Хозяин Медведь-горы, или Тайна последнего Артефакта

– Ого, время-то как идет! – воскликнул он. – Уже начало второго, надо уходить, и чем быстрее, тем лучше для тебя. Мы, и так, засиделись здесь, – сказал он, оглядывая мои плечи.

Купаясь и загорая, я потерял чувство времени и, похоже, стал обгорать.

– Вон, уже покраснели! Мой косяк, – проговорил он, словно не доглядел за мной, как за маленьким ребёнком. – Скажи “до свиданья” причалу! – шутливо предложил он и, видя моё удивление, пояснил, что он всегда здоровается, а затем и прощается, уходя из тех мест, где ему хорошо. Эта его привычка или обычай – не знаю – меня весьма удивили его слова, и он понял это и, чтобы как-то сгладить моё недоумение, неожиданно сказал, что этот причал скоро демонтируют.

– Он ведь не так просто закрыт и не принимает катера из Ялты и Алушты Меня его слова оставили равнодушным.

– Ну, построят новый, хороший, – пожал я плечами и тут почувствовал, что мои плечи, и впрямь, подгорели. Во всяком случае, когда я натянул на себя футболку, её шершавое прикосновение к моей коже было слегка болезненным.

Мы быстро собрались и ушли с пляжа, так и не прогулявшись толком по нему, а я и забыл о Веронике, которая, возможно, могла бы быть в это время где-то здесь. С сожалением подумав об упущенном шансе поискать её здесь, я пошёл вслед за Олегом вправо в сторону скалы с телевышкой над ней.

– Ну, куда теперь? – спросил я моего путника. Я был не прочь сходить к видневшейся вдали слева от нас каменной тушке большого, с покатыми, гладкими боками, цвета спелой ореховой скорлупы, “крутолобика”, о чём и сказал ему.

Идя по набережной, мы вскоре подошли к каменному мостику с металлическим ограждением и перилами на нём, перекинутому над руслом почти пересохшей маленькой речушки – она стекала в море маленьким чистым потоком воды (с окрестных гор – сказал Олег). На небольшой песчаной отмели, сделанной ранее бурными, дождевыми разливами этой речки, ходили чайки, выискивая что-то в мелком песке. А дальше, справа, виднелся покатый высокий бок той самой крутобокой, красновато-коричневой в ярком солнечном свете, скалы.

Внешне окатанная и вроде бы гладкая, издали, поверхность, оказалась вблизи покрытой, как шагреневая кожа, мелкими каменными, выпуклыми буграми. Теперь эта скала напоминала мне огромный, гололобый, изборожденный бороздами и рытвинами, “бараний лоб”. – Ну, что, – с доброй усмешкой сказал Олег, – пойдём к этому твоему “крутолобику”? Вообще-то, его правильное название крымско-татарское “Кучук Аю“ (как он мне потом сказал, ему было интересно слушать мои реплики и удачные названия некоторых Партенитских мысов, поэтому он меня не стал сразу поправлять), и выглядит он таким “крутолобиком” только с этой стороны. А сверху он похож на куполообразный мысик, как каменная кучка или шляпка гриба неправильной формы. Там, кстати, стояло в 15-м веке небольшое генуэзское укрепление или сооружение, типа колодцеобразной башенки. На верхнюю площадку снизу туда вела каменная лестница. И до сих пор на этой скале есть вытесанные в ней каменные ступеньки, уже почти стёртые временем.

Я хмыкнул недоверчиво, не понимая, что за крепостицу можно было соорудить на голой скале и для чего? Может, присматривать и охранять какие-нибудь их торговые парусники у берега? Или, вроде, таможенного поста для досмотра корабельных грузов? Ну, тогда, здесь должна была быть где-нибудь гавань?

– Именно так и было, – подтвердил мою догадку Олег. – Но, скорее всего, с другой стороны этого лакколита.

Я вскинул удивлённо брови.

– Да, да! – не удивляйся. Это же маленький габбро-диабазовый лакколит! – с видимым удовольствием пояснил мне Олег.

– Да, ну! – слова Олега меня очень удивили. – Такой малыш, и лакколит? – я вспомнил статью об этих геологических образованиях и не мог понять, почему же он такой маленький.

Видя мой скепсис, сказал, что лакколиты могут быть и вот такими маленькими в размерах.

– Но, ведь, по-сути, это должен быть недоразвившийся вулкан! – аргументировал я свою позицию. – Каким же образом, этот “микропут” может считаться именно лакколитом?

Олег остановился, видя моё желание разобраться обстоятельно в этом вопросе о происхождении этой каменной крохи.

