Я всё ещё не могу собраться с мыслями. В голове долбит: что она здесь делает? Во-первых, здесь в Серпухове. Во-вторых, в подсобке средней руки кафе. Разве что её отец замутил бизнес в этой провинции, хотя сомнительно, чтобы Одинцов вписался в подобный блуд. У него исключительно заводы, фабрики и пароходы.

– Ты чего, перегрелся? «База» – это клуб. Тоша там компанию собрал: девки, алкоголь, запрещёнка, все дела.

Филя заманил меня на выходные расслабиться подальше от столицы. Хитрец такой. Потому что в разгар нашей прошлой тусовки позвонил мой братец Сева и вызвал на работу прямо посреди выходных. Наивный Филя… если Севыч снова позвонит, я даже из Серпухова сорвусь. Вписался же в семейный бизнес. Вернее, меня вписали и выпилиться из него уже не получится.

– Прости, я отойду, – бормочу, даже не смотря на Филю, встаю и направляюсь к двери.

Кажется, я ничего кроме неё не вижу. Мне срочно надо заглянуть туда, чтобы подтвердить свои подозрения.

Когда я буквально в паре метров от подсобки, болтающаяся маятниковая дверь распахивается и с подносом наперевес на меня налетает стерва.

Да! Это она!

Твою же…

Мне хочется приложить ладонь ко рту, чтобы не выругаться, но вместо этого я подхватываю грозящийся улететь на пол поднос.

– Извини-те… ой…

Кажется, у стервы такой же шок.

Меняюсь в лице, одеваю привычную маску «а мне по фиг» и окидываю взглядом её фигуру. Ну ни капли не изменилась, вроде бы. Тело под чёрной футболкой и широкими джинсами по-прежнему идеально, русые волосы забраны в пучок. Думаю, если распустить его, как я делал это сотни раз, копна густых локонов рассыплется по плечам.

– Арсений, – пищит дрянь и смотрит на меня так, будто призрака увидела.

– Привет, – приподнимаю брови. – А я думал, обознался, но нет… действительно ты…

Она приходит в себя, по её лицу проносится ураган эмоций, чего там только нет. И страх, и радость. Невольно приподнимаю бровь, откуда последнее? В нашу финальную встречу она не могла даже смотреть на меня, отворачивалась и бормотала, что ей жаль.

Конечно, я прочитал между строк, что для этой стервы жаль: хочется лучшей жизни и ломать её, связываясь с инвалидом, в планы не входит.

Но я выжил… вот это сюрприз… и даже хожу.

– Что ты здесь делаешь? Как ты? – спрашиваю с улыбкой.

Надеюсь, что милой, потому что мне кажется, сейчас на моём лице ироничный оскал.

– Работаю, – смущённо мнётся она. – Прости, мне надо отнести заказ.

Её пальцы хватаются за края подноса, но я не отпускаю.

– Возвращайся потом, ладно? Пять минут поболтать со старым знакомым будет?

– Старым знакомым? Как ты себя обозначил… – нервно дышит. – Ты… больше, чем знакомый.

Интересные признания, на которые я коротко киваю.

Она забирает поднос из моих рук и уходит, а я оборачиваюсь, оставаясь на месте. Смотрю, как она расставляет чашки и блюдца для парочки, спрашивает, нужно ли что-то ещё, улыбается дежурной улыбкой, а затем оборачивается и идёт ко мне.

Улыбка тает. Напряжение растёт.

– Ну… как ты? – начинает первой, потому что я молчу, просто стою и пялюсь на неё.

На её тонкую талию и округлые бёдра. На ровный нос и пухлые губы, которых не касалась рука косметолога. Чувственные и мягкие, я так любил их целовать. Мы могли часами это делать без продолжения. Как у меня уносило крышу… Боже…

Сглатываю слюну, превратившуюся в яд. Только бы не сказать лишнего. Держаться сложно. Хочется ранить также больно, как она ранила меня.

