Небо и Твердь. Новая кровь. Часть 1

Когда спустя половину часа, на вершине Лёгкого Сна, львиный отряд медленно пикировал к Краю, прорываясь сквозь лёгкую гущу нижних облаков к обрывающемуся в пустоту Длинному морю, Анэйэ в очередной раз в полной мере ощутил бесконечное доверие, сковывавшее отряд – подчинённых и Повелителя, и в очередной раз сердце его укололо странным чувством вины, не свойственным ему…

Он отлично знал, как именно его отец стал самым любимым в народе Тёмным повелителем за многие-многие десятилетия.

До рождения Анэйэ, до появления айэ Алийерэ в семье правителей, случилась первая попытка Нерайэ Уррэйвы вернуть Тьме былую славу. Тогда молодой Повелитель не стремился к господству над тремя мирами, а лишь, обуянный жаждой возмездия и ненавистью к несправедливости, желая лучшей судьбы для своего народа, в отчаянии бросил вызов Свету, объявил войну эвелламе. Но, несмотря на то что Нерайэ был единственным живым наследником своего отца и полноправным правителем, Тёмный народ не поддержал его чаяний. Уррайо слишком привыкли бояться, как бы парадоксально это ни звучало, слишком вжились в роль изгнанников. Им было сложно мечтать о том, что когда-нибудь в счастливом будущем они вновь станут наводить ужас на Твердь, держать в унижении и разрухе Светлый народ, править и подчинять. И энтузиазм юного Нерайэ не получил поддержку среди простых людей. Но он не унывал. Он уже тогда знал то, что, будучи разрозненными и разобщёнными, не помня заветов своих предков, уррайо обречены на вечное прозябание в забвении и безвестии, и потому во всеуслышание объявлял о своём стремлении вновь соединить власть в руках трёх великих родов – Повелителей Ветров, Гроз и Дождей. Нерайэ постиг простую мысль – стихии не вернутся в руки своих хозяев, пока сами хозяева не возжелают получить контроль над ними. С большим трудом он склонил на свою сторону Айери Лэйо и Повелителя Гроз, чьё имя Анэйэ узнал только ночь назад. Тогда Нерайэ казалось, что стоит только вновь возвысить три великих семьи-наследницы бывших повелителей, объединить их усилия, и судьба распорядится в их пользу. Молодому уррайо, ведомому своими мечтами, казалось, что теперь, когда трое истинных властителей Небес вновь вместе и вновь готовы сражаться бок о бок, как четыреста лет назад, Ветер, Гроза и Дождь сами устремятся в их лапы.

Объединённое войско трёх облачных замков бросило открытый вызов светлой армии. Но Нерайэ понимал, что просто так павшему народу не одолеть хорошо вооружённых, всем обеспеченных эвелламе. Кроме того, сами светлые узурпаторы не спешили отвечать на агрессию, только укрепили оборону своих собственных владений. Уррайо выгоднее сражаться на своих Небесах, эвелламе – на своих; чтобы атаковать противника, любым из них приходится тратить средства ещё и на снаряжение, защищающее от разрушительного влияния чужой среды на тело и разум. Потому светлый народ мог выиграть эту войну очень простым способом – сидя у себя дома и порой поглядывая в окошко, проверяя – не блестят ли на солнце опадающие перья чёрных львов, кое-как добравшихся до Светлых владений и ещё сохранивших силы вести с кем-то бой? Прекрасно осознавая всё это, Нерайэ Уррэйва пришёл к логичному выводу: без старейшей своей премудрости, не пуская в ход все умения, дарованные Всевышним, уррако не видать и хвоста победы. Кто, как не бесы, кошмары, помогут тёмной силе одолеть светлую?