– Он же здесь возник, не как одиночное интрузивное образование, а как часть большой вулканической системы, куда входила и Медведь-гора, и интрузивное тело мыса Плака и даже, гора Кастель, имевших в древности, миллионы лет назад, общий подводящий инъекционный канал из единого магматического резервуара. И по факту, не все они могли стать вулканами. Этот, – кивнул головой Олег в сторону Кучук-Аю – я запомнил название – образовался в результате внедрения магмы между слоями под давлением, приподнявшей над собой вышележащие слои. Иначе говоря, огромные потоки магмы устремились под давлением к поверхности, но не вышли наружу. И вскрылось это застывшее под землёй магматическое тело миллионы лет спустя, выйдя, затем, на дневную поверхность при его неглубоком залегании, в процессе длительной денудации.

– Такой же, какая имела место в случае с Медведь-горой? – уточнил я.

– Да, – как само собой разумеющееся, подтвердил Олег.

– Но, у них же несопоставимые размеры! Эта кроха, – показал я рукой на лакколитик, – и огромный Аю-Даг! И тот, и этот были под землёй?!

Вот этот самый факт и занимал моё воображение— какие же геологические события должны были произойти здесь в ходе миллионолетий, чтобы вытолкнуть все эти местные лакколиты “наверх”?

Олег молчал, показывая всем видом, что ему не хочется со мной спорить или доказывать свою правоту. Но, видя, что я никак не могу поверить в эту геологическую информацию, сказал, что верю я или нет, но, раз уж я не геолог, то и спорить со мной не о чём.

– А ты, значит, геолог, – досадливо проговорил я.

– Читал больше, чем ты. И не только геологический справочник на моём балконе.

Решив ещё раз объяснить мне его происхождение с позиции, как он сказал, что с позиции геофизической интерпретации, эта кроха является маленьким интрузивным куполом.

– Возможно даже, магматическим диапиром, который появился после подземного интрузивного излияния небольшого лавого потока, а основная часть лавы из очага магмы образовала Аю-Даг и гору Кастель. Ну а в целом, если говорить о Крыме, этот общий магматический резервуар питал собой и вулкан на мысе Фиолент, и известный тебе Карадаг. А между ними – этот и соседний с ним лакколит мыса Плака.

– Да здесь у вас целая грядка лакколитов! Прямо, как маслята – нашёл один, тут же ищи и другой, – пошутил я, косвенно давая ему понять, что он убедил меня насчёт этого “диапира”.

Олег кинул головой, улыбаясь моему образному сравнению.

– А где этот мыс Плака? – поинтересовался я, затем, меняя тему, понимая, что спорить с ним не в моих интересах, но, при этом, поражаясь про себя мощи процесса денудации, в ходе которого с Медведь-горы, да и с горы Кастель, были убраны все осадочные наслоения.

Неожиданно для себя, я вспомнил о Веронике и её словах об этом мысе.

– Приехав в Партенит, отдыхая там, она, возможно, сходит и на этот красивый, по её словам, мыс. Может, мне нужно будет съездить туда? – подумалось мне.

– Его не видно отсюда. Он расположен за этим гористым, обрывистым холмом, на другой стороне бухты, – охотно продолжил Олег, выполняя свою условную роль экскурсовода, махнув рукой вперёд в сторону высокого утеса или что это было, впереди нас. – Мыс Плака представляет собой лакколит, сходный по строению с Медведь-горой, или с горой Кастель. Но с другим строением вулканического камня. Все они, кроме этого, твоего “крутолобика”, являются, как ты уже знаешь, несостоявшимися вулканами – большими или малыми. Так сказать, родственная семейка лакколитов. Как ты говоришь – “грибная” грядка. Этот мыс, кстати, и напоминает с определённого угла такую каменную шляпку гриба. Но не для меня, – как-то загадочно выразился он. – На нём, чуть поодаль, вглубь, стоит замок княгини Гагариной. Слышал о такой?

Вспомнив, что кто-то из пассажиров в автобусе, упоминал об этом замке, когда мы подъезжали, вроде, к партенитской остановке на трассе, я не стал говорить об этом Олегу.

Пожав равнодушно плечами (почувствовав при этом боль в слегка обгоревшей коже), я смотрел вверх на высившийся впереди нас высокий косогор, за которым, по словам Олега, была подковообразная бухта.

– К этой бухте, – слушал я дальше, – выходит территория нового ландшафтного парка “Парадиз” и, более старого, “Карасан”. На её восточном краю стоит Мыс Плака, где располагается замок княгини Гагариной, и с этим мысом, его владельцами и самой княгиней связана очень интересная тема.