– Как видишь, случилось чудо, хожу и почти не хромаю.

Тут я, конечно, преувеличиваю, хромота осталась и это, увы, навсегда. Малая плата, на самом деле, за мучения. Я же встал из коляски, потом откинул костыли, теперь уже и палкой не пользуюсь.

– Я рада, честно, это прекрасно, что ты здоров и прогнозы врачей не оправдались.

Отмахиваюсь, не желая углубляться в эту тему. Как сладко стерва поёт. Два года назад голосила по-другому.

– Предпочитаю на этом не зацикливаться.

– Господи… я даже не знаю, что спросить. Так много всего в голове, – вылетает у неё признание.

И улыбка на губах на этот раз искренняя. Кажется, её отпустило. Поняла, что с обвинениями накидываться не собираюсь, и расслабилась. Это зря, конечно, ой как зря.

– Расскажи про себя. Как ты в Серпухове оказалась? Я думал, ты в Москве или в Европе где-нибудь.

– Ты думал, хм?

Мысленно хлопаю себя по лбу. Ну да, прозвучало так, будто я действительно про неё думал.

«А разве это не так? – ехидно вопрошает внутренний голос. – Думал и до сих пор думаешь, хотя очень не хочется».

Во мне жива обида, она, чёрт её дери, никуда не делась, как бы я не пытался её притушить. Клокочет и рвётся, от чувства несправедливости ломает кости и тянет жилы, я в труху, когда думаю о ней. О её словах. Её поступках. Это невыносимо.

Делаю вдох, другой, напоминаю себе, что эмоции надо держать под контролем.

– Как видишь, не в Москве. Столько всего произошло, – мрачнеет стерва. – На целый сериал хватит.

Если думает, что мне интересно, то могу разочаровать. Хотя, кого я обманываю.

– Саш! – кричит её напарница из-за стойки.

Мы оба поворачиваемся. Девушка возится с кофемашиной и кивает на подваливший в зал народ.

– Да-да, – растерянно кивает стерва. – А ты один или с кем-то?

– С другом, – махаю за спину на Филю. – Ждём товарища.

– А-а-а… понятно.

– Саша! – раздаётся громче.

– Прости, на секунду.

Дрянь подхватывает меню и несёт к столику, а я снова жду её возвращения.

– У нас обычно спокойнее в это время, но сегодня какой-то аншлаг.

– Выходной, – жму плечами, а потом предлагаю: – Мы можем увидеться и поболтать после твоей рабочей смены. Неожиданные встречи всегда приятно, да? Вот как раз и расскажешь, как у тебя дела. Когда заканчиваешь?

– Ой, ну я сегодня до финального.

Кажется, я застал её врасплох своим предложением. И обрадовал одновременно. Об этом мне говорит её широкая улыбка. Небось, не ожидала, что я таким благосклонным окажусь. Да я и сам не ожидал, что смогу вполне вежливо с ней общаться. Год назад я бы таким милым не был.

«Год назад ты бы и до Серпухова на своих двоих не доехал».

Сжимаю зубы до скрежета, но спрашиваю:

– До финального это до скольки?

– До часу.

– Детское время, – жму плечом.

Стерва стискивает пальцы и смеётся.

– Я буду очень рада, если сможешь.

И в этой фразе всё, что мне надо знать.

– Смогу.

Обещаю, хотя уже знаю, что не собираюсь приходить. Пусть подождёт, пусть возрадуется, а потом поймёт, как больно, когда тебя прокатывают. Я тоже ждал нежности, любви и поддержки, а получил холодное «ты мне таким не нужен» и короткое «прости».

Не знаю почему, но рука сама тянется к ней. Против воли!

Неловко трогаю стерву за плечо.

Мы оба вздрагиваем. Происходит «бум», и я фактически на шаг отодвигаюсь назад.

Что это было? Что это, мать её, было?