Несколько лет до начала войны те из уррайо, кто шёл за юным повелителем, обучались мастерству изготовления кошмаров из собственных жизненных сил, по старинным книгам вновь постигали позабытую науку, делали маленькие успехи и терпели бесконечные поражения. Сам Нерайэ проводил все ночи за тренировками, таким неукротимым был его энтузиазм, с такой силой его вела вперёд горячая мечта. Однако достичь своего не вышло даже у него… Единственным, кто оказался способнее и талантливее Тёмного повелителя, был юный повелитель Гроз. Именно он создал великий кошмар, по силе не уступавший кошмарам мастеров древности, и этого беса три истинных хозяина стихий, подпитывая собственными силами и направляя тремя песнями, послали не на Твердь земную, а в стан своих Небесных противников. Используя Грозового беса, Нерайэ и его сподвижники выманили в ночь тогдашнего повелителя Света, Мариди Веллами, и разгромили его войско, и сняли голову с его плеч. Одна незадача – грозившись привести с собой три камня стихий на бой с нечистой силой, Светлый властелин, тем не менее, не взял ни одной. Потому, одолев светлое войско, понеся огромные потери и лишившись великого числа воителей, уррако только усеяли трупами собственные облака и частично даже Твердь земную, но цели своей не добились. Видимо, слишком невнушительным оказался кошмар повелителя Гроз, слишком мало усилий приложили для полного душевного объединения три властелина Тьмы. Вскоре, мстя за смерть Мариди Веллами, нагрянули войска эвелламе в Хралуну Уррэйва и попортили шкурки чёрным львам. Сам Нерайэ чудом избежал смерти. Благословение Лунное спасло его. После поражения, которое нанесли Тьме светлые воители в качестве карательной операции, уже ни о каком реванше речи не шло долгие годы.

Однако первая победа, в которой погиб Светлый повелитель, многое поменяла в умах и воззрении уррако. Впервые за долгие четыреста лет Тьме удалось одолеть Свет, хотя бы на короткое время, страшной ценой, но удалось. Ещё не всё было потеряно! Ещё не завтра ночь истлеет в солнечном огне, ещё не завтра! Те, кто прежде не верил в Нерайэ Уррэйва, считал его выскочкой и ни на что не годным юным дураком, изменились во мнении. Да, война проиграна, но Тёмный властелин был жив. В его идеи, план по объединению повелителей никто не верил, но он сделал это – обратил три в одно и создал настоящего беса, и даже успешно использовал его. Не всё прошло гладко. Но то ли ещё будет… Почти сразу же, проиграв, Нерайэ Уррэйва поставил новый срок. Пятнадцать лет – и Тьма оправится, и будет готова вновь нанести удар. А пока предстоит ждать и готовиться. «Мы готовились годы и создали настоящий кошмар. Будем готовиться дольше – создадим погибель Света».

И народ поверил в своего вождя. Верил и теперь, больше десяти лет спустя. Чёрными стрелами львы падали к Краю, и Анэйэ, побледневшими и онемевшими руками схватившийся за свои ремни, отвернув голову вбок, видел сквозь узкие щёлки глаз силуэты дружинников отца – верных и верящих. За Нерайэ Уррэйва они готовы были отправиться даже в Никуда.

«Когда я стану Повелителем, будут ли они преданы мне так же?»

Если бы Анэйэ поглядел вниз, он бы увидел поделённый пополам мир: справа – чёрное море, на котором сейчас бушевал весенний шторм, волны схватывались, вздымая вверх полчища бледных крапинок-капель, отблески молний плясали в глубинах гремящей стихии, хлеща ливневыми плетьми по хребту обезумевшего Океан-зверя; слева – бездна ещё чернее моря. Тьма эта не была той Тьмой, что подчинялась песням уррайо и царила над Твердью после захода Солнца. Это была Тьма отсутствия, смерти, забвения, пустоты.

Быстро намокнув под дождём, смешивающимся с солёными каплями, взлетавшими вверх от поверхности моря, Анэйэ разлепил глаза, когда почувствовал, что львы остановили своё падение. Он обнаружил, что отряд замер на высоте десяти размахов над водой, недалеко от границы Ничего. Он боялся глядеть в Никуда, и поэтому первое время рассматривал спину Эррамуэ, пока Нерайэ Уррэйва что-то говорил Айери Лэйо, а остальные воители молчали, не желая выдавать своих истинных чувств. Крылья львов уже намокли и отяжелели, наследник чувствовал, как тяжело зверице под ним оставаться в воздухе и выдерживать вес двоих мальчиков. Львица пыхтела, с каждой секундой применяя всё больше сил, чтобы не рухнуть в море. Эррамуэ хлопал её по шее и что-то говорил ей.

