bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 3

Анастасия уже не понимала, чудится ей этот голос или он присутствует наяву. Голос судорогой отозвался на лице, и уголок рта Анастасии начал подёргиваться. Она перевела свой взгляд с руки на Наташу. Взгляд, в котором отсутствовали смысл и любовь. Баба Лиза почувствовала это и сильней обняла внучку.

– Настя, я всегда любила тебя как родную, может быть, даже больше, даже тогда, когда узнала о твоей истории. Вначале это от меня скрыли. Настя, ты помнишь, как мы ездили в Анапу, тебе было шесть лет. Там на пляж приходил дед с большим коробом, в котором было мороженое. Ты всегда выбирала пломбир с клубникой, и эта клубника мазалась по губам, по подбородку.

– Как кровь! – перебила Анастасия.

– Нет, не как кровь, скорее, как счастье. Ты тогда ещё потерялась. Как же я напугалась. Вы с соседским мальчишкой играли на песке. А когда мы с его мамой хотели позвать, вас не оказалось. Мы обежали весь пляж, но вас нигде не было. Мы зашли в воду, но и там вас не обнаружили. А когда мы вернулись к лежакам, вы уже снова сидели со своими игрушками и смеялись. Так вы нам и не объяснили, где были. Но те ощущения я не забуду, и тогда я поняла, что ты моя дочь! Пока человек рядом, мы не можем ощутить всей глубины своих чувств к нему. Это можно понять, только лишившись его. Мир делится на две части: с ним и без него. И это деление, когда любишь, очень болезненно.

«Что такое любовь? Мой Геном, наверное, тоже любит меня, ведь он это я. Он старается, чтобы у меня было больше детей, и говорит о том, что в этом мне мешает конкретный ребёнок. Может, он знает, что во мне много любви и что мне надо раздать её?» – Думы желваками ходили по лицу Анастасии, пока баба Лиза разглаживала помявшееся платье на приподнявшейся Наташе.

– А что с моим отцом? – отозвалась Настя.

– Ему дали семь лет, а спустя три года он умер от алкоголизма. Я была на его похоронах, он умер практически один, у него никого не осталось. Он очень тяжело пережил ту трагедию.

– Мне надо побыть одной… – Анастасия оторвалась от дверного косяка и пошла в спальню.

Обида с трудом разлепила свои объятия.

– Мама, ты пойдёшь хоронить соседского мышонка? – спросила ничего не понимающая Наташа.

– Я пошла хоронить себя. – И Анастасия закрыла за собой дверь.

– Пойдём вдвоём, пусть отдохнёт, – сказала, вставая, бабушка.

Настя с лёту бухнулась в кровать, не расправляя её, и потрясла руками и ногами, пытаясь снять напряжение. Остановившись, она всмотрелась в потолок, в сетку трещин, бегущих от угла, где виднелась паутина. Ей почудилось, что вся эта сеть – паутина, и что она спускается с потолка и обволакивает собой её. Вся жизнь – это дробление и стягивание спирали в точку: неудачное детство, неудачный брак, сокративший возможности и оставивший груз. Финансовое образование ещё уменьшило широту обзора Анастасии, а карьерная лестница упёрлась в бронированную дверь главного бухгалтера. Паутина мыслей продолжала стягивать рассудок Анастасии. Личная жизнь напоминала стробоскоп – редкие вспышки общения с главным инженером, а потом опять темнота. Он женат. Она с грузом, не дающим ей развернуться. Где здесь её мысли, а где то, что навевает Геном?

«Дочь… А могу ли я представить себя без неё? Конечно, мешает. Конечно, таскает моё пирожное. Но я скучаю без неё. Как мы готовили ей платье на первое сентября» – Анастасия не выдержала потока сознания и включила телевизор, попав на французский фильм «Графиня де Монсоро». Битвы на шпагах, романтические сцены, поцелуи отвлекли её, она забылась и от усталости задремала.

Ей снова приснилась красная колыхающаяся масса. Но в этот раз Анастасия уже шла навстречу ей без особого страха, и снова тень скользнула по одному из языков, развевающихся внутри этой массы.

– Мы подружимся с тобой! Я расскажу тебе, что пить, что есть и с кем дружить. Я чувствую все нюансы. Например, мне очень не хватает калия, ты должна есть бананы. Тебе нужно записаться на плавание, у тебя уже начались проблемы с позвоночником. Нужно чаще выезжать за город, здесь очень нехороший состав воздуха. И, главное, не забывай, кто тебе мешает. Тебе надо уйти от своей жизни, теперь тебя здесь ничто не держит. Ты приблизишься к сверхчеловеку! Все попытки ваших генетиков создать такого смехотворны. Они напоминают хирурга, который пришивает кролику хобот слона, добавляя сзади хвост павлина. Они даже близко не представляют себе всю сложность генома, как один ген влияет на другой. Ведь это цельный паттерн. Меняя один ген, как им кажется, вредный, они ставят запруды в ручейках судеб…

– Настя! – резкий, как выстрел, голос мамы вывел Анастасию из сна. – Что здесь происходит? – Баба Лиза показывала на руки дочери, которые где-то раздобыли ножницы и вырезали из простыни геометрические фигуры.