В пальцах дрожь, а в теле позабытые желания. В лёгких заблудился аромат её волос: пряный, сладкий, наполненный нотками специй.

Разворачиваюсь и хромаю обратно к столику с Филей.

– Это кто? Знакомую встретил?

Филиппа я знаю с универа, но сошлись мы не так давно, тусовка сблизила, так что без вариантов – стерву он не знает. И кем она была мне в прошлом тоже.

– Да, знакомую.

– Ничего такая крошка, – тарабанит пальцами по столу. – Может, с собой прихватим, если есть настроение?

– У неё смена до ночи. Забей. Тохи звони, где он ошивается, – меняю тему.

Зараза ходит по залу и бросает на меня загадочные взгляды и улыбки. Отвечаю ей тем же, пока не приезжает Тоха, чтобы отбуксовать нас к себе на хату.

Лопатками чувствую её пристальный взгляд и стараюсь не пялиться на окно кафе. Чувствую, стоит и смотрит.

«Ну смотри… смотри и наслаждайся…»

Всё равно мне погано. Почему? Почему не отпускает до сих пор? Мания…грёбанная мания. А я маньяк.

Мы прозябаем у Тохи пару часов, потом валим на разрекламированную «Базу». Здание небольшое, заброшенное, ещё и на окраине города, чуть ли не лопается от народа. На танцполе давка. Кому хочется нырять в эту бочку с сельдью? Слава богу, у нас випка. Тут хоть дышать есть чем.

Меня знакомят с местным народом, жму руки, плюхаюсь на красный кожаный диван. Что за безвкусица нулевых? Стараясь не раздражаться на лучи стробоскопов, бьющие по глазам, киваю официанту, наполняющему бокал.

Появление местного диджея «Киллера» приводит толпу в восторг. Вскоре понимаю почему, миксы у него зачётные. Атмосфера явно улучшается. А вот моё настроение с каждым глотком алкоголя падает всё ниже и ниже.

В голове засела стерва. Непорядок. Её там быть не должно. Не должно, мать вашу!

Перевожу взгляд. Напротив блондинка умело демонстирирует достоинства в глубоком V-образном вырезе платья. Там на грани фола – оттяни чуть ниже, и будут видны соски. Но нет, чёрт её дери, я думаю только про скромную на размер больше футболку стервы, под которую мне хочется забраться и проверить: там всё так же, как я помню, или что-то изменилось? Два года ведь прошло. Два… мать её, грёбанных года. А у меня до сих пор на неё встаёт, стоит лишь подумать.

Это, на хрен, неправильно. Это извращение какое-то. Предательниц вычёркивают из жизни и из мыслей, а не хотят их трахнуть, когда они оказываются на расстоянии вытянутой руки.

Чёрт…

С грохотом ставлю стакан на стеклянный столик и кошусь на цыпочку, прижавшуюся к моему боку.

– Привет, веселишься?

У брюнетки третий размер и манящие округлые колени. Но меня не заинтересовывает. Криво усмехаюсь и выдаю:

– Похоже, что мне весело?

Брюнетка приподнимает брови. Видимо, я поломал ей отработанную схему разговора своим ответом.

– Дерьмовый город, дерьмовый клуб. Что ещё ты хочешь услышать?

Улыбка возвращается на её лицо.

– И дерьмовое настроение, судя по всему?

– Соображаешь, – киваю чуть одобрительно.

– Так может, я улучшу?

– Прости, киса, но сомнительно.

Я знаю, что мне может улучшить настроение. Хотя бы на какое-то время. Поэтому поднимаюсь с дивана и вскидываю руку, прощаясь с парнями.

– Арс, ты куда? – Филя аж привстаёт.

– Завтра наберу, – перекрикиваю музыку и сбегаю, чтобы не затягивать комедию.

Нет у меня настроения поддерживать тусовку. Филя бы с Тохой сейчас разошлись, уламывая остаться. Им всё кажется, я мало отдыхаю. Сначала они вписывались за возвращение меня к нормальной жизни, но для них нормальная жизнь – это пьянки, гулянки и отказ взрослеть. Сейчас чувствую себя старше их, хотя и ровесники.

