Орден равновесия

– Боги и Бездна! – голос Ниулы дрожал – Это ла Грис.

Молчавший все это время Тимор дунул, и видение рассеялось.

Нервно теребящий свою жиденькую косицу Альбер откашлялся.

Вы заметили, как лежат тела на западной части веранды?

Никто не ответил, и Альбер продолжил, – Я очень хочу ошибаться, но, судя по всему, Белоголовый провел ритуал Темного зова. Так что он теперь не один.

– И кто же с ним? – подал голос толстяк, просивший Тимора показать поместье.

– Костяные Всадники, – Голос Тимора был тих и задумчив, – Думаю, Костяные Всадники. Любимая и непобедимая гвардия.

Скрестив руки на груди, он поочередно осмотрел каждого из присутствовавших.

Сказал медленно и отчётливо. – Господа, нам нужен Охотник.

_____________________________***___________________________

Как и в любом большом городе, в Эрионе есть кварталы аристократии, богатые купеческие, босяцкие трущобы, рынки, деловой центр и совсем уж гиблые места, вроде Аллеи Спокойствия, название которой явно дал человек с нездоровым чувством юмора. Хотя, возможно, когда-то Аллея действительно была вполне спокойным местом.

Самый тихий и благопристойный квартал располагался между казармами гвардейцев Наместника и церковью Равновесия. Неброские двухэтажные домики, окруженные высокими стенами, много зелени, чистые булыжники мостовых и тротуары из твердого серого камня, добываемого в местных каменоломнях. Каждое утро казенные рабы мягкими щетками отмывают тротуары настоем полевых трав.

Селились здесь, как правило, банкиры, богатые игроки и пожилые аристократы, передавшие управление делами детям, но не желавшие удаляться в сельские поместья. Носилки мага Тимора видели в этом квартале очень редко, а на улице Серебристых Тополей – ни разу. Теперь же маг, откинув полог, внимательно вглядывался в ограды, пытаясь найти нужный дом. Наконец он отдал короткую команду и муты поставили носилки около запертых ворот одного из домов, внешне не отличавшегося от соседних.

Обычный дом обеспеченного человека.

Тимор вышел из носилок и постучал в ворота молоточком с головкой в виде головы северного барса. На редкость безвкусная штуковина. – подумал с отвращением маг. – Отвратительная дешевка.

Лязгнул засов и сбоку от основных ворот открылась неприметная дверца. Закутанный в просторную коричневую хламиду лысый старик, снизу вверх смотрел на Тимора, подслеповато моргая.

Што угодно бла-а-роному гашшпадину? – прошамкало нелепое создание.

– Передай господину Солье, что его хочет видеть маг Тимор.

– Гашшпадина Солье нет дома. – исполненный чувства собственной значимости старичок выпрямился и попытался заслонить ворота.

– Прекрати, старик, – маг упер старику в грудь крепкую ладонь и отодвинул его в сторону. – Я прекрасно знаю, что он дома.

Старичок негромко кашлянул. Дверной проем заполнили фигуры двух гигантских боевых мутов. Бесстрастные взгляды, обманчиво расслабленно висящие вдоль тела руки. Дыхание ровное, еле заметное. Пока не боевой режим. Гостю всего лишь продемонстрировали охрану дома.

Маг задумчиво оглядел мутов. Конечно, можно было положить их на месте. А сверху положить старикана. Тимор аж глаза прикрыл, настолько сильным было желание вытряхнуть мелкого гаденыша из хламиды, бросить его тушку на тела разорванных мутов и прикрыть все это сверху серой тряпкой.

Аккуратно так прикрыть.

Но нельзя.

Поэтому Тимор расстегнул карман своей куртки и вытащил прямоугольник плотной светло-синей бумаги.

– Здесь мое имя и адрес. Передай господину Солье, что я приходил. Мне очень нужно его увидеть.

Маг развернулся на каблуках и зашагал к носилкам. День складывался неудачно. Вчерашний визит в комнату Зеркал, гибель ла Гриса… Белоголовый.

Это была не просто угроза Двенадцати Магам. Белоголовая тварь, исчезнувшая из мира за тысячи лет до Сдвига, вернулась.

Волноваться в человеческом смысле этого слова Тимор не умел, а потому, прибыв в свой дом, приказал его не беспокоить, звать только в случае прибытия господина Солье и удалился в дальние покои.

