Мир грёз. Сборник

– Конечно, бабушка часто читала мне его перед сном.

– Его останки тоже тут… и не только его. Тут и министры, и революционеры, даже ученые…

Наконец-то мы спустились. Факел почти угас, но еще освещал нам путь. Резко запахло сыростью.

– Что тут? Колодец? Ты девушка-маньяк, и собираешься утопить меня? Нет, ну серьезно – я слышу плеск воды.

– А это… если пройти прямо, потом немного налево – около сотни шагов – там будет резервуар с водой. Мы с Анри любили там купаться… А еще там есть рыбки!

– Кто такой Анри?

Марго промолчала. Ну ладно, не хочет отвечать – не буду настаивать. Мало ли в ее жизни было таких Анри. Хотя мне хотелось бы, чтобы их было мало. Максимум – один. Или лучше ни одного. Внутренний собственник пнул меня под ребра, и все сдавило внутри. Видимо, девушка и его чем-то зацепила.

– Вижу, ты много знаешь об этих катакомбах. Что тут еще есть?

– О… тут много всего. Есть заброшенные кладовые, винные погреба, комнаты отдыха, плантации грибов. Почти весь Париж в тоннелях. Многие места еще не найдены – и мало ли что там хранили. Во время войн – здесь держали пленных, позже были тюремные камеры, а самые смелые устраивали тут балы и вечеринки. Кстати, насчет вина – местный сторож нашел один из погребов, и ходит каждую ночь за бутылями с вином. И знаешь, где он нашел это хранилище?

– Где же?

– Прямо под аббатством! – выпалив мне это, она рассмеялась. Искренне и звонко, как колокольчик. И мне почему-то стало легко на душе.

– Рит, так куда же мы все-таки идем? Ты так много знаешь обо всем здесь. Зачем снова сюда идешь? Или ты хочешь угостить меня бутылочкой столетнего вина?

Но ответа я не услышал. Погас факел – и все пропало. И свет, и девушка, и шелест ее платья, который стал уже узнаваем и различим среди остальных звуков подземелья.

Даже воздух, окружающий меня, изменился. Стал каким-то тяжелым. Запахло кладбищем, сырой землей, гниющими телами. Мне стало страшно. Вот попал, так попал.

– Маргарита! – прокричал я в кромешную тьму. Мне никто не ответил. Неужели это была галлюцинация? Что они подмешали мне в кофе? Где-то вдали осыпался камень. Не хватало еще, чтобы и меня тут завалило. – Здесь есть кто-нибудь?!

В ответ мне было молчание. Тело начал бить озноб. Надо поскорее выбираться отсюда.

Спички! У меня же есть еще две спички!

Поджег одну, посмотрел по сторонам. Лучше бы я этого не делал.

Длинный разветвляющийся тоннель, по обе стороны которого бесконечные ряды человеческих костей, увенчанных черепами. Высотой эти конструкции были около двух метров. Спичка потухла. Мне казалось, я слышу собственное сердцебиение.

Достал вторую. Повернулся в ту сторону, где стояла девушка, прежде чем потух факел. Огромная гора под потолок из плотно уложенных тазобедренных костей. Тупик. Что ж, надо взять себя в руки и как-то выбираться из этого дерьма.

Так как лестницы наверх я не заметил, а с одной стороны от меня была глухая стена, ориентируясь по черепам, я выровнялся по направлению к другой стороне тоннеля. Шел, цепляясь за кости… самое ужасное было, когда попадал в глазницы, в которых поселились склизкие улитки.

Или пауки, сразу же пытающиеся залезть по руке под куртку. Им видимо тут тоже не особо нравилось. Казалось, прошли годы. Несколько раз я останавливался, в надежде услышать хоть кого-нибудь живого. Ждал. Потом собирался с силами, и шел вперед.

Как-то даже показалось, что где-то рядом плачет Марго, а мужской голос читает молитвы.

Спустя какое-то время – мимо меня прошел кто-то, гремя связкой ключей. Крикнул – и все пропало.

Я сходил с ума.

Рано утром меня нашли обессиленного почти на выходе. До дверей оставалось всего пятнадцать метров.

О том, что мне крупно повезло, вызывая скорую не переставали твердить экскурсовод, на французском, и переводчик – на ломаном русском, хватаясь за голову и размахивая руками.

Врачи скорой, что-то пролепетав по-французски, наставили мне кучу уколов и по моему настоянию – отвезли в аэропорт.

Пока я отходил от шока в реанимобиле, узнал от экскурсовода – не без помощи переводчика – что побывал в Парижских катакомбах. Марго и Анри – жили в семнадцатом веке и безумно любили друг друга. Она была из бедной семьи, а он – богатых кровей. Решив сбежать, они договорились встретиться в каменоломнях – еще до того, как туда были перевезены захоронения.