Спускаюсь по ступенькам клуба и ловлю такси. Тут желающих бомбануть по атомным для Серпухова ценам предостаточно. Вваливаюсь в белый опель и называю адрес кафе, надеясь, что стерва ждёт и не ушла.

– Побыстрее можно? – кидаю водиле, когда тот останавливается на нерегулируемом перекрёстке.

– У нас тут так принято, надо пропустить, – ворчит он на моё замечание, вероятно, думая, что столичные гости в конец оборзели и не соблюдают ПДД.

Ворчит, но газу прибавляет. Так что я успеваю, даже с запасом. Встаю в тень раскидистой липы и гипнотизирую взглядом вход.

До закрытия кафе пять минут. Сквозь стеклянные окна вижу заразу, она протирает столы.

Мать моя, мир перевернулся. Кто бы мне сказал несколько лет назад, что Александра Одинцова будет протирать столы в закусочной, я бы ржал в голос. Но даже невозможное становится реальностью.

«Что у неё случилось? – долбится закономерный вопрос в мозгах. – А тебя это должно волновать? – приходит следом. – Её же не волновало, когда ты чуть не подох там».

Они с напарницей выключают свет, девчонка, которая была за стойкой, первая убегает в ночь, а стерва закрывает дверь, опускает жалюзи, проворачивает ключ и выпрямляется, чтобы вглядеться в пустоту улицы.

С лёгким удовлетворением замечаю надежду вперемешку с паникой на её лице.

Волнуется, что не пришёл? Мы же телефонами не обменялись. Хотя, возможно, она номер так и не сменила. Я не проверял.

Давлю желание помучить её подольше и выхожу из тени.

– Ох, Сень, привет, – нервно смеётся. – Я тебя не заметила.

– Да тут темновато у вас, – указываю на единственный работающий фонарь.

– Что есть, то есть.

Она поправляет сумочку на плече и делает два шага вперёд. Смотрю в упор на её дурацкий пучок и прячу руки за спину. Мысли об её распущенных длинных волосах сводят с ума. Это треклятое дежа вю… я гоню его… гоню прочь.

– Ну… эм… что делать будем? – интересуется стерва.

Поджимаю губы. Что делать, я уже решил, а её планы, надежды и чаяния, откровенно говоря, не особо-то меня и интересуют.

– А чем ты хочешь заняться?

Вопрос я задаю, скорее, для вида, чем по интересу. У меня сомнений нет, чем лично я заняться хочу. Дело за малым, уломать стерву. Впрочем, мне почему-то кажется, особого сопротивления не встречу.

По блеску её глаз и гуляющему по моей фигуре взгляду, я это весьма отчётливо понимаю. О чём бы там она не думала, что бы ни говорила, её тянет ко мне.

«Конечно, прикати ты в её забегаловку на инвалидном кресле, дрянь бы так не взбудоражилась», – услужливо нашёптывает внутренний голос.

Чтобы скрыть раздражение, я откашливаюсь, а то резкие слова уже готовы вылететь на волю-вольную. Очень уж накипело.

– Пойдём, прогуляемся, можем посидеть где-нибудь, – кивает на дорогу.

– Посидеть?

Провожу рукой по волосам, думаю о тёмных окнах заведений, мимо которых проезжал по пути сюда.

– Угу.

– Кажется, тут выбор небольшой, где можно посидеть.

На самом деле, прозябать в каком-нибудь второсортном кафе и вести беседы за жизнь с этой стервой в мои планы не входит.

– М-м-м, ну да, – вздыхает и делает шаг ближе. – Это же не Москва, тут мало что так поздно работает. Но найти можно.

– Ладно, пошли, поищем, – делаю приглашающий жест рукой.

– А ты пешком? – вытягивает шею, пытаясь понять, не припарковался ли я где.

