– Это почему? – спросил Алехин. Он знал, что такую огромную фору дают обычно мастера совсем слабым шахматистам. При даче вперед ладьи крайняя пешка белых передвигается на поле вперед. Алехин много раз сам давал разнообразные форы противникам, вплоть до ферзя, но получать ладью вперед?! Этого с ним не случалось в последние четырнадцать лет!

Ришар охотно пояснил свои действия.

– Видите ли, молодой человек, я делаю это для того, чтобы вы поняли мое благородство, – любуясь собой, произнес француз. – Я мог обыграть вас на равных, однако это было бы не честно. Я – чемпион этого кафе и обязан давать фору неизвестному игроку. Начнем с ладьи. А пешку продвигаю, чтобы была защищена.

– Может быть, попробуем на равных, – робко попросил Алехин.

– Нет, нет! – протестовал Ришар. – Да чего вы упрямитесь! Ведь играть будем на деньги – пять франков партия. Или, может, вас это не устраивает?

В голове Алехина вдруг родилась забавная мысль; шаловливый бесенок любопытно выглянул из своего тайного убежища. Сражение началось.

Француз начал партию королевской пешкой, Алехин ответил аналогичным продвижением. Ришар играл примитивно – все свои фигуры он направлял против черного короля. Алехин для приличия отразил несколько угроз противника, но сам ничего не предпринимал. Сделав ходов пятнадцать, русский чемпион решил, что пора кончать с этой партией, тем более, что для этого, к счастью, подвернулась удобная возможность. Когда Ришар направил своего ферзя под защитой слона на крайнюю королевскую пешку черных, Алехин не стал защищать ее и сделал безразличный ход на другой стороне доски.

Француз со стуком забрал алехинскую пешку аш-семь.

– Мат! – произнес француз и внимательно посмотрел сначала на противника, затем по сторонам. Видел ли кто-нибудь его блестящую победу? Выждав несколько секунд, может быть, затем, чтобы дать побежденному возможность понять, что произошло, Ришар добавил: – Так-то, молодой человек!

Лицо Алехина выразило растерянность и смущение, но он не забыл вновь расставить фигуры в начальное положение. На этот раз он взял себе белые. Так же, как недавно господин Ришар, Алехин снял с доски свою ферзевую ладью и передвинул пешку на а-три.

– Что это значит?! – поднял брови француз.

– Вы тоже так делали, – пролепетал Алехин.

– Я! – вскричал Ришар, нарушив тишину кафе. Играющие на миг оторвали взоры от досок и посмотрели в сторону соотечественника. – Нашли с кем себя сравнивать! – возмущался Ришар. – Я, молодой человек, уже пятнадцать лет обыгрываю здесь всех! Пятнадцать лет! А вы мне ладью вперед! Только что вы проиграли, имея ладьей больше. Мат получили. Как вам не стыдно предлагать мне такую фору?!

Алехин смущенно молчал и лишь пожимал плечами.

– Давайте все же попробуем, – умолял он жалостным тоном. – Я согласен даже удвоить ставку. Десять франков партия.

– Ах, вы миллионер! – издевался господин Ришар. – У вас много денег!

Презрительно оглядев противника, Ришар принял боевую позу:

– Хорошо, давайте! Это будет вам хорошим уроком!

Начали вторую партию. Алехину нелегко было делать ходы на уровне первой встречи и не выдать свою настоящую силу. Несколько раз он мог провести выигрывающую комбинацию, затем ему предоставлялась возможность интересной жертвы. Но он удержался: ведь так можно испортить весь спектакль. «Осторожно! – приказывал сам себе Алехин. – Только бы француз ни о чем не догадался!»

Тем временем господин Ришар купался в собственном величии. Он искоса поглядывал на Алехина; передвигая фигуры, со стуком ударял ими по шахматной доске. Положение француза постепенно ухудшалось: гроссмейстеру нетрудно было выиграть у такого шахматиста даже без ладьи. Белые фигуры сгруппировались в ударный комок и прорвали центр. Теперь недалеко и до резиденции неприятельского короля.

Алехин выиграл коня, и через ход противник уже не имел защиты от мата. Ришар с минуту удивленно смотрел то на доску, то на Алехина. Тот сидел с таким видом, будто случайно объявил мат. «Сам не понимаю, как это получилось!»

Ришар смешал фигуры.

– Я грубо ошибся, – прокомментировал он собственную игру. – Защитись я конем, сдаваться пришлось бы вам.