– Недостойный брат, – окликнул Анэйэ своего риндо. Но его тихий голос без следа растворился в буйстве трёх необузданных бесхозных стихий. Эррамуэ не услышал.

Под мерное хлопанье ослабевающих, насквозь промокших крыльев львицы, под рёв ветра, стоны океана и громовые раскаты в мозгу Анэйэ вдруг всплыла старинная песенка, которую в далёком детстве ему пела ещё айэ Алийерэ. Сестрица говорила, что петь не умеет, однако у неё получалось недурно, как казалось маленькому наследнику, и незамысловатые слова первого куплета и припева он запомнил навсегда.

«Спи, малыш, под вопли бурь,

Под стенание дождей.

Брат наш старший

Между башен,

Между призрачных ворот

Часа Бесов ждёт.

Брат наш старший да на крыльях,

Да на чёрных лапах львиных

Спустится на Твердь земную,

Наша Тьма восторжествует,

Наше зло!»

– Наше зло! – протянул себе под нос Анэйэ. Его никто не услышал, слава Лунной матери и бушующим вокруг стихиям. Воспоминание об айэ Алийерэ принесло успокоение. Он расслабился и выпрямился, чтобы выглядеть собранным, строгим и уверенным в своих силах, как приёмная сестра. Что бы ни ждало их там, в Нигде, смерть или спасение, он встретит своё будущее достойно.

– Братья мои! – голос Нерайэ Уррэйва заглушал и Ветер, и Дождь, и Грозу.

Внимая отцу, Анэйэ вытянулся по струнке, вскинул подбородок, заглушил все ростки волнения, мысленными клыками сжав глотку собственной душе, чтобы та прекратила дрожать и искать способа выскочить из груди, украв сердце.

– Братья мои, сейчас наша цель совсем близко, один взмах крыла – и мы в Нигде! – борода и волосы липли к мокрым щекам и лбу Тёмного Повелителя. – Все мы знаем, какие опасности таит в себе…

Конечно, они всё прекрасно знали. Поэтому Анэйэ и не думал глядеть налево, предпочитая пялиться в затылок Эррамуэ или вспоминать песенки из глубокого прошлого. Если «его зло» было ему знакомо и родно, то обитающие в Ничём силы, подобно самой смерти, не познаны, неподвластны, необъяснимы, страшны отсутствием в них природы и закономерности. Даже собрав всё своё мужество, Анэйэ бы не смог без содрогания посмотреть туда, в сторону конечной точки их недолгого путешествия. И Эррамуэ тоже бы не смог. Он потому уже больше двух минут занимался одним и тем же – увлечённо разглаживал шерсть вокруг ушей несчастной львицы, – не хотел глядеть в глаза отсутствию. И воины вокруг них, они тоже старались не смотреть налево, Анэйэ успел это подметить. И Свет, и Тьма отроду сторонились Ничего, и вот сейчас они, двадцать отважных уррако, замерли в воздухе на грани жизни и пустоты. Кого бы это не испугало?

– …Ничего, великое и всепоглощающее Ничего!

– Мой повелитель! – раздался крик. Это не справился со своими эмоциями молодой воитель, летевший всю дорогу сзади и справа от Анэйэ с Эррамуэ. Наследник оглянулся и увидел, как глаза кричавшего юноши осветило фиолетовым всполохом молнии, – они были раскрыты широко, как у кота, которому наступили на хвост.

Нерайэ Уррэйва замолчал, но юный воитель не стал дожидаться разрешения заговорить вновь.

– Мой повелитель, это невозможно! – это слёзы заблестели на его щеках или капли от дождя? – Мой повелитель, мы же умрём! Кто бы ни влетел в Ничего, они все умирают! Мой повелитель, отец мой!

