Не возвращайся

– Спрашивал. Потому что она в машине со мной была. Какая бы Тамила ни была – я не желал бы стать её убийцей. Живая, и черт с ней, – резко бросил сын.

А у меня камень с души упал, чуть легче дышать стало.

– Ты лучшего заслуживаешь.

– Это ты лучшего заслуживаешь, мама, – Глеб впился в меня требовательным взглядом. – Он втирал мне что на отца руку поднимать нельзя, я помню. И раньше согласился бы. А сейчас жалею что мало ему досталось, сильнее нужно было бить. Но не за свои обиды, а за тебя. Только не говори мне что он мой отец и так нельзя, – повысил сын голос. – Отцы так не поступают, а значит…

Я не выдержала. Закрыла ладонью рот Глеба, не позволяя сорваться страшным словам. Он имеет на них право, я знаю. Но мне было бы больно их слышать, а Глебу – говорить.

А значит, он мне больше не отец, – этим словам я не позволила сорваться с губ Глеба, но фраза повисла в воздухе, напоминая, что самое сложное еще впереди.

– Я на твоей стороне, – склонилась, поцеловала Глеба в висок.

– А я на твоей. Уходи от него, мам.

***

Паша с врачом всё же поговорил, и в машине, когда мы ехали обратно, пересказал суть беседы. Через 3 дня станет ясно, можно ли забрать Глеба домой, или ему придется несколько недель провести в больнице.

А я даже и не расстроена, кажется. Глебу сейчас лучше в больнице, чем дома.

Лика молчаливая. Хмурится, но на Пашу волком не смотрит… она вообще на него не смотрит, и я гадаю: слышала она или нет, и всё откладываю разговор, на который меня пока не хватает.

– Ты вечером или уже завтра опять к Глебу поедешь, мам?

– До пяти вечера думаю еще раз навестить, но не уверена. Глеб просил не устраивать паломничество в его палату.

– Если поедешь – я с тобой, – сказала Лика и отвернулась к окну.

Так до дома и добрались.

Едва вошли, Лика бросила свою розовую сумочку на стул, и унеслась наверх. А мы с Пашей остались в молчании, как чужаки.

– Я же просила не делать Глебу хуже. У него сотрясение, Паш. Это не просто ушиб пальца, это даже не перелом, это, блин, сотрясение мозга! Но зачем меня слушать, да? Можно же добавить сыну боли, будто он враг, а не плоть и кровь.

– Я не собирался ему хуже делать. Я всего лишь ему как взрослому объяснял, что произошло.

Холодность Паши бесит.

Прошла мимо него, поднялась на второй этаж. За спиной шаги – он.

– Тебе лучше в город вернуться, – сказала, когда мы в комнату зашли. – Прямо сейчас. А я останусь здесь с Ликой и Глебом.

– И что это значит?

– Что тебе лучше уйти, – сжала кулаки.

– Мне так не лучше.

– Так лучше мне! Глебу так лучше!

– Ась, ты что творишь? – Паша шагнул ко мне, приблизился почти вплотную. Злой. На меня злой, будто право на это имеет. – Что ты с нами творишь? Я уже и тебе, и Глебу сказал правду: шалава малолетняя задницей крутила, повисла на мне, я решил посмотреть, как далеко она зайти готова. Не изменял. Изменять не собирался. Хотел бы – изменил, и ты бы не узнала.

Но он захотел – а я всё же узнала. Не в том месте захотел.

– Ты одну деталь упускаешь, Паш. Я всё своими глазами видела.

– Херню ты видела, – процедил муж. – И верить мне должна, а не кидать. Ладно, Глеб, он пацан еще зеленый, поумнеет, но ты-то, Ася, что? Доверие где? Уважение? Любовь?

Там же где валяются трусы Тамилы.

А я не хочу стать той, об кого ноги вытирают, да еще и в собственном доме. Не знаю, на что я решусь, но терпеть измены от мужчины, дорвавшегося до успеха – не смогу, сломаюсь.

