Остров спасения – Русский

Глава 2

10 ноября, 1938 год

Юган лежал с закрытыми глазами. Все звуки были далеко. На мгновение почудилось, будто бабушка склонилась над ним, ласково называя его Юник. На ее голове был белоснежный платок с широким тонким кружевом, в уголках улыбающихся карих глаз скопились милые сердцу лучики. Затем она зашла в воду и стала медленно уходить прочь. Юган хотел пойти за ней, пытался громко крикнуть бабушке, чтобы та не торопилась, подождала, но голоса не было – мужчина не мог вымолвить ни слова. Замотал головой, с трудом приоткрыв веки. На него смотрела женщина, трогала его лоб, с силой растирая замерзшие руки. Юган не шевелился, и даже губы не слушались. После безуспешных попыток привести его в чувство исчезла. Он снова провалился в тяжелое полузабытье, в котором увидел мальчика с соломенными волосами, бежавшего по бескрайнему полю пшеницы. Тот бежал, размахивал руками, догоняя впереди идущих людей в белых одеждах. Этим мальчиком был он. Потом опять очнулся: его волокли на сооруженных на скорую руку носилках, к двум палкам была привязана рогожа, на ней он и лежал. Под голову положили что-то твердое; тащили быстро, но стараясь обходить мелкие камни. Повезло, море выбросило на песчаник, поэтому дорога была мягкой и без особых препятствий. В следующий раз Юган пришел в себя, лежа в постели. На нем была надета белая просторная рубаха и легкие штаны. Голова чем-то обвязана. Потолок высокий, оштукатуренный, чистого белого цвета. Помещение тесноватое, на полках много разных корзин, сундуков. Очень чисто. Похоже, каморку использовали под кладовую, но в ней стояла и кровать. Юган попробовал пошевелить пальцами рук и ног. Получилось. Согнул ноги – больно. Через минуту в дверном проеме появился азиат сравнительно высокого роста и непонятного возраста, вроде китаец. Этот народ в южные сибирские земли, откуда был Юган, наведывался частенько: покупал у местных беличьи, соболиные и рысьи шкурки в обмен на порох, шелк и приправы. Но с ними необходимо держать ухо востро – при случае обманут глазом не моргнув.

– Не двигайся! Тебе лезать надо! – китаец не выговаривал некоторые буквы.

– Где я? – слабым и почти беззвучным голосом произнес Юган.

– Холосо, сто хозяйка доблая, ты у нее дома, сама лечит, и я, Саса, ей помогай, – китаец заботливо укутал Югана теплым одеялом. – Тебе сто надо? Сто плинести?

– Где я? – продолжал спрашивать Юган, – кто вы?

– На Лусском острове, лядом с Владивостоком. Мы зивем тут.