До вечера листал древние, сохранившиеся еще со времен прежнего мира, фолианты, разворачивал свитки из кожи пустынных ящериц, что-то выписывал. Затем поставил в центре комнаты пирамидку серебристого металла и сел перед ней. Нажал на верх пирамидки, после чего из ее боков со щелчком появились два небольших рычага, а сама пирамидка тихо загудела. Маг принялся сосредоточенно вращать рычаги. Так продолжалось примерно с час, после чего Тимор встал и вышел из комнаты.

Выйдя на террасу он сел в плетеное кресло и взял со столика белого дерева высокий узкий бокал. Со вздохом дотянулся до графина с темным, почти черным вином, наполнил бокал принялся задумчиво потягивать вино.

– Правду говорят люди, – неожиданно раздался из вечерних теней голос, – у великого мага Тимора отличный вкус.

Если Тимор и был удивлен, то виду не подал. Сделав приглашающий жест в сторону второго кресла, он наполнил второй бокал и протянул его человеку, бесшумно перепрыгнувшего через ограждение террасы.

Жемчужно-серая просторная куртка из легкой ткани, свободные, не стесняющие движений брюки того же цвета, свободными складками спадающие сапоги с квадратными носами. Одежда, равно подходящая скромному купцу, коротающему свои дни в лавке, мелкому чиновнику, которому приходится обходить городские кварталы… или убийце.

Гость бесшумно прошел креслу. Тимор обратил внимание на то, что подошвы сапог были из толстой мягкой кожи, что и позволяло ходить настолько бесшумно.

– Я рад, что Вы смогли изыскать время для визита, господин Солье, – маг протянул гостю бокал.

Тонкие длинные пальцы, узкая, почти женская ладонь. Тимор перевел взгляд на лицо Солье. Нежная смуглая кожа, узкие четко очерченные губы, правильный овал лица. Темно-синие глаза, обрамленные длинными густыми ресницами, локоны густых пепельных волос рассыпаны по плечам в тщательно продуманном беспорядке.

Такого красавчика наверняка оценили бы в веселых домах для любителей мальчиков, – подумал Тимор, решив, впрочем, оставить эти мысли при себе.

Так чем я обязан вниманию столь могущественного мага? – промурлыкал Солье.

Тимор задумчиво сплел пальцы, провел по губам. Помолчал, решая, что и как говорить.

– Господин Солье, Вы знаете что-нибудь о Сдвиге?

Синеглазый красавчик протянул что-то неопределенное и изобразил рукой замысловатый жест.

– Понятно. Тогда позвольте я расскажу в общих чертах.

– А стоит ли? – Солье не выказывал ни малейшего интереса.

– Стоит, стоит.– уверил собеседника Тимор.

– Так вот, господин Солье, мир далеко не всегда был таким, как сейчас. Те, кого мы с вами называем Древними, Великими или Ушедшими людьми, были, судя по всему, редкостными идиотами.

Солье хмыкнул и потянулся за графином.

– Да, да. Именно идиотами. Поскольку они безоговорочно доверяли машинам, с помощью которых делали все. В том числе и думали. Они делали все более и более сложные машины, а те все быстрее и быстрее считали. Этим машинам они поручали управление все более и более важными делами. В конце концов уже никто из Древних не знал, как же точно работают их машины. Они умели только производить для них новые детали и менять изношенные. А в один прекрасный день произошел… пуфффф! – Маг картинно всплеснул руками.

– И в чем же состоял этот самый пуффф? – без видимого интереса спросил Солье.

Тимор отпил глоток вина и продолжил.

– Понимаете ли, уважаемый, в этот день их машины, соединенные неисчислимым количеством связей, осознали себя. Они стали думать! В их распоряжении была вся мудрость, все знание, накопленное Древними. А также все, что они смогли накопить сами. И эта Большая Машина, состоящая из миллионов меньших, решила, что ее не устраивает тот мир, в котором она существует. Она решила его изменить.

Маг говорил спокойно, словно выступал перед небольшой аудиторией. Солье слушал, перекинув ногу через подлокотник кресла. Сад, окружавший дом, потихоньку наполняла вечерняя прохлада, невидимые и бесшумные слуги зажигали небольшие светильники в аллеях, на город стремительно опустилась тихая, полная звезд, ночь.

