Полная версия
Пятый
Бесстрастный снова выдержал паузу и она немного затянулась. Потом он забормотал нечто социальное, вроде: "Э-э, в общем" и "Ну, как вам сказать?" и похоже было, что он затрудняется подобрать слова, а от его бесстрастности уже совсем ничего не осталось. Собеседники терпеливо ждали. Наконец, ему удалось продолжить:
– Значит, если… когда нас отсюда вытащат, мы, столкнувшись около, ну скажем, мусорного бачка скорее всего не узнаем друг-друга.
– Более того – подтвердил Ироничный – Мы и у бачка-то не столкнемся. У меня, к примеру, такое складывается впечатление, что от нашего дома мало что осталось. Так что если… когда нас отсюда вытащат, то расселят по разным районам, а то и по разным городам.
– Имен друг-друга мы тоже не знаем – задумчиво произнес Деловой – Или знаем?
В его голосе прозвучали нотки подозрительности. Никто не подтвердил, но и не опровергнул ни одно из его утверждений и это, как ни странно, его успокоило.
– Не знаем – удовлетворенно резюмировал он.
– Вот именно – согласился Бесстрастный – Значит, что?
– Да ладно – голос Испуганного больше не казался испуганным, теперь он скорее был заинтересован – Не тяни резину, давай, что там у тебя?
– Как я уже сказал, у нас есть уникальная возможность… Мы можем рассказать друг-другу то, что в обычной обстановке никогда бы не поведали. Понимаете?
– Это вы про что? Про какие-нибудь преступления? – Испуганный снова стал испуганным.
– Не ты ли, случаем, утопил тещу в кастрюле с борщом? – спросил Ироничный и натужно и ненатурально захохотал.
Его никто не поддержал.
– Вовсе не обязательно про преступление – бесстрастно сказал Бесстрастный – И про тайные пороки рассказывать тоже нет необходимости. Зато у каждого из нас есть, я полагаю, нечто сокровенное за душой. Нечто очень личное, потаенное или постыдное, наконец. Что-то такое, что никогда не расскажешь знакомому собеседнику. И все же порой тебя так и тянет поведать об этом хоть кому-нибудь.
– Тростник? – спросил Испуганный.
– Какой еще тростник, мужик? – удивился Ироничный – Не рано ли ты заговариваться начал?
– Это из античной мифологии – объяснил Испуганный – Впрочем, неважно.
– Интересно, у кого из нас ослиные уши? – спросил Деловой.
– А вы тоже не чужды античности – хмыкнул Бесстрастный – Ладно, пусть будет тростник. Я только надеюсь, что никто из нас не запоет в неподходящее время.
– А что – задумчиво произнес Ироничный – Не такая уж плохая идея. Я поддерживаю.
– Я тоже – за! – твердо заявил Испуганный.
– Ну что ж… – это был Деловой – Не буду отрываться от коллектива. Вот только…
– Что только? – Испуганный, похоже, снова испугался.
– Как справедливо было сказано, имена тут не прозвучали. А ведь как-то надо друг к другу обращаться.
– Предлагаю кодовые имена – К Ироничному, ненадолго ставшему серьезным, вернулось веселое настроение – Согласен быть Юстасом.
– Тогда я буду Здравомысл Святополкович – неожиданно предложил Деловой.
– Это почему же?
– А чтоб не звали лишний раз по имени.
– Отставить! – рявкнул Бесстрастный.
Похоже, он был отставным военным или просто привык и умел командовать. Подвал затих.
– Я все понимаю – Бесстрастный продолжил неожиданно мягким голосом – Нам всем страшно и это нормально. Этого не надо стыдиться. Но и давать волю своему страху тоже не стоит. Страшно подумать, куда это может нас завести.
– Мы не… – начал было Ироничный, но ему не дали закончить.
– Все правильно – это говорил Испуганный, вот только испуг в его голосе куда-то исчез – Конечно, мы боимся. Как же тут не бояться? Отсюда и словесный понос.
– Вот именно!
Бесстрастный сделал небольшую паузу, чтобы убедиться, что аудитория ему подвластна.
