If you get me. Книга вторая. Если ты достанешься мне

«Ваше недоразумение раздражает меня по поводу билета, и я хочу изменить свой воздух»

Джейн: Она так отреагировала на разговоры о своём муже, потому что раньше она с тобой о нем не говорила – а, если она и упоминала о нём то, только поверхностно. И мне думается, она страшиться в свои 35 лет остаться одной.

Людмила: Может ей сказать так: «что, если она оставит ключи от квартиры то, как почувствую себя лучше то, пройдусь, прогуляюсь. Но, в компании вашего мужа у меня сильней заболит голова».

Джейн: Нет, скажи, что пойдёшь одна на пляж и больше ничего, потому, что иначе вы разругаетесь.

Людмила: Да, что и происходит…, да, что я слышу: она сейчас, как ни в чём не бывало, предлагает сделать мне бутерброд?

Джейн: Ну, посиди, выпей с ней чаю, поговори о чём-то нейтральном.

На минуту прервавшись, ответив Люджейн, – Спасибо, я потом сама себе сделаю и бутерброд.

Люджейн, вернулась и проследовала в сторону кухни, Людмила снова по телефону связалась в соц. сетях с Джейн: Потому, что сейчас закончила завтрак, а потом не знаю, как поведёт моя голова, чувствую, у меня разыгралась мигрень; Я не могу сидеть с ними рядом, тем более, когда рядом с ней находится её муженёк, к нему развивается неприязнь. Мне, кажется, нам будет спокойнее порознь. Теперь я перешла из гостиной; лежу в детской, сегодня без них прохлаждаюсь с утра, надеюсь, что скоро поедут в лесной парк, но пока собираются.

Джейн: Ну, вот и побудь сегодня без них. Пусть сами погуляют – может для неё и полезней, хоть причина будет пройтись, да меньше выпьет таблеток, подумать только, всю семью на уши поднимать, она всех зимой напугала, что на самом деле, самовлюблённость и лень.

Джейн: Пусть лучше ребёнка к психологу отведут, бедному приходится пребывать в этом «дурдоме».

Людмила: В общем, ты правильно мыслишь, сейчас я узнаю насчет ключей от квартиры.

Джейн: А насчёт таблеток, что принимает сестра, ты меня удивила, когда она приезжала на свадьбу ко мне, я помню что таблеток она не пила. Пусть просто говорит мужу – что он храпит и уходит в другую комнату. Спасть до обеда – это симптоматика потери себя, усталости от чего-либо. Со мной такое бывает. Я поэтому и уезжаю домой к нам, хотя бы на пять шесть дней, чтобы в итоге понять, что со мной порой происходит.

Людмила: Я согласна с тобой, милая. Конечно, пусть прогуляются и насладятся общением между собой, а я тем временем побуду в покое. Да, скоро скажу ей, чтобы она оставила мне ключи. Ну, они еще час, как не меньше больше будут ходить взад и вперёд. Это хорошо, что я прояснила всю реальность на месте, правда говорят, что в здоровой семье здоровые дети, в семье или больные все или здоровые. Теперь не знаю, как ей и сказать, судя по отношениям, которые вижу в семье, что Дези нуждается в детском психологе.

Людмила обменялась с дочерью фотографиями, снятыми за последние дни: Это дом, где проживает Люджейн и следом отправила пляж – семь минут на такси. – Это селфи на пляже. А это, я сейчас снимала на телефон интерьеры квартиры

Джейн: Красивое фото. А то, что ты хотя бы, погуляешь у океана – это прекрасно.

Людмила: Я на это надеюсь, конечно, если пройдёт голова, но пока пью от мигрени таблетки. А на днях я сказала Люджейн, что эта квартирка мала для троих, здесь кроме встроенных шкафов практически отсутствует мебель, которую – некуда ставить и вещи то, особенно негде и мне разместить. Следует ли, говорить о моих: Часть кое-где рассовала на полочках спаленки Дези, а часть в чемодане лежит. Говорю дочери, продайте эту квартиру и берите себе попросторней, без дорогой обслуги и желательно ближе к центру. А там, понадобилось, взяла и вышла в любой магазин, а необходимо, сводила ребёнка в какую – то студию или к врачу, не жди его, этого манипулятора, час от часу жизнь наладится и без пилюль.

Джейн: Зачем оплачивать обслугу – квартиру в домах с привратником и подземным гаражом и машина тоже, да и ты говоришь; «куда не поеду – такси». Купил коробку поменьше, сдаётся мне, чем та квартира, в которой сейчас я живу. Еще бы в пустыне Сахаре купил бы и жди его на верблюде. Нашел себе занятие, чтоб без него не смогли обойтись.