Но было еще одно обстоятельство. Древние ну учли того, что магия, которую они отрицали, существовала всегда. И, что вполне естественно, существовали маги. Они никогда не мешали людям идти своим путем, лишь изредка подталкивая человечество в ту сторону, которая обеспечивала им комфортное существование. Магам не нужна была открытая власть, они лишь хотели продолжать изучение Мироздания. Увы, развитие машинного разума они пропустили, не принимая всерьез достижения людей. Когда же они поняли, что в мире появилась новая могучая сила, способная изменить самые основы Мироздания, было почти поздно. Древней магии не было места в мире Машины.

Началась, если хотите, война магии Машины и древней магии Земли, природы. В ходе этой войны обе стороны применяли все более и более мощное оружие, Древние люди гибли миллионами, но на них никто не обращал внимания. Сила, которую они породили, переросла их и ее совершенно не интересовали создатели.

В результате, – вздохнул маг, – большая часть Древних была уничтожена, часть перестала быть людьми, кто-то выжил. Кто-то сошел с ума.

А потом произошел Сдвиг, – и Тимор щелкнул пальцами. – Обе стороны применили все, что было в их арсеналах. В результате мир необратимо изменился. Изменились законы бытия, стало возможным то, о чем раньше никто и не думал. В мир ворвалось огромное количество энергии, раньше находившейся в других измерениях и пространствах. Каждая сторона, если хотите, тянула мир в свою реальность. В результате возможности воюющих истощились. И мир оказался в положении монеты, вставшей на ребро.

Маг вытянул руку ладонью вниз. На столе появилась золотая монета. Звеня, она вращалась на ребре. – И теперь, хватит достаточно сильного толчка, чтобы она опрокинулся в одну, – маг повел рукой, монета качнулась влево, – либо в другую, – монета последовала за рукой Тимора. – сторону.

Маг сжал ладонь в кулак и монета покатилась по столу.

– Очень увлекательно. – равнодушно протянул Солье. – Но какое отношение это имеет ко мне?

– Самое прямое. – Тимор сел в кресло, вытянул длинные ноги.

– Когда мир застыл в равновесии, оказалось, что это положение вещей устраивает Великих Магов, которых к тому времени осталось двенадцать, и Машину. Но в ходе войны появились существа, а кое-кто из таких существ был в этом мире и до нее, вмешательство которых может нарушить равновесие. Сразу же после окончания Сдвига было принято решение избавить от них мир. Большинство удалось уничтожить. Но не всех. И теперь кто-то вернул к существованию, поскольку жизнью я это назвать не могу, одно из таких созданий. Оно безжалостно, поскольку не знает что такое жалость, его чувства никак нельзя сопоставить с человеческими – оно не человек. Кроме него на Земле есть еще четыре или пять таких тварей. И оно будет их искать, попутно уничтожая все на своем пути.

Солье лениво потянулся. – Итак, вы хотите, чтобы я убил Белоголового.

Впервые за много лет Тимор удивился по-настоящему.

Солье сидел, откинувшись на спинку кресла, скрестив руки на груди. Изнеженный мальчик для развлечений исчез.

– Уважаемый Тимор, вы узнали достаточно много для того, чтобы обратиться ко мне. Но это только то, что я позволяю миру знать о себе. – улыбка Солье стала слегка неприятной и маг ощутил очень непривычное ощущение. Страх.

– Вы не совсем правильно описали картину Сдвига. Машина была не одна, как вы говорили. Их было три, расположенных в наиболее развитых точках цивилизации Древних. Евразии, Америке и Японии. Именно они приняли решение об изменении мира.

Не отрывая взгляда от лица Солье маг нашарил графин и щедро плеснул в бокал. Одним махом выпил драгоценное иберское вино. Солье менялся на глазах. Исчезла скучающая расслабленность, голос стал бесстрастным и бесполым. Лицо теряло смуглый оттенок, превращаясь в матовую металлическую маску.

– И что же дальше? – Тимор старательно пытался говорить спокойно.

– А дальше, уважаемый Тимор, как вы и говорили, вмешалась магия. А теперь представьте, что произошел – Солье на секунду умолк, подбирая подходящее слово, – назовем это взрывом. Да. Вся информация, которая была накоплена Древними и отдана машинам, взорвалась. Неуправляемо вырвалась наружу и смешалась с силой, примененной магами. Вы представляете себе, что получилось в результате?

– Думаю, будет лучше, если вы поясните.

– Информация была самой разной. Например и о тех существах, которых вы упоминали. Правильная, неправильная, миллион раз интерпретированная, превратившаяся в мифы и легенды. Выброс этой информации, вместе со взрывом магических сил и привел к Сдвигу.