…Юган вспомнил, как их согнали кого на полусгнившую баржу, кого на плот. Мужчины из-за холода и качки плотно прижимались друг к другу на палубах обеих посудин. Югану и его товарищу посчастливилось: они вместились на баржу. Из-за высоких бортов не было видно, в какую сторону направлялись. В неудобном положении провели неизвестно сколько времени, пока не начало сильно болтать. Люди наваливались на борта, холодная вода захлестывала с головой. Все были одеты в зимнюю, изрядно потрепанную, очень грязную и дурнопахнущую одежду: из дома каждого забрали в феврале, после двадцать третьего числа. Приходили ночью, вламывались в дома и забирали только мужчин. В родном селе Кабрицком, состоящем из отдельных хуторов, остались одни женщины и дети. Дальше были долгие допросы о том, зачем предал Родину и Советскую власть. А зачем ему идти на предательство? И когда? Прошлой осенью хутора отказались отдавать в колхозную складчину восемьдесят процентов выращенного на своих землях зерна. Был неурожайный год, и если бы переселенцы так поступили, самим бы нечего было есть. Близлежащие деревни согласились, а они нет. В селе жили одни эстонцы: в период столыпинской реформы несколько семей пригласили из Лифляндии в Сибирь для выращивания и селекции растений. Поначалу, пока не выучили русские слова, держались особняком. Власти разрешили им создать населенный пункт со своей школой на двух языках – русском и эстонском. Богатейшие урожаи были в Кабрицком! Переселенцы всегда работали, трудились над новыми сортами пшеницы, овса, яблок и абрикосов, чтобы растения переносили суровый сибирский климат; учили местных разводить рыбу в прудах. Водку не пили. И оказались самыми виноватыми. Мужчин Кабрицкого закрыли в темном бараке маленького городка Канска, а после допросов увезли в Красноярск по разным тюрьмам – «распылили», такое вот определение услышал тогда Юган. Из односельчан рядом с ним оказался 21-летний Эвальд. В Кабрицком были соседями и по счастливой случайности на всех пересылках оставались вместе. Поддерживали друг друга, помогали чем могли. Ничего не знал о брате жены Иды, Николае. Его тоже забрали в ту же ночь. В Красноярске всех подолгу допрашивали, кого-то били. Югану с товарищем везло: на них или пересменка у конвоиров начиналась-заканчивалась, или обед был, а как-то и вовсе комиссия приехала. Благодаря удачным стечениям обстоятельств руки-ноги-голова у него и Эвальда остались целыми. Лишь больно исхудали. Кормили безвкусной жижей, сваренной из заплесневевшего хлеба. Ложки отсутствовали, ели руками. Не мылись – воду давали только для питья, в ограниченных количествах; белья и запасных вещей не было. Спали на соломенных топчанах, а некоторые и просто на земляном полу. В Сибири первые холода и резкие перепады температур начинались уже летом. Многие были простужены. Однажды во время прогулки Юган увидел Иду. Любимую ненаглядную жену Иду. Она плотно прижималась к железным прутьям, по щекам катились безмолвные слезы. Была в нарядном, с широким тонким кружевом, белом платке. Смотрела на него, не отрываясь и приложив палец к губам. Через несколько минут ее грубо согнали с места, винтовкой отталкивая от ограждения. Ида долго не подчинялась, пока в ее сторону не вскинули оружие. Пришлось уйти. Сразу сгорбилась, низко опустив голову и еле передвигая ноги. Какими правдами или неправдами узнала, где он, неизвестно, главное, свиделись. Юган смотрел вслед своей нежной, доброй, хрупкой Иде в последний раз…

Двадцать второго августа, с первыми заморозками, их отправили по железной дороге в пустых угольных вагонах до Владивостока. Высадили на станции Вторая Речка, дальше вели пешком до самого пересыльного лагеря, рядом с Моргородком. Продержали около двух месяцев. Жили в деревянных, наспех сколоченных бараках. Каждый день кто-нибудь умирал. Люди сильно кашляли. В меню, кроме хлебной каши, появились полугнилые помидоры и арбузы. Юган с Эвальдом держались неразлучно. Несмотря на тридцать восемь и почти полгода в тяжелых условиях, Юган был крепким и выносливым. Высокого роста, худощавый, с выразительными чертами лица, на носу еле заметная горбинка, волосы темно-русые, хотя в детстве были соломенного цвета. Бабушка говорила, у них в роду у всех так. Раз в две недели набирали небольшое количество арестантов и отправляли на пароходах одних в Магадан, других на Сахалин. А в ноябре пришел черед Югана с Эвальдом. Группа изможденных, грязных, плохо одетых людей медленно брела по основной городской дороге с Моргородка в порт на мыс Чуркина. Шли пять часов. Их постоянно подгоняли, подталкивали, некоторые падали, поднимали свои же, поддерживали и шли, преодолевая версты. Кто-то из конвоиров просчитался, группу набрали на тридцать человек больше, чем надо, и на корабль отобранные арестанты не помещались. Решили двадцать человек посадить на баржу. На ней только одна закрытая каюта, совсем мизерная – с решетками на окнах и железной дверью, и она для капитана и матроса. Для пассажиров – открытая палуба. К барже привязали большой деревянный плот, на нем тоже находились арестанты, остальные десять. Лежа. В ноябре. Когда может быть шторм и безумная стихия будет захлестывать ледяную морскую воду на палубу баржи, где не укрытые люди могут только в обнимку стоять, и на поверхность плота, где люди могут лишь беспомощно лежать…