– Чего же ты согласился лететь добровольцем, если от одного призрака опасности готов сложить крылышки? – сплюнул слева от него другой воин, пожилой мужчина с длинными волосами, свисающими на лицо. Нерайэ Уррэйва запретил брать с собой всякое оружие, не то бы этот старик, конечно, пихнул запаниковавшего древком копья или боевого топора. – Разворачивайся и лети к мамочке под брюхо, девица нежная.

– Послушай старика Алаэ, юноша! – в голосе Нерайэ Уррэйва было весёлое презрение. – В последний миг запаниковать перед вступлением в бой со своим страхом – достойно львёнка, но не достойно льва. Ты львёнок, юноша, и ты можешь возвращаться в Хралуну, нам помощь детёныша без надобности! Как имя твоё?

Ещё один раскат грома последовал за очередной огненной вспышкой, вычертившей на лице молодого уррако отчаяние, сомнение и ужас. О, теперь ему остаётся только два выхода: назвать своё имя и навеки опозорить его в глазах Повелителя или не назвать и улететь молча, ослушавшись приказа. Или…

Склонив голову и зажмурившись, юноша резко пригнулся к холке своего льва, такого же мелкого, куцегривого и нервного, как его наездник.

– Отец мой! – прокричал молодой воитель и больше не сказал ни слова, однако и лев его не сдвинулся с места. Анэйэ с интересом вглядывался в темноту, но не мог рассмотреть лица юноши за шерстью его зверя. Видимо, позор страшил паникёра сильнее ужасной смерти в когтях отсутствия, и теперь он, пребывая одновременно в страхе за свою жизнь и за своё доброе имя, не решался вымолвить ни слова, онемев и полностью лишившись воли.

– Нет ли больше среди нас львят? – перекатывающийся в чёрных Небесах рык грома звучал выше, чем зычный рёв отца. – Если нет, тогда доверьте мне свои жизни! За мной и Айери Лэйо, не отставая, не отклоняясь вбок, не залетая вперёд, ни ниже, ни выше – лапа в лапу, морду в хвост! Врата Ничего будут открыты для нас ненадолго, они узки и коротки, будьте же осторожны!

«Врата Ничего, – повторил про себя Анэйэ. – Мой отец знает о мире так много. Откуда отец мой узнал о пути за Край?»

Однако то, что Нерайэ Уррэйва известны вещи, не известные доселе никому, давно уже стало обыденностью для воинов уррайо. Ответив нестройным, но смелым хором, они вцепились в гривы своих львов, готовясь к отчаянному рывку меж клыков смерти.

– Анэйэ, мальчик, выше нос! – обратился к нему отец перед тем, как махнуть рукой и молнией ринуться верхом на Властелине вперёд, сквозь вихрь и ливень. Эррамуэ немедленно послал следом их львицу. Крылья бедняги совершенно промокли, поднимались и опускались с трудом, и потому сперва мальчики здорово отстали. По бокам вокруг них в строю никого не было, однако пугливый юноша на куцегривом льве уже через несколько секунд догнал их справа.

Анэйэ увидел, что они летят прямо в огромное чёрное Ничего, в бездонную мёртвую Тьму пустоты; она нависла сверху, раздалась в стороны, разверзла гигантскую ненасытную пасть, и в ушах у Анэйэ зазвучал какой-то утробный низкий вой, хотя он был уверен, что издавать этот вой здесь было некому.