Они должны были пересидеть там до утра, и уже на рассвете сбежать из города. Но им это не удалось – влюбленных завалило обвалом.

Парижане в том месте поставили мемориал, где подростки стоят рядом. И со слов сторожей – ночами там действительно слышен плач девушки, и как парень, успокаивая ее, читает молитвы.

Тот сторож, о котором рассказывала Марго – реально существовал, но однажды он, как и я, немного не дошел до выхода. Экскурсии тогда не проводили, и его нашли только через одиннадцать лет.

Если будете в Париже – обязательно посетите эти катакомбы. Только днем, и только с экскурсоводом.

А для меня эта история навсегда останется в памяти. Ведь не каждый день удается побывать на руинах человеческой эпохи.

И да, в спорах я теперь не участвую, да и путешествовать не очень люблю.

Сновидение четвертое

Баба Шура

Уже давно вечер накануне Рождества так не радовал погодой: крупными хлопьями падал пушистый снег, правда тут же тая на асфальте. Предпраздничный воздух был морозен и свеж.

Ярмарка встретила Верену веселыми напевами про олененка Рудольфа – взрослые и дети охотно подпевали, прогуливаясь по магазинам в поисках подарков. В баре напротив, за ярко сверкающим панорамным окном, кто-то радовался очередной кружке глинтвейна, кто-то жареной колбаске, а дети радостно уплетали булочки и сахарную вату с пряниками.

Телефон зазвонил неожиданно. Девушка переложила пакеты в одну руку, сняла перчатку, посмотрела на экран мобильного. Бруна.

– Алло! Что случилось?

– Баб Шура.

– Что с ней? Да говори ты уже, не молчи! – замедлив шаг, прокричала Верена, стараясь быть громче колокольного звона.

– Отказывается есть. Снова начала говорить о том, чтобы отвезли ее в Ленинград.

– Сейчас он называется – Санкт-Петербург.

– Ой, какая разница! И это накануне Рождества! Поговори ты с ней, может, послушает. Что ей не живется в Кельне? Да и возраст уже, все-таки. А она все свое – «там лучше», «Родина», «душа тянется». Я понимаю – там наши далекие корни. Но это – Россия. Я вот туда точно не поеду. На матрешек смотреть что ли?! Да и Хайнц против.

– Твой Хайнц всегда против всего, что не касается его выгоды. – вздохнула Верена. – Ладно, скажи ей, что после Рождества будет ей Ленинград.

– Вот сама и скажешь, я ее отвезла на Нилер Гюртель, в «Natalie» nursing service* («Натали» служба ухода за пожилыми). Попросила – ностальгия у нее по русскому языку. И праздник ей не праздник… Говорит, что не Рождество это – в декабре! Представляешь? Может, так будет и лучше – и мы отпразднуем, и она порадуется.

– Хорошо, Бруна. Послезавтра утром возьму билеты на ближайший рейс и заберу ее. Тебе матрешку не привезу – так и знай!

– Спасибо, сестренка! Я понимаю, что сейчас моя очередь быть с ней, но у меня семья, дети… Хайнц говорит – тебе проще. Счастливого Рождества!

– Счастливого Рождества!

**********

– Александра Петровна, вы уверены? – молоденькая медсестра-стажер стояла возле кровати женщины, нервно держа в руках иглу от капельницы. – раньше отказывались всегда, а сегодня… что-то случилось?

– Давай, ставь уже эту чертову штукенцию. Доктор же сказал – при приступах. Выспаться хочу… Голова болит от всего этого шума. Тяжелый ваш Кельн.

Аккуратно поставив капельницу, медсестра заботливо прикрыла женщину мягким пледом.

– Счастливого Рождества, Александра Петровна!

– Не мой это праздник, внучка. Иди, отдыхай. Я позову, если нужно будет.

Дождавшись, когда за медсестрой закроется дверь, баба Шура увеличила подачу лекарства в капельнице на максимум.

– Ну вот и все.

**********

Сначала какая-то необыкновенно воздушная легкость охватила все тело. Голова резко закружилась, вызывая приступ тошноты.

Темно. Темно и жутко тихо.

Баба Шура попыталась рефлекторно похлопать себя по ушам, но руки не слушались. Они были какими-то тяжелыми и ватными.

Ноги налились свинцом, и шагнуть удалось только с шестого раза. Под ногами не было ощутимой поверхности, и первые попытки были похожи на скачки вверх-вниз.

Почему-то в голову пришло сравнение – как будто вязнешь в болотной тине.

Вдруг посередине этого мрака появилась еле различимая светлая точка, похожая на светлячка.

Собрав все силы, насколько возможно, Александра Петровна подтолкнула свое тело в сторону единственного пятнышка, и у нее получилось – что-то медленно понесло ее вперед, к цели.

Тело стало неосязаемым, легким, как перышко.

