Незавидный холостяк

Поэтому я написала начальнице, что выхожу, она пообещала разобраться с бухгалтерией, и к восьми утра я появилась в банке, где работала, в белой блузке, темной юбке и с аккуратным макияжем. Как положено.

В сумке пряталась помада, тушь и карандаш для глаз – вместе с салфетками. На случай если я все-таки сорвусь и разрыдаюсь. Надо потом привести себя в порядок.

Никто ничего не спросил.

К клиентам меня ставить не стали, я занималась бумажной работой, бегала на каблуках по коридорам, улыбалась и здоровалась. Только к обеду сообразив, что все встречные отводят глаза и обращаются со мной как с тухлым яйцом. Пока отходила за супом и гречкой с мясом, кто-то положил на мой стол шоколадку. С малиной, мою любимую.

Разговор у кулера при моем приближении затих, но тут же возобновился с новой силой – теперь народ рассказывал анекдоты и делился рецептами.

Я поймала начальницу и строго спросила:

– Что ты им сказала?

Марина Вадимовна, которую мы все называли по имени-отчеству, но почему-то на «ты», пожала плечами:

– Всю правду и ничего кроме правды. Варь, я считаю, что люди лучше, чем ты о них думаешь. Они вполне способны понять, что ты чувствуешь.

– Спасибо… – задумчиво сказала я. – Наверное.

Она только усмехнулась и, развернувшись на каблуках, пошла обратно в операционный зал. Уже оттуда донеслось ее шипение: «Иванова, где твой мозг?!»

Мы за глаза называли ее Гюрзой за вот этот свистящий шепот, который отлично вливается в уши работникам, но никогда не доходит до клиентов, словно пластиковые прозрачные перегородки начисто отсекают эту частоту.

Но люди, оказывается, очень многогранны. Еще месяц назад Гюрза лишила меня премии за то, что я трепалась с девчонками о своей свадьбе прямо во время работы, а сегодня вот, пожалела.

– Кстати! – Она вдруг снова выглянула в коридор. – Премию твою я восстановила. Иди работай, Варь.

Пришлось спрятаться в туалете и все-таки воспользоваться и салфетками, и тушью.

По дороге домой я забежала в супермаркет. Питаться бабушкиными запасами тушенки казалось мне все-таки упадничеством. То ли дело купить что-нибудь в кулинарии. Рыбку запеченную или салатик…

Но посмотрев на сваленные на подносах куски этой рыбы, на заветренные салаты, я вдруг испытала острое отвращение к еде, приготовленной чужими руками. Я готовлю вкуснее. Даже Костя это признавал, хотя пару раз попытался высказаться на тему, что мама его по-другому делает сырники. Но покосившись на сковородку в моей руке и оценив выражение лица, больше такого не повторял.

Поэтому я решительно отказалась от упаднических настроений и пошла в мясной отдел. У меня были сохранены в файлике интересные рецепты, которые я собиралась опробовать уже в новой семейной жизни, удивить мужа своими способностями.

Лук, бекон, морковь, травки…

Конечно, меня ждут еще горы и горы неразобранных вещей, но сегодня вечером я отвлекусь от уборки квартиры и погружусь в кулинарный экстаз. И все только мне одной!

Кстати!

Я свернула в кондитерский отдел. Коробка с микро-пирожными фабрики «Север» ждала меня там же, где и всегда. На нижней полке, перевязанная розовой лентой. Я не особо увлекаюсь сладостями, но всегда мечтала принести целую коробку, поставить на стол и вечером, когда буду пить чай, выбрать себе любое из пирожных. Любое. Какое захочется именно в этот момент. И съесть его. И второе такое же, если захочу. Не делиться и не приходить с чашкой чая к полупустой коробке, потому что Костя увлекся фильмом и под шумок умял все, что попалось под руку.

В семье надо всем делиться. Я совсем не против – правда. Это не самая большая плата за то, чтобы было кого обнять, когда вдруг станет грустно, или вместе весь вечер ржать над тупыми мультиками. Но раз уж семья мне больше не светит в ближайшее время, можно и оторваться!

Я взяла одну коробку, посмотрела на нее, вздохнула… и взяла вторую. И вовсе не засохнут, как говорил Костя. А если засохнут – выброшу!

Квартира встретила меня запахом затхлой ткани, лекарств и почему-то герани, хотя у бабушки были сплошь фиалки и одно алоэ: она отрезала от него кусочки и закапывала сок в нос во время простуды.