– Назад! – прозвучал сзади оклик старика. – Не обгонять…

Было поздно. Рябь пробежала, размывая границ предметов и искажая все звуки, по воздуху и плоти зверей и людей. Анэйэ почувствовал, как мельчайшие тычинки игл вонзаются единовременно по всей площади его тела, и львиные вопли ярости и боли вокруг говорили о том, что кошки тоже это почувствовали. Наследник сдержал крик, только стиснул покрепче зубы. Сам он бы не мог назвать это болью, это скорее ощущалось как змейки возбуждения, бегающие вдоль позвоночника и конечностей в те мгновения, когда необъяснимое счастье вдруг охватывает непредвиденно и спирает дыхание у кадыка. Только змейки эти были ядовиты и острозубы, и несли не счастье, а растерянность и страх. Они прошили его тело насквозь, напитав плоть ядом, вводя сознание в какое-то пограничное состояние между сном и явью, и глаза Анэйэ закатились к затылку, помешав ему увидеть, как нервный юноша верхом на худом вшивом льве, ослушавшийся приказа и обогнавший их с Эррамуэ, зацепился крылом своего зверя за вязкую хищную пустоту и исчез, растворился в мгновение, как капля крови в бездонном море.

…

Было темно и даже уютно.

Анэйэ с трудом приподнял голову, чувствуя, как его черепушка норовит расколоться на тысячи мелких костяшек. Болезненные тонкие клиночки прорезали его мозг раз и ещё раз, и ещё, – и вдруг исчезли, обернувшись пьянящей пустотой. Ему захотелось подумать о чём-то, о чём угодно. И он не смог. Ни мысли, ни чувства не тревожили его покоя, такого странного, тягучего, успокаивающе тёмного. Анэйэ не знал, сидит он, стоит или лежит, что находится вокруг него, кто рядом с ним, и ему вдруг всё это стало абсолютно неважно. Он будто шагнул навстречу древней бездне, следуя за сотнями, тысячами и миллионами чужих душ, слился с ними в единый бесцветный ток и растворился в забвении и упокоении. Его глаза не видели, уши не слышали, нос не чуял, сердце не билось. Он растворился в Ничём, он стал одним целым с Ничем.

«Анэйэ, постой, – сказала Алийерэ, схватив за руку шестилетнего мальчика. – Тебе пока что нельзя туда».

Он послушно остановился, но глаза его по-прежнему были обращены к узкой чёрной двери клиновидной формы, как будто изготовленной специально для того, чтобы манить своей таинственностью маленьких любознательных мальчиков.

«Почему, айэ?» – спросил он, жадно вглядываясь во мрак и отчаянно желая прикоснуться к гладкому камню, протолкнуть его внутрь, столкнуться с чем-то необыкновенным, удивительным.

«Там живут опасные животные, – твёрдо возразила двенадцатилетняя сестрица и крепче перехватила его пухлую детскую ручонку. – Съедят тебя, пикнуть не успеешь. Всё, маленький, пойдём отсюда, пойдём».

Анэйэ покорился и смиренно потопал за Алийерэ, едва поспевая. «Опасные животные» – звучит и впрямь угрожающе. Но почему тогда оттуда так приятно тянет чем-то неуловимо притягательным?

Эта дверь на первом этаже Тёмного замка многие годы спустя преследовала его сознание, как кошмар преследует твердынского неудачника, построившего жилище на бывшем кургане уррайо. Гладкость камня, морионовые стены, опасные животные. И почему сейчас, когда он не мог призвать в свой мозг ни единой мысли, именно эти воспоминания ожили в его душе?

Что-то зашевелилось под ногами и сбросило его с себя. Анэйэ вылетел из полного покоя, ударившись поясницей о что-то одновременно твёрдое и мягкое. Странность этого ощущения заставила его издать удивлённый звук, и будто в ответ ему мир вдруг зажёгся красками и запахами. Анэйэ словно прозрел и теперь оглядывался по сторонам, полулёжа на чём-то пушистом и изгибающемся неподвижными волнами.

Львица, скинувшая с себя наездника, валялась на боку неподалёку, её бока тяжело поднимались и опадали. Эррамуэ нигде не было видно. Но не это сейчас занимало Анэйэ. Он с удивлением смотрел на поверхность странной тверди, вздымавшейся под ним причудливыми гладкими буграми. Это напоминало землю, покрытую мягкой растительностью… или не растительностью? Анэйэ мог себе представить обыкновенную твердынскую землю, но в его голове она была коричневой и покрытой высокой зелёной травой. Сейчас же он был в полном недоумении, осторожно трогая пальцами мягкое пружинистое нечто, скрывавшее под собой поверхность этого места. Он не знал, что такое мох.