Француз потыкал пальцем в полированные клеточки шахматного столика, показывая возможную защиту. Алехин согласно кивал головой, как ученик, запоминающий наставления учителя.

Выиграй Ришар вторую партию, он, возможно, отказался бы от дальнейшей борьбы. Но проигрыш задел его. К тому же, если он кончил бы играть, теперь ему пришлось бы платить пять франков – разницу в ставках. Чемпион «Режанса» вновь расставил фигуры.

Опять француз дал Алехину ладью вперед. Тот не противился – это входило в его планы. Теперь уже Ришар не стучал фигурами, не было и презрительных взглядов. Он, как рыба, был уже на крючке, и Алехин даже не старался больше изображать из себя слабого игрока. Ходу на двадцатом он подставил под бой собственного ферзя, затем ладью и сдался.

Четвертая схватка протекала аналогично второй. Вновь атака Алехина, вновь прорыв уже на королевском фланге и вновь капитуляция француза. С минуту Ришар сидел неподвижный, внимательно смотря в лицо противнику. Вдруг его осенила идея.

– Нам нужно сыграть на равных, – предложил француз. Алехин не знал, что делать. Забавная рожица бесенка выразила на миг растерянность, но вскоре он снова захихикал.

Первую партию на равных Алехину удалось свести вничью лишь с большим трудом. Он облегченно вздохнул, когда объявил вечный шах. Нелегко было и во второй. Ришар играл так плохо, что только изобретательность Алехина помогла ему истребить все фигуры на доске. Когда у каждой стороны осталось всего по королю, был заключен мир.

Ришар совсем растерялся. Он поспешил вернуться к прежним условиям, но неизменно выигрывал, когда имел ладьей меньше, и так же обязательно терпел поражение, когда у него в начале игры были превосходные силы. Творилось что-то непонятное!

– Ничего не понимаю! – воскликнул, наконец, господин Ришар. – Играем на равных – ничьи: значит, наши силы примерно равны. Но я даю вам ладью и выигрываю, то же происходит, когда ладьей меньше у вас. Чепуха какая-то!

Близился конец придуманной шутки. Выдержав паузу, Алехин тихо и неуверенно произнес:

– Мне, конечно, трудно… советовать вам, – начал он, глядя в глаза француза. – Вы чемпион… Если бы вы согласились выслушать мое мнение… Осмелюсь сказать… эта толстая штука, – Алехин показал пальцем на ладью, – она… только мешает…

Губы Ришара искривились в усмешке. Ладья мешает? Вторая по силе фигура на доске – и вредит собственной армии. Бред какой! Но в глаза француза глядели такие невинные, такие светлые голубые глаза, что он начал уже верить в то, что ладья – помеха. Иначе, чем еще объяснить странную закономерность?

Алехин искусно выдержал сцену: недаром он когда-то учился в киностудии у известного артиста Гардина. Он сидел невозмутимый и хладнокровный. А в это время бесенок совсем вырвался на свободу. Пристроившись на краю шахматной доски, он плясал, хихикал, строил уморительные рожицы.

Чем бы все это кончилось, неизвестно, если бы в напряженной тишине не раздалось вдруг неожиданное восклицание:

– Алехин! Александр! Какими судьбами?!

Невысокий, лысоватый мужчина средних лет стоял рядом со столиком, за которым велась странная шахматная баталия. Пришелец смотрел на Алехина живыми, лукавыми глазами с косинкой, блеск их можно было заметить даже за холодными стеклами пенсне. Вид его выражал неподдельную радость.

– Савелий! – воскликнул Алехин и вскочил со стула. Друзья обнялись, обмениваясь обычными при встрече восклицаниями, за ними с любопытством наблюдали посетители кафе.

Савелий Тартаковер (1887–1956) слева и Эдуард Ласкер (однофамилец второго чемпиона мира Эммануила Ласкера).

Имя гроссмейстера Савелия Тартаковера было хорошо известно в «Режансе», да и во всей Франции. Уроженец Ростова, он еще до войны много раз бывал в Париже и теперь считался одним из сильнейших и оригинальнейших шахматистов мира.

Пока длилось возбуждение и суматоха неожиданной встречи, растерянный господин Ришар не спускал глаз с Алехина. Выбрав удобный момент, он тихо спросил у Тартаковера:

– Это какой Алехин?

– Русский гроссмейстер Александр Алехин, – ответил Тартаковер.