– Пешком, я же выпил немного.

В голове ясно, как летним днём. Хотя нет, её слегка ведёт, только мизерная доля алкоголя тут ни при чём. Это всё из-за неё, из-за стервы.

Вероятно, она устала. Ещё бы – весь день на ногах. Ничего, уже скоро приляжет и отдохнёт. Устрою её на спине или поставлю на колени, это уж как получится.

Не знаю почему, но моя хромота рядом с ней усиливается. Дрянь краснеет, но ничего не говорит. Пытается перестроить шаг, чтобы идти медленнее.

Смущения не испытываю, даже думаю, поделом ей. Пусть поймёт, что долгие прогулки – это не наш случай.

Воздух густой и влажный, но свежий ветер, который приходит в самом конце августа, делает ночь уютной для прогулки.

Стерва мнётся, будто не знает, с чего начать разговор, пока не выпаливает:

– Сень, как ты… как ты вообще справился? Я… Боже, мне так жаль, Сень, я так виновата. Я ужасных слов тебе наговорила. Я… я… я просто была… я даже не знаю, как оправдаться.

Сдержаться очень сложно, чувствую, что на грани. Никаких других тем для разговора не найти, что ли? Ей так необходимо получить от меня прощение? Совесть мучает?

– Не надо, не оправдывайся. Я сам не знаю, как бы поступил на твоём месте.

– Правда?

«Нет, не правда, твою мать. Я бы носом землю рыл, я бы носил тебя на руках до конца жизни. Я бы её положил, всё бы поставил на кон, чтобы сделать тебя счастливой. Но… ты – не я. И даже не та, кем я тебя считал».

Всё это я прокручивал в голове сотни раз, и сейчас слово за словом вся фраза проносится перед глазами тенью высокоскоростного поезда.

– Было и было, – добавляю.

Только хрипотца в голосе выдаёт волнение, но стерва слишком занята собой, чтобы её заметить.

– Сень, я…

– Хватит, – обрубаю коротко. – Хватит ворошить прошлое. Не к месту это. Лучше про себя расскажи. Как ты? Почему Серпухов? Это временно? – перевожу тему. – Почему ты работаешь, а не учишься? Как отец тебе позволил?

Зараза прикладывает ладони к щекам. Морщится, будто борется со слезами. Я б, наверное, даже поверил, если бы не знал, что всё это актёрство и гроша ломанного не стоит.

– Отца больше нет.

– Как нет?

Два года я старательно избегал разговоров про общих знакомых, когда они могли вильнуть в сторону Одинцовых. Родные, в принципе, из сочувствия или жалости о них также не упоминали, поэтому я жил без абсолютного понятия, что у стервы творится.

Вычеркнул её из сердца, вернее, вырвал, и из памяти старался стереть. Но это, мать её, намного сложнее.

Даже если приказываешь мозгам о ней не думать, она всё равно приходит через воспоминания, ночами, во снах. Будто бледная тень той, кого я любил. Как призрак, как чёртов морок.

– Папа он… он потерял всё и не выдержал.

– Что значит потерял? Не выдержал?

– Обанкротился и… и решил, что больше так не может… жить…

Стерва что-то там продолжает бормотать, но я занят своими мыслями. Основную идею я уловил. Одинцов просрал состояние и, вероятно, пустил себе пулю в лоб или вздёрнулся. Не выдержав позора и разочарования. Очень по-мужски, конечно.

Бросаю взгляд на идущую рядом дрянь и давлю в себе ростки зарождающегося сочувствия. Это, мать её, плохой знак. Мне не должно быть её жалко. Ей же не было…

Жизнь семейства Одинцовых никоим образом меня не касается. Да, когда привык к комфорту и уверенности в завтрашнем дне, идти работать на побегушках в общепит так себе будущее.

– Я часто вспоминаю о прошлом? – меняет стерва тему.