Развод? – пришел вариант решения, и чуть сердце мне не разбил, оно в панике зашлось.

Я без Паши и не жила толком, к нему из дома сбежала, он спас. И вот уже сколько лет я с ним, за ним.

– Мы сюда вместе приехали, вместе и уедем. Глупости из головы выброси, лучше с Глебом поговори. Пусть лучше спасибо скажет за то что глаза ему открыл на девку его. Надеюсь, тему мы закрыли? Не слышу ответ, Ася.

Меня и ужасает, и поражает жесткость Паши. Но мысль всё же закралась, пусть и несмелая, а вдруг он не изменил? Вдруг и перед сыном невиновен? Может, не стоит спешить…

В коридоре раздался грохот, отвечать не пришлось. Первым из комнаты вышел Паша, за ним я.

И увидела Лику, зло пнувшую небольшой розовый чемодан Тамилы. Он не застегнут, и полон одежды, безжалостно разрезанной.

Лика еще раз пнула чемодан. Бросила поверх тряпья ножницы и, сузив глаза, взглянула на Пашу.

Она знает. Слышала. Поняла, – в голове одна за другой панические мысли-выстрелы.

– Лика, – позвал Паша, шагнул к дочери.

Но она отступила, развернулась, игнорируя отца. И сказала:

– Мамуль, я в больнице про кофе забыла. Сейчас сделаю нам. И фильм посмотрим какой-нибудь, ладно? Вдвоём. Ты и я, – припечатала, и сбежала вниз по лестнице.

Глава 5

Не понимаю, что за фильм мы включили. Сколько его уже смотрим. Кошусь на дочь – Лика упрямо уставилась в экран. Она сидит рядом, поджала под себя голые ноги и накрыла подушкой живот.

– Ведь ты же не смотришь, – сказала негромко. – Лика?

– М-м-м, – дочка не повернулась, делает вид, что увлечена.

Нет, так не пойдет. Со вздохом взяла пульт и нажала на паузу. За руку потянула ребенка к себе.

– Давай поговорим о том, что ты слышала. Может, ты что-то не так поняла? – я не оправдываю Пашу, мне важно знать, какие выводы сделала дочь.

– Ну мам, – Лика сморщила нос. – Давай фильм посмотрим. Интересный.

– Расскажешь, о чем думаешь – и включим фильм, – предложила.

Лика нахмурилась. Ничего не ответила. Не скажет – поняла. Если Лика уперлась – лучше не лезть, надо подождать, пока дочь сама захочет обсудить.

Щелкнула кнопкой – и на экране снова задвигались фигуры. Взяла кофе, сделала глоток. И прислушалась.

Муж бродит по дому. И этими хождениями меня напрягает. Временами слышу его голос, как он по телефону общается. И ни на чем не могу сосредоточиться.

Еще пятнадцать минут из фильма, в котором я ничего не понимаю. И шаги Паши стихли у нас за спиной. Краем глаза заметила, как дочка выпрямилась, откинулась спиной на диване.

– Мы же его уже смотрели с тобой, – прозвучал голос Паши. – На прошлых выходных.

Лика поджала губы. Не шелохнулась, когда муж обошел диван и присел перед ней на корточки.

– Ну, что такое? – спросил он ласково. – Лика, давай ты сама у меня спросишь, что тебя интересует. И я все объясню. На любые вопросы отвечу. Давай, малышка?

– Мама, добавь звук, пожалуйста, – демонстративно попросила Лика. – Ничего не слышно.

Переглянулись с мужем. Он мрачно усмехнулся. Взъерошил волосы и тронул Лику за ногу, пощекотал пятку. Лика вздрогнула и спрятала стопу под одеяло.

– Мам, – теснее прижалась она ко мне, – где пульт?

– Лика, это несерьезно, – Паша выпрямился и сунул руки в карманы брюк. – Давай поговорим.

– Мы фильм смотрим, – дочь вскинула на него глаза. Снизу вверх глянула, а словно к земле прибить захотела. – Ты вот тут стоишь. И мне экран не видно.