– Это который в Петербурге… занял третье место?

– Да. Именно он.

Господи, а я-то ему ладью вперед! – схватился за голову Ришар. Впрочем, его отчаяние длилось недолго: характер господина Ришара не позволял ему долго сокрушаться. Вскоре он уже ходил от одного столика к другому, и до Алехина доносились обрывки слов, высокомерно произносимых тем же трескучим голосом:

– Да, гроссмейстеру Алехину… да, тому самому! Ладью вперед… И знаете, я выиграл все партии!

– Что ж, с приездом, Саша! – Тартаковер поднял бокал искрящегося вина, в хрустале промелькнул отблеск уличного фонаря. Друзья ушли из «Режанса», где внимание шахматных любителей становилось утомительным, и сидели теперь за столиком под навесом в одном из ближайших уютных кафе. Вечером здесь бывало сравнительно тихо; лишь изредка мимо проплывала целующаяся на ходу парочка или солидная семейная пара, спокойно и бесстрастно беседующая о своих домашних делах.

– Ты молодец! Не каждому удается убежать от большевиков, – похвалил друга Тартаковер.

– Как – убежать?! – изумился Алехин.

– Ножками, – усмехнулся Савелий и перебрал пальцами по столу, имитируя быстрый бег.

Алехин пожал плечами, вынул из бокового кармана большой потрепанный бумажник, очевидно, приспособленный для советских миллионных и миллиардных банкнот, и протянул Тартаковеру сложенную вдвое бумагу. Тот прочитал:

– Советский паспорт… Разрешение выехать на международные турниры в Гаагу, Будапешт… Действителен на несколько лет.

Тартаковер долго и внимательно изучал документ, выданный неизвестной ему и, судя по сообщениям газет, жуткой властью.

«Нар-ком-ин-дел, – по складам прочитал Тартаковер. – Карахан», – с трудом разобрал он подпись. – Это кто такой?

Народный комиссар по иностранным делам, – разъяснил Алехин. – Сокращенно: наркоминдел.

Забавные словечки попадаются у них в газетах, – улыбнулся Тартаковер. – Я иногда читаю «Известия». Так сокращают, черт ногу сломает! Зам-нач-глав-упр-пром-снаб. Неплохо! А еще: зам-ком-помор-дел.

– Это откуда ты взял? – засмеялся Алехин.

– Боголюбов сказал.

– Ну, это уже из области анекдотов, – объяснил Алехин.

– Что, так теперь и разговаривают в Москве? – Тартаковера интересовало все, что можно было узнать о стране, в которой он родился.

– Нет, только пишут. Хотя, конечно, многие слова входят и в речь. Большевики во все хотят внести свое, новое, даже в язык.

«Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем», – продекламировал Тартаковер «Интернационал». – А что такое субботник? – журналиста и остроумного публициста, его, понятно, интересовали и новые слова в родном языке.

– Субботник? – переспросил Алехин. – Малоприятная вещь. Это когда тебя будят в пять утра, и гонят на мороз грузить дрова или убирать снег. Не обязательно в субботу. Чаще всего в воскресенье, в единственный день отдыха.

– Я видел фотографию: Ленин грузит бревна на субботнике. Это правда?

– Да. Он вообще старается ничем не отличаться от простых людей.

– Пишут, что Ленин отлично играет в шахматы? И это верно? – спросил Тартаковер.

– Играет неплохо. Когда-то он даже играл по переписке с Хардиным. Но это было давно, в ссылке.

– Я читал, он решил труднейший этюд Платова, – вспомнил Тартаковер. – Помнишь: король же-три, слон е-семь, конь же-один. Пешки дэ-три и аш-пять. Черные: король е-три, пешки а-два, дэ-пять и аш-семь.

– Знаю. Выигрывает слон эф-шесть, дэ-четыре, конь е-два, а-один, ферзь, конь цэ-один, – мысленно объяснил решение Алехин. – «Красивая штучка!» – написал Ленин брату об этом этюде». И действительно, красивая!

– А сейчас он играет в шахматы? – поинтересовался Тартаковер.

– Что ты! Разве ему теперь до шахмат!

– Очень плохо в Москве?

– Ужас! Ты себе представить не можешь! Голод. Сто граммов черного хлеба в день – это уже пир. Шахматными досками «буржуйки» топят. Полированные короли трещат в огне.