Телевизор надрывался, передавая погоню, и всячески старался, чтобы его тоже услышали. Анастасия бросила ножницы и разрыдалась.

– Пойдём ужинать. – Обняла свою дочь баба Лиза. – А потом сразу спать. Всё пройдёт. Бог нам поможет. Я верю. Я тебя очень люблю. Это всё нервы. Мы можем куда-нибудь съездить, проветримся. Наташе тоже будет очень полезно. Она после утренней истории очень переживает.

– Мама, мне нельзя спать. Со мной что-то происходит во сне. Со мной кто-то говорит.

– Это у тебя нервная перегрузка. Пойдём ужинать. Мы похоронили мышку, – последнюю реплику баба Лиза уже договаривала на кухне.

Ужин прошёл молча, каждый думал о своём. Наташа капризничала, отказалась есть салат, ограничившись макаронами и сосиской. Анастасия накручивала спагетти на вилку и думала о водовороте жизни, в который засасывает каждого. Но что туда влечёт: каждый сам себя, геном, Бог?

«Отец и мать алкоголики. Родительские гены. Взять бы их и почистить. От алкоголизма, от ожиренья, от злости, от тупости. И получилась бы такая стройная, умная, образованная красавица. И стала бы президентом. И что? Всяко лучше, чем жить в хрущёвке с двумя лицами женского пола. А ведь я в семнадцать считалась красавицей. Может, Геном вернёт мою красоту? Может, он действительно поможет? Возможно, нужно довериться ему, он, наверное, лучше знает?», – бросила странный взгляд на дочь Анастасия.

– Настя, всё образуется. Как тогда, на пляже. Я уже позже узнала, что местный мороженщик привёл вас с улицы на пляж. Обычно чудеса разрешаются просто. Пойдёмте спать. Я когда-нибудь всё расскажу про тебя подробнее, но не сегодня. Слишком тяжело, – попросила баба Лиза, домывая посуду.

Она спала в большой комнате, а Анастасия с Наташей – в спальне. Семья укладывалась спать. Наташа продолжала капризничать и отказалась убирать игрушки, потом чистить зубы. Ей было сказано ложиться с грязными зубами и в бардаке. Клара елозила по клетке и беспокойно что-то вынюхивала. Еды у неё была целая кормушка. Спустя полчаса в квартире стало тихо, только часы-ходики, прабабушкино наследство, мерно растворяли тишину. Анастасия погружалась в сон. Спагетти медленно растворялись внутри, притормаживая мыслительную деятельность, пока совсем не остановили её…

* * *

Углеводы, аминокислоты, растворяясь, разбегались по всему организму Анастасии, компенсируя дневные затраты. Они подпитывали её яичники, где потенциально готовилась выплеснуться новая жизнь, но эта готовность оставалась только потенциальной. Они подпитывали и её сны, в которых потенциальность сменялась эротизмом, который позволял ощутить всю глубину жизни хотя бы во сне. Анастасии снилась романтическая картинка, в которой она была графиней, а молодой принц добивался её руки. Её родители были против. Пройдя множество перипетий, они соединились в законном браке и начали совместный путь. Но спустя некоторое время выяснилось, что Анастасия бесплодна. Её горе не знало границ, Анастасия рыдала во сне, и эти рыдания разбудили её. Она очнулась, поняла, что это был сон, посмотрела в окно, где одинокая луна холодно и насупленно обозревала землю, и почувствовала неизъяснимую тоску.

Анастасия встала, взяла подушку, подошла к кроватке дочери и всмотрелась в темноту. Её сердце отдавалось глухим тоном по всей комнате, но внешне она была спокойна.

«Опустить подушку на неё, две-три минуты подержать – и она перестанет дышать. И я свободна. Хочешь направо, хочешь налево. А дальше Геном подскажет, что делать».

Белое пятно лица дочери просачивалось сквозь мрак. Оно отражало свет одиночества луны. Анастасия склонилась ближе и ощутила дыхание дочери. Дыхание горячим гейзером пробивалось сквозь лёд их отношений. Это дыхание обожгло Анастасию. Лёд, замороженный луной, треснул. Анастасия отпрянула, утирая лицо свободной от подушки рукой. Всмотрелась в темноту ещё раз, и белая картина сперва рассыпалась, а затем подобно пазлу начала собираться вновь, но уже в цветной паттерн.