Наследник Тьмы медленно поднял голову.

«Это… пещера?» – подумалось ему. Пещера, как те, что тут и там встречаются на Тверди Каменной. Потолок смыкался где-то высоко, не освещённый ничем, однако Анэйэ отлично видел скалистые выступы, трещины, вьющиеся по стенам, и то, что ему не требовалась помощь звёзд, чтобы ориентироваться в полнейшей Тьме, ввергало его в полное недоумение.

Огромная пещера, чей пол зарос мягенькими маленькими травиночками. И это – легендарное Ничего?..

Чувствуя, как страх неумолимо отступает, он поднялся на ноги, слегка шатаясь. Долгий полёт, затем – чудесное чувство покоя, сковали его члены и расслабили сердце, и потому он покачнулся и едва не упал, вовремя успев выставить перед собой руки. Ему показалось, будто что-то мелькнуло совсем рядом, и мальчик резко поднял голову. На первый взгляд ничто не изменилось вокруг, и с обеих сторон по-прежнему уходил в никуда странный мрак, не мешавший разглядывать ближайшие предметы и стены пещеры. Только внимательно осмотревшись, Анэйэ понял, что исчезла его львица, которая прежде лежала рядом, тяжело дыша и слегка покачивая уставшими крылами.

Почему-то одиночество не испугало его. Ещё раз встав и обернувшись, он обнаружил, что картина вокруг опять поменялась. Своды пещеры слева не обрывались в бесконечно сгущающейся вдалеке Тьме. Там вычерчивались силуэты вполне реальных объектов: деревья, кусты, небольшие камни, видимо, отколовшиеся от стен и потолка. Анэйэ, не особо размышляя над своим поведением, отправился туда, в чудный пещерный лес, неизвестно каким образом образовавшийся в этом месте. Он ступил под кроны редкой тайги и шёл медленно, робко разгоняя мягкий бледный туман, едва заметно паривший у самых стволов сосен и елей.

Ему не было страшно. Мысли, посещавшие его, по-прежнему были медленны и глупы. Анэйэ опять вспомнилась та чёрная гладкая дверь и опасные животные. Затем он подумал о том, что, должно быть, отец уже был здесь когда-то. Ни одна из этих мыслей не задержалась в его голове дольше, чем на пару секунд.

Анэйэ поднял голову и увидел, что угольно-чёрные верхушки самых высоких хвойных деревьев не достают и до середины пещеры. Он с некоторым удивлением обнаружил сову, сидящую на одной из низких сосновых веток. Сова была неподвижна, только её круглые жёлтые глаза по-дурацки моргали: «Луп-луп».

Наследник шёл по лесу до тех пор, пока не наткнулся на озеро. Вода в нём была бледной и совершенно не прозрачной. Озеро уходило в никуда, смешиваясь с туманом, и проваливалось в бесцветную бездну, поглощавшую и своды пещеры, и водную гладь.

Всё так же не задумываясь о своих действиях, Анэйэ присел у самого берега, и, протянув руку, коснулся воды.

В тот же миг в его голове мелькнула вспышка. Его как будто отбросило назад и ударило спиной о ствол одного из деревьев, и при этом он ясно чувствовал, что в реальности оставался сидеть неподвижно.

…

Анэйэ вновь проснулся. На этот раз не было никакой пещеры, никакого леса, никаких видений. Он сидел, прислонившись спиной к пушистому львиному боку, и справа от него в такой же позе сидел Эррамуэ.

Они находились в большом помещении с низким потолком и слабым освещением, исходившим от пола, сделанного не то из кристалла, не то из стекла. Остальные львы лежали вокруг плотным кругом, и все наездники так же прислонялись к их бокам усталыми спинами – взрослые мужчины, старики и юноши. Их лица, как и лицо Эррамуэ, как и, наверное, лицо самого Анэйэ, были сосредоточенны, будто все они тщательно размышляли над чем-то.

