За горизонтами разума

* * *

Забот он мне, конечно, тоже подкинул. Пришлось сделать ему прививки. Сгрыз все мои цветы – кактус и герань. Они были неприхотливы – я поливал крайне редко – но после такой экзекуции от них остались только рожки да ножки, то есть, одни корешки. Но зато кот изловил всех тараканов в квартире. И еще оказалось, он храпит по ночам… Черт, никогда бы не подумал, что кошки храпят! Да еще очень громко, заливисто – этакое сопение с присвистом. А так как обитает этот шерстяной наглец на моей подушке и категорически не соглашается выбрать другое место для сна, то мне пришлось привыкать. Правда, и я тоже не подарок. Часто забываю купить ему что-нибудь поесть, когда иду домой после работы. Иногда он остается и без молока. И ничего, не ропщет. Смотрит на меня зелеными глазами и, кажется, совсем не сердится.

Соседку Марию Федоровну после выписки из больницы забрали куда-то внезапно объявившиеся внуки, а комнату сдали семейству узбеков из шести человек. Отец, глава семьи, – невысокий хилый мужичок с морщинистым лицом и узкими глазками. Кажется, его зовут Ашот. Его жена, высокая и крупная женщина с черной лохматой косой ниже пояса, сразу же оккупировала всю кухню. Теперь оттуда постоянно чадило и дымило. Она и ее незамужняя сестра хронически заседают там на двух табуретках. Целыми днями пьют чай, пекут чебуреки и варят плов. Трое мальчишек четырех, шести и восьми лет носятся по коридору на одном велосипеде.

Мой Вася внимательно разглядывал их из приоткрытой двери моей комнаты, недовольно жмурился и презрительно зевал. Мы оба заскучали по нашей тихой и доброй старушке, ее мятному чаю и сухим булочкам.

Я решил попробовать дрессировать Василия. Пусть, например, мне тапочки приносит или пульт от телевизора. А что ему стоит? Вон какой толстый стал! А если танцевать научится, тоже неплохо. Видел я по телику, кошки в цирке и не такое вытворяют. Вася долго не мог понять, что от него требуется, а когда понял, обиделся. Ушел под диван и спал там весь день, оставив меня в одиночестве. Я тоже решил отомстить: купил банку пива и курил в комнате, чего раньше себе не позволял, потому что Васе не нравится запах дыма. Кот молча сопел под кроватью, потом чихал от пыли, но все-таки вылез. Не глядя на меня, прошествовал мимо, сел на подоконник и углубился в созерцание падающих листьев. Ну и ладно. Завтра все равно молока захочешь.

* * *

В воскресенье утром позвонил мой старый школьный друг Колька Матвеев. Еще с тех пор к нему прикрепилось прозвище Карась. Потому что, он был заядлым рыбаком и просиживал за удочкой все выходные. Только теперь снасти у него крутые – английские, а озеро находится на закрытой охраняемой территории. Там его загородная дача. Карась и вправду похож на карася: невысокий, коренастый, с круглым приятным лицом и слегка навыкате глазами – карими и умными. Сразу после школы мы оба поступили в университет. Я на факультет истории, он на экономический. И вот теперь я – неудавшийся преподаватель истории, честно отпахавший в школе два года и сбежавший оттуда в салон связи. А Карась пришел работать в банк обычным клерком и медленно, но, верно, стал подниматься по карьерной лестнице. Он всегда умел считать деньги и был везучим, этого не отнимешь. Теперь Николай Сергеевич Матвеев – первый заместитель директора крупного коммерческого банка. Он и меня пытался к себе пристроить после того, как я уволился из школы. Я отказался. Нет, не в гордости дело. До гордости ли, когда твоя жена с тобой разводится, поливает грязью и делит твою квартиру. Я не стал ломаться и даже пожил у него немного. Знаю, что не имею такой хватки и таланта делать деньги. А если по чесноку, самая главная причина – мне это все неинтересно. Не смог себя заставить или не захотел. И не жалею. Даже почти не завидую. Не знаю, почему мы до сих пор поддерживаем отношения, вернее, он их поддерживает? Вывозит меня на свою дачу, вручает удочку, и мы сидим часами на берегу зеркального озера. Еще одна причина – он холост, как и я теперь. Почему наша дружба еще продолжается? Пожалуй, нет причин. Кроме того, что он классный парень и деньги его почти не испортили.

