Любите женщину за грех

По пути Анастасия с улыбкой думала о том, как ей посчастливилось обрести в столь сложный период жизни такую замечательную подругу. Ее точно Господь послал, ведь их встреча была такой случайной. Однако, она сразу магическим образом догадалась, что было на душе у Анастасии. Им было так легко общаться, словно они знали друг друга всю жизнь. «Моя знакомая незнакомка», – в шутку представляла Анастасия в обществе свою новоиспеченную подругу.

А та самая подруга тоже улыбалась и думала о том, как же хорошо, что некоторым тайнам суждено навсегда остаться нераскрытыми. Она томным взглядом посмотрела на Анастасию и захлопнула дверь в комнату.

* * *Я твою спутницу спуталаС бесподобной богиней АфинойГеометрия, грация форм ееБезвозвратно меня опьянила.Та коварная соблазнительницаОдним взглядом меня повергла.Фатальная укротительницаМне пожар в груди раскалила.Искушенью поддаться готова яСтоль желанной жрице любви.Осыпать бы ее бриллиантамиБедной душе своей вопреки.Безвозвратно потеряна, грешницаБеззаветно я ей отдаласьОт мужского плеча с той секундыБесследно я отреклась.* * *Твоя лирика, милый, наскучила,Надоели пустые словаОпостылело одиночество,Разорвало пространство винаОбвенчалась я нынче с горечью,Изопью эту чашу до дна,Так и слышу я это пророчество:Одинокой средь бытияПоднимаю я к свету прахПрошлой нашей любвиМне б развеять его во вселеннойВозроди меня иль умертвиИспила чашу, полную яда,В чёрной бездне продрогшей лежу,Нет ни прошлого, ни грядущего,О текущем тебе расскажуЯ сожгла себя до костей,Превратилась душа моя в лёд,Ну а сердце моё по прежнемуО тебе всё также поёт.

Мадлен

Моё голое тело движется в танце, словно маятник. Бёдра плавно выводят восьмёрки: вправо и влево. Я скольжу руками по талии, потом по груди, по шее и зарываюсь в копну своих рыжих волос. Я удовлетворенно прикрываю веки, блаженно улыбаюсь. Сквозь шум и писк в моих ушах прорываются звуки музыки, но не чистые, а словно я под водой. Я подношу к губам опиумную трубку. Затягиваюсь. Задерживаю дыхание. Запрокидываю голову. И выдыхаю дым. Не снимая с лица улыбки, я приоткрываю глаза. Вокруг меня закружилась мастерская моего друга-художника – Луи Дюбуа. Кто-то приобнимает меня за талию, через секунду вижу – это моя подруга Вита. Она сладко и нежно целует меня. Наши языки переплетаются. Луи подносит нам два бокала со спиртным, приговаривая: «Хорошие девочки». Прямо передо мной на полу два друга Луи, их имен я не знаю. Они похотливо смотрят на нас и улыбаются. Мы с Витой, проглотив одним залпом содержимое стаканов, подзываем мужчин подойти ближе. Они встают со своих мест. Один из них приближается ко мне и целует в шею. Я глубоко вдыхаю и закрываю глаза.

Открываю их от шума воды, которая уже начала выливаться за границы ванной. Спешно выключаю кран. С плеском выхожу из ванной, прохожу в «комнату порока». Некоторое время смотрю на распластавшиеся тела, которые не в силах прийти в себя от ночи сладострастия, на лежанке в мастерской Луи. Окидываю взором помещение. Кругом валяется грязная посуда, впопыхах снятая одежда, а в воздухе стоит дурной запах.

«Поднимайте свои задницы, придурки! Или я должна опохмеляться в одиночестве?!» – прокричала телам я, своим неожиданно охрипшим голосом.

Впятером мы сидим на том же полу, завтракаем. Свет утра пробирается сквозь дешевые белые занавески и ложится на мои ноги. Я жую круассан, глажу себя по бедру, и задумчиво наблюдаю за тем, как в лучах солнца летает пыль. Голос Луи выводит меня из прострации:

«Мадлен, детка, ты не забыла, что сегодня тебя будет ожидать мой друг, почтенный господин?».