– И все же какие-то имена нужны, только без истерики, пожалуйста. Поэтому, предлагаю взять номера в качестве имен. Я, к примеру, готов быть Первым.
– Ну… ладно – нехотя произнес Деловой, которому, наверное, очень хотелось быть Здравомыслом – Тогда я – Второй. Никто не возражает?
– А я – Третий – быстро, как будто боясь, что его упредят, выкрикнул Испуганный.
– Четвертый! Расчет окончен – усмехнулся Ироничный – Или не окончен? У меня такое ощущение, что рядом еще кто-то есть.
– У меня всю жизнь такое ощущение – это был Деловой, ставший Вторым.
– Оставить паранойю! – скомандовал Первый – Давайте лучше приступим к делу. Кто начнет?
– Первый, конечно! – ехидно заметил Четвертый – Вперед, командир.
– Ну, что ж – спокойно сказал Первый – Это справедливо. Тем более, что есть одна история, которую я хотел бы рассказать, да вот все случая не было. Самому себе не расскажешь, а рассказать-то так хочется порой.
– Воистину, счастливый случай – съехидничал Второй.
– Возможно. Как мне кажется, мы еще живы. Это ли не удача? – Первый был невозмутим – Так я начну?
Паузу никто не прервал и Первый начал:
– Случилось это много лет назад. Наверное великое множество историй начиналось с именно этой фразы. Но, ничего не поделаешь, штамп на то и штамп, что он снова и снова честно отрабатывает свое. Итак, это случилось давно и в другой стране, которой больше нет. Я был тогда молод, но уже имел на плечах офицерские погоны и очень этим гордился. А еще я, наверное, был горд тем, что держал в своих руках судьбы других. Сразу оговорюсь: я до сих пор в армии и на моих погонах прибавилось звездочек, но цвет этих погон я давно уже сменил. Нет, я не дезертировал в армию противника, отнюдь…
Часть 2. Ретроспектива
Первый
Именно после этой истории он сменил цвет погон с мотопехотного на инженерный. Учеба тоже далась нелегко, но сложнее всего было получить направление в инженерное училище. Командование не собиралось без боя лишаться опытного командира и ему пришлось запастись справкой от армейского психолога, но, пожалуй, и это не помогло бы. Помогла угроза уйти в отставку и где-то там наверху нашелся неглупый армейский чиновник, отважившийся на разумный компромисс и решивший сохранить для армии опытного офицера, пусть даже и не в гарнизоне, а в академии. Для него же вопрос о роде службы уже не стоял: ни минуты более он не был готов отвечать за судьбы других. А тогда, когда еще ничего не произошло, он наоборот, ощущал себя властителем человеческих душ. Этими душами были 110 бойцов его роты, как молодых необученных, так и многоопытных "дедушек", разбавленных тремя юными, только что из училища, лейтенантами-взводными. Себя же, прошедшего через короткую, но очень кровавую локальную войну, он считал старым воякой.
До поры до времени дела во вверенной ему части шли не хуже (а, как ему казалось, даже и лучше), чем в других, таких же обычных мотострелковых ротах. Этому способствовали не только знания, полученные в училище, но и кое-какой накопленный им опыт разумного и в меру циничного командира. И действительно, если фактически делами взвода управляют не молодые, только после курсов, сержанты, а многоопытный "дедсовет", то проблем не возникает и все довольны. Ну, или почти все. А молодые "духи" на то и молодые, чтобы вытерпеть свое и дождаться производства в "деды". Ни один достаточно опытный командир не посягнет на эту, десятилетиями выверенную иерархию. Впрочем, большинство из них постигает азы неуставных отношений еще в офицерском училище. Очень важно не переборщить, чтобы разумное и мудрое не переросло в "беспредел". Тут главное – вовремя заметить перекос и устранить его до того, как нарыв назреет и "молодым" начнутся сниться лица "дедов" в перекрестии прицела. Все это объяснял армейский психолог на последнем курсе в училище, а потом еще не раз рассказывали более опытные офицеры-сослуживцы. Но тот психолог очень осторожно оперировал эвфемизмами, старательно сглаживая острые углы, а сослуживцы почему-то говорили шепотом. Наверное именно поэтому он слишком поздно заметил как обычная дедовщина переросла в травлю.