– Ты уже видела этот фильм.

– Ну и что, – заупрямилась дочь.

И Паша отступил, сдаваясь.

– Ладно, – выставил он перед собой ладонь. – Как захочешь обсудить со мной свою обиду – дай знать.

– Я не обиделась, – тихо сказала дочь, когда Паша отошел от нас. – Он с этой Тамилой… – выговорила она и задохнулась, – и на Глеба орал. А эта Тамила… Мама, он теперь с ней будет?

– Нет, конечно, – покачала головой и прижала дочь к себе. – Лика, хорошая моя, как будешь готова – спрашивай меня или отца. Я обещаю ответить на те вопросы, на которые сама знаю ответ. Я всегда рядом с тобой, помни, и не замыкайся в себе. Хорошо?

Дочь замолчала, уткнулась мне в грудь. Просидели так, в тишине, до конца фильма. Через час снова собиралась к Глебу, но передумала. Поедем мы с Ликой – и Паша увяжется с нами, а сейчас ему лучше не маячить перед глазами. Да и я сейчас нужнее дочери.

Вместе с Ликой перемыли посуду, что осталась от вчерашнего застолья. Прибрались на улице в беседке. Перед ужином пошли прогуляться по поселку.

Почему он не уезжает, зачем остался? В доме такая атмосфера, что возвращаться не хочется. Дочь игнорирует Пашу. Я тоже с ним не разговариваю. Пока прибирались, Лика начинала рассказывать о школе и тут же замолкала, стоило отцу появиться рядом. Но ей всего десять, она ребенок. Решать, что нам дальше делать придется мне.

А я не знаю.

Я своими глазами видела его с этой девкой. Он может оправдываться, но я не поверю, он прошлой ночью предал меня, детей. Что же творилось у него в голове, если он сделал такое? Неужели от этой девчонки мозги растерял, прямо дома, при гостях. Это так на него не похоже. Но было. И я не могу стереть нам всем память.

Если бы мы с Глебом не вошли…

Сын его теперь ненавидит. Дочка страдает и злится. Семья в один миг рухнула и неясно, осталось ли что-то, что нужно спасать.

– Холодно, – пожаловалась Лика, когда мы дошли до конца поселка.

– Да, погода испортилась, – поежилась и развернулась в обратную сторону. – Сейчас сделаем какао с молоком. А потом я тебе ванну с пеной наберу, поваляешься.

– А потом? – Лика шагает в ногу со мной. И в этот миг выглядит совсем взрослой. – Когда мы поедем домой, завтра?

– С утра к Глебу, узнаем у врача, когда можно будет его забрать. Но у тебя школа, так что…

– А в нашей квартире кто будет жить? – в волнении спросила дочь и посмотрела на меня. – Мы там останемся? Или там будет жить папа, а мы уедем?

От ее вопроса растерялась. Дочь даже мысли не допускает о том, что все мы будем жить вместе. Для нее отец теперь враг, предатель. худший на свете человек.

– Мам? – требовательно позвала Лика.

– Посмотрим, – ответила уклончиво. – Идем скорее, трясешься уже вся.

Ужинали вдвоем с дочкой – Паше хватило ума не садиться с нами за стол. Потом отправила Лику в ванную, а сама начала собирать вещи Глеба. Когда сына разрешат забрать – сразу поедем домой. А сюда я возвращаться не хочу. Так любила этот дом, но теперь и мне, и детям будет тяжело здесь находиться. Особенно, когда Паша торчит у себя в кабинете. Быть такого не может, но кажется, что там опять эта малолетка, ерзает у него на коленях. Целует его.

Черт.

Тряхнула волосами.

– Во сколько завтра поедем? – прозвучал от порога голос мужа. Паша прислонился к косяку, наблюдает за моими сборами.

– С утра, – бросила сухо.

– Что Лика говорит?

– Ничего хорошего.