Джейн: Да, тем более, машина его с автомобильного салона, совершенно новая, купил бы подержанную. Зато квартира у них, черт знает где!

Людмила: Да и, зачем такая квартира, которая им скоро будет мала. Люджейн с ребенком неудобно, не знаю, откуда он без денег на все эти расходы средства берет?

Джейн: Да ещё эко хочет второе, лучше бы квартиру другую искал. Ну, в смысле, второго ребёнка. Это называется – эко. Нет, я вижу, она по ходу ищет пути отхода от него, просто сама пока не осознаёт.

Людмила: А, как тебе эти, – спрашивая про фотографии, – тебе нравится антураж?

Джейн: Хорошо там очень, красивый пейзаж. А мне за два дня надо привести себя в порядок, что бы на работу не стыдно было ходить. Я никогда так паршиво не выглядела, как сейчас. Я худая, но из-за вечно больной кожи – я стала выглядеть хуже, чем в тот раз, когда ты меня видела. Не смотря на то, что делаю пилинги, умываюсь, мажусь кремами, но и этого недостаточно.

Людмила: Сходишь к морю, поплаваешь или просто окунешься и позагораешь, погуляешь с собакой, твоё лицо подрумянится. Будешь свежа как огурчик.

Джейн: Представляешь, раньше я не имела представления о такой функции, как история поиска в телефоне, – делилась с матерью Джейн, – меня супруг «спалил», что я захожу к бывшему парню на страницу его в социальных сетях, да смотрю вакансии в Сочи.

Джейн: Да…, – протянула она, – я завтра на детоксе и послезавтра сижу, побегаю два дня, к морю, думаю…, в понедельник я съезжу.

Людмила: – Не воспринимай его происки и не реагируй, это естественно, что когда нет доверия между двумя, мужчины заходят на страницы друзей, тем более ты и из-за моего телефона тоже побеспокоилась, помню.

Джейн: Он еле – еле отпустил меня в Лазаревское, но в итоге, перечить не стал. Мне просто надо уехать, подумать и определиться во всём.

Людмила: Ну и хорошо, приедешь и отдыхай в свободное время, да постарайся не думать, совсем ни о чем. У моря на воздухе под солнцем, всё само собой придёт в норму, да и кожа твоя восстановится морской воде с полезными минералами.

Джейн: И ты там, то же не переживай из-за всего, что творится. Главное ты сделала что смогла. Мам, поговорила с тобой, на душе как- то и легче, когда услышала, какие обстоятельства у Люджейн, оказывается, что кто-то может быть, как этот Энрико, таким тяжелым мужланом. А, что твой бывший супруг, что Набиль говорит по этому поводу?

Людмила: А, разве мы общаемся с ним? Вероятно, не зря он до свадьбы Люджейн не спешил с церемонией свадьбы, мне кажется, что он что – то не договаривал. А к стати, мать Энрико не приглашали на вечер к Малике, где собралась большая часть родни по Абдель Кадеру – папи Люджейн, правда не все были там и из этой родни, но судить трудно; может быть, они разделились теперь на два лагеря.

Джейн: В смысле?

Людмила: – Лагерь, фанатов, погрузившихся с головой в ислам, с покрытыми головами и те, кто живёт, как и прежде в светском, демократическом исламе. А о свекрови Люджейн, вернёмся потом, я заметила, что члены семейного клана держится с ней отстранённо, родственники по линии зятя на общие сборища не были приглашены, это я про свекровь и семьи сыновей Хафиды.

Джейн: А…, теперь понимаю.

Джейн: Доброго дня, моя маман, пошутила она на французский манер.

Людмила ответила тем же: Целую тебя, «Кус – кусик».

В комнату заглянула Джейн, глядя на то, что мать продолжает лежать, она уточнила: – Вы остаётесь?

Людмила: – Я не знаю, возможно, со временем почувствую лучше себя, с вечера разыгрался приступ мигрени, но ты можешь оставить мне ключи от квартиры, если состояние улучшится то, прогуляюсь.

– Вы пьёте таблетки?

– Да.

Люджейн: – Я могу сделать тебе бутерброд, а ты отвезешь еду на пляж, все это воспримут нормально, понимая, что ты иностранец и никто тебе ничего и не скажет, о том, что ты поешь в пост.

Людмила: – Спасибо, мне ничего не надо.