Вокруг был разгром и бардак: у окна я устроила себе гнездо из одеял, на диване высились стопки покрывал и постельного белья, всюду стояли коробки, шкафы были распахнуты. На несколько минут я впала в отчаяние. Никогда, никогда, никогда я не разгребу это все. Никогда я больше не устрою свою жизнь так, как мне хочется. Все пропало. Все ужасно.

Доползла до кухни, уронила сумку с продуктами на пол и горько расплакалась.

Фиалки смотрели на меня с сочувствием, буфет позванивал стеклами, вечернее солнце равнодушно заливало старую кухню теплым светом.

Плачь – не плачь, утешить все равно некому.

Поэтому пришлось подняться, достать из сумки продукты, переодеться в домашнее и начать готовить.

Что там по рецепту? Обжарить бекон, потом овощи, потом мясо… Черт, а плита замурзанная-то какая! У бабушки, наверное, не было сил оттирать вековые наслоения жира. Или она их уже просто не видела. Ладно, плита потом.

Я включила музыку на телефоне, поставила его на подоконник и принялась нарезать продукты. Веселый ритм совершенно не подходил к моему унылому настроению, но я упорно не переключала, зная, что от грустной музыки расстроюсь еще больше.

Попутно отмыла раковину, столы и холодильник снаружи. Хищно посмотрела на сушилку и буфет, но решила пока остановиться на этом. Загрузила мясо, бекон и овощи в кастрюлю с толстым дном, щедро залила хорошим вином – половину в будущее блюдо, половину в себя – и решила попутно еще пофотографировать то, что собираюсь отдать.

Интересно, кому-то нужны мои детские энциклопедии про растения, животных, космос? Сейчас, наверное, можно купить что-то получше. А куклы советских времен? Возможно, коллекционерам пригодятся.

Я вспомнила Кирилла и его брата. Уверена, есть сумасшедшие, которым это интересно. Где-то на антресолях еще должна быть елка и игрушки к ней. Старые, еще из бабушкиного детства. Или их не отдавать?

А вот радиолу точно придется. Куда мне эту дуру девать? Она огромная и бесполезная. Была бы у меня дача, я бы ее сохранила, а пока мне и пианино хватит, про которое мама аккуратно узнала, не собираюсь ли я его продавать. По ее тону я поняла, что, в отличие от всего остального, судьба пианино ее все же волнует. Я решила пока с ним ничего не решать.

Зато кукол отщелкала, красиво расставив на вышитых подушках. Поколебавшись, добавила и энциклопедии. И под конец выставила радиолу, под крышкой которой нашлась еще пара пластинок без конвертов, прямо так оставленных в проигрывателе.

Их тоже сфотографировала, хотя по вытертым этикеткам было совершенно непонятно, что там записано. Так честно и предупредила. Включать радиолу и выяснять не было никаких сил.

Не успела я вернуться на кухню, чтобы проверить, побулькивающее под крышкой мясо, как музыка, льющаяся из телефона, притихла и он завибрировал, высвечивая незнакомый номер.

– Привет! – сказал голос в трубке. – Это Кирилл, я вчера заезжал. Что ж ты сразу не сказала, что у тебя еще пластинки есть? Радиолу тоже возьму.

– Я не знала, что…

– Через час приеду, – бескомпромиссно заявил он.

– Мне сейчас неудоб… но… – договаривала я в уже замолкший телефон.

Профессионал бардака

– Спускайся, я на черном «бентли», – сообщил Кирилл через полтора часа.

Так, а куда «мазератти» делся? Хотя «бентли» даже лучше.

Я тихонько хихикнула, сдула волосы со лба и воспротивилась:

– Не могу, у меня тут процесс!

– Какой? – заинтересовался Кирилл. – Хотя неважно, говори квартиру, я поднимусь. Радиолу ты одна точно не утащишь.

Пока он поднимался, я успела стащить резиновые перчатки, в которых драила духовку, сделать огонь под мясом чуть побольше и даже причесаться – хотя это уже в последнюю секунду.

Зато не успела перетащить радиолу в коридор, поэтому пришлось сразу сказать:

– Проходи, но прости за бардак, пожалуйста.

Кирилл послушно прошел в комнату, сдвинул темные очки на лоб, открыв веселые глаза, огляделся по сторонам и сообщил:

– Вот это ты считаешь бардаком? Милое летнее дитя! Поверь, профессионалы способны на большее! А я – профессионал!