– Ясно, – протянул он и шагнул в комнату. – Ася, это глупо. Вы себе что-то придумали и на ровном месте раздули. Погоди, – заметил он, что я хочу его перебить. Присел на постель Глеба. – Я понимаю, как это со стороны выглядит. Тебе было больно, Глебу тоже. Но я уже все объяснил, а моя семья мне не верит. Мне что с этим делать? Я тоже злюсь.

Он тоже злится – покачала головой на его уверенный тон и дернула молнией на спортивной сумке. Невозмутимость мужа кого угодно из себя выведет, особенно сейчас. Его застукали с девушкой сына, а он в глаза мне твердит, что не собирался изменять. Проверял.

Я тоже должна его проверить.

– Иди ужинай, – выпрямилась. – Лика в ванне плещется, это часа на два.

– Сама-то ела? – муж поднялся.

Кивнула. Дождалась, когда он выйдет из комнаты, когда стихнут шаги. Спустилась вниз и свернула к его кабинету.

На диване Паша уже постель разложил, на столе вразброс свалены документы. В углу стоит розовый чемодан Тамилы – убрал его, значит, с наших глаз. Приблизилась к столу и взяла его сотовый.

Это унизительно – рыться в телефоне мужа. Но он мне выбора не оставил, если Паша врет про Тамилу – то уже слишком цинично. А если правду говорит – есть ведь хоть один шанс на это?

Затаила дыхание и ввела пароль. Телефон разблокировался. Муж пароль не сменил, уже хорошо – подумала об этом. Зашла в сообщения.

И от первого же послания, что на экране диалогов высветилось – похолодела. И рухнула на диван.

Глава 6

Следующим утром мы вместе с Ликой поехали к Глебу.

– И что, ты вот так лежать будешь целыми днями? – услышала, вернувшись к сыну в палату.

– Надеюсь, не целыми.

– Я тебе планшет привезла, а то валяешься здесь даже без интернета. Ужас, – дочка непритворно ужаснулась. Любые лишения она готова принять, но не отсутствие гаджетов с выходом в сеть. – Мам, – обернулась Лика, – давай Глебку домой заберем, я сама буду за ним ухаживать.

Я покачала головой.

– Рано, – сказала и заставила себя улыбнуться. – И планшет с собой заберем, врач запретил нагрузку на глаза. Так что простите, дети, но никакого интернета.

Лика надулась, будто это её я лишила просмотра фильмов. А Глеб устало кивнул, но под взглядом младшей сестры взбодрился, и тоже сымитировал обиду на жестокую мать.

– Глебка, а, Глебка, – шкодно обратилась Лика к брату, зная как его бесит коверканье имени. – Если будешь долго выздорваливать, я прокрадусь сюда без мамы, и на бинтах цветочки нарисую. И ногти тебе выкрашу в розовый, так и знай! Так что давай-ка побыстрее домой.

– Чтобы ты там надо мной издевалась, мелочь? Мам, кого ты вырастила, кошмар.

Я следила за шутливой перепалкой детей, и улыбку в этот раз не пришлось натягивать, она сама прилипла к губам. Замечательные у меня ребята, всё же. Пусть, разные, но дружные.

В палату вошла медсестра, и Лика всего за 10 минут уговорила её показать, как ставятся капельницы. Дочку я отпустила.

– Утомил я нашу Анжелику Палну. Мам, ты не води её часто в больницу, а то насмотрится, еще врачом решит стать. Пожалей несчастных пациентов. Хотя, нет, – поморщился сын, – врачом она не станет. В бизнес отцовский включится, а там его и заменит. Не то что я. Сын – рэпер – это позор. Может, отец со мной так поступил из-за того, что я музыкантом решил стать? Блин, мам, прости, не отвечай. Зря я эту тему поднял. Ну вот, ты расстроилась.

Покачала головой, и снова попыталась улыбнуться. Но получилось хуже – сын не поверил. А я старалась быть позитивной, старалась забыть о вчерашнем.

О том, что прочитала в Пашином диалоге.