Карась позвонил с утра, без предисловий заявил: «Бери своего кота и будь на Коломенской в два часа. Я тебя там подберу».

– Василий не любит улицу… – начал было я, но в трубке уже слышались гудки.

Я собрал рюкзак. Вася беспокойно наблюдал.

– Не переживай! Я тебя не оставлю. Тебе там понравится, вот увидишь. Лес, речка… Рыба, опять же.

Пытаясь посадить его в сумку, я столкнулся с ожесточенным сопротивлением – Василий был не в духе. Пришлось просто взять его на руки.

Мы вышли из метро, и к нам подъехал блестящий Сааб. Карась был в веселом расположении духа и болтал всю дорогу без умолку. Он щелкал пальцами по старой привычке и травил анекдоты. Я, сидя в удобном кресле и обдуваемый кондиционером, наслаждался видом из окна. А Вася, хмурый и насупившийся, смотрел прямо на дорогу. Карась даже о нем позаботился -показал мне на заднем сиденье упаковку дорогих кошачьих консервов.

– Избалуешь ты его! Потом он с меня их требовать будет.

– Ничего! Хочешь, я тебе еще подгоню? Пусть питается. Знатный кот! И серьезный какой! Слушай, если он тебе надоест, отдашь мне? Необычный какой-то.

– Нет уж. Другого заводи. Ты себе любую породу можешь купить. Какого-нибудь чау-чау…

Карась так расхохотался, что чуть руль из рук не выронил.

– Ты че! Это ж собака!

Вася посмотрел на меня презрительно. Смейтесь, смейтесь. Можно подумать…

– Знаешь, что мне в тебе нравится, Серый? Чудной ты! Такой же, как твой кот. Как бы не от мира сего, знаешь. Неприспособленный, хотя и пытаешься. Вот душа с тобой отдыхает, почему, сам не знаю.

– Ну спасибо. Это что, комплимент?

– Да брось, не бери в голову. Щас приедем. Я Раиске велел приготовить чего-нибудь. И кота твоего накормим. Продуктов – полный «Индезит». Оставайся на неделю? Природа, солнышко!

– На неделю не могу. В понедельник на работу. А кто такая Раиса?

– А, – махнул рукой Карась, – пассия моя нынешняя. Познакомишься. Хочешь, подгоню? Не, а правда? Мне для друга ничего не жалко.

Он загоготал приятным басом и на всякий случай вопросительно посмотрел на меня. Я закатил глаза.

– Ты-то чего не женишься, Карась?

– Не встретил я еще свою судьбу. Знаешь, честно… Я ведь серьезный в этом деле. Раиска – да, хорошая, дура и красивая к тому же. Мисс Россия прошлого года. Ноги! Ноги от зубов. Ну, вот ты, с первой со своей…

– Карась, не надо…

– Ладно, ладно, понимаю – больное место. Ну ведь какая стерва была, согласись?

– Карась!

– Все! Вот и я. Все потому-то. Ищу, понимаешь? Чтоб за душу взяло.

Миновав пост охраны, машина плавно подкатила к двухэтажному коттеджу. Мы вышли, выгрузили продукты и занесли в дом.

– Что же ты прислугой еще не обзавелся?

– Не удержался, чтобы не съязвить, да?