«Слишком большие деньги для того, чтобы я могла забыть про него», – ответила я.

«Обязательное условие, Мадлен!», – продолжил наставлять меня Луи, подняв указательный палец вверх и закусив огурцом – «Он хочет, чтобы ты надела ВСЕ свои лучшие украшения, а также самое восхитительное платье, что у тебя есть».

«Без проблем», – не желая тратить силы на пустую болтовню, ответила я.

Уже вечером я сижу перед зеркалом в своей дешевенькой квартирке. Однако, я мечтаю о доме, поэтому страстно коплю на него, отказывая себе в мелких радостях жизни. Сейчас мне хватает того, что у меня есть. Карьера натурщицы приносит немало денег. Мое имя стало достаточно известным в Париже, так что, еще десяток таких заказов, как сегодня, и я смогу завязать с этим. В конце концов, это немалое достижение – быть на стольких картинах французских художников. Я – муза, без меня они бы не написали свои портреты. Многим даже удалось сделать на выставках с моим участием хорошее состояние. Так что, даже такое исчадие ада, как моя вульгарная энергетика и чрезмерная развращенность, и то приносили пользу людям. Так я себя успокаивала. В конце концов, это лучше, чем жить за счет мужа и потакать его капризам, оставаясь в его тени. Нет, ни за что! Смерти подобно! Мне нравится принадлежать лишь самой себе. А этих глупых созданий – мужчин, что млеют перед каждой мало-мальски красивой грудью, разводить на деньги. Их простота помогает копить на мою большую мечту и оплачивать курительную смесь для опиумной трубки, за это им и спасибо.

Пока мой разум следовал за моим внутренним диалогом, руки уже накрасили губы яркой алой помадой, обильно покрасили ресницы тушью и надели перстни. Осталось лишь платье.

Напевая себе под нос песню, иду во мраке по дороге, а сама оборачиваюсь на каждый шорох: «Да что это со мной такое, я же не из трусих!». Подхожу к нужной двери, стучусь.

Мужчина показался мне приятным. В каждом из художников, что рисовали меня, я старалась найти то, что нравится мне. В каждом есть что-то, это точно.

«Это будет необычная картина. Возможно раньше ты не делала ничего подобного». После этой интригующей фразы он пригласил меня спуститься в подсобное помещение. Увиденное там, повергло меня в шок: цепи, веревки, металлические грузы, и посреди этого «набора мучителя» – мольберт и краски.

Я сажусь на высокий стул. Одну мою руку он приковывает к цепи, подвешенной к потолку, и отходит к мольберту, не сводя с меня восхищенных глаз.

Спустя пятнадцать минут он выдает: «Мадлен, ты самая великолепная женщина, которую я когда-либо встречал. Я сделал всего лишь набросок, а уже вижу, что эта картина станет самой продаваемой в Париже. Вот только, думаю, вторую руку тоже нужно заковать в цепи, так силуэт будет выглядеть тоньше и изысканней». Так, моя вторая рука тоже оказалась поднятой кверху.

«Мадлен, крошка, я бы рисовал тебя всю жизнь, честно слово!». Я кокетливо засмеялась: «Да что Вы, мисье! Однако, благодарю, что потакаете моей самовлюбленности. Только вот… Может сделаем перерыв?», – я скорчила страдальческую мордочку.

«О, безусловно, Мадлен», – после этой фразы он широкими шагами направился к лестнице, ведущей на выход.

«Стойте! Вы, кажется, забыли открепить меня!», – в конце фразы мой голос притих.

Вдруг я поняла, во что я вляпалась. С полминуты мы молча смотрели друг на друга. После чего он сказал то, от чего у меня хлынули слезы: «Я ведь сразу сказал тебе: это будет нелегкая работа для тебя. Зато она принесет нам обоим славу! Тебе, возможно, посмертную. Но, тем не менее!», – глаза художника загорелись безумным огоньком.