Отправитель был не подписан, номер мне незнаком. Но писала Тамила. И я до сих пор помню каждую фразу:

«Прости меня, пожалуйста. Я не хотела, чтобы твоя семья нас увидела. И чтобы Глеб страдал – не хотела. Как он? Надеюсь, ничего серьезного? Я бы навестила его, но вряд ли Глеб обрадуется мне. Знаешь, а ведь удар по мне должен был прийтись, но Глеб сумел так вырулить, что пострадала не я, а он. Ты вырастил отличного сына. И я бы не хотела, чтобы из-за меня вы ссорились. С ним. И с женой тоже. Хочешь, я встречусь с Анастасией Николаевной, и возьму всё на себя? Скажу, что ты ни в чем не виноват – ей и Глебу. Ты спрашивал, на что я готова – так вот, я готова на всё. Я очень тебя люблю. Это мой новый номер. Тамила»

Вчера я не готова была идти с этим сообщением к мужу, ругаться с ним, обвинять во лжи. Вчера я просто забыла как дышать.

Тамила не хотела, чтобы мы всё увидели.

Тамила готова взять всё на себя.

Тамила любит моего мужа.

Тамила меня по имени-отчеству называет, я бы умилилась, читая, но с трудом сдержалась чтобы телефон мужа не разбить.

Такая великая любовь, что трусики в момент слетают. А мы с Глебом им романтик испортили.

И прогнать бы Пашу взашей, отправить его к Тамиле с чемоданом её порванного шмотья. Но останавливает то, что прогоню – и Паша детей навсегда потеряет. Не сможет наладить с ними отношения после разъезда, не простят они.

И я на распутье. Но как же больно. Как же чертовски больно!

– Глеб, и Паша и я не были в восторге от твоего выбора читать рэп по клубам, но мы твой выбор приняли. Твой папа… не морщись, – мои губы задрожали, но слезы я сдержала, – я не думаю, что Паша хотел причинить тебе боль. Наверное, он в принципе не думал ни о чем, просто делал. Не я это должна объяснять, а он. И, Глеб, я не стану просить тебя простить отца – ты должен сам принять решение. И честно с ним поговорить.

– Он не хочет быть честным, мам. Ты же слышала! Всё на Тамилу спихивает, с себя ответственность снимает. Она сама пришла, сама полезла, сама целовала, сама разделась. А он не виноват, не хотел, не планировал, и холодно наблюдал за всем, – Глеб, судя по всему, Пашу передразнил.

– Как будешь готов – поговори с ним, может твой папа даст тебе правдивые ответы. А ты скажешь ему, какую боль он тебе причинил. И решишь – прощать или нет.

– Такое я не могу простить. Он знал, что я люблю, то есть любил Тамилу. Знал, как сильно. И у него есть ты! Ты же лучше в миллион раз! Ладно, мам, не будем об этом. Я просто скажу вот что: с ним в одном доме я жить не стану. Подлечусь, и съеду к парням, они снимают, вместе разделим аренду. Но если ты решишься уйти – я с тобой останусь на первое время и поддержу. Ты знай это, мам, ты лучшего заслуживаешь.

Когда мы с Ликой ехали домой, я думала об этом самом «лучшем» – мне с восемнадцати твердили, что заслуживаю я гораздо большего чем Паша. Мать уверяла что я должна найти мужчину постарше, и не на 3 года как Паша, а лет на 15, чтобы не простой парень-работяга был, а состоявшийся мужчина.

Пашина младшая сестра смеялась что Паша отхватил жену, которой не достоин. Мы с Аней вместе танцами занимались, и его сестренка видела какие парни на меня заглядывались, гораздо более обеспеченные чем тогда еще студент, снимавший убитую двушку в хрущевке вместе с однокурсниками.

Мои подруги то же твердили: не понимали, как девушка из состоятельной семьи связалась с «голодранцем», и с беременностью меня не поздравляли, а вздыхали, что я сама себя привязываю не к тому мужчине.

Да, все кроме свекрови считали, что я достойна лучшего. А я просто была счастлива любить Пашу, принимать его любовь. И благодарна была за то, что он меня из моей «благополучной» и обеспеченной семьи забрал.