Подошел официант. Тартаковер заказал себе омлет, кофе. Алехин решил было ничего больше не заказывать, но выпитое вино вызвало аппетит.

– Тоже омлет, – против собственной воли произнес он.

С минуту собеседники молчали, наслаждаясь теплым вечером, видом красивой, ярко освещенной улицы. Потом Тартаковер сказал:

– Тебя нужно поздравить! Ты выиграл турнир в Москве. Первый советский чемпион.

– Если бы ты только знал, что это был за турнир, – покачал головой Алехин. – В холоде, голодные играли.

– С пустым животом в цейтноте – это действительно трудно, – усмехнулся Тартаковер. – «Съел коня» – В таком турнире звучит как издевательство.

– Коня! Если бы можно было найти коня! Ну ладно, что мы все обо мне! – махнул рукой Алехин. – Как ты-то? Как устроился?

– Ничего, – неопределенно протянул Тартаковер.

– Ты женат?

– Зачем? В Париже-то!

– Ты будешь играть в Гааге?

– Я обязан играть в каждом турнире, куда меня приглашают, – ответил Тартаковер. – У шахматистов ведь нет акций, не с чего стричь купоны.

– А что это за новое течение вы провозгласили в шахматах? – Что-то в тоне ответа коллеги подсказало Алехину, что больше не следует расспрашивать о его жизни и лучше переменить тему разговора. – Ты, Рети, Брейер.

– Ультрамодернизм, – ответил Тартаковер.

– Это что-то из области живописи.

– Почему? – развел руками Тартаковер. – Как раз подходит и к шахматам. Нельзя стоять на месте, сто лет жить законами Стейница. Жизнь идет вперед, нужны новые формы.

– И что за формы? Фианкеттирование слонов. Фигурами против пешек.

– Хотя бы!

– Но это же не ново! – воскликнул Алехин. – Это еще встречалось в партиях Чигорина.

– Ничто не ново под луной, – протянул Тартаковер. – Искусство состоит в том, чтобы по-новому пересказать старое. Мы и тебя считаем апостолом ультрамодернизма.

– Нет уж, избавьте! Мы как-нибудь по-старому. Кстати, как старички? Я еще ничего не знаю.

– Что сказать?! Тарраш со всеми воюет, хотя уже меньше. Рубинштейн стал иным. Видно, подорвала его война, играть стал значительно слабее.

– С Капабланкой бороться не собирается?

– Ему теперь не до этого! Хотя старый ореол Акибы еще сказывается: многие до сих пор считают его претендентом на мировое первенство.

– А что Ласкер? Расстроен?

– Еще бы не расстроиться: проиграл четыре – ноль. Старик закрылся в Берлине, нигде не хочет играть.

– Говорят, они поссорились с Капабланкой?

– Ласкер обиделся на письмо, написанное Капой перед матчем. Кто прав – трудно разобраться! – развел руками Тартаковер.

Некоторое время царило молчание. Видимо, гроссмейстеры вспоминали все известные им подробности борьбы за шахматный трон.

– И почему это шахматисты, народ, в общем-то, мирный, дружный, начинают ссориться, когда дело доходит до борьбы за мировое первенство? – произнес Алехин.

– Слава, – с улыбкой отвечал ему Тартаковер. – Пусть только в шахматах, но все же слава. Сильнейший шахматист планеты! Ты собираешься посылать вызов Капабланке?

– А ты?

– Я что! Просто сильный игрок, знающий, что играю слабо.

– Скромничаешь! Я бы послал вызов, но где взять денег? – задумчиво произнес Алехин.

Тартаковеру давно было известно честолюбие русского чемпиона и его мечты о шахматной короне. Сам он, действительно, давно уже решил для себя, что чемпионом мира не будет, и ему легче, чем другим, было рассуждать на тему о шахматном господстве.

– Денег, – протянул Тартаковер. – А в Москве не дадут?

– Что ты? Разве там до этого!

– Тогда женись на миллионерше, – пошутил Тартаковер. – Вези ее обратно в Москву. Ты ведь здесь в командировке. – Тартаковер показал на боковой карман пиджака Алехина, куда тот спрятал советский паспорт. – Обратно поедешь?

– Посмотрим, – уклонился от ответа Алехин. – Пока я собираюсь как можно больше играть в шахматы. Во всех турнирах, так же, как и ты.

– Мне кажется, у тебя есть все основания вызвать Капабланку, – уже серьезно вернулся к главной теме шахматистов Тартаковер. – А кто еще?