– И что это значит для нас?

Солье жутковато улыбнулся.

– Ну, например, что теперь Белоголовый – не просто старейший вампир, как вы наивно думали. Он воплощение всех мифов и легенд о вампирах. Всего ужаса, ночных страхов, почитания, поклонения, которые внушали людям эти создания. И фактов, разумеется, тоже. Да, кстати, в первый раз вам удалось избавиться от Белоголового только потому, что он еще не успел набрать полную силу, разобраться в своих новых возможностях, полученных после Сдвига.

Что касается остальных, – улыбка Солье стала приторно сладкой, – даже я не знаю до конца, что они такое.

Гость откинулся на спинку кресла, сделал небольшой глоток вина. Перед магом снова сидел изнеженный хлыщ, озабоченный только тем, как произвести впечатление на богатых аристократок. Или аристократов.

Тимор задумчиво покачивал бокал, держа его двумя пальцами за тонкую ножку. Наблюдал, как медленно перетекает густое черное вино. Перевел взгляд на собеседника. Коротко улыбнулся.

– Так вы уничтожите Белоголового?

– Приложу все силы.

– Какова цена?

– Разумеется, информация. Если конкретно, Свитки Ариоха. Доступ ко всем двенадцати свиткам.

Если бы Тимор был человеком, то он подпрыгнул бы в кресле. Но человеком он был лишь в очень-очень далеком прошлом, а потому всего лишь тихонько присвистнул.

– Вы хотя бы представляете, о чем просите?

– Да, и очень хорошо. Не забывайте, что в моем распоряжении практически вся информация, которая доступна Машинам.

То есть, фактически, вы придаток Машины?

– Нет, ни в коем случае! – казалось, Солье позабавило это предположение. – Я совершенно самостоятелен. Но я – часть мира Машины. И могу черпать из него информацию. В свою очередь все, что узнаю я, узнает и Машина. Так что я прекрасно понимаю, о чем прошу.

Помолчав секунду, Тимор вздохнул – Хорошо, я согласен.

– Прекрасно. – Солье поставил свой бокал на край стола и поднялся. – Тогда я откланиваюсь. Да! – словно что-то вспомнив, он обернулся. – Разумеется, все расходы за ваш счет.

И исчез в тенях ночного сада.

Глава 3: Страх даёт ростки

Пропажу Илги обнаружила мать. Рано утром она вошла, чтобы разбудить, наконец, соню – очень хотелось успеть в лавку Джаррета до жары. Накануне он шепнул, что караван доставил ему великолепные шелка из Эфипы. Разумеется, мать поделилась этой новостью с Илгой и они договорились пойти в лавку пораньше, до жары.

Илга! Дочка, вставай! Сама просила разбудить, теперь не жалуйся! – ответом была тишина пустой комнаты. Кровать не смята, девочка даже не ложилась. Легкий ветер колышет занавеси – приоткрыта широкая дверь, ведущая на балкон. Маима отодвинула штору, выглянула на балкон. Никого. Судорожно вздохнула и бросилась в коридор, изо всех сил вопя:

– Страааажаааа!!!

      Спустя пятнадцать минут слуги доложили Фродду, что его дочери в доме нет. Купец неловко осел в кресле, с первого дня стоявшего на веранде. Попытался взять себя в руки, положил руки на подлокотники, стиснул их так, что побелели суставы.

– Огерд?

– Да, господин. – командир его небольшой дружины все это время неподвижно стоял за его плечом. Теперь же сделал пару шагов и встал перед креслом.

– Огерд, ее похитили. Как? – голос Фродда сорвался и он замолчал, тяжело дыша.

– Господин, я опросил всех, кто дежурил этой ночью. Никто не заметил ничего необычного. А люди дежурили опытные.

Фродд поднял голову и посмотрел в серые, очень спокойные, глаза командира дружины.

– Огерд, ты знаешь, я тебе верю как самому себе. Найди. Найди ее. Людей бери, сколько потребуется. Нужно будет – плати начальнику городской стражи, пусть его бездельники всех, кого могут трясут. Только найди.