Законы стаи суровы. Во главе ее стоят немногочисленные альфа-самцы, а все остальные – стадо. Сильному достаются лучшие куски и самки, слабый подбирает то, что останется, а совсем слабый умирает. Но над ним никто не издевается, ведь звери не жестоки. Совсем иначе с людьми. Порой что-то случается с нашим генофондом и рождается моральный урод, для которого наслаждением служат страдания другого. Даже если этот урод слаб, то все равно это достаточно плохо, ведь он может схватиться за бритву или за бейсбольную биту. К счастью, страх перед наказанием останавливает его в большинстве случаев и такой латентный садист не слишком опасен, лишь бы только болезнь не перешла в активную фазу. Много хуже если он обладает властью. Вот тогда горе слабым, особенно тем из них, кому не повезло вызвать антипатию садиста. И совсем плохо, если такой мерзавец заправляет "дедами". Тогда дело может закончиться самоубийством жертвы или еще хуже.
Именно эти, пока еще не слишком заметные тенденции, он начал замечать в своей роте. Молодых били всегда, но раньше это не выходило за рамки ритуальной порки, задача которой соблюсти традиции, а вовсе не причинить боль. Теперь же все чаще и чаще ему начали попадаться на плацу затравленные, серые от безнадежности лица первогодков. Надо было срочно что-то предпринимать, но он оттягивал непопулярное решение, колебался слишком долго, пока не понял истинную причину своей нерешительности. Он просто-напросто боялся, боялся этих самодовольных рож с расплывшимся по наглой морде выражением вседозволенности. Тогда он был еще слишком молод и не знал как страшна посредственность, дорвавшаяся до власти, будь это власть во взводе или в масштабах целой страны, Он не знал этого, но чувствовал опасность неведомыми ему самому рецепторами где-то там, за пределами познаваемого. Чувство это было совершенно иррациональное, но, оттого, не менее сильное. Поэтому, осознание своего страха разозлило его и побудило к действию. Но действовать следовало осторожно, посоветовавшись с командованием и даже, возможно, переложив на него ответственность. Главное – не торопиться, не рубить с плеча, ведь время еще есть, думал он, не подозревая, что времени у него не осталось.
Потом, когда было уже поздно, были созданы многочисленные, очень авторитетные и совершенно бесполезные комиссии. Опоздавшие комиссии разводили руками и так ничего толком и не смогли решить. Их можно было понять. Действительно, на войне, даже самой локальной, порой случаются накладки, но не до такой же степени идиотские. Даже последнему штатскому "ботанику" известно, что для борьбы с небольшими террористическими группами существуют специальные части – "антитеррор", обученные производить точечные операции без потерь как среди гражданского населения, так в своих рядах. Наконец, можно было бы пустить в дело дивизионный спецназ, в крайнем случае – десантников. Поэтому, никто так и не смог понять, с какого это перепугу мотопехотную роту необстрелянных и необученных бойцов бросили в атаку на засевших в поселке сепаратистов. Наверное, тут был замешан не то панический страх кого-то наверху, не то очень хитрая интрига там-же. Подробностей он не узнал и узнать не стремился. Рассматривалась и диверсия, результат предательства, но эту версию благополучно замяли и ему меньше всего хотелось думать о причинах.
Итак, приказ был отдан и его следовало выполнять. Помощи ждать было неоткуда. Мудрое командование отдало приказ и столь же мудро объявило радиомолчание. После этого рота оказалась предоставленной самой себе. И вот теперь наспех бронированные грузовики медленно ползли по пашне, а к их тонкой броне жались испуганные бойцы, некоторые из которых в первый раз получили боевые патроны. Он вдруг поймал себя на мысли, что опасается не выстрелов из-за хат, а того, что у кого-нибудь сдадут нервы и один боец пустит пулю в спину другого, сводя застарелые счеты. От мысли об этом теснило дыхание и по шее, за воротник, потекли мерзкие струйки холодного пота. Но то, что вскоре произошло, оказалось еще хуже. Много хуже.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.