Он, кстати, при этом весьма профессионально обогнул завалы коробок, стопок книг и сваленных в кучу подушек, пройдя между ними точно и аккуратно, как кот. Подхватил радиолу, стоящую у окна, еще раз обвел взглядом разгромленную комнату и ухмыльнулся.

– Тут не хватает пустых бутылок, смятых сигаретных пачек и пепла в тарелках с засохшей едой, – сообщил он озабоченным тоном пожарного инспектора.

– Бутылки я уже выбросила, – ляпнула я, не подумав.

– Вот! – Кирилл прошел в коридор, поставил радиолу, открыл ее и посмотрел на пластинки внутри. – Ага. Вот! Вот поэтому тебе не достигнуть тех высот, что могла бы. Ты слишком рано начинаешь убираться.

– Да я к этим высотам и не стремлюсь…

– А зря! – фыркнул он. – Во всем надо стремиться к совершенству. Если уж бардак – пусть это будет эпический бардак, о котором свидетели будут спустя десятилетия рассказывать, почтительно понижая голос.

Я не выдержала и засмеялась.

Он был такой забавный, что я даже перестала робеть в его присутствии. Все-таки не каждый день встречаешь человека, который дарит кому-то на день рожденья яхту. Человек из другого мира. Боюсь, я испытывала к нему что-то близкое к пиетету: нашим миром правят деньги, а кто правит деньгами, тот по определению выше простых смертных. Наверное.

И вот такому человеку вдруг понадобилось что-то от простой девушки Вари. Пусть даже старые пластинки.

Тревожно и нервно. И самую чуточку некомфортно.

Кирилл вдруг замер и принюхался.

– Вкусно пахнет, – сообщил он. – Что это у тебя там?

– Там… – Я оглянулась на кухню. Почти забыла о своем кулинарном подвиге, прыгая тут на задних лапках перед господином с яхтой, «мазератти» и «бентли». – Готовлю. Беф бургиньон.

– Оу! Круто! – восхитился Кирилл. – Хорошо готовишь? Судя по запаху – высший класс.

– Ну, я немного умею, но это эксперимент, первый раз пробую. Может, еще и не получилось, – начала я оправдываться.

– Эксперимент – это хорошо. Давай я как независимый свидетель продегустирую и скажу, как получилось. У меня большой опыт.

– Ой, нет! – испугалась я. – Тебе точно не понравится. Это же простая домашняя еда, я не заморачивалась!

Хотя, конечно, заморачивалась. И букет гарни набрала, и грудинку тщательно выбирала, и даже лук взяла не абы какой, а мелкий нежный шалот.

– Домашняя еда в Италии намного вкуснее ресторанной в Москве, это не показатель.

– Но я… я не… – растерянно забормотала я.

– Я напрашиваюсь, если ты не заметила, – беззастенчиво сообщил Кирилл. – Так что у тебя есть только два варианта. Либо пригласить меня наконец, либо напрямую отказать. Вежливо отмазаться не получится.

Да я уже поняла.

– Ну, если хочешь, давай! – расхрабрилась я. – Но за последствия я не отвечаю!

– Если ты не добавила туда какой-нибудь ядреный мексиканский перец, последствия не могут быть очень уж катастрофическими.

– Только французское вино, – сказала я. – Честное слово. Остальное все родное.

– Было бы неловко, окажись во французском блюде испанское вино, – заметил Кирилл и ушел снимать кроссовки.

Вернувшись, он обвел внимательным взглядом кухню, и я даже испугалась на мгновение, ожидая увидеть на его лице презрение к убогой обстановке, грязным шкафчикам, допотопной плите и ремонту тридцатилетней давности. Но заметила только любопытство. Особенно его заинтересовал буфет – он, кажется, едва удержался, чтобы не выдвинуть пару ящичков. Но взял себя в руки и устроился за столом, безошибочно определив, где мое любимое место, и выбрав другое.

От смущения я не знала, куда себя деть, и пошла засовывать нос в кастрюлю. Как там мое ресторанное блюдо? Долго ему еще? По времени вроде пора выключать, два-три часа уже томилось. Но раз у меня такой строгий критик завелся, надо постараться не ударить в грязь лицом. Пусть еще побулькает на всякий случай.

– У тебя очень сосредоточенный вид, – заметил Кирилл. – Как будто ты вычислила все до мелочей. Соль отсчитывала по крупинкам и нарезала мясо с линейкой.

– Конечно! – сказала я. – Строго по рецепту. А то заменишь устриц килькой – и уже не то!

Кирилл засмеялся, показывая крупные белые зубы.