«Нормально, она называет меня иностранцем, особенно «мне в кавычках понравилось» когда на этих днях дочь запретила мне прогуляться по улице с внуком, всего лишь дойти к магазину, что в двух шагах от дома, мне только хотелось купить внуку конфетку, вернее, чтобы, он мог себе что – то выбрать без диктовки отца. Тем временем, размышляя: « Не понятно, почему дочь, мне отказала в прогулке с ребёнком, сказав, что супруг не разрешает, которого в тот момент не было рядом?»

Людмила надеялась заручиться пониманием дочери и того, как важны прогулки с ребенком, не говоря о ходьбе просто вокруг дома или чуть дальше до супермаркета после уроков в леколе, мальчику для нормализации обмена веществ необходимо больше движения. Понимая, что в случае с Дези, ходьба важна мальчику, чтобы наладить пищеварение, она и так старалась садиться рядом с ним за обедом, за ужином и есть больше фруктов и овощей, и ребёнок понемногу начинал их есть сам.

Повернувшись и глядя дочери прямо в глаза, хотя этого делать, она не любила, когда ей впивались в глаза, но пришлось, чтобы понять, слышит ли дочь, что ей говорят, Людмиле пришлось продолжить, не отводя глаз:

– Не надо для меня ничего делать, я сама себе сделаю то, что со временем захочу.

– У меня только одно пожелание, если такое возможно то, попроси супруга, в эти последние дни дать возможность побыть нам втроем, я говорю о ребёнке, но без его контроля, от этого надзора Энрико я просто устала. В любом случае передай ему, пусть перестанет быть эгоистом и даст возможность пообщаться и погулять мне с только тобой и с моим внуком. Люджейн, сама понимаешь, я скоро уеду, а у он него с тобой столько времени.

Вечером, когда вернулись дочь с супругом и Дези, ребёнок повёл себя крайне странно, он подбежал к Людмиле и стал целовать и обнимать её:

– Что случилось мой маленький? Чем ты сейчас взволнован и почему с такой силой ты меня обхватил, ты соскучился, что ли?

Предположив, что «родители поругали или он её пожалел?»

Вспоминалось, как в одну из совместных прогулок Людмила заметила, как ребёнок ногой старался в его щиколотку ударить отца, следуя за ним позади, в то время как тот делал вид, что он этого не замечает. Тогда у Людмилы закралось сомнение: «Неужели Энрико поступает таким вот «макаром» с ребёнком, известно, что дети впитывают в себя поведение старших в семье, поэтому сын это возвращает в отместку отцу. Конечно, Люджейн надо больше уделять внимания сыну, научиться тому, что значит, заниматься с ребенком – это не просто баловать, слепо потакая капризам. Не говоря про самостоятельные гигиенические процедуры…», но в ту минуту, вопрос Люджейн к ней, прервал поток мыслей:

– Как часто у Вас происходят головные боли?

Людмила принялась было ей объяснять: Понимаешь, Люджейн, приступы мигрень не предсказуемы, которые чем-либо могут быть спровоцированы, – рассказывая, она потянулась к пакету на полке, рассматривая содержимое в нём, заметив, что таблеток почти не осталось, сказала:

– Я могу месяц и более чувствовать себя бодро, вести активную жизнь, но бывает, что сутки и двое практически не встаю с постели, в такие моменты любое движение даётся с трудом, отдаваясь непрерывно ноющей головной болью, – посмотрев на содержимое в пакете, «таблеток в пластинке всего несколько штук», тут с опаской заметив:

– Боюсь но, мне кажется, что не хватит таблеток, если голова к ночи не перестанет болеть…

– Хорошо, маман отвечала Люджейн, сейчас мы, как раз собирались заехать на рынок, а там купить немного фруктов на ужин, поблизости там и аптека, ты в состоянии проехаться с нами туда?

«Странное поведение у Люджейн, как будто бы кто – то включил свет в её тёмном мозговом тоннеле. Скорее всего, они были и у свёкра Абдель – Кадера, потому, что в парке они не могли провести столько времени, почти полностью день?»

Ночью ребёнок был на своём месте с Людмилой в его детской спальне, он скатывался к ней стараясь нащупать руку, лежащей на постели Людмилы, вплотную придвинутую к его детской кроватке.