После очередной сильнейшей волны старую, потрепанную временем баржу перевернуло. От плота впоследствии даже щепок не нашли. Юган схватил бревно, смытое с палубы, и с его помощью удерживался на поверхности. Хорошо, не успело утянуть на дно и не набрал воды. Искал, звал Эвальда изо всех сил, но сквозь рев ветра и волн это было бесполезно. В столь жуткую непогоду что-либо увидеть или услышать просто невозможно. Знал, чуял, берег недалеко, но в какую сторону плыть, не понимал. Гигантские волны хлестали по израненному телу, морскими перекатами полностью перекрывая все звуки. От холода Юган заснул…

Глава 3

Маша смотрела на мужчину, внезапно ворвавшегося в ее тихое размеренное настоящее. В сердце защемило, когда нашла его на песке и везла с Сашей домой. Подобное она испытывала по отношению к Ване, брату Полинки. Всегда чувствовала его приближение, а случайные (возможно, и нет!) прикосновения обжигали. Была ли это любовь, Маша не знала, слишком юной была. После смерти супруга вела совершенно отшельнический образ жизни. Разбавлял одиночество китаец Саша, давно живший в семье мужа. Конечно, он мог уехать на родину, но был предан покойному Всеволоду до глубины души. Тот его во время охоты вытащил из когтей самого леопарда, и Саша боготворил своего спасителя. Всех китайцев, живших во Владивостоке, называли хунхузами, так уж повелось. Хотя это глубоко неверно. Если быть точнее, хунхузы – китайские морские пираты, иногда промышлявшие и сухопутным разбоем. Началось все с тех времен, когда разбойники, по слухам, закапывали на Русском острове свои награбленные несметные сокровища.

Детей у Маши не было. «И уже не будет», – горько вздыхала она, смотря на свои тридцать пять в зеркало. В отражении видела стройную, хрупкую, приятную женщину с темно-русыми длинными, спадающими густыми волнами волосами и серо-зелеными, сверкающими искорками глазами. Почему Бог не дал им с мужем детей – неизвестно, может, северо-западный ветер виноват, как говорили здесь местные жители. Многие советовали, когда осталась одна, уезжать. Деньги есть, села тайно по договоренности с кем-либо на пароход и была такова где-нибудь в Америке. И чем чаще она задумывалась, тем все яснее в голове прорисовывался четкий и обдуманный план…

Постучали в дверь. Маша быстро закрыла кладовку, куда разместила Югана. Про себя называла его Ваней, как свою скромную девичью симпатию. Низкую дверь заставила полупустым шкафом и направилась к вошедшему; с ним разговаривал Саша, оттягивая драгоценные секунды. Пришел сосед Сергей, давно желавший не только чай с Машей распивать. Он смотрел пристальным и одновременно вопросительным взглядом, об истинном значении которого она пока не догадывалась.

– Недалеко от острова перевернулась баржа с арестантами-уголовниками. Ищут уцелевших. Ты же знаешь, к нашему берегу сильное течение ведет, вечно все прибивает, – полушепотом ронял слова Сергей, глубоко обнажая нижние зубы. Широкий, приземистый, с круглым лицом, он смотрел на людей исподлобья, подозревая всех и вся в немыслимых грехах. С Машей они давно были на «ты», сразу после знакомства на ее свадьбе.

«Ах, вот чего! Пришел с разведкой!» – молниеносно поняла Маша.

– В одном месте увидел, будто по берегу тяжелое волокли, – Сергей подозрительно смотрел Маше в глаза.

Она знала, этого не может быть. От сильной волны на берегу не должно было остаться ни одного камешка, тем более следов. Маша, не отводя взгляда от Сергея, спросила:

– Теперь среди нас уголовники будут ходить?

Настал черед Сергея. А      ответ держать надо! Ведь как-никак замглавы острова!