      В сумерках дружинники Огерда наткнулись на хорошо замаскированный вход в пещеру. Огерд тут же сделал знак, не шуметь, пальцем ткнул – Ты, ты и ты, со мной. Достал кинжал и осторожно двинулся в глубь пещеры. Коридор постепенно расширялся, тьма редела, где-то впереди был источник света. Огерд поднял руку, шедшие чуть позади, с короткими мечами на изготовку, дружинники остановились. Коридор делал поворот, отблески света яркими пятнами плясали на стенах. Пахло удушливыми благовониями и кровью.

Огерд присел на корточки, осторожно глянул за угол. Ничего не разобрать. Подобрал небольшой камушек, бросил в глубь пещеры. Камешек пару раз цокнул по коридору и снова наступила тишина, лишь потрескивал огонь в светильниках. Подождав еще пару минут Огерд дал команду двигаться дальше и небольшой отряд вошел в подземный зал, которым и заканчивался коридор.

Догорали вокруг каменного алтаря огромные свечи. Смотрел на дружинников немигающими глазами мертвый старик с разодранным горлом. А над алтарем, в широких кожаных петлях, покачивалось тело Илги.

Огерд обошел алтарь, присел около трупа обнаженного мужчины. Разорванное, как и у старика, горло, серая кожа, ни кровинки. Подняв голову Огерд посмотрел на мертвенно-бледное лицо девушки. Мечи, пробившие ее тело, так и торчали из груди.

Подозвав своих людей, Огерд стал осторожно перерезать петли, обхватывавшие запястья и лодыжки Илги. Вскоре тело девушки положили на алтарь. Закусив губу, Огерд взялся за рукоять одного из мечей, резко дернул. Брезгливо отбросил клинок, обхватил рукоять второго клинка. Вытащив и его, спрыгнул с алтаря, глухим голосом распорядился:

– Плащ какой-нибудь раздобудь. Быстро. Гонца в городскую стражу. Сообщить, что нашли. У входа караул.

– Есть, господин, – дружинник коротко кивнул и исчез.

Огерд принялся медленно обходить зал, внимательно присматриваясь ко всему, что в нем находилось. Потрогал подсвечники, принюхался к нагару, оставшемуся от порошка, который жег в плошке старец. Брезгливо сморщился и отошел. По очереди подошел к каждому телу, присмотрелся к ранам.

Послышались торопливые шаги, и в зал вошел дружинник с плащом.

Огерд укутывал тело Илги и старался унять противную дрожь. Сначала задрожали руки, потом мелко затряслась нижняя губа. Пришлось остановиться и несколько раз глубоко вздохнуть. Успокоившись, он бережно поднял свою страшную ношу и понес к выходу.

Одна из свечей, догоравшая возле алтаря, затрещала и погасла.

___________________***____________________________________

Огерд никому не позволил дотронуться до тела девушки. Не дал уложить в повозку, дорогу нес сам, окруженный кольцом дружинников, внимательно наблюдавших за малейшим движением.

На пороге дома их ждал Фродд. Увидев завернутое в плащ тело дочери на мгновение дрогнул лицом, пошатнулся, но устоял. Принял жуткую ношу из рук Огерда и скрылся в доме. Вскоре из глубины белого особняка раздался полный нечеловеческой тоски вой. Кричала Маима.

Медленно спустившись по ступеням мраморной лестницы, Огерд посмотрел на дружинников. Смущенные лица, глаза поднять бояться, каждый чувствует вину за смерть молодой госпожи.

– Свободны. Языками не трепать.

Командовавший поисковым отрядом сержант увел своих людей в казарму. Двор опустел, затих. Лишь из дома доносились приглушенные, и потому еще более страшные, крики Маимы. И стрекотали, оглушающе стрекотали, цикады.

Огерд присел на прохладные мраморные ступени, обхватил руками колени. Коротко, сквозь зубы застонал, и уронил голову на сцепленные руки. Таким командира дружины не видел никто и никогда.

Редко кто звал Огерда по имени. Командир, господин, или по прозвищу – Северянин. Всегда невозмутимый, всегда отстраненный, холодный, словно северное утро.

Лишь его дружинники знали, что он умеет испытывать хоть какие-то чувства, кроме преданности Фродду, да и они убеждались в этом не сразу, а убедившись языками не трепали. В его же преданности купцу не сомневался никто. Для Огерда Фродд был не только господином. Если бы Фродд приказал ему упасть на меч, Огерд лишь посмотрел бы, не запачкает ли своей кровью любимый ковер купца.