«Мадлен, ты знала, почему во всех разговорах про мужчин можно услышать только одно: тиран, обижает, поднимает руку и тому подобное? А все потому, моя дорогая Мадлен, что заплаканное, полное страдания личико женщины является для нас – для мужчин, самым привлекательным выражением эмоций на лице!».

«Ты больной!», – крикнула ему я.

«Нет, я просто мечтатель. Вот у тебя есть мечта? Скажи мне?», – я не ответила, поэтому он продолжил, – «Вот у меня есть – стать самым известным художником Франции. И поможешь мне в этом ты. Я так мечтал поработать с тобой, ходил на все выставки, где писали с тебя. Только вот я хочу не просто показать людям твою тонкую талию или копну рыжих волос. Я хочу вложить в свою картину душу, ну и щепотку безумия. Я хочу показать красоту такой, какой ее вижу я. Поделиться со всем миром изысканностью палитры кожи, что только отходит от удара. Только представь: фиолетовый, синий, бордовый, зеленый, желтый – божественная палитра! Хочу превосходно передать шрамы на запястьях от тугой веревки. Хочу, чтобы ты отдала мне всю себя. Чтобы твой взгляд стал, наконец-то, живым. А страдания и боль – это самое острое ощущение жизни!».

Я потеряла счет времени. Понятия не имею, сколько я здесь уже сижу и сколько еще придется отсидеть. Выйду ли я вообще когда-нибудь на солнце? Мои руки были словно полностью лишенные крови, ледяные. Тушь размазалась по всему лицу от слез. Я искусала от волнения все губы, так что помада стерлась. Прокричав уже несколько часов от душевной и физической боли я, наконец, затихла. Уставилась в точку и думала лишь о том, что было бы, если бы я однажды не отреклась от себя. Ведь в какой-то момент я могла остановиться. Но страсть к деньгам и разврату захватила меня. Так бежала от этой бедности, что по итогу окажусь в свои 18 лет в яме, куда меня бросит этот безумец.

Послышался скрип деревянной лестницы. Я спешно подняла глаза. Он пришел: «Ну как ты, Мадлен?».

Я лишь пронзительно посмотрела не него. А потом плюнула прямо в лицо этому ничтожеству.

Он моментально подскочил ко мне, дал пощечину, схватил за подбородок и прошептал прямо в ухо: «Мадлен, ты натурщица. Ты добровольно пришла ко мне. Разделась до гола. И сидела на стуле, позируя мне. И так было уже с десятками мужчин. Ты – шлюха, Мадлен. Это твоя участь и твое призвание. Так что не дергайся больше, а не то я картину буду твоей кровью писать».

У меня сперло дыхание от душевной боли, закружилась голова. Я зажмурила глаза и до звона в ушах закричала…

Я словно провалилась в бездну. Чернота перед глазами и назойливый писк в ушах. Открываю глаза: я стою посреди мастерской Луи. Голая. Вся комната в дыму, а в моей руке опиумная трубка. На полу в наркотическом беспамятстве лежат друзья – Луи и Вита. На мгновенье я ощутила такой прилив сил и счастья, что весь этот ужас был лишь от опиума, я встрепенулась. Побежала одеваться. Еще минута, и я уже на улице, вдыхаю влажный от дождя воздух. Делаю первый шаг в направлении моего дома. Не желаю никому ничего объяснять. Постепенно мои размеренные шаги переходят в бег. Внутри я молюсь и благодарю Бога. Отныне я начну все с чистой страницы. А эта история пускай останется лишь воспоминанием. Воспоминанием о моей умершей жизни.