– А деньги? Кто даст? Нужно найти богатых меценатов, а меня на Западе еще мало знают.

– Возьми десять первых призов в турнирах – сразу узнают, – предложил Тартаковер. – Появятся и меценаты и деньги.

– Спасибо за совет, – поблагодарил Алехин. – Ты смотрел последние партии Капабланки? Здорово играет?

– Неподражаемо! Шахматная машина. Ни одной ошибки! Ласкер ничего не смог с ним поделать. Причина проигрыша Ласкером матча – не только гаванская жара.

– А ты не думаешь, что эти восторги несколько преувеличенны? – высказал сомнение Алехин.

– А ты хоть раз выиграл у Капабланки? Нет. Я тоже нет. А кто выигрывал? И это когда он еще не был чемпионом мира! Сейчас он в ореоле славы, а слава всегда прибавляет шахматисту силу.

– Значит, и ты вместе со всеми, – с иронией произнес Алехин. – «Можно ли выиграть у Капабланки?», «Чемпион всех времен!» – процитировал он заголовки газетных статей.

– Почему! Я просто объективно расцениваю его силу.

– Я читал, он стал теперь дипломатом? – поинтересовался Алехин.

– Да, – объяснил Тартаковер. – Дипломатом, но без дипломатических обязанностей. Может разъезжать, куда хочет, за счет государства. Должности нет, зато есть деньги.

– И здесь фортуна на его стороне. – Алехин вздохнул. – Ничего, будем работать! Сегодня все-таки лучше, чем вчера. Так ты говоришь, нужно взять десять первых призов?!

В жаркий июньский день тысяча восемьсот девяносто второго года после сиесты сеньор Капабланка-и – Граупера играл у себя в конторе в шахматы. Партнер его жил рядом с конторой и по-соседски частенько навещал Капабланку, чтобы сыграть партийку-другую. Никто не мешал им, лишь редкий посетитель отрывал иногда хозяина на несколько минут, затем он вновь возвращался к увлекательному занятию.

Сеньор Капабланка не был силен в шахматах, но, как и многие его соотечественники, любил мудрую игру древности. Какой кабальеро не мечтал стать умелым в игре, популярной на острове! Во второй половине девятнадцатого столетия Гавана была выдающимся шахматным центром. Красота города, щедрое гостеприимство, более чем щедрые гонорары, добрые симпатии и интерес кубинских любителей притягивали сюда выдающихся мастеров шахмат. Здесь была атмосфера, насыщенная шахматами и шахматными событиями.

Хосе Рауль Капабланка против Александра Алехина. Москва, 1913 год. Молодой дипломат Капабланка (по окончании университета он получил формальную должность в правительстве) путешествовал по всему миру. В 1913 году побывал в Петербурге, где впервые обыграл талантливого студента-правоведа Алехина.

Фото с Петербургского турнира 1914 года, слева направо: Эмануэль Ласкер, Александр Алехин, Хосе-Рауль Капабланка, Фрэнк Маршалл, Зигберт Тарраш

На Кубе не жалели денег на турниры и матчи. Много раз жители острова бывали свидетелями выдающихся схваток полководцев деревянных армий. Капабланка помнил визит в столицу Кубы гениального Поля Морфи и его партии с чемпионом острова – талантливым рабом-негром Феликсом. А совсем недавно Гавану навестил бородатый Вильгельм Стейниц. Во второй раз отбил он здесь попытку русского виртуоза Чигорина отобрать у него шахматную корону. Правда, второй матч Чигорин играл значительно лучше, чем первый. Он уже имел отличные шансы на победу, как вдруг в решающей партии просмотрел мат в два хода. А позиция была совершенно выигрышна для русского. Ужасный просмотр! Капабланка хорошо запомнил эту позицию, не раз показывал ее соседям. Те лишь сокрушенно качали головами – бедный русский. Такое невезенье!

Михаил Чигорин и Вильгельм Стейниц в матче на первенство мира 1989 г. в Гаване (в то время колония Испании)

Сегодня партия сложилась на редкость интересно: Капабланка нападал на белого короля, сосед тоже не зевал и готовил опасные ответные угрозы. Соперники так глубоко забрели в дебри шахматных вариантов, что не заметили, как открылась входная дверь, и тихонько вошел сын хозяина четырехлетний Хосс. Большие голубые глаза мальчика широко раскрылись при виде интересных фигур, пушистые ресницы почти коснулись бровей. Какая замечательная игра! Хитрые взрослые, оказывается, тоже играют в игрушки, но прячутся для этого от детей. Какая хорошенькая круглая фигурка! А эта! А эта! Ведь это лошадка! Еще одна! Белая, черная! Как ловко они скачут с белой клеточки на черную!