Блеск её глаз способен затмить даже мерцание звёзд. В какой-то момент я зависаю, вижу только её тёмные широкие зрачки и ещё губы, в которые уже готов впиться. Ничего поделать с собой не могу. Хочу её. До боли хочу, аж в паху всё напрягается от одной лишь мысли о простом поцелуе.

– Помнишь, как мы к вам на ужин приехали, а ты меня игнорировал весь вечер?

– Неправда, я был очень вежливым.

– Да маленькая я для тебя ещё была. Зато через год всё поменялось, помнишь?

Да, помню! Но, чёрт дери, зачем она об этом заговорила? Я стараюсь не вспоминать о прошлом, слишком там много счастья и боли, которая всегда приходит после осознания, что всё пропало безвозвратно. Светлые воспоминания опошлены дрянными поступками, ядовитыми словами и предательством. Всё ложь! И стерва – лгунья! Мне надо чаще себе об этом напоминать, а не поэтизировать её мнимые достоинства.

Мы доходим до бульвара, где притаилось работающее кафе, но охрана на входе равнодушно сообщает, что в заведении корпоратив и зал снят на всю ночь.

Следующее по ходу место оказывается закрытым. Чуть дальше подмигивает огнями круглосуточная восточная забегаловка.

По лицу стервы читаю, что ей туда не особо хочется, шумная компания при входе её напрягает, да и зал там на четыре столика, совсем тесный.

– Ох, невезение какое-то, – смущённо шаркает ножкой.

– Да уж, незадача. Ну, – ерошу волосы на затылке, – можем просто погулять.

– Тебе, наверное, не совсем удобно так долго ходить.

Даже в ночной темноте я, скорее, ощущаю, чем вижу румянец на щеках этой заразы. С прискорбным кивком подтверждаю:

– Есть такое дело.

– Как же поступить…

Это скорее вырывается у неё, чем произносится осознанно.

– Могу вызвать такси, посадить тебя и поеду к своим. Всё равно уже поздно, у тебя, наверное, смена завтра.

– Послезавтра.

– Ну, послезавтра. А мне в Москву возвращаться.

– Как? Уже?

В зелёных глазах печаль напополам с досадой. Интересно, она что, думала, я тут жить остаюсь или с экскурсией на неделю приехал?

– Да, дела. Я теперь в семейной фирме работаю, это отнимает уйму времени. Вот буквально вырвался сюда, а так то в командировках, то с братом из офиса не вылезаю.

Не знаю, зачем я это рассказываю? Звучит так, будто я хвастаюсь достижениями, будто я могу что-то больше, чем она считала. Думала, я упал и уже не поднимусь? А я вот… хожу, живу, в семейный бизнес включился.

Самому аж смешно от подобных мыслей.

– Понятно…

– Ну что? Вызвать машину?

– Да тут недалеко, дойду.

Отлично… Про себя улыбаюсь, а в глазах стервы проявляю благосклонную заботу.

– Тогда пошли, провожу. Чтобы одна по тёмным аллеям не бродила.

– Я привыкла, – отмахивается, но я то вижу, что рада.

Разговор у нас как-то не клеится, я лишь задаю вопросы, о себе особо не распространяюсь, стерве хочется углубляться в воспоминания, а я отключаюсь, когда она начинает с очередного «а помнишь?».

«Нет, не помню. Предано забвению и похоронено», – вот что следует ей сказать.

Но вместо этого наклоняюсь и вдыхаю запах её волос, и дрянь замирает, и после, о чудо, дрожит. Она также напряжена, как и я, и, кажется, уже начинает понимать, чем закончится наша дорога до её квартиры.

Здесь действительно недалеко. Тихий зелёный двор, скрип мелких камешек под нашими ногами в буквальном смысле оглушающий. Мы заходим в старый трёхэтажный дом. Он каменный, послевоенная постройка, такие есть и в некоторых районах Москвы. Вполне себе приличный, после капитального ремонта.