– А я готовлю интуитивно. – Он устроился на расшатанной табуретке с таким удобством, будто это было роскошное кресло. – Главное – запомнить принципы, а дальше только импровизация.

– Ты умеешь готовить?

– Немного, – пожал он плечами. – Когда есть повод поалхимичить и забабахать что-нибудь интересное. Каждый день варить макароны и жарить котлеты я бы не смог.

– Жену, значит, эксплуатируешь, – ляпнула я и мгновенно прикусила язык.

Потому что это был порыв, под которым пряталось – довольно плохо пряталось! – желание аккуратно выяснить, есть ли у него эта жена. Кольца на безымянном пальце не видно. Зато на большом – строгий черный ободок. Но это ни о чем не говорит, мало ли почему человек не носит кольцо.

Короче, спалилась я красиво. И была благодарна Кириллу, что он не стал это никак комментировать.

– Не женат, – развел он руками. – И не собираюсь. Так что жалеть тебе некого.

Я смущенно отвернулась, упершись взглядом в экран маленького телевизора, стоящего на холодильнике. Древнючего – ужас, с выжженным кинескопом, потерявшим синий и желтый цвет. Но это было неважно: я включила его, пока убиралась, только чтобы он бормотал что-нибудь, создавая иллюзию, что я не одна.

И вот там-то, на тусклом экране, я и заметила…

– Смотри! – обрадовалась я тому, что можно сменить тему. – Как ведущий на тебя похож! Ну смотри, смотри, реально же!

– А. – Он бросил короткий взгляд на телевизор и пожал плечами. – Наверное, потому что это и есть я?

Коллекционер свадеб

– Ты? – изумилась я, до рези в глазах всматриваясь в мутную фигуру на экране, размахивающую руками как мельница. Схватила пульт и сделала погромче. – Серьезно?!

– И наша победившая пара отправляется на остров в Тихом океане! Романтичные каникулы, белый песок, бирюзовая вода, полное одиночество… Если не считать симпатичных рыбок, которые будут за вами подглядывать. Узнаете друг друга поближе! А потом я вас на этом острове и поженю! – бодрым голосом завлекал Кирилл на экране.

– На остров? – ахнула я. – И ты прямо поженишь? Но как?

– Ага, на необитаемый остров. Мой личный, – серьезно кивнул Кирилл, сидящий у меня на кухне. – Поэтому как его губернатор, мэр и глава церкви имею право заключать браки.

– У тебя есть личный остров? – все еще не могла я уместить это в голове.

– Это не так дорого, как ты думаешь, – как будто смущенно попытался оправдаться он. – Не туристическое место, сложно добираться. Кому он нужен?

– И ты ведущий шоу «Остров для двух сердец»? – спросила я совершенно очевидную вещь. – Никогда бы не подумала… То есть твое личное шоу и ты отправляешь победителей на свой личный остров? Вот так развлечение! Зачем это тебе?

– Люблю смотреть на счастливых людей. – Кирилл улыбнулся широченной улыбкой. – Как они находят друг друга, как впервые смотрят в глаза, еще не понимая, что влюблены… Знаешь, первые дни и недели от влюбленных шарашит такой энергией – можно было бы заменить целую АЭС, если научиться ее извлекать!

Я завороженно смотрела на него. Взрослый, матерый даже мужик за тридцать – и рассуждает о любви с мечтательной улыбкой.

– Я лет в двадцать играл в одну онлайновую игрушку и стал там священником. Вообще-то для того чтобы эффективнее крошить в капусту нежить, но к профессии прикладывалась возможность заключать браки между игроками. Ну мне же скучно было просто жмякнуть две кнопочки – вот я и стал произносить речи, требовать от молодых писать клятвы… Там, конечно, игровой брак давал какие-то плюшки, но ко мне приходили те, что правда хотели церемонию, кто правда был влюблен. И это было так обалденно! Многие из них потом и в реале женились и даже приглашали меня на настоящую свадьбу!

У него было такое светлое лицо…

– Ого… – ошарашенно пробормотала я, не зная, что сказать, от смущения при виде таких искренних и ярких эмоций. – А потом ты вырос и купил себе остров, чтобы женить всех по-настоящему?

– Не только остров. Еще круизный лайнер, – начал перечислять Кирилл. – Побывал начальником экспедиции, получил право заключать браки в Лас-Вегасе, стал священником одной смешной религии, до кучи зарегистрировался во всех играх, где есть брак, чтобы продолжать и там женить.

– Да ты коллекционер! – покачала я головой, чувствуя, как подступают к глазам слезы. – Как твой брат, только круче.