* * *Страсть куртизанки не знает любви.Любовь куртизанки не знает страсти.И если мне выбирать подвластно,То навсегда останусь я Страстной.Во веки веков одна истина есть:Любовь это то что приносит смерть,Любовь не на вечность, любовь предаётА к похоти смерть никогда не придёт.Поставлю я свечку и помолюсьОтныне я никогда не влюблюсь.* * *Дорогой, вы влюблены?В лёгкий стан и походку пантеры,В интонации, что обрекутВас без боя сдаться Венере,В руки, связанные узломНад изголовьем Вашей кровати,В ступни нежные что проскользнутВ темном омуте шелковых платьевДорогой, вы влюблены?И для вас я не интересна?Что ж, я уйду без войны.Соболезную. Здесь стало тесно.Я украдкой поймаю Ваш взглядНа ее бархатной кожеЧто ж, проведу я сегодня обрядНа любовьНа земную любовь, что гложетНу а теперь?Дорогой, вы влюблены?..* * *Притворись мне любовником огненным,Странник страстно проникшийся мной,Притворись любовью греховную,Что зовёт наслаждаться грехомПритворисьпредсмертною мукою,Если я заболею тобой,Шрамом ожоговым,Раною грубою, что уже не затянется вновьВдохновеньем безумным до боли,На холсте холодном разлейся,Стань мне образом, неизбежным мне,Клятвой выжженной по руке мне извейсяПеплом райским пустись мне в глаза,Чтоб закрыть меня от кошмаров,Дай мне руку, разрази небесаМоиГромогласною больюЧтоб запомнить тебя мне на векЧтобы не было в сердце другогоВедь известно что человекуЧем больнее, тем больше родного.* * *Подошёл любви нашей срок.И мой пульс в ритме стакатто.Задаюсь я вопросами в вечность:Мне оставить или остаться?Вдребезги наша заветная.Ты изранил меня, ну и что жЯ найду для себя исцеление:От другого по телу вновь дрожь.Он мне – противоядиеВозродилась, как феникс из пеплаЯ роман свой из слез соткалаМне в любви его – утешенье.

Эпилог

Любите женщину за грех

Я, что рождена под собственные крики и взгляд матери, абсолютно безликий от фразы «у вас, родилась девочка»,

Я, которая росла в глазах без огонёчка, потому как с детства понимала, я маленький кулёчек из косточек да мяса с душой, живой, но никому не нужной,

Я, которая натружена училась в школе на одни пятёрочки, но мамочку судила все по корочке, а она у меня синяя

Я, которая так рано повзрослела, без папочки, шедшая через все тернии в одиночку, да не к звёздам

Я, которая в ответе за красоту свою стала ещё в далекие тринадцать лет, ведь взрослые дядечки не в силах бороться со своей природою

Я, что никого к себе не подпускала, а по итогу все равно обозвали шлюхою

Я, что стала для первого своего и матерью, и женой, и учителем по жизни

Намерения мои были бескорыстны, хоть и капризны,

А картины совместной жизни представлялись столь живописны, да не вышло

Я, которая со сломаной душой, на коленях ползла, по частям себя собирала,

Ту птицу, что мою душу терзала, я уже выпустила давно

Мы, что зовёмся мадоннами, искусительницами, безвинными,

Источником всего,

От чего-то все время мним себя нелюбимыми, от того и не ценят нас

Ожидают, что будет белыми кошками, а мы чёрные ведьмы,

Пытаются заманить нас грязными плошками, неглаженными одежками, а мы от этого, как на бомбежке, а нас бы бриллиантами

Но нет же! Дилетантами громко сказано: обязанности женщины: терпеть, рождать и ждать, когда муж твой те ми же бриллиантами осыпает в то время другую, а потом переписки все от нас – подчистую

Иди дури свою запасную, А я, пожалуй, дальше пойду

А что дальше то? Кто что подаст, нам, девочки?

Все же, Евочка, ты не дожала тогда где-то Адама,

Так что сижу я сейчас на коленочках и о хорошей жизни мечтаю

Мечтаю, в забытье впадаю от всей этой грязи, что с нас, девочки, не слазит,

С нас, которые ради бриллиантов, готовы терпеть этих диверсантов, что пожирают красоту нашу в угоду свою

Услышьте отныне мой шопот беззвучный, блудницы, монашки, богини, разлучницы,

Найдите в себе тот самый свет во имя звания Женщины, и

прокричите, женщины, для всех

Любите женщину за грех.