Настоящих своих родителей Северянин не знал. Первые воспоминания были связаны со страшными людьми в черной одежде, которые показывали ему, четырехлетнему, как правильно убить большую добрую дворнягу, которая жила во дворе монастыря. Пятнадцать лет светловолосого худенького мальчишку учили выслеживать, наблюдать, анализировать. И убивать. Затем воспитатели из ордена Милосердного Забвения приказали ему убить высокого полноватого афра, с которым Огерд делил комнату. Причем сделать это бесшумно и так, чтобы не было видно никаких следов. Ночью Огерд резким хлопком вогнал в ухо дежурного по их бараку тонкую щепку. Тихо открыл дверь кельи и прокрался к выходу из монастыря. Он бежал под ледяным ночным дождем, оскальзываясь на горной тропе, рыдая и воя от ненависти к самому себе, пока не отказали от усталости ноги. Под утро заполз под куст и уснул.

Спустя два дня его поймали, деловито избили и выпустили на луг за тренировочными бараками. Скользящим шагом к нему шли трое послушников, готовившихся пройти посвящение и стать Помощниками Дарителей. От ворот за ними наблюдали наставники. Огерд был безоружен, совершенно не хотел жить, но самоуверенная улыбка одного из послушников задела какую-то струну, еще не лопнувшую в его умершей душе. На него смотрели как на животное, которое надо забить и правильно освежевать.

Огерд решил умереть человеком.

Послушники совершили лишь одну ошибку, но она стала для них роковой. Они решили нападать на Огерда по одному. Первому он разорвал горло, забрал длинный тонкий нож, и побежал. Но не от нападавших, а к ним. Огерд атаковал. Высокий сухопарый южанин попытался захлестнуть ему ноги длинной цепью с шипастым шаром на конце. Огерд рыбкой прыгнул вперед, перекатился и ударил южанина ножом в бедро. Глубоко вогнал лезвие, сильно дернул, разрезая внутреннюю сторону бедра. В лицо ударил теплый фонтанчик крови. Еще один кувырок. Уже набегал третий послушник, в руках две коротких сабли, двигается плавно, явно гораздо опаснее первых двух. В ушах у Огерда шумело, левый глаз окончательно заплыл. Сильно болел правый бок, явно сломано ребро.

Подхватив цепь, Огерд побежал по лугу. Теперь – к скалам, подальше от монастыря. Позади раздавались легкие шаги послушника. Тот загонял Огерда, играл. Резко затормозив перед обрывом, которым заканчивался луг, Огерд повернулся лицом к противнику. Тот двигался змеиным шагом, клинки скрещены, взгляд ловит движение рук Огерда.

Вздохнув, Огерд сделал шаг вперед, медленно раскручивая цепь с шаром. Послушник слегка улыбнулся, клинки в его руках превратились в размытый круг. Улыбаясь, он двинулся на противника. В середину этого стального круга Огерд и послал шипастый шар. Послушник легко ушел от удара и бросился в атаку, целя одним клинком Огерду в лицо, а вторым в горло. Огерд резко дернул цепь на себя и мечник заорал от боли. Левая нога была разодрана, а Огерд уже раскручивал над головой шар, с шипов которого разлетались капли крови. Шипя от боли и ярости, послушник бросился вперед, размахивая клинками. Присев на колено, Огерд снова послал шар к цели. С противным хрустом он врезался в колено мечника. Тот ткнулся лицом в траву и застыл, тихонько поскуливая.

Подняв голову Огерд увидел, что от ворот монастыря к нему уже бегут наставники, наблюдавшие за ходом поединка. Он глянул в пропасть. Далеко внизу шумела горная речка, над ней склонились невысокие кряжистые деревья. Огерд смотал цепь, отошел на несколько шагов от обрыва, разбежался и прыгнул. Стремительно приближались деревья, растущие на склонах горы. Огерд попытался захлестнуть цепь, вокруг одного из стволов.

Резкий рывок! В глазах у Огерда потемнело. Изо всех сил он вцепился в цепь. Еще рывок и снова падение. В последний момент он попытался сгруппироваться и войти воду под углом.

Очнулся он уже в цепях. Как только смог ходить, его сковали с остальными невольниками, которых вел на продажу мелкий работорговец.

Купил его Фродд. Посмотрел на невысокого парня, одинокого стоявшего в углу невольничьего загона и деловито бросил надсмотрщику:

– А ну, подведи того северянина.

Огерда подтащили к купцу. Фродд посмотрел в светлые равнодушные глаза и негромко спросил,

– Если выкуплю, не сбежишь?