Он начал, было, рассказывать о ней, но видя, что я не заинтересовался, переключился на геологию того мыса, попутно сказав, что археологи нашли там остатки ещё одной генуэзской сторожевой крепости, взятую штурмом турками, точно также, как и здешние укрепления на мысе Тепелера. Так назывался этот косогор, высившийся тридцатиметровым скалистым обрывом впереди нас. А в переводе с крымскотатарского это означало “холм, вершина”.

Мой партенитец, между тем, достал свой сотовый, и быстро пощёлкав пальцами по экрану, извлёк из его памяти какую-то фотку с видом на холмистое побережье. Посмотрев поближе, я увидел на ней скалу с крутопокатым склоном, выступавшим вперёд в море.

– На что похоже? – спросил меня с улыбкой Олег.

– Она походит на… – задумался я, давая волю фантазии, пытаясь разглядеть в ней что-то нужное Олегу, – на сидящего мудреца, выставившего вперёд грудь, переходящую в большой живот, – с оригинальничал я, зная наперёд, что это не то, что мой товарищ собирался услышать от меня. – Смотрящего в море перед собой. В общем, философ в стиле китайского болванчика, – я взглянул с ухмылкой на Олега. – А руки у него сложены на груди под каменным одеялом, – добавил для полноты образа, созданного моим воображением.

– Оригинальная версия, – покачал головой Баженов. – Значит, философствующий мудрец, вглядывающийся в море…

– Ну, с большой натяжкой. Ну а, что там ещё можно разглядеть! – воскликнул уже серьёзно я.

– Да у всех по-разному! Здесь всё зависит от места съёмки. Но насчёт версии “философа” ты меня удивил. Ладно бы сказал, страж в каменном дозоре… Хотя, ты же не знаешь ничего об истории этого места. Знал бы, так сказал, в крайнем случае, что это командор Плак.

– А кто это? – полюбопытствовал я.

– Долго рассказывать. Будем там, вот и расскажу, – пообещал Олег.

– А ты сам, что видишь в этом мысе? Какой образ?

Олег, помолчав, словно сомневаясь, отвечать ли мне серьёзно, сказал, что он видит здесь образ старой, мудрой совы. Откинувшей назад голову и сложившей крылья на животе…

– Повторюсь, что здесь всё зависит от угла зрения. С этой точки, снятой мной, это выглядит именно так. А если снять с моря, вид уже меняется. Для меня она именно Сова. “Плак”, по-гречески, и значит “сова”.

Серьёзность, с которой он произнёс это, меня позабавила. Я скептически хмыкнул, понимая, что он не прав, и моя версия была более уместна на фоне его странной фантазии насчёт образа совы в этой причудливой скале. Для чего-то он стал рассказывать мне о совах и поверьях, связанных с ними, говоря мне о том, что там, на мысе, я потом и пойму, почему он видит в нём скрытый образ совы…

Слушая его, я удивлялся про себя его какому-то стремлению чуть ли не убедить меня в правоте его версии. Поняв, что его аргументы бесполезны сейчас для меня, он сказал, что вернётся к этому разговору, когда мы побываем с ним на этом мысе. И, заодно, осмотрим Замок княгини Гагариной.

– Тебе понравится! – заверил он меня, пряча сотовый в кармашек рюкзака.

Моё внимание тем временем привлекал к себе обрывистый взгорок, высившийся впереди нас.

– А вот этот холм, – я показал рукой в сторону телевышки, видневшейся на вершине скально-земляного выступа у моря, – Это там наверху стояла крепость генуэзская?

– Да, – подтвердил Олег. – Она известна историкам под именем “Кале-Поти”. В переводе с тюркского означает “обрывистая скала”. Этот скалистый косогор является мысом и представляет собой окончание небольшого массива горы Тепелер и с восточной стороны стоит в море, – пояснил мой знающий товарищ. – У её подножия, собственно, и располагалась в средневековье деревня Партенит. А на вершине мыса генуэзцы построили эту самую каменную крепость с двумя четырехугольными башнями, и остатки её стен существуют и сейчас. Там располагался административный центр консула республики Генуя в Партените. Но туда сейчас не попасть. – К консулу? – пошутил опять я, но Олег не поддержал мою шутку.

– Там всё вокруг сейчас перегорожено новостройками, оградами и частными дворами с заборчиками, и огородами. А ведь это было большое по площади обустроенное оборонительное сооружение, и оно являлась частью общих партенитских укреплений, включая форт-маяк на мысе. Ну, теперь там огородники овощи и клубнику выращивают на костях. Он замолчал, думая о чём-то своём. Я посмотрел на него, ожидая продолжения его пояснений.

– В средневековье, там находился генуэзский погост, – открылась мне печальная правда о нынешнем