«С каждым из нас случились эти странные сны», – подумал наследник и перевёл взгляд чуть левее, туда, где возвышался силуэт единственного человека, который оставался на ногах. Это был Нерайэ Уррэйва.

– От имени Тёмного Неба я приветствую хозяина Гроз, – тихо произнёс отец.

Анэйэ увидел, как из-за кучи валяющихся на полу обессиленных крылатых львов выступил ещё один человеческий силуэт. Он был так же высок, как отцовский, только шире в плечах, и голос его прозвучал гораздо внушительнее:

– За каким дивом тебя снова сюда принесло, неугомонное ты бесово отродье?

Глава 9. Речная Твердь. Маленький стайе из Края Соснового распоряжается своей судьбой

Он улыбнулся, когда увидел, как на лице матери проскользнуло недоумение.

– Ты? Отправишься вслед ордену? – повторила она, смакуя эти вопросы и как будто обдумывая вселенскую глупость, заключавшуюся в них. – И станешь войдошем? Ты?

– Да, – степенно отвечал Сарер. Он стоял в самой серьёзной и суровой позе, которую сумел принять – пальцы рук скрещены на уровне пояса, подбородок вздёрнут, взгляд излучает превосходство. Если бы он был взрослым, он бы выглядел ещё внушительнее с бородой по грудь. Ему доставляли удовольствие мысли об этом. – Я думаю, что не просто войдошем. Я стану новым лидером после Элриса Арраксио.

– И почему же ты в этом так уверен? – стейя Ринетта даже не пыталась его переубедить. И будто бы совсем не злилась.

– Господин Элрис Арраксио или, как его называют в рядах воинов, старик Арраксио говорил мне при личной встрече, что из меня выйдет храбрый боец. Потому что я лучше многих знаком со страхом от кошмаров и беса. Я встречался с тем, с чем мы ведём войну.

Конечно же, змей никуда не делся. Мать организовала Сареру переезд в комнату этажом ниже. Поварёнок Ранмис хвастался на весь терем, что он теперь будет жить в «царских палатах» и сражаться с демонами, которые оказались не по зубам шесту. Он спал как убитый в подвергнутой тщательному опустошению господской опочивальне и утром рассказывал своим товарищам о том, как всю ночь воевал с полчищами черноликих солдат-покойников с зубами, растущими на черепушках. Сарер слушал, проходя мимо кухни, о его подвигах, и скрипел зубами, думая про себя: «Окажись у меня в руках пылающий меч, как у тебя, я бы не только орду покойников разнёс, я бы мир захватил. Но в моих, настоящих снах у меня не бывает с собой и ножика!» Он по-прежнему оставался один на один со змеем, засыпая в комнате слуги, которая была гораздо скромнее по размерам, чем его собственная. Просто тварь теперь, вылезая из стены, сразу попадала на его кровать.

Всё стало ещё хуже, чем было. Но встреча с войдошами вселила в сердце Сарера надежду на лучшее.

Послушав о планах сына относительно грядущей службы в рядах борцов с бесами, стейя Ринетта продемонстрировала злую рысью ухмылку, которая вкупе с её тонкими красивыми чертами лица смотрелась почти зловеще.

– Этот сумасшедший старик превратит тебя в мишень для насмешек, когда услышит твои заявления, а через месяц ты сбежишь оттуда сам. В войдоши идут простые люди – чернь, грязь земная, невоспитанные, необразованные, полузвери. Ты видел этого старика и его людей. Грязные, вонючие, он сам назвал их сыновьями служанок, крестьян и гулящих женщин. А теперь сам посмотри на себя, Сарер, – она махнула рукой в сторону сына, как будто он был её неудачной картиной. – С твоими хрупкими ручонками, такими слабенькими, что ты держать меч длиннее фвеся не в силах, чего ты добьёшься там? Наставник Тэанес рассказывал мне, как ты роняешь деревянную пику из рук, стоит лошади сделать резкий разворот. Не дури. Успокойся уже, будь взрослым человеком. У взрослого умного человека есть множество способов отличиться и показать себя, кроме как упиваться своим вечным противоречием приказам старших и здравому смыслу.