– Можно и так сказать… – Кирилл задумался на мгновение. – Да, пусть буду коллекционер! Только моя коллекция самая охрененная в мире. Никакие наркотики не сравнятся с таким приходом – когда двое смотрят друг на друга и в этот момент уверены, что будут вместе всегда. Что справятся с любыми трудностями, лишь бы быть рядом! Силой любви людей, стремящихся друг к другу, можно прокладывать дороги в космосе! Только научиться бы – а энергии хватит. Эй! Варвара! Ты что?! Плачешь?!

– Нет… – соврала я, размазывая горячие слезы по щекам. – С чего бы мне плакать? Это же так… ми-и-и-ило…

И я закрыла ладонями лицо, позорно всхлипывая и хлюпая носом.

– Варвара! – Кирилл заволновался, вскочил с табуретки и шагнул ко мне, кладя руки на плечи. – Я что-то не то сказал? Прости! Не плачь, пожалуйста! Что случилось? Ну скажи! Что тебя расстроило?

– Не расстроило… – От его участия я совсем расклеилась и рыдала уже в голос. – Я просто… Нет, неважно. Я… Я замуж хочу-у-у-у!

– Внезапно! – Обалдевший Кирилл даже сделал шаг назад. Зарылся пальцами в свою шевелюру, растрепывая гульку на макушке. – А что мешает?..

Я отвернулась и, спохватившись, выключила газ под кастрюлей с мясом.

– Долгая история… – сказала, не глядя на него.

– Люблю длинные сказки, – заявил Кирилл, с комфортом умащиваясь опять на табуретке. – Выкладывай.

Я прерывисто вздохнула, отмотала кусок бумажного полотенца и вытерла слезы. Хотелось высморкаться, но неловко было при нем. Щеки горели от соленых слез и от стыда.

– Меня жених бросил, – вздохнула я. – Прямо в загсе.

Кирилл присвистнул:

– Вот дает. А чего так?

– Не знаю, – пожала я плечами. – Не знаю!

– Никаких предпосылок не было?

– Вообще никаких! Мы строили планы, хотели в отпуск слетать, на Мальдивы! Там красиво и море! Как у тебя на острове. Даже лучше. И ремонт даже сделали. Костя кредит обещал взять мне на машину, чтобы я на работу ездила, хотел красивую какую-нибудь, удобную. Летом в Карелию поехали бы, к его бабушке. Дети… – Я всхлипнула. – Не сейчас, но через пару лет обязательно…

Кирилл смотрел на меня молча, склонив голову набок. Медно-рыжие волосы блестели под ярким светом кухонной лампы. Этой рыжиной он почему-то напоминал мне восточные статуи – Будды или других богов. И внушал доверие. Непонятное. Едва осознанное.

– Карелия, Мальдивы, машина, дети… Я слишком давила, да? – спросила я его, как будто он мог ответить точно. – Но он же сам сделал мне предложение! В Питере, на набережной, напротив Летнего Сада! Знаешь, как я плакала!

– Вижу, – с теплой полуулыбкой сказал Кирилл. – Плачешь ты отпадно. История треш, конечно.

– У тебя, небось, никто прямо от алтаря не сбегал! – фыркнула я. – Одна я какая-то неправильная!

– Пфффффф… – Кирилл закатил глаза. – Еще как сбегали! Куча идиотов!

– Серьезно? – не поверила я.

– Слушай, чего только не было! Несколько раз женихи просто не появлялись – это лучший вариант! Куда хуже было, когда прямо на свадьбе появилась настоящая жена жениха и сказала, что он уже в браке. Так он буквально бежал, аж в окно выпрыгнул. Еще был жених, который вместо клятвы заявил, что его любовница беременна и женится он лучше на ней. Одного мама отговорила за те две минуты, что невеста шла к алтарю, – сказала, что она анорексичка, видно же, не родит тебе здоровых детей. И он согласился!

– А невесты сбегали? – заинтересованно спросила я. Мое любопытство прорывалось даже сквозь слезы.

– Конечно! Прямо вот чтобы совсем не явиться – это редко. Хотя один жених успел подумать, что его бросили, пока беременная невеста блевала в туалете от токсикоза. Но та, что заявила, что уходит в монастырь, села обратно в лимузин и правда уехала, – по-моему, круче отожгла. Была такая, что притащила на свадьбу свою кошку, будущий муж сказал, чтобы она хоть на пару минут от нее отвлеклась, посмотрела на него, – так она обиделась и сказала, что кошка ей дороже!