Паша учился, Паша работал, а я была рядом. Растила Глеба, поддерживала мужа в его стремлении к успеху. Стала не экономистом, на которого училась, а ландшафтным дизайнером. Затем у нас появилась Лика. Я продолжала растить детей, поддерживать мужа, подрабатывать… и перестала слышать, что достойна лучшего. Я этому радовалась. Пусть, всегда останавливала подобные унизительные фразы в адрес мужа, но я и правда была счастлива что все, наконец, оценили Пашу.

Вот только, кажется, теперь сам Паша решил, что достоин большего. Многие его приятели и коллеги расстались с женами и нашли подруг помоложе. Паша тоже захотел? Или решил, что я – для дома, а Тамила – для удовольствия и любви?

– Я в саду побуду, – буркнула Лика, как только мы подъехали к дому.

– Зайди хоть руки сполосни и перекуси. Лик, ну в самом деле.

Дочка взглянула на окно дома – там Паша стоит – и головой покачала. В сад побежала. А я вошла в дом.

– Ась, стой, как Глеб? – Паша вышел из кухни с чашкой кофе в руке.

– Чуть лучше, возможно, скоро домой разрешат забрать.

– Я к нему съезжу сегодня, еще раз поговорю. С Ликой тоже, устроила она, конечно, – хмыкнул Паша, – но сначала с Глебом. Он всё поймёт правильно, если успел успокоиться.

– Глеб постарается всё понять, если ты поговоришь с ним честно. Без сказочек, Паш. Пора бы признаться во всём правдиво. Приди, и повинись перед сыном, может он простит со временем. А будешь продолжать врать – вряд ли, – не выдержала я.

– Я понять не могу, почему вы все меня во враги записали. Я повод давал? Ась, я уже говорил: спустился вниз к ноутбуку, нужно было проверить отправил ли я задание. Забыл из-за поездки – отправил или нет. Пришла Тамила, начала играть в соблазнительницу. Я позволил, хотел посмотреть насколько далеко она зайдет. Это, блять, всё, – процедил Паша.

– Наша песня хороша.

– Не веришь, и Глеб не верит. Прекрасно, – рыкнул. – То есть, мне нужно прийти и соврать ему про связь с Тамилой? И тебе? Вы не правду хотите услышать, а ложь. Идиотизм!

Как же он раздражен. Оскорблен. Даже убедителен. Вот только я не идиотка.

– Паш, дай мне свой телефон, – решилась я и протянула руку. – Прямо сейчас, не задавая вопросов. Дай.

– Проверку решила устроить? Держи, – он достал его из кармана. – Пароль напомнить?

– Я помню, – набрала нужные цифры, открыла диалоги, чтобы ткнуть Паше в лицо сообщением Тамилы, но не нашла его.

Пусто.

– Паш, а где переписка с Тамилой?

– Какая переписка? – скривился муж.

– С нового номера, – посмотрела Паше в глаза. – Та самая, где она предлагала всю вину на себя взять, в любви тебе признавалась, винилась. Где это сообщение? Ты ответил, кстати? А старые где, не с нового номера, а со старого? Я их не видела. Тоже подтёр? Ну, что молчишь?

Глава 7

Он стоит напротив, смотрит на меня и жует губу. Я ответа жду, будто словами что-то можно исправить. Сжимаю его телефон.

Сейчас он как-то объяснит то сообщение. Скажет, что это недоразумение. Упрекнет за то, что я снова подумала о нем плохо. Обнимет, может быть. Или я просто проснусь и все, что случилось окажется всего лишь кошмаром.

Паша сделал глоток кофе.

– Ты в моем телефоне рылась? – спросил. – Зачем?

Вспыхнула. Неужели это сейчас важно? Ему пишет малолетняя девчонка, в любви признается, извиняется, а он даже оправдываться не собирается?