Отец молча обнял Хосе. Не мешай! Но он и не собирался мешать, только бы не выгнали! Широко раскрытыми глазами глядел Хосе, как через восемь полей пронеслась высокая фигурка с резным венчиком, как под ее натиском неловко потеснился на одну клеточку рыцарь с короной на голове.

Выиграл отец. Потом была еще одна партия, потом еще. Стемнело, когда отец увел Хосе домой. Мальчик был настолько ошеломлен, что забыл спросить, как называется эта игра.

Но он не забыл на следующий день вновь прийти в контору. Отец с соседом опять засел за шахматы. Вновь по доске носились толстые круглые башенки (партнеры в редких восклицаниях их называли ладьями), опять упорно лезли вперед, сметая все на пути, пешки.

– Мат! – прервал молчание отец, и сосед вновь расставил фигурки в первоначальное положение. Завязалась новая битва. На этот раз сосед теснил армию сеньора Капабланки. Катастрофа казалась неизбежной. Вдруг Хосе увидел, как отец взялся за коня и сбил им неприятельского ферзя. Это вызвало панику в рядах наступающего. Белые фигуры смешались, побежали назад, ища спасения у собственного короля. Но что могла сделать эта малоподвижная фигура, как она могла защитить свое разбитое войско? Армия неприятеля ворвалась в лагерь белых, и торжествующий отец еще раз объявил мат.

Противники собирались уже начать третью партию, как вдруг тишину прорезал звонкий голосок Хосе.

– А ты сплутовал, папа! – протянул лукаво мальчик, снизу глядя в глаза отца. Тот возмутился:

– Я… сплутовал?! Как ты смеешь так говорить!

Хосе испугался грозного тона отца, тем более что сосед тоже в недоумении глядел на мальчика. На глазах Хосе появились слезы. Но он не сдавался.

– Да, да, ты обманул, – повторил Хосе. – Ты сделал неправильный ход.

– И как же я сплутовал? – уже спокойно спросил сеньор Капабланка сына.

– Ты пошел конем с белого поля на белое, – пояснил обрадованный мальчик. – И при этом взял белого ферзя.

– Интересно! А откуда ты знаешь шахматы?

– Я тебе сейчас покажу, – приблизился к доске Хосе и воспроизвел на доске все события недавнего сражения. Удивленный отец с восторгом следил за действиями сына.

– Где ты научился играть? – смеясь, спросил он мальчика.

– Здесь, вчера. Ночью я долго вспоминал, как ходят фигурки. Не сердись, папочка, ты просто ошибся.

Хосе оказался прав: оба взрослых не заметили, что черный конь сделал недозволенный прыжок. Не оставалось ничего иного, как сыграть с сыном. Самоуверенный родитель дал малышу ферзя вперед. Это кончилось для него плохо. Хосе с завидной уверенностью реализовал свой материальный перевес. Это была первая победа шахматного гения – предвестник его грядущего триумфального шествия по всем странам мира.

Хосе был незаурядным ребенком, у него оказался тот таинственный талант, который проявляется лишь у немногих. Большинство людей, глядя на шахматную доску, видят лишь безжизненные кусочки дерева на квадратиках доски. Капабланка видел в шахматах живую, движущуюся картину, в которой проявляли свою силу ферзи, ладьи и пешки. Обычный ум должен иметь время, чтобы обдумать возможные варианты, Капабланка мгновенно определял все возможности. Став взрослым, он сам не мог объяснить этого. Он просто «видел» – и все!

Природа щедро одарила маленького Хосе Рауля, но известно, что одного дарования недостаточно для полного развития таланта. Сколько вундеркиндов погибло из-за отсутствия подходящих условий для развития, сколько дарований увядало в руках неумных воспитателей. Талант ребенка – вещь хрупкая и нежная, только заботливое и умелое обращение способствует его совершенствованию. К счастью, Хосе Рауль имел таких воспитателей. Осторожно вели они мальчика по трудной лестнице шахматной славы и жизненного пути, бережно поддерживая в опасных местах, предупреждая угрозы, убирая с его пути преграды.