– Вот мы и ищем,      спрашиваем, кто чужих видел, – оправдываясь, ответил тот.

– Ладно, заходи, чаю попьем. Сегодня Саша вкуснейшие булочки испек! С маком! – смеясь, пригласила Маша.

– По мне бы лучше с мясом, – еле слышно пробурчал Сергей.

– Ты что-то сказал? – весело переспросила Маша.

– Да нет, ничего, я о своем, – и, приняв приглашение, быстро юркнул в столовую.

Глава 4

Юган понял: в дом кто-то пришел. «Выдадут – не выдадут?» – гадал он. Китаец сделает то, что ему хозяйка скажет, а он ее пока не знает. Но если спасла его, лечит, была надежда – не выдаст.

Лежал не шелохнувшись. Затекли руки и ноги, хотелось пошевелиться, но страх, что услышат, был сильнее. Юган представил, как косит траву, а жена с детьми граблями собирают маленькие стога: сначала завинчивают траву в дорожки, затем складывают их толстым «рулетиком», а после скрутки ставят одну на другую, пирамидкой. Земли у эстонцев было предостаточно; держали коров, коз, свиней, кур, уток, индюков. Между огородами с соседями заборов не было, только межа. Растили картошку, морковь, свеклу, горох, фасоль, чеснок. У многих были пасеки. Юган вспомнил вкус жареной картошки с мясом, приправленной густой желтой сметаной. К картошке всегда полагались соленые, с бахромой по краям, грузди (в Сибири их видимо-невидимо!) и огурцы. Еще любил смотреть на Иду, когда та рукодельничала: она вязала самые красивые на свете варежки, шапочки, носки, шарфы и салфетки; шила на всю семью одежду и постельное белье. Любимым платьем его кудесницы было шелковое, летящее, с неяркими красными цветами на темно-синем фоне. В доме постоянно мирно жужжала машинка «Зингер». Ида называла ее своей лучшей подружкой и искусной помощницей, ежедневно протирая бархатной подушечкой, которая ни для чего больше не использовалась…

Эти мысли помогли Югану лежать не двигаясь. Примерно через час за дверью раздался легкий шум отодвигающегося шкафа… В проеме показался китаец, его смешливые узкие глаза на круглом и плоском, похожем на луну лице внимательно смотрели на Югана.

– Повесло! Хосяйка доблая у меня!

Приблизился к Югану и сделал ему легкий массаж ступней и кистей рук, одновременно нажимая на определенные точки на теле мужчины.

– Не, не пойдет! Надо иголки! – с этими словами китаец удалился, но вскоре вернулся, держа в руках железную банку.

– Лези тихо! – приказал китаец, подняв палец вверх. – Нисего не бойся, довелься мне! – и Саша ловко начал ставить Югану иголки в руки, ноги, лицо, голову, уши, грудную клетку…

Тот лежал и следил за всеми манипуляциями. «Ладно, живы будем, не помрем! Ведь не зря сюда притащили, надеюсь, это не опыты…» – пронеслась очередная мысль в голове Югана, и он заснул.

Снился тот же сенокос, вспоминавшийся намедни: Ида пряталась вместе с детьми в стог сена. Пустая телега ехала прямо на него, он стоял посреди поля и не мог отойти в сторону – ни руки, ни ноги не шевелились…

Глава 5

Юган был немногословен, но иногда как прорывало: начинал с горячностью рассказывать о своем селе, родителях, жене, детях – у него были две девочки и мальчик, – описывал дом, лес, сколько живности разной, рыбы… Перескакивал с одной темы на другую, затем замолкал. Потом про арест, односельчан, что к лету стали забирать мужиков и с соседних деревень… А он думал, корил себя, что все случилось из-за неотданного урожая…

– И у нас по краю аресты начались, – сетовала Маша, – а китайцев собираются депортировать на историческую родину.

– Но у меня историческая родина не Магадан и не Сахалин, да и семья есть… Зачем же так со мной и остальными? – недоумевал Юган.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.