Я уже хохотала в голос: очень уж он уморительно это рассказывал. С крайне серьезным видом, хотя улыбка то и дело пробивалась сквозь рыжую щетину у него на морде.

– Бывало, отменяли свадьбу за день, за час, за три минуты, потому что кольца потеряли – а значит, не судьба! Так что ты совсем не одинока, Варвара. – Кирилл ободряюще мне кивнул. – Твой-то почему передумал?

– Не знаю… – Я снова расстроилась. – У меня есть видео, где он говорит, но я не смотрела еще.

– Давай посмотрим?

Я задумалась.

Может, пора?

Сколько можно тянуть?

Ведь ответ не изменится. Ничего не изменится. Чуда не случится.

Но чем больше я об этом думала, тем сильнее меня охватывал страх.

Я ведь держусь пока только на том, что мне надо разобрать квартиру, что надо ходить на работу, – и вот на таких мелочах, как этот дурацкий разговор. Но Кирилл сейчас уйдет, а я останусь один на один с правдой – и не уверена, что я ее вынесу.

– Нет! – резко ответила я. – Нет. Я еще не готова!

– Как скажешь, – спокойно отозвался он, откидываясь на стену. И замолчал.

Так мы и молчали много долгих секунд. Он – спокойно, я – комкая в руках кухонное полотенце и все больше напрягаясь.

– Ты все еще хочешь мой биф-бургиньон? – спросила я донельзя фальшивым голосом.

– Ты так это сказала, что я даже возбудился, – понизив голос, сообщил мне Кирилл. – Твой биф-бургиньон, ммм… Шучу! – поднял он ладони вверх, увидев испуг на моем лице. – Конечно хочу. Но, наверное, не сейчас, Варвара. Мне кажется, неподходящее время для посиделок со вкусной едой.

– Жаль… – сказала я искренне.

Правда было жаль.

С ним мне было весело и легко – и забывалось даже, что я какая-то неправильная. Брошенная невеста. Никому не нужная.

– Все будет хорошо, Варвара, – сказал Кирилл, поднимаясь. – Я тебе обещаю.

Даже и не спросишь, кто он такой, чтобы обещать.

– О, пирожные! Можно я… – Кирилл открыл коробку и достал оттуда маленький эклер. – …уже утащил?

– Да, да, конечно! – вежливо улыбнулась я.

Он быстро натянул кроссовки, перевел мне деньги за радиолу, подхватил ее и ушел.

На этот раз, видимо, навсегда.

Только его голос остался – в хриплом динамике маленького телевизора. И тень на экране, потерявшая синий и желтый цвета, но все еще бодро машущая руками перед зрителями в студии.

А вот эклера больше не было!

Тайные сокровища

Горы барахла в квартире медленно, но неумолимо таяли. Вечерами раздавались звонки: забирали и детские энциклопедии, которые я читала еще дошкольницей, дорисовывая на каждой картинке солнышки и котиков.

Забирали суровые простыни, на которых я бы не рискнула сейчас спать: кажется, о них можно стесать кожу, как наждаком, – но в приютах для животных пригодятся и такие. Забирали стеклянные банки, отрезы ткани, собрания сочинений забытых советских писателей, детские санки… даже ржавый топор – и тот кому-то понадобился!

На обнажившемся дне этой сокровищницы нашлись настоящие драгоценности.

Например, резиновый жираф, которому было столько же лет, сколько мне. Левое ухо его было безжалостно погрызено: мама говорила, что никакие другие прорезыватели зубов я не признавала.

Или замусоленные игральные карты – колода была неполной, но я придумывала свои собственные правила, чтобы обойтись без дамы пик и валета червей.

Фотоальбомы с черно-белыми снимками незнакомых мне людей. На обороте были подписи: «Коктебель, 1978», «Новороссийск, лето-80», «Валерия Павловна с внучкой». Страницы семейной истории, о которой я уже никогда не узнаю. Фото молодого дедушки – ух, красавец он был! Я бы запала мгновенно!

– Мам! Тебе фотки бабушкины нужны? Если нет, то куда их девать? – позвонила я как-то вечером маме.

– Нужны! А там прадедушкины медали не находились?

– Эммм… – Я обвела взглядом разгром. – А где они должны быть?

– Где-то в секретном месте, где прятали самое ценное.

– Ничего особенно ценного пока не находила, – призналась я. – Какие идеи есть?

– Попробуй под шкафами пошарить.

– Они же сплошные!