«Кто я? Как я могу решать за Бога?» – Анастасия представила картинку, где Наташе восемнадцать, её выпускной бал, одноклассники, приглашающие её на танец. И себя, стоящую среди родителей и улыбающуюся своей дочери. Дочери! Неужели я могла разделить мир на два, где есть такая картина и где её нет. Неужели я могла встать на место Бога. Нет, я не имею права менять будущее!»

Картина продолжала собираться. В этом новом мире она не ответила на ухаживания своего будущего мужа, не согласилась с отцом и не пошла на экономический. И все судьбоносные дробления, которые были совершены в её жизни, пропали, все возможности, которые она упустила, соединились в общую сложную многоцветную картину, в которой нет места Геному, в которой темнота сверхчеловека осветилась всем разнообразием жизни. Время остановилось. Анастасия могла наблюдать все свои образы одновременно и один из них был – графиня де Монсоро…

* * *

– Настя! – знакомый голос назвал знакомое имя.

Девушка в белом силилась понять, откуда она знает это имя.

«Кажется, она обращается ко мне», – отозвалось в глубине.

Женщина, небольшая и щуплая, как мартышка, тоже в белом, заглянула в дверь и позвала к себе, помахав рукой. Судя по низкому солнцу, либо было утро, либо наступал вечер. Точнее определить было сложно – окно светилось под самым потолком. Комната была небольшой, напоминающей монастырскую келью. Скудность обстановки говорила о том, что монастырь был небогатым. Девушка в белом с надетыми бумажными кружевами привстала и спросила:

– Что вам?

– К вам пришли. Пройдите со мной.

«Наверное, это принц. Он уже давно не показывался. Возможно, начал забывать меня». – Девушка соскочила с кровати и выбежала вслед за мартышкой в коридор.

Они прошли по длинному коридору, в конце которого подобно паутине была растянута свежевыкрашенная белая решётка. Возле неё стоял стол, за которым сидел мужчина средних лет и тоже в белом. Напротив него сидела пожилая женщина с большим родимым пятном. Девушка откуда-то знала её. Но принца не было.

«Опять он не пришёл. Сколько же можно ждать?»

Рождение

Контрастность неба была удивительной – далёкий розовый фонарь, который так редко показывается из-за облаков, лучами очертил границу сизо-синих туч. Машина скорой помощи – ГАЗ-55 – передвигалась по разбитой набережной Невы, подобно ящерице, то резко ускоряясь, то притормаживая, объезжая очередное препятствие. Тот же фонарь подсвечивал верхние этажи обезличенных в полумраке зданий. Горизонт уже приобрёл серый оттенок, и всё сливалось – крышка капота, поверхность Невы и неба – в едином бесцветии. Только по капоту изредка быстро пробегали желтоватые блюдца, как будто невидимый официант бросал их через весь стол, дерзко и быстро сервируя его.

«Да, так и есть, фонари накрыли центр города светом, придав ему хоть какую-то видимость жизни», – проскочила мысль. Она прорвалась сквозь хмурые, как это небо, раздумья и осветила лицо Павла, сидящего в машине на месте врача. Прошло три месяца, как ему доверили работу медбрата.

Уже целая неделя, как на некоторых улицах появилось освещение – город из тёмного призрака превращался во вполне жизнеспособного, пусть и с трудом дышащего товарища. Рабочие проложили кабель по дну Ладоги, и на прошлой неделе энергосети дали электричество с Волховской электростанции. Это было чудо! Как немного нужно для того, чтобы ощущать себя человеком.

«Конечно, чудо! Город затравлен, но я ещё жив, и низкий поклон ему за это», – думал Павел, невысокий, жилистый, со смоляными волосами, молодой южанин. Иногда он шутил:

– Во мне взрывоопасная смесь всех шестнадцати союзных республик. Да, я русский.

На нём был идеально белоснежный медицинский халат, из-под которого выглядывал чистый, хотя и застиранный воротник голубой рубашки.

Паша уже год жил в осаждённом Ленинграде и такой заботы жителей друг о друге не встречал нигде. Обессиленные, словно призраки, они нарушали правила потустороннего мира и передвигали материальные предметы: носили друг другу воду и дрова, чистили улицы от завалов, увозили трупы, которые в последнее время появлялись значительно реже. Прошлой зимой тела лежали повсюду: на тротуарах, на дорогах, в подъездах. Тогда процветало людоедство. Но последние полгода что-то изменилось. Дух начал пересиливать материю, и люди вспомнили о своей человеческой природе.

Выбоин на дороге стало меньше, и водитель Ильяс – лысый татарин c голубыми глазами – прибавил газу. Здесь успели засыпать рытвины, образовавшиеся после бомбёжки, – всё-таки набережная реки Фонтанки считается центральной улицей. На повороте к улице Дзержинского машину опасно занесло, но Ильяс уверенным движением руля отработал занос, и она ровно продолжила свой путь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
3 из 3