Но Карась был не обидчив и сразу вошел в роль гостеприимного хозяина, выделив нам с Василием апартаменты на втором этаже. Внутри все было обставлено в стиле охотничьего домика, не придерешься – богато и красиво. Вася, не моргнув глазом, нагло прошествовал по гостиной, задержался немного у камина и запрыгнул в кресло, покрытое пятнистой шкурой (подозреваю, что настоящей). Карась был в восторге. К нам вышла Раиса – девушка с длинными белыми волосами, в кокетливом фартучке поверх короткого платьица. Стуча каблучками, она чмокнула Карася и протянула мне руку с длиннющими ногтями. Потом она суетилась, накрывая на стол, бегала туда-сюда. Увидела Васю, потрепала его по шерстке.

Мы сидели за столом, пили красное вино и говорили о погоде, акциях и всякой ерунде. Раиса пилила ногти, Карась курил сигару, аккуратно сбрасывая пепел в бронзовую птицу с головой сирены. Вася, окончательно оккупировав кресло, делал вид, что спит. А я, вдыхая непривычный дым, прикрыв глаза, смотрел вокруг на эту странную комнату, на сумерки в окне и думал, что, наверное, нужно зажечь свечи, поставить тяжелые канделябры на стол… И танцевать, танцевать. Думал так, думал, пока не уснул от выпитого вина.

Наутро мы отправились рыбачить. Карась относился к этому занятию крайне серьезно. Встретил меня внизу в полной экипировке из рыболовного магазина – резиновые ботфорты выше колен и кепка с эмблемой какого-то рыболовного клуба. Меня тоже заставил надеть армейскую куртку и ботинки. В воду лезть я не собирался, больше наблюдал. Куртка оказалась довольно теплая и удобная. Вася провожал нас внимательно, обнюхивая снасти, но не высказывая ни малейшего желания присоединиться. Мы стали выходить, и я все-таки позвал Василия, уверенный, что он меня понимает. Но тут к нам спустилась заспанная и помятая Раиса, и Вася, демонстративно подняв хвост на девяносто градусов, отправился на кухню.

– Ну, с вами все ясно, молодой человек! – не удержался я от сарказма. – Я был так к тебе добр! А ты променял меня на симпатичную девчонку и тарелку кошачьей еды…

Карась неудержимо захохотал и добавил:

– Хорошо вам тут повеселиться!

И мы пошли. Отправились пешком вдоль озера с удочками и прочим скарбом на плечах. Карась всегда брал с собой полный набор грузил, крючков и кучек всякой прочей рыболовной всячины. Я лишь убедился, что мы взяли еду. Ибо спортивного азарта не имел и ходил с ним только наслаждаться природой и тишиной, желательно на сытый желудок. Было еще раннее утро, и над водой стояла чуть заметная дымка тумана. На деревьях заливались птицы, а на другом берегу прохаживались охранники. Мы уединились под высоким вязом, чьи ветки почти касались воды, и разложили снасти. Карась поставил два раскладных стульчика, похожих на маленькие шезлонги, и, усевшись поудобнее, мы растворились в нирване.

Рыбалка оказалась довольно удачной. Карась нес домой трех больших зеркальных карпов. Подозреваю, что их специально выращивают в этом озере. Мы шли домой бодро и в хорошем настроении. Солнце припекало —осень выдалась теплая. Дома ждал завтрак, приготовленный не Раисой, а приехавшей из города пожилой полной женщиной. Она со знанием дела суетилась на кухне – я заметил, что в доме исчезли все следы вчерашнего гуляния. Видимо, она приезжала так каждое утро. Анна Михайловна, так звали домоправительницу, сообщила, что Раиса уехала по каким-то делам. Карась не обратил на это никакого внимания, наоборот – даже, кажется, обрадовался. Василия своего я нашел на улице позади усадьбы, живописно сидящим на зеленом газоне. Он сосредоточенно жевал травинку и выглядел вполне довольным. Ладно, пусть порезвится на свежем воздухе.

Карась на кухне с гордостью показывал Анне Михайловне свой улов, а она подробно объясняла, сколькими способами можно вкусно приготовить эту форель. Наконец он выбрал рецепт и, успокоившись, вышел ко мне.