– Рылась, и пусть, – вскинула голову. Мне стыдно, что я до этого опустилась, переписки и звонки – личная территория, и я саму себя унизила. Залезть в телефон к мужу – расписаться в неуверенности. Допускать мысль, что он мне изменяет – дико. Это адские выходные, я превратилась в ревнивую неврастеничку, хуже только рубашки его нюхать, искать на нем чужой запах. – Может, мне раньше стоило этим заняться? – посмотрела на экран. – Время от времени проверять твой телефон. Я бы все узнала отсюда, и Глеб не попал бы в больницу, Лика не встретилась бы с Тамилой, сколько это у вас уже длится? Год? Паш, так ведь этой девчонке тогда семнадцать было, – дошло до меня, и я ужаснулась.

– Ты вообще уже с ума сошла? – муж брякнул чашкой по столу, и остатки кофе вулканом метнулись в воздух, в стороны разлетелись. – Ася, ты в себе? – он приблизил лицо к моему, заглянул в глаза. – Какой год? Я работал. Я открыл фирму. Я для вас зарабатываю, для вас живу и уже достало, что в ответ от тебя придирки летят. Ты сама не думала, что остановиться пора? И не тыкать меня носом в выдуманные косяки. Я, может, потому и пропадал в офисе до ночи, что домой идти не хочется, ведь там ты и ушат дерьма.

Он сказал это и осекся, отодвинулся от меня и растер ладонями лицо.

А я стою, как оплеванная. И не верю ушам.

Да, в последний год мы с Пашей много ссорились, но никогда еще не говорил, что не хочет вечерами возвращаться ко мне. И это так больно сейчас, что слезы на глаза наворачиваются, ведь я же его не ругала, а просто делала замечания, волновалась. Или что, мне уже слова сказать нельзя?

– Извини, – выдохнул муж. – Не то хотел.

– Что хотел – то и сказал, – поморщилась. Посмотрела в окно на Лику – дочка сидит в беседке, уткнулась в планшет. – Паш, так надо было сразу признаться. Что встретил… Тамилу. Это было бы честно. Глеб жениться хотел. А ты с девушкой сына, прямо дома, когда дочка за стеной спит, – в мыслях снова ожила та картинка, и я передернулась.

– Не пойму, это закончится когда-нибудь? – муж мрачно усмехнулся. – Сколько раз мне еще повторять, что у меня ничего с ней не было и не будет?

– А ваша переписка мне приснилась, – покосилась на сотовый, что продолжаю держать в руках.

– Во-первых, Ася. Пароль ты знаешь, но нахрена в моем телефоне лазить? Во-вторых, какая переписка? Там было одно сообщение. На которое я не ответил.

– Или ответил и стер, – прислонилась плечом к стене. – Паш, она там писала, что любит тебя. Что ей перед твоей семьей неловко. Она общалась с тобой, как с близким. А ты продолжаешь врать, что вы не переписывались.

– Я прочитал этот бред и стер, – муж отошел к окну, взглядом нашел Лику. – Ася, девчонке просто хочется денег и красивой жизни. Прикатила из провинции, живет в общаге, в зеркало на себя смотрит и понимает: внешность и молодость – все, что у нее есть. А тут наш парень. По уши втрескался в эту картинку. Она же не дура, просчитала, из какой семьи Глеб и что с него можно стрясти.

– Тем более дико, что ты с ней.

– Так вот именно, – Паша обернулся. – Решил бы тебе изменять – выбрал бы кого-то с мозгами, а не пустышку. Я не в том возрасте, когда из кровати не вылезают и в упор не видят, что рядом кукла без мозгов. Я поговорить люблю. И тебя люблю.

Он сказал это так просто, искренне, что я дрогнула, мне поверить захотелось, что не виноват он ни в чем. И, правда, любит меня.

Шагнула ему навстречу. И машинально посмотрела на вспыхнувший экран телефона. Высветилось сообщение с незнакомого номера, который я запомнила, он в памяти отложился, горящими цифрами высечен.

«Получила 50 тысяч. Это же ты перевел, Паш? Спасибо. Люблю тебя»