Вскоре светлячок превратился в резной уличный фонарь, а позже – в повозку с извозчиком, подгоняющим белую лошадь-призрака.

Бабе Шуре даже показалось, что она – где-то далеко, сквозь вязкую тишину, буквально на мгновение – услышала свист кнута, ржание недовольной лошади, скрип колеса.

Как же давно она не слышала этих волшебных звуков!

Эйфория придавала сил и несла вперед, за повозкой. В это время загнанная извозчиком лошадь растворилась в воздухе, и светлое пятно начало увеличиваться в размерах, принимая величественную, четкую форму крейсера «Аврора». И снова – уже на пару мгновений – послышались звуки залпов орудий. Один за одним. Раскатисто. Звучно. Громко. Сильно.

«Аврору» сменил прохладный туман. Вокруг становилось все светлее. И вдруг, буквально за несколько секунд – одновременно появился водоворот звуков: трели птиц Михайловского сада, на фоне которых проходила церковная служба, крики чаек, далекий, но различимый шум волны.

Туман все больше рассеивался.

Показалась прогуливающиеся влюбленные на Троицком мосту. Парень робко обнимал девушку за талию, а она ему что-то рассказывала, иногда смеясь, как колокольчик. Сзади за ними увязался бездомный щенок, но парочка его не замечала.

Остановились. О чем-то оживленно жестикулируя, заспорили. Вдруг девушка резко развернулась и быстро пошла в обратную сторону. Вот уже частый стук ее каблуков звонко раздается на мостовой.

Парень грустно смотрел ей вслед, щенок же растерялся: он не знал, что ему делать, и тихонько поскуливал, сидя на месте ссоры влюбленных.

Подходило время разведения моста – загудев, он готовился к еженощному ритуалу. Но Петербург… на то он и Петербург, своих никогда не бросает – немного поворчав, нагнал тучи.

В воздухе запахло дождем, сверкнула молния, разорвала небо и начался ливень.

Звонкой барабанной дробью играл он свою мелодию на крышах домов, затихая и сливаясь эхом водосточных труб. Город играл свою, только ему понятную мелодию – никогда не повторяясь.

Парень, раскрыв зонт, решительно побежал за девушкой, что-то прокричав ей вслед, щенок радостно засеменил рядом.

Троицкий мост вздохнул и, разорвавшись посередине, пополз вверх.

Вот влюбленные стоят рядом, прижавшись друг к другу, под зонтом. Рядом с ними, радуясь дождю, и как будто понимая музыку города – валяется в грязной луже счастливый щенок.

Иногда замирая, он искоса поглядывает на парочку, и, убедившись, что все нормально, продолжает развлекаться.

Эти звуки, запахи, вид – все такое родное и желанное. Место, где дышится полной грудью. Где ты знаешь, что даже воздух – он тоже за тебя. Город, который примет тебя любого в свою обитель. И он помнит. Историю всех, кто посещал его. Хранит секреты и тайны каждого жителя. Помогает зализывать раны и никогда не предаст. Он одновременно всех и ничей.

Питер. Ленинград. Санкт-Петербург. Как бы его не называли.

– Наконец-то. Я дома! – радостно прошептала баба Шура.

Сновидение пятое

Письмо себе

Здравствуй, дорогой дневник.

ПРИВЕТ, Я…

Черт. Черт. Черт… Никогда не писала дневников, но что-то меня мучает, не нахожу себе места. Гложет… Давит изнутри и просится наружу. Сегодня психолог дала задание написать о себе на бумаге. Хочется верить, что успею.

Письмо самой себе, чтобы разобраться во всей той каше, что со мной творится. Потому что рассказать я ей все не смогла. Да и не посмела бы. В принципе – она бы и не поверила.

Самое малое, что меня ожидало – это один путь – в психдиспансер, как минимум. И это бы посчиталось, что еще легко отделалась.

Итак, с чего начать? Вспомнить бы.

Как же сложно открывать скрипучую, всю в паутине, дверь в тайную комнату своей памяти. Туда где серые стены, темно и холодно. Туда, куда отправлялось все, о чем более двух раз напоминали тяжелая боль в груди или совесть.

Да, я не хотела жить, как все. Вести пустое существование в муравейнике жизни. Где каждый куда-то бежит, что-то делает, оставляя свое здоровье и нервы непонятно кому; где ты торопишься непонятно куда, бежишь бесцельно. То есть у тебя, конечно, есть ЦЕЛЬ. Но для остальных это – НИЧТО. Даже в итоге, сколько бы ты ни прожил – исход один. Смерть. И про тебя забыли. Потом твои дети, внуки – все растут в том же бесконечном муравейнике. Даже не живут – выживают.

Я этого не хотела. Поэтому искала выход. Ведь он есть всегда, правда? Главное не опускать руки и его увидеть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.