Весь вечер мы с Карасем играли в бильярд, а потом нас с Василием отвезли домой. Я признал, что хорошо провел время, хотя и немного устал.

* * *

Кажется, я все же рад, что теперь не один. Да и Жак выглядит безумно счастливым, по-видимому, не веря той удаче, что выпала на его жалкую долю. Шмыгая носом и спотыкаясь, он бежит за моей лошадью, боясь даже на секунду упустить ее из виду. Пусть привыкает к своей новой должности. Сгущался туман и снова начал накрапывать дождик, нередкое явление в наших краях. Впрочем, моя каурая кобыла Лидина легко преодолевала густую глиняную жижу, в которую превратилась некогда чистая лесная дорога. Я вдохнул влажного ветра, который никак не мог разогнать мутное марево на небе. Зря мы поехали напрямую… Ох, неспокойные места. Полно всякого сброда здесь гуляет. Бандиты из разорившихся крестьян да бродяги, которых король объявил вне закона. А еще, прости. Господи – чернокнижники: эта глухомань – их обитель. На всякий случай я перекрестился и дотронулся до ладанки на груди, заботливо надетой рукой матушки (упокой Господь ее душу). Материнский оберег сильнее всякого колдовства. Жак пыхтел позади за крупом лошади, а та нещадно лупила его своим хвостом.

– Спокойно, спокойно, Лидина! – я похлопал ее по холке. – Не попадись под ее зубы, она ревнивая.

Жак неуклюже шарахнулся в сторону, опасливо косясь на кобылу. Мне теперь полагается быть при слуге, как недавно возведенному в ранг рыцаря. А что за рыцарь без оруженосца? Хотя меч у меня старенький, еще отцовский, а из доспехов рыцарских только щит да короткая кольчуга. На Большой ярмарке только на нее монет и хватило. Но ничего, где наша не пропадала. Когда это у благородного рыцаря были полные сундуки с золотом? Я слегка дернул уздечку.

– Лидина, не спи!

Лошадь недовольно фыркнула, но ускорила шаг. Я прикрыл глаза и замечтался, как приеду в родной дом – небольшой каменный замок, недостроенный еще моим прадедом. Стены осыпаются и камни падают прямо на голову, если зазеваешься. Заняться бы им… Но увы. Об этом только мечтать. Нашей семье принадлежит маленькая деревенька, около тридцати человек, не считая женщин и детей, и небольшой надел земли. Негусто. Надел-то есть, а вот Пихтовый лес, который испокон веков принадлежал роду, еще дед, заядлый спорщик (наверное, порхает там в раю беззаботно!), продал соседу сэру Акселю за бесценок. Побился с ним об заклад, старый пройдоха, что выпьет за раз бочонок эля. Спорил не на трезвую голову, ясное дело… Впрочем, надо отдать ему должное – прежде, чем свалиться в беспамятстве, одолел почти всю бочечку. Почти… Словом, лес пришлось продать соседу. Ах, дед, веселый был человек! Только лес жалко… И с тех самых пор наши крестьяне незаконно собирают хворост и сухую хвою для растопки в чужом Пихтовом лесу, что, конечно, не может радовать достопочтенного сэра Акселя. Но батюшка мой, умная голова, приноровился: к приходу разгневанного соседа заковывает кого-нибудь в колодки и выставляет у позорного столба в центре деревни. В роли охотника до даров чужого леса чаще всего выступает кузнец как самый здоровый и крепкий среди крестьян. Соседу показывают виновника и для пущего впечатления охаживают того плеткой. Слегонца, конечно. Мне-то куда сильнее доставалось, бывало. Удовлетворенный сосед раскланивается и уезжает на своем гнедом. Кузнеца освобождают, наливают кружку яблочного сидра, хлопают по плечу и отправляют обратно в кузницу. И так почти каждую седмицу.