– Последний этаж, тут… без лифта, – с извиняющейся улыбкой оборачивается она.

– Да уж как-нибудь осилю подъём, – подмигиваю стерве. – Я всего лишь хромаю, а не на одной ноге прыгаю, хотя мог бы, если б её не спасли.

Дрянь аж спотыкается, приходится вытянуть руку и придержать её. Ладонь я, правда, сразу убираю, потому что чёртовы невидимые искры между нами грозятся спалить это здание до самого фундамента.

Кажется, она тоже это чувствует. Я ощущаю её дрожь, и это не только от смущения.

«Должна же девушка понимать, чем закончиться вечер, когда ведёт мужчину к себе домой?»

Стерва всё никак не может попасть ключом в замочную скважину, я молча жду.

– Тут язычок заедает, – оправдывается, – точнее защита или как эта штука называется?

– Шторка.

– Да, она самая.

Ей, наконец, удаётся побороть замок и впустить нас в тёмную квартиру.

В Серпухове нет такой иллюминации, как в столице. Здесь много зелени и свет от редких фонарей блокируется листвой и зарослями кустов. В этом городе на порядок темнее, чем в Москве.

Стерва, переступив порог, начинает шарить рукой по стене в поисках выключателя, но освещение сейчас – это лишнее.

Ловлю её за локоть и, не разворачивая, притягиваю к себе. Спиной она прижимается к моей груди ни жива, ни мертва. Обнимаю её одной рукой и чувствую, как под моим предплечьем за рёбрами бьётся сердце. Отчаянно быстро, будто пойманное в ловушку.

Я ничего не говорю, и она молчит, только дышит нервно.

Глава 2

Свободной рукой забираюсь в её пучок и, наконец, делаю то, чего так страстно возжелал с самого начала: вытаскиваю невидимки и стягиваю резинку, высвобождая шальные локоны.

Боже да! Я делаю один вдох, другой, пропускаю их между пальцами. Кайф… всё так же, как я помню. И еле слышные стоны срываются с губ стервы, когда начинаю массировать её голову. Она склоняется к плечу, и губами я пробую кожу на вкус. Бархатная, нежная, сладкая. Я не слышу запаха забегаловки, его нет, будто к ней не липнет эта грязь, лишь лёгкий аромат кофе заплутал в складках одежды.

– Арсений? – её голос дрожит от чувств. – Так давно… я… что ты делаешь?

«Будем играть в невинность?» – хочется спросить, но вместо этого:

– Я тебя хочу. По-прежнему хочу.

Прохладные пальцы цепляются за мою руку, будто хотят приковать её к себе.

– Арсений, я не знаю, это как-то… странно?

– Что странно? Что я тебя хочу? А ты меня?

Разворачиваю её к себе, пальцами обеих рук ныряя в волосы и сжимая их в кулаках. Стерва стонет, когда я слегка оттягиваю их назад. Мы снова целуемся. Сладкие губы покорно раскрываются, впуская мой язык. Между нами атомный взрыв, последние здравые мысли покидают голову. Я отключаюсь. Всё, чего хочу – стянуть с неё и себя одежду, вдавить стерву в кровать и войти глубоко, а потом трахать так, чтобы сил и времени на разговоры не осталось.

Ей нравится вспоминать прошлое? Что ж… я могу ей добавить… воспоминаний. Отрываюсь от дурманящего рта и прижимаюсь губами к уху:

– Ты… ведь… тоже… хочешь… Я… вижу…

Зубами прихватываю шею и спускаюсь ниже.

– Д-да-а-а, – выдыхает протяжно, соглашаясь с моими словами.

Её ладошки обнимают меня, гладят аккуратно, но мне эта медлительность ни к чему. В джинсах очень тесно и тело требует разрядки. Я целый день, считай, о стерве думал, теперь всё – крышу уносит.

1 2 3 4 >

На страницу:

Перейти

1 из 4

Полная версия

Мой жестокий и любимый

Другие книги автора