Приоткрыв жалюзи, которые постоянно вместе с дверью, на узкий балкон закрывает Люджейн, Людмила почувствовала приток свежести, наполняющим комнату. С поступившим воздухом и ребёнок глубже вздохнул, раскинул руки, погружаясь в виденный сон, в то время, как сквозь приоткрытые жалюзи просачивались лучи лунного света, он улыбнулся во сне. В тёмной дали за окном, со стороны холма с петлявшими улочками проплыл крик муэдзина, опоясывая круги протяжными звуками, призыва к молитве, просачиваясь в дома горожан. В Темаре близилось наступление нового дня, очередного в цепи дней месяца Рамадана, «вероятно в такие минуты за каждой закрытой наглухо дверью все мусульмане в округе приступают к молитве, обратившись лицами к Мекке». Представив наглядно всё то, что происходит в домах на холме, Людмила встала с постели, подойдя к детскому шкафу, взяла с полочки телефон и снова легла.

В такие часы, пребывания в спальне, чтобы ответить родным, волнующимся на другом континенте. Стечение обстоятельств на данный момент таково, сообщала Людмила, «что как только вернулась Люджейн, она стала меня целовать и опять-таки на ночь «Да, подумать только, он, как и все эти уличные зазывалы, танцоры, гадалки, которые уговаривают туристов, послушать замечательные легенды, тот ещё рассказчик, а в реальности? Творится что-то невообразимое, пребывая в этой стране сияющей солнцем вместо восхищения, остаётся неприятный осадок от всей этой тягостной обстановки, не исключено, что дочь с внуком устали от своего манипулятора. Не исключено, что тот, что-то мутит, а при мне сдерживается, глаза бы мои не видели, его вызывающего отвращение, – со стороны гостиной послышались звуки молитвы этого богомерзкого.

А раньше в окружении свёкра на Оранжевом переулке, жизнь происходила совершенно иначе; постоянные гости в салонах Мы – Зубиды, к которым спускаешься с верхних покоев, визиты многочисленных родственников, чаепитие с миндальным печеньем, по желание «кафе э хлиб», что готовила Деда. Торжества в салонах гостиной, с улюлюканьем песен под аккомпанемент барабана, ляуда или восхитительной скрипки, помню, как в дом приглашали танцовщиц, движения исполнялись вначале в замедленном ритме, затем постепенно, они ускорялись. Или праздник по окончанию обрезания у сынишки родственницы мужа, Нижвы…, но куда всё ушло, чёрте что, вместо прежнего образа жизни, нахожусь в ощущении вакуума квартиры Энрико, не говоря про Люджейн, она словно сказочный персонаж, Рапунцель, заключённая в башне, дома де Саблес!

Вспоминались, те годы, когда Люджейн была маленькой: Тогда ближе к обеду, свекровь и прислуга занимались уборкой и готовили, разнообразие блюд на обед; тушёные овощи с мясом, с разнообразием в мелких тарелках салатов, марокканских закусок, она с двух летней Люджейн гуляла по парку, оттуда переходя вверх по проспекту, к площади у фонтанов. Следуя по проспекту Мухаммеда V, в квартале Хассана, сидя на лавочку у газона с цветами и смотрела, как играет малышка Люджейн, поблизости с детьми находились местных жительницы, они, как и я наблюдали за детскими играми. И никто никогда не запрещал мне гулять по центру столицы с ребёнком, аргументируя тем, что я прихожусь иностранцем. Сколько раз проходила мимо древней стены вдоль улицы Эль Абдари, где на перекрёстке дорог проспекта Хассана II, обычное дело, дежурят жандармы, облачённые в светло серую форму. И не только светлым временем суток но, и поздним вечером в слабом освещении частей улиц, у переходов и вдоль авеню Мухаммеда V и проспекта Хассана II, совершая прогулки по световым островкам.

А по утрам, встав с постели и отворяла плотные ставни на окнах, приоткрыв окна с цветным стеклянным узором на створках, в тихой энергии комнат, хранящих интерьеры прошлых времён, убранстве стен от пола до потолка в мелкой мозаике. С улиц врывались шумы, наполнив современным рёвом машин и еле слышными голосами погонщиков, везущих продукты в Медину, этим звучащим потоком беспокойности улиц. А порой, кто – то стучал кольцом по двери: «Хлиб, хлиб, хлиб », – обычно кричал с переулка молочник, Зара или Деда, прислуги отворяют молочнику парадную дверь и он разносит бидоны налево к апартаментам Нижвы, следом, маме Хежжи, затем на право, к гостевым салонам и аппартаментам Мы – Зубида, а выше к комнатам с выходом террасы, где проживали мы: Набиль, я и Люджейн.

Не раз, выходя на террасы, окидывая взглядом панораму городского пейзажа; переулков, улочек, террас, крыш домов, я смотрела, как дети, шумя, покидают леколь, слыша призывные голоса Муэдзина к молитве, но когда в облаках пролетал белокрылый лайнер, парящий подобно птице, в тот как момент, я наполнялась глубокой тоской; этой мучительной ностальгией …»

Мысли возвращались к реальности: «А, что теперь; как узники в башне под надзором Энрико и этот после всего привычного ритма в доме свёкра и хежжи, каковы ассоциации у меня здесь, а что говорить о Люджейн? Главное не теряться, наталкиваясь на упрямство Энрико, к тому же и самомнение, поверх чего навьючена претенциозность этого никчёмного муженька».

Джейн снова прислала матери сообщение: А то, что ты ему посоветовала поработать в такси, чтобы заняться чем-то и оставить всех дома в покое, до него не дойдёт, потому что он считает себя выше этой работы. Да и потому, что ты это предложила, самое страшное не то что он бедный, а то, что он пускал пыль в глаза всем родственникам и Люджейн и теперь сестра несчастна.

Людмила: Да, я понимаю, и тетя Веста об этом также сказала.

Джейн: Вспомни, я знала, что мой парень мало зарабатывал но, я любила его, а Люджейн никогда не любила этого дяденьку и он ещё не обеспечивает ее. Или говоря о моём супруге, я знала, что он перспективный и всегда найдёт средства, заработает деньги, неважно, какие-там не предвиденные моменты.

Людмила: – Ну, вот видишь, я чувствовала, когда перед свадьбой, просила тебя не спешить, но как понимаешь, выбор за вами. Несомненно, немаловажен достаток, но главное чтобы вам было комфортно, пойми меня, Джейн. Больше всего, я ценю, отношения в паре, когда между вами любовь, взаимопонимание, твоё моральное состояние, понимаешь, милая все болезни от нервов.

Джейн: – Я поняла, про какое состояние, ты говоришь, не волнуйся оно нормальное. Целую тебя моя мама.

– И я целую тебя моя Джейн.

Не маловажным было и то, что Джейн пообещала матери побыть подольше у моря и не спешить возвращаться к супругу при сложившихся обстоятельствах, которые беспокоили Людмилу, в возникшем напряжении; семейных конфликтов, плохо влияющих на здоровье дочери.

Воскресным днём ближе к обеду, который час Людмила играла и занималась с Дези в гостиной: там они позавтракали, потом поиграли в различные игры, затем она с внуком нашли интересные телеканалы, ожидая Люджейн, которая, как и супруг проводили время в кровати спальной.

Во второй половине дня Энрико подвёз Люджейн с матерью и ребёнком к прибрежной полосе песчаного пляжа, там они взяли зонт на прокат, чтобы прикрыть Дези от ветра. Однако, не смотря на то, что на берегу во всю, господствовал океанический ветер, на берегу находилось немало людей; группками за столиками под зонтами местные семьи, подростки с собакой, гораздо правее от пирса, моряки, подтягивающие на берег повыше баркасы, тем временем мальчишки постарше распутывали рыбацкие сети.

В восхищении от вида песочного пляжа, смотря на океан, где на волнах болтались баркасы и, глядя чуть вдаль, Людмила наблюдала за парой мальчишек, бросавших палку собаке, ощущая раздолье, радуясь наступившей свободе, когда они все втроём остались без надзора Энрико, предоставленные сами себе.

Немного погодя присев на песке, Людмила занялась игрой с Дези, сначала лепя из песка куличи, затем последовали фигурки в форме рыбок, потом построили песчаные гаражи, вырыли в песке мешочный бассейн; время от времени принося в пакете немного воды, куда они бросали ракушки и подливали воды. Люджейн находилась рядом с сыном, но мать и на берегу, не принимала участия в играх и лежа несколько выше зонта, в рубашке поверх полотенца, напоминала собой Галатею.

– Люджейн, – обратилась к находящейся рядом с ней соей дочери и одновременно, «отсутствующей», – я очень надеюсь на то, что в будущем ты станешь больше времени посвящать прогулкам вдоль пляжа. И вдобавок, мечтаю, чтобы Дези играл и с детьми, что вокруг, смотри, как развлекаются все эти дети; соревнуются с другими детьми, – указав жестом, в сторону, заметила ей, – видишь, в нескольких метрах от нас дети с таким удовольствием играют в футбол на пляже. Только один не принимает никакого участия, жель…

К тем мальчикам подошли ещё двое детей незнакомых до этого, тут же, гурьбе они все побежали.

– Убеждена, – не отрывая взгляда, продолжала она, – что и Дези станет вести себя энергичнее, когда и вы перестанете кутаться, словно вы комнатные растения, пойми, ему интересней играть и общаться с другими и не пора ли, научить его плавать?

Тем временем, дочь, подобно замершему изваянью, сохраняя свою неподвижность, молчала, однако Дези, будто бы, понимая русскую речь, самостоятельно побежал с небольшим ведёрочком к океану, а Людмила, наблюдая за внуком, стала расписывать её российские будни:

– Я целыми днями играю во дворе на детской площадки с воспитанником, а кроме того, мы занимаемся с ним и грамматикой с арифметикой, часто рисуем и лепим. Вот посмотри, – продемонстрировала фотографии из своего телефона дочери и подошедшему в эту минуту «творцу песчаных бассейнов», – вот так мы активно играем с детьми, которые живут по соседству от дома моего подопечного, детям становится интересно и зачастую они присоединяются к нашей игре. Видишь ли, когда дети общаются между собой развитие детских способностей проходит и незаметнее и, гораздо быстрей…

Но странное дело, Люджейн, будто бы, пробудившись от заторможенного привычного состояния, глушащего эмоции, по средствам пилюль, в кои – то веки, присев на колени к ребёнку, подняв с песка и отряхнув, одела сынишке панамку. Следом, вложив себе на ладонь его руку, повела его за собой. Тем временем, Дези заулыбался, ребёнок был рад, короткой прогулке, да и тому, мать обратила внимание.

– Знаешь, мама, вернувшись минутами позже, проговорила Люджейн, – я в скором времени намерена приступить к работе как раньше. Быть может выйти и поработать в офисе дяди Мехди.

– Да, я согласна с тобой, возможно, тебя утомляет домашняя обстановка, вся эта рутина обыденных дел, не сомневаюсь, устроиться на работу, мне видится лучшим решением. Тем более нетрудно нанять и по дому помощницу. Вполне возможно, что вдальнейшем и твой муж найдёт себе дело вне дома и сможет зарабатывать средства для удовлетвения ваших потребностей; твоих и ребёнка, поразмышлив в то время: «что даст возможность, увеличить площадь квартиры или купить другу квартиру, в районе поблизости к океану. В тоже время, супруга перестанет прикрываться и тнм, что он сильно занят с ребенком».

– Люджейн, – продолжила мать, понимая, что у них времени остаётся меньше, чем нужно, чтобы обсудить самое важное наедине, – должно быть, ты привыкла к тому, что если выпьешь таблетку, показывая тем, что больна, когда все начинают заботиться о тебе? – вопросительно заглянув в глубину тёмных глаз и немного помедлив, сказала: – Выполняют всё вместо тебя и на каждом шагу все решают трудности за тебя, но в действительности, исполняются ли, твои пожелания? Но, назрела пора твой привычный уклад поменять, да тебе пора приспособиться к твоей самостоятельной жизни; не пить таблетки, перестать, часами валяться в постели, так можно и всё в твоей жизни проспать. Но попробуй не находиться в стенах спальни часами, подолгу, а вместо сна, встать и с утра и позаботиться о ребенке, как это делают все вокруг матери, оглянись вкруг себя; все женщины ходят по магазинам, совершают покупки, готовят еду, тем паче у них на плечах и домашние хлопоты. Сверх того, покупай себе книги, осваивай обучающие детские тесты и начинай учиться разговаривать и контактировать с сыном, – глядя на хрупкую, почти девичью фигуру Люджейн и подводя мысль, заключила:

– И если быть объективней то, самое лучшее, ей-богу говоря о тебе, заняться работой по специальности, что позволит тебя нанять для уборки и готовки прислугу, которая закончив с делами, приведёт ребёнка из школы.

Наблюдая, как дочь чуть наклонила головку, её становилось, по-своему жаль, тут она присела ближе к дочери на песке и слегка приобняла за тонкие плечи, легонько провела рукой вдоль. Сдерживая проявление своих нежных чувств, чтобы не будоражить эмоции, выработать здоровый рефлекс у Люджейн на проблемы, что возникают по жизни, желая сделать её более стойкой и по жизни сильней. Она понимала, что только мать способна научить этой борьбе за место под солнцем, отстаивать личное мнение, как и привить вкус, приятное ощущение собственной жизни, а не послевкусье пилюль.