– Сэр Джонатан! Сэр! – запищал сзади Жак. Я обернулся. Негодник совсем отстал и, прихрамывая, пытался нагнать Лидину. Та, как почувствовала – припустила во весь дух без понукания.

– Ну, ну, детка, не вредничай! – пытался успокоить я лошадь. – Этот малый не так уж и плох! Будет тебе и овес насыпать, и чистить, не будь такой злюкой!

Она не очень разделяла моего радужного настроения. Но нехотя сбавила галоп. Жак пытался отдышаться, не забывая, однако, держаться подальше от зубов и хвоста норовистой кобылы. Я смотрел на парнишку и вспоминал, как подобрал его вчера на Рыночной Площади. Был базарный день. Народ толкался у прилавков, и мне пришлось слезть с лошади и везти ее под уздцы. Как человек благородного происхождения, я мог бы и не обращать внимания на тех, кто по неосторожности попадает под копыта моей лошади, а то и щелкнуть плетью, чтобы не лезли близко. Но день был солнечный, и настроение у меня было несказанно хорошее. Со всех сторон слышались напевы бродячих музыкантов, простой люд пританцовывал вокруг них и бросал мелкие монеты. Горожанки – лавочницы и цветочницы в пышных накрахмаленных юбках стучали деревянными каблуками о мостовую и хихикали, от ложной скромности прикрывая рот нашейными платками. Иностранные купцы, стараясь перекричать друг друга, нахваливали свой товар. С ближайших деревень стекались ремесленники, привозя на продажу глиняную посуду, деревянные бочки для вина, плетеные корзины. Их жены раскладывали и развешивали разноцветное полотно, которое ткали из льна и красили в красильнях.

Проходя мимо одного из прилавков, я вдруг почувствовал на себе чью-то руку, неловко пытающуюся срезать с моего пояса кожаный кошелек с несколькими оставшимися у меня монетами. Обернувшись, я схватил наглеца за шиворот. Передо мной дрожал от ужаса подросток лет тринадцати, грязный и оборванный, в слишком коротких штанах. По худому и впалому лицу было ясно, что поесть ему перепадает не слишком часто.

– Как ты посмел, щенок!? Да знаешь ли ты, что за такое отрубают руку на месте?

Я выхватил меч. Справедливости ради сказать, я намеревался только припугнуть его. Но обнаружил, что вокруг нас уже собралась толпа. Народ улюлюкал и присвистывал в предвкушении зрелища. Мальчик упал на колени, уткнувшись головой в пыльную утоптанную землю. Он даже не пытался плакать и молить о пощаде. Толпа одобрительно гудела, кто-то в задних рядах уже дрался за место поближе к экзекуции. Никто не сомневался в справедливости наказания. Пусть будет неповадно для других. Я поднял его за руку: лицо маленького воришки было бледным, как облик смерти, которую он ожидал и в чьем приходе не сомневался. Народ замер.

– Кто твои родители?

В полном оцепенении, мальчишка, по-видимому, не сразу понял, о чем я его спрашиваю.

– Ты что, немой?

Тот покачал головой и зашептал пересохшими губами:

– Я… У… У меня… Я сирота, сэр…

– Откуда ты?

– Из графства Эно, сэр.

– Ты понимаешь, что тебя поймали с поличным, и ты заслуживаешь наказания?

– Да, сэр… – тихо прошептал воришка.

Вокруг захлопали в ладоши, словно на выступлении бродячего цирка. Толпа выжидала. А я держал в руке меч и смотрел на этого несчастного, еще не успевшего и пожить толком, оборванца. Мне пошел девятнадцатый год, я зрелый мужчина. На войне убивал врагов легко, с радостью, не боясь смерти и делая это во славу короля. Но в этот момент мне было трудно взять и сделать калекой мальчишку, еще совсем ребенка… Если еще выживет после этого, конечно. Красть он уже не сможет… Помрет где-нибудь на улице от голода или его раздерут на части и съедят бродячие городские собаки. А может, и не только собаки…

Я вложил меч обратно в ножны и, крепко прихватив мальчишку, поволок за собой через площадь, в тихий узкий переулок. Толпа позади заворчала и разочарованно стала расходиться. Там я поставил его рядом, крепко держа за плечи.

