именно поэтому всё, что остаётся зверю – это жадно разглядывать сводящее его с ума тело, которое заметно схуднуло, и он это замечает. В девушке эстетично всё: её выпирающие рёбра, которые хочется ласкать, тонкая талия, которую, ему кажется, он ладонями обхватить может, красивые бёдра, маленькая грудь, и главное, несмотря на недоедание, округлая и сводящая с ума попка. Гуук пожирает её взглядом, капая слюной на мраморный пол, но расстояние не сокращает, иначе даже страхи его не остановят. Пока Гуук может, он будет терпелив, надеясь, что девушка первой сдастся.

Второпях нацепив на себя одежду, Юна вновь всматривается в темноту и, никого не обнаружив, бежит в сторону бараков. Гуук возвращается обратно в спальню, требует к себе девушку с тёмными волосами и невысоким ростом и до утра заставляет ее громко стонать, представляя вместо нее девчонку из Мираса.

***

Ясмин сегодня исполнилось семнадцать лет, и она уже уверена, что из-за собственной глупости вряд ли будет праздновать восемнадцатилетие. Девушка родилась и выросла в семье известного воина Пак Хуана, долгое время служащего в армии «империи черепов». Ясмин не знает, что такое нищета, всегда жила в достатке и является одной из четырех дочерей Хуана. Две уже замужем, а Ясмин и сестра, которая старше на год, пока дома. Ясмин самая красивая и самая взбалмошная дочь Хуана. Девушка, красота которой не может оставить равнодушным никого, отца не слушается и отправляет всех сватов обратно с пустыми руками. Все знают, что у Хуана две незамужние дочери, но если старшую видели, то младшую нет. Согласно негласным правилам империи, семья, в которой рождается красивая девушка, при достижении ими возраста четырнадцати лет должна представить их в гарем главы города. Если смотритель за гаремом их не выберет, то они могут вернуться домой и строить свою жизнь как хотят. В случае скрытия и последующего обнаружения такой девушки, родителей и саму девушку может ждать жестокая кара. Хуан знает, что его ждёт, если кто-то обнаружит, что он скрывает дочь, но уговорить её показаться во дворце за эти годы так и не смог. Все разговоры об этом заканчивались скандалами, где девушка грозилась в случае, если её насильно потащат во дворец, наложить на себя руки. В итоге старик сдался, а Ясмин практически не покидала дом, боясь быть замеченной. У Ясмин есть весомая причина так сильно рисковать – она влюблена. Ясмин безумно любит одного воина вот уже на протяжении четырёх лет и с нетерпением ждёт, когда он уже придёт за ней. Впервые они встретились в доме Ясмин в Иблисе, где раньше и проживала вся семья. Воин, который приходил к отцу, попросил его дождаться, и Ясмин пообещала. Она будет принадлежать только этому воину, а явно не тому, от кого столько лет пряталась, ставя под огромный риск отца и всю семью.

Но сегодня Ясмин сделала глупость. Мало того, что вместо того, чтобы отправить за семенами слугу, она решила прогуляться и сама пошла, она ещё и голову не покрыла, как обычно, и столкнулась у ворот с тем, кого бы предпочла никогда не встречать. Ясмин, ещё убегая, успокаивала себя тем, что это ничего ещё не значит, вряд ли она вызовет интерес того, кому руки целуют все девушки города, но увидев за собой погоню, поняла, что попалась. Ясмин хитрит и не бежит в сторону дома, а избавляется от преследователей на одной из улочек. Придя домой, она поднимается на второй этаж и запирается там, пытаясь успокоить бешено бьющееся от испуга сердце. Ночь для Ясмин проходит беспокойно и почти без сна. Только утром следующего дня она наконец-то расслабляется – ее не нашли или ей не заинтересовались. Ясмин подходят оба варианта.

Она сытно завтракает с семьей и весь день проводит в саду, помогая садовнику и ухаживая за цветами. Разомлевшая после ужина девушка поднимается к себе, планируя лечь пораньше, и только снимает с себя одежду, как слышит со двора громкий стук в ворота. Маленькая заноза отчаяния, поселившаяся в ней вчера днём, вмиг разрастается до огромного колючего куста, который изнутри ее кожу распарывает, не умещается. От внезапно обуревающего неконтролируемого страха дрожат руки, челюсть парализуют сухие рыдания, а примерзшие к ледяному полу ноги отказываются двигаться. Нет ни единой попытки уговорить себя, представить, что это просто гости, попробовать успокоиться. Ясмин будто летит головой в зияющую пропасть, но даже на её дне она отчётливо различает чужой голодный взгляд. Она подходит к окну, прислоняется к нему лбом и чувствует, как ее накрывает такой тяжелой волной отчаяния, из-под которой ей уже не выбраться. По тому, как их двор заполняет чуть ли не целая армия, Ясмин понимает, что сомнений быть не может – сам хозяин города явился в их дом.

– Господин, чем обязаны такой чести? – встречает почтенного гостя прямо во дворе Хуан и приглашает пройти в дом.

– Я сам пришёл за тем, что ты должен был привести ко мне лично, – холодно отвечает ему Арслан и проходит в просторную гостиную.

– Простите меня, раба своего, если я и сделал какую-то оплошность, но видят высшие силы, я ни разу не позволил себе поступка, способного вызвать ваш гнев…

Арслан взмахом руки заставляет умолкнуть мужчину и, подойдя к креслу, опускается в него.

– Покажи мне свой гарем.

– Как скажете, – опускает глаза Хуан после пары секунд непонимания и подзывает прислугу.

Арслану достаточно и одного взгляда, чтобы понять, что ту, кого он ищет, нет среди гаремных девушек. Но он не сомневается, что она в этом доме – запах шафрана ноздри щекочет, его зверя дразнит.

– Это все девушки в доме? – хмурится Арслан. – Я хочу видеть всех, и прислугу вызови.

Пак выполняет поручение господина, с ужасом осознавая, кого именно так рьяно может искать Кан. Когда Арслан не находит ее и среди прислуги, он в своих мыслях убеждается.

– Ты точно мне всех девушек в доме показал? – подходит к нему Арслан и нависает сверху, буравя острым, как клинок, взглядом. – Дело в том, что у меня есть подозрения, что ты скрыл одну от меня, нарочно или неосознанно, неважно. Скрывать что-то от своего господина – преступление, и плата за это будет для тебя очень высока. А я не хочу так, учитывая, как верно ты служил и Гууку, и мне эти годы. Поэтому даю тебе последний шанс. Вызови сюда всех девушек.

– Да, господин, – дрожащими губами отвечает напуганный Хуан. – У меня есть дочь, я позову и её.

«Пожалуйста, отец, молю, не выдавай меня», – шепчет про себя подслушивающая весь разговор, спрятавшаяся за балкой на втором этаже Ясмин.

Хуан приказывает прислуге привести сестру, и Ясмин, выдохнув, возвращается в свою комнату. Отец выиграл для нее время, и девушка этим воспользуется. Она накидывает на ночную сорочку халат и перелезает через окно. Девушка, хватаясь за выпирающие кирпичи и плющ, аккуратно спускается вниз и крадётся к воротам позади дома, которыми пользуется прислуга.

– Не она, – рычит теряющий терпение Арслан, взглянув на старшую дочь Хуана.

Он отложил отъезд в Иблис на завтра из-за девушки, которая словно под землю провалилась, но он её найдёт. Надо будет, он прикажет каждый дом в городе обойти, но её получит.

Аккуратно, без шума открыв калитку, Ясмин выбегает на улицу и сразу бьётся лбом о железные доспехи воина Кана. Ее хватают, скручивают руки и волокут обратно в дом.

Арслан, услышав крики со двора, победно скалится, а Хуан просит себе воды. Через минуту Ясмин втаскивают в комнату и швыряют под ноги довольного Арслана.

– Я выставил войска по всему двору, не простил бы себе, если бы опять тебя упустил, – поднимается на ноги правитель и, подойдя к сидящей на полу девушке, обхватывает пальцами ее подбородок, заставляя смотреть на себя.

Великолепная.

Арслан смотрит и насмотреться не может. Он красоты доселе, оказывается, и не знал, потому что вся она в одном человеке собрана. Отныне синонимом этого слова для Арслана будет эта сидящая на полу и метающая в него взглядом молнии девушка.

– Ты знаешь, что скрывать красоту нельзя? Знаешь, что кара за это так же высока, как и за убийство, ведь такое сокровище, как ты, должно принадлежать господину, – жадно смотрит на дрожащие губы.

– Знаю, – еле слышно выговаривает девушка.

– Так почему ты не была мне представлена?

– Потому что я люблю другого, – девушка говорит твёрдо, смотрит прямо в глаза.

– Какая жалость, – кривит рот Арслан, – но твоё тело принадлежит мне, – приближается к лицу, пальцем пухлые, в нём все барьеры в пыль стирающие губы, обводит. – А сердце мы вырвем и скормим псам вместе с тем человеком, которого ты в нём хранишь, – поглаживает ее по щеке и получает плевок в лицо.

Бесстрашная.

Арслан утирает лицо, а потом, размахнувшись отвешивает девушке сильную пощёчину, от которой та, покачнувшись, с трудом удерживается, чтобы не завалиться на бок.

– Во дворец её, – приказывает он воинам, и Ясмин выволакивают во двор.

Проводив безуспешно пытающуюся вырваться из рук воинов девушку взглядом, Арслан достаёт кинжал из-за пояса и протягивает его Хуану.

– Ты не просто обманул меня, ты сделал это два раза, поэтому или ты сам лишишь себя жизни, или я прикажу закрыть двери и окна и спалю этот дом вместе со всеми, кто в нём. Выбирай, только быстро.

Ясмин отбивается, кусается, один раз даже отбегает, но её валят на выложенный камнями двор, оставляя на коленях и локтях синяки, а потом, пару раз ударив в живот, перекидывают скулящую девушку через лошадь и связывают руки и ноги.

– Отец, – сквозь слезы, задыхаясь от боли, зовёт Ясмин. – Помоги мне, отец.

Но из дома никто не выходит.

Арслан выдёргивает кинжал из живота замертво свалившегося у его ног когда-то доблестного воина и, вытерев лезвие, убирает его за пояс.

– Где отец? Позови отца, – кричит увидевшая вышедшего мужчину и пытающаяся соскользнуть с коня Ясмин.

Арслан смеряет её презрительным взглядом и, не удостоив ответом, взбирается на Дамира.

Процессия покидает двор Паков, который Ясмин больше никогда не увидит.

***

Юна не может себя заставить перестать хоть издали любоваться Маммоном. Каждый раз, когда коня выводят из конюшни, девушка провожает его зачарованным взглядом. Величественный конь горделиво вышагивает по двору, его шерсть красиво переливается под солнцем, а пышный хвост развевается по ветру. Маммон словно знает, что он прекрасен, и знает, кому именно принадлежит. Юна так раз за разом и провожает его восторженным взглядом, умирая от желания подойти и хоть разок по его шерсти ладонью провести.

Сегодня после обеда, закончив кормить лошадей, Юна, пока все слуги заняты на переднем дворе, пробирается к стойлу Маммона и, впервые в жизни побаиваясь коней, подходит к нему. Она несмело протягивает руку и медленно поглаживает его. Конь не противится, напротив, подставляет ей холку, и девушка, радуясь такой странной и только зарождающейся дружбе, ярко улыбается. Довольная собой и тем, что всё-таки добилась желаемого, Юна возвращается к работе.

Пару дней проходят, как в тумане, – у Гуука гости, дворец кишит людьми, все носятся по нему, потеряв головы. Юне, как и другой прислуге, от количества работы приходится спать по три часа в сутки и даже пропустить несколько раз приём пищи.

Следующим утром после ухода гостей Юна возвращается снова в конюшню и приступает к своим каждодневным обязанностям. Маммон в стойле, значит, Дьявол во дворце. Юна неосознанно вычисляет присутствие и отсутствие Гуука по его коню. Закончив уборку навоза, она, воспользовавшись тем, что остальные слуги вывозят его на тележках за пределы двора, подбегает к Маммону поздороваться. Конь, который, кроме конюха и хозяина никого к себе не подпускает, словно узнаёт девушку, ржёт, принимает ласку. Юна становится ближе, и конь трётся носом о ее лицо, девушка чуть ли не визжит от счастья, но оно меркнет вмиг, когда сильные руки хватают ее за плечи и волокут во двор. Схватившие девушку слуги швыряют ее под ноги восседающего в уже вынесенном во двор любимом кресле Бао.

– Правила, значит, нарушаешь, – довольно усмехается мужчина. – Привяжите её к дереву, – приказывает он слугам.

– Я ничего не сделала! – кричит Юна, пока ее тащат к дереву, наматывают на руки верёвку и задирают рубаху. – Я просто погладила его.

– Тебя предупреждали, что к коню господина подходить нельзя. Ты ослушалась, – выбирает из поднесённых к нему палок мужчина.

– Ты, жирный ублюдок, меня не за что наказывать! Я просто его погладила! – продолжает кричать девушка, мысленно готовясь к боли.

– Мне плевать, даже если ты вообще ничего не сделала, не заходила в конюшню. Скажем, у меня такое настроение. Хочу тебя наказать – наказываю, – скалится Бао и, передав выбранную палку своему помощнику, готовится наблюдать за наказанием.

Юна сжимается, мысленно собирается, но ей это не помогает, первый удар палкой по обнажённой спине, и у девушки от боли из глаз искры сыпятся. Второй удар, и Юна кричит так, что сама от своего вопля глохнет. Крику девушки вторит доносящееся из конюшни ржание коня, стук копытами, и через минуту оттуда выбегает парнишка, кричащий, что Маммон взбесился. Конюх бежит успокаивать коня, который встал на дыбы и грозится переломить денник, а Бао приказывает продолжить наказание.

Гуук в главном зале дворца общается со своими людьми, когда слышит громкое ржание Маммона. Он, бросив все дела, быстрыми шагами идёт на задний двор, в конюшню.

Конюх и мальчишка, ему помогающий, заметив господина, сразу отходят в сторону, а Маммон, увидев хозяина, моментально успокаивается.

– Простите, господин, – молит стоящий уже на коленях конюх, – эта девчонка взбесила коня.

– Какая девчонка? – рычит на него Гуук, продолжая поглаживать коня, и слышит крик со двора, от которого Маммон опять начинает биться в стойле.

Гуук, оставив коня, выходит из конюшни и, обойдя её, натыкается на мини представление, поставленное Бао.

Бао и слуги, увидев господина, сразу склоняют голову, а правитель подходит к привязанной к дереву девушке.

– Что она натворила? – смотрит на Юну, но спрашивает Бао Гуук.

– Она посмела подойти к вашему коню, хотя мы запрещали и предупреждали, – запинаясь, отвечает Бао.

– Я просто погладила коня, – глотает слёзы Юна, не позволяя им вырваться наружу.

– Моего коня трогать нельзя, а вызывать у него симпатию – тем более, – усмехается мужчина. – Я сам её накажу, – поворачивается к Бао. – Приведите её ко мне вечером, только сперва смойте с нее эту грязь, воняет, как из помойной ямы, – морщится Гуук и идёт обратно во дворец.

Юна не знает, ей радоваться или плакать отмене наказания, ведь оно заменится другим, и кто знает, какое в итоге будет хуже. Весь оставшийся день девушка на нервах, дёргается от каждого подходящего к ней человека, думая, что уже пора. Юна даже не ужинает, боится попадаться на глаза и, забившись в барак, мечтает, чтобы Дьявол о ней забыл. Но мечты в случае Юны скорее больше склонны не сбываться, чем наоборот, поэтому с наступлением сумерек ее тащат в купальню для слуг и, отмыв всю грязь и одев в чистую одежду, сопровождают в покои господина.

Ковёр сменили – это первое, о чём думает Юна, стоит пройти в спальню, и чувствует, как сдавливают грудь свежие воспоминания.

Гуук стоит у стены и задумчиво рассматривает гобелен. Заметив девушку, он обходит кровать и, опустившись на неё, требует ее подойти. Юна и с места не двигается, Гуук и не ждал. Слуги насильно волокут ее к ногам господина, а он, обхватив девушку поперёк, укладывает ее животом на свои бёдра. Юна не видит палки или плети, но легче от этого не становится – никогда не понятно, что у Гуука на уме. Она брыкается, пытается соскользнуть с его бёдер, но Гуук сильно перехватывает ее за шею и вжимает лицом в постель, второй рукой он рывком стаскивает с нее и так еле держащиеся на ней штаны и сразу же обжигает ягодицы болючим шлепком.

– Это не больно, это обидно, – сильно сжимает в руке одну половинку Гуук. – Зная тебя, ты бы лучше под палкой простояла, но я люблю твою злость и не доставлю тебе такого удовольствия, – ещё один шлепок.

Гуук бьёт сильно, не жалеет. Он не прав, что не больно – больно. Но глаза Юны жгут вовсе не слёзы боли, а слёзы обиды. Она кусает покрывало, жмурится так, что боится, что больше никогда веки поднять не сможет, но терпит унижение, не просит, не плачет. Юна не бросает попыток соскользнуть, но после каждой из них получает всё новый и ещё более сильный шлепок. Гуук любуется красными отпечатками своей ладони на белоснежных ягодицах, зубы до крошащейся эмали сжимает, чтобы не погладить, ещё хуже – укусить. Хочется сомкнуть клыки вокруг этой плоти до крови, пусть кричит и бьётся, пусть клянётся убить и век ненавидеть, Гуук ее всё равно сожрал бы. Он делает паузу, медленно и даже нежно проводит по ягодицам ладонью, Юна замирает, дыхание задерживает и вновь вскрикивает, получив шлепок. Она уже потеряла счёт шлепкам, задница горит огнём, терпеть сил нет. Она немного двигается под его руками назад, а потом согнувшись, что есть силы, вонзается зубами в его бедро. Гуук за волосы с силой отдирает ее от своей плоти и, кинув на постель, вжимает в неё, блокируя конечности.

– Ну же, давай, вырывайся, плюйся, кусайся. Меня это всё не пугает, не отталкивает, ты во мне своей дикостью костры разводишь, – шумно внюхивается, носом вниз ото лба до подбородка скользит. – Скажи, как сильно ты меня ненавидишь. Скажи, как мечтаешь мою кровь пустить, – обхватывает ее губы зубами, оттягивает. – Скажи.

– Ненавижу, ненавижу, ненавижу, – Юна пытается, упершись ладонями в его грудь, его оттолкнуть, но Гуук даже на сантиметр не отодвигается. Юна брыкается, клацает зубами, пытаясь его укусить, но мужчина откровенно над ней смеётся, издевается, не позволяет к себе приблизиться.

– Чтобы ты сдох, чтобы сгорел в аду, чтобы тебя четвертовали, чтобы на куски порезали. Я тебя так ненавижу, что сама бы это сделала, я бы тебя зубами разорвала, – рычит, на дне глаз Гуука огонь густой, тягучей, как смола, похотью заменяется. – Ненавижу, – уже несмело добавляет, испугавшись этой темноты в его глазах, и шумно сглотнув, умолкает.

– Не надоело навоз убирать? – Гуук зарывается в выемку меж ключиц. – Не надоело питаться похлёбками, спать на досках? – подбородок целует, вновь к губам возвращается. – Не надоело притворяться сильной? – с силой на губы надавливает, размыкает, целует жадно, пальцами вокруг запястий кандалы из синяков оставляет. Юна кусает, Гуук опять не удивляется.

– Я не притворяюсь, – шипит девушка. – Я такая и есть, – ёрзает под ним, себе же хуже делает.

Гуук даже от взгляда на нее возбуждается, а тут она лежит под ним запыхавшаяся, в тонкой одежде, такая желанная, такая тёплая, в ней утонуть с головой хочется. Гуук вновь целует, вновь на своих губах свою кровь чувствует, злится.

– Хватит упираться, – рычит.

– Не делай этого, – храбрится девушка, у самой сердце на тонкой нити висит, как лист, на ветру дрожит. Гуук смотрит так, что Юне кажется, сегодня она эту спальню просто так не покинет, он её, не вкусив, не отпустит. Его возбуждение на дне глаз адским пламенем горит, Юна отчётливо треск горящих поленьев слышит, запах горелого чувствует. Она на ходу себе спасение придумывает и, ничего не придумав, самое первое, что на ум приходит, выпаливает: – Ты можешь взять меня силой. Я не справлюсь с тобой, ты сильнее физически.

Гуук не хочет слушать, разговаривать, он хочет её голой в своих руках, хочет, чтобы его простыни запахом сливы пропитались, а сорванный к утру голос девушки только его имя выстанывал, но Юна не умолкает.

– Неужели ты, правитель Востока, тот, перед кем падают ниц даже короли, настолько опустишься? – вкрадчиво спрашивает Юна, в самую правильную точку бьёт.

Мужчина мрачнеет, отстраняется, обхватывает пальцами ее горло и резко давит.

– Ты дышишь, потому что я тебе разрешаю, – зло говорит Гуук. – Ты испытываешь моё терпение. Это было весело в начале, но если ты не уберёшь когти, я их с мясом вырву. Ты хоть понимаешь мою власть над тобой? Осознаешь её? Я надавлю чуть сильнее, и тебя не будет.

– Так надави, – сквозь зубы цедит девушка.

И Гуук давит. Видит, как задыхается Юна, как бессильно открывает и закрывает рот, не в силах вдохнуть кислорода, но пальцы не размыкает.

– Убей меня, – шипит красная от удушения Юна, вцепившись в руку на своём горле. – Почему ты не убьёшь меня?

Гуук моментально убирает руку, а потом, привстав, швыряет девушку на ковер. Юна встав на четвереньки пытается откашляться и массирует горящее горло, на котором всё ещё чувствуются чужие пальцы.

– Уведите, – приказывает Гуук слугам стоящим за дверью.

– Ответь мне! – кричит Юна, пока ее по полу волокут на выход. – Почему ты не убьёшь меня?

Гуук продолжает слышать её голос даже из коридора. Он тяжело опускается на кровать и массирует виски.

– Надо бы убить, пока ты не убила меня.

Глава 6. Белый мрамор с красным крапом

Ясмин насильно забравшего ее из дома Арслана больше не видела. Ночь она провела во дворце под охраной двух стражников, а на рассвете ее с завязанными руками затолкали в паланкин, и только на полпути девушка узнала, что они направляются в Иблис. Это и есть основная причина того, почему Ясмин всё ещё держится. В Иблисе есть возможность встретить или самой отыскать того, кого она столько времени ждёт. Ясмин надеется и верит, что он жив и что искал, но не нашёл пока. Думать о том, что он её забыл, она себе запрещает. Ясмин очень хочет вернуться домой к семье, но понимает, что сбежать не получится – ее паланкин охраняют пятеро, руки ей развязывают только для приёма пищи или когда выводят по нужде, поэтому она терпеливо переносит долгий путь и надеется найти в Иблисе свою любовь, а если нет, то смерть.

Сразу после прибытия Ясмин приводят в гарем Кан Арслана и передают в руки управляющего Диаса, который, узнав, что господин вызовет девушку этой же ночью, созывает помощников и начинает хлопотать над ней. Ясмин не ругается, не дерётся, отрешенно смотрит сквозь приводящих ее в порядок слуг и думает о своём. Она даже не разговаривает, на вопросы не реагирует, только один раз на вопрос Диаса, знает ли она, как надо радовать господина, отвечает, что она лучше умрёт. Диас сразу же прогоняет помощников и, присев напротив девушки, всматривается в янтарного цвета глаза:

– Ты красива. Безумно красива. На сегодня в гареме ни у одного из господ нет такой красоты. С такой внешностью ты можешь получить всё, что хочешь, в том числе сердце господина.