– Как тебя зовут?

– Жак…

– Скажи мне, Жак. Ты хочешь всю жизнь быть вором и закончить свою жизнь на виселице?

Обалдевший подросток посмотрел на меня изумленными глазами и вдруг уронил голову на грудь и заплакал. Обескураженный, я все же быстро пришел в себя и, держа его за шиворот, сказал:

– Послушай… Я окажу тебе большую честь. Большую, чем ты заслуживаешь. Но мне кажется, что твое сердце еще можно изменить в лучшую сторону и посеять в него чистые семена верности и чести. Будешь ли ты мне служить, как своему Господину, сможешь ли быть преданным слугой? Если ты не чувствуешь в своей душе позыва жить честно, лучше скажи сразу, и я просто отпущу тебя. Но если согласишься, а потом предашь меня или обворуешь… Я найду тебя, где бы ты ни спрятался. Найду и сварю в кипятке заживо!

Я изобразил самое свирепое лицо, какое смог.

Жак снова упал на колени, но теперь он обхватил руками мои сапоги.

– Господин! Господин, сжальтесь! Не сомневайтесь! Возьмите меня с собой! Я много не съем, я быстро бегаю. Я шустрый. Вот увидите!

– Тогда идем, – снисходительно произнес я. – Идем в церковь. Хотя нет…

Мы остановились, и я вынул из-под кольчуги и нижней рубахи нательный крест с привязанным к нему маленьким мешочком.

– Это часть мощей Святого Иоанна. Клянись! Целуй крест! Если преступишь клятву, Небеса покарают тебя. Будешь гореть в Геенне Огненной!

– Клянусь, сэр! Клянусь…

И вот теперь этот грязный и худой оборвыш бежит за моей лошадью, шлепая босыми ногами по лужам. А я думаю, не прогадал ли? Если мальчишку отмыть, откормить и одеть во что-нибудь чистое, он будет выглядеть намного лучше. Что тут сказать, для меня это тоже большая удача. Я впервые обзавелся личным слугой. Но поблажек ему не дам. Пусть не возникнет ни тени сомнения, что я совсем не умею с ними обращаться.

* * *

На следующий день, когда я открыл дверь офиса, Анжелка была уже на месте. Она почти всегда приходит раньше меня. Наверное, на работу ее подвозят и явно не из дома… Иначе зачем ей появляться на работе ни свет ни заря? Окинув ее быстрым взглядом, выискивая признаки неопрятности и бессонной ночи, я поздоровался и сел за свой стол. Анжелка, согнувшись на стуле, закатала брючину выше колена, поправляя сползавший чулок. Она единственная среди моих знакомых женщин носит их под джинсами. Но на ее странности я уже перестал обращать внимание. Открылась дверь и к нам вбежал молоденький студент с огромным рюкзаком. Парнишка схватил ручку и стал торопливо заполнять бланк, отсчитывая мятые десятки. Анжелка продолжала делать вид, что никого не замечает, натягивая на ногу тонкий черный капрон. Наконец она одернула брючину, томно обвела взглядом всех присутствующих (то есть меня и заметно покрасневшего студента). С видом великомученицы стала принимать оплату, поглаживая тонкими пальцами мятые купюры. Я уткнулся в компьютер.

– Вы не вписали сегодняшнее число… – услышал я ее голос за соседним столом. Студент промямлил что-то невразумительное.

– Ничего страшного, я впишу его сама, – проворковала она, постукивая ручкой.

Я перекладывал на столе пустые бланки. Пой птичка, пой…

Студент вышел, несколько раз обернувшись. Я подумал, что надо бы зайти в соседний книжный ларек – видел там брошюру по уходу за кошками. Может, что-нибудь по… На мой стол что-то упало и покатилось.

– Хочешь конфетку?

Красная Шапочка сегодня в игривом настроении. Был удачный день? Или ночь?

– Щас приду. Я в ларек.

– Пиво мне купи…

– На рабочем месте? Обойдешься.

Что же меня в ней так раздражает? Ее манера одеваться? О, это разговор отдельный! То чулки, то разноцветные шнурки на кедах… Или эти дурацкие стишки, которые она все время мне подсовывает… Пусть пачкает бумагу, не запретишь. Вызывающее поведение? Кому она все время бросает вызов? Кому, не важно – всему миру. Кто она для меня, так и не смог понять. Какая? Никогда и не узнаю. Она и славная бывает, и странная, чудная и дура – хотя для женщины это не порок… Ну не вписывается она в мою жизнь больше одной ночи в неделю, никак не вписывается.

* * *

15 сентября. Четверг.

Каждый день, как раньше, писать не получается. Ничего особенного в моей жизни не происходит. Но стоит взяться за ручку – начинаю плакать и жаловаться… Или рисовать на полях цветочки да ромбики. СТИХИ. Мечтаю их ему когда-нибудь показать. И он поймет, он все поймет! Жду с нетерпением наших встреч. Наверное, ничего в своей жизни так не ждала. Нет, ждала. Маму. Та женщина с красивыми губами, имя которой моя память вычеркнула навсегда, всегда морщилась, когда я называла ее мамой. Зачем они взяли меня тогда из детдома, так и осталось для меня загадкой… А мне было с ними хорошо. Я шла, держа их за руки, и весь мир кружился вокруг радужными бликами. Так же, как сейчас, когда Он со мной рядом. Только я понимаю, какая была тогда маленькая и глупая!

Они полюбили бы меня, я знаю. Они были хорошие! Зачем я тогда закричала… Я испугалась. Ах, какая была бы у меня красивая мама! Я покупаю помаду такую же, как у нее. Хочу быть на нее похожей.

Но сейчас я уже ничего не боюсь и не буду больше себя корить. С ним у меня все получится. О, с каким удовольствием я бегу на работу – ведь он там. Как жду выходных – ведь мы встретимся. Слова сами собой складываются в стихи. Я сижу по вечерам под своей любимой лампой с абажуром, рядом заваренный чай, и рифмую свои мысли и чувства. Видела бы меня наша Заноза… Ха! В школе я училась не особенно хорошо и никаких талантов не проявляла. Буду поступать куда-нибудь на заочный. Может, даже у меня получится. У Инки же получилось, она молодец, учится в педагогическом. Как говорила наша директриса – больше уверенности! И я буду уверенной. Очень уверенной! Буду держать его за руку и бежать вперед.

Смотрю через ресницы

Из синих кружевов,

Как грациозно птицы

Парят из моих снов.

Течет река сквозь пальцы —

Ее не удержать,

Хочу лететь, разбиться,

Упасть и не вставать.

Как серые туманы,

Как золотой песок,

Я веточками вербы

Лежу у твоих ног.

Я слышу вздохи яблонь,

Прильнув к твоей груди,

И соком виноградным

Омыли нас дожди.

Хочу тебя засыпать,

Как листьями, собой

И теплыми морями

Залить, пока ты мой!

* * *

Я едва успел увернуться – меч со звоном отскочил от каменной стены коридора.

– Сэр Томас! Вы бьетесь не по правилам!

– Какого черта, Джонатан! Ты думаешь, на турнирах правила всегда соблюдаются?

– Но, сэр…

– Послушай меня, старого вояку, – и дядя Томас, не выпуская меча, протянул руку к стоявшему на низеньком столике кувшину, отпил из него большими звучными глотками и продолжал. – Я покажу тебе разные приемы, а уж использовать тебе их или нет, это твое дело. В поединке с рыцарем или с бандитом на большой дороге, поверь, тебе это пригодится, если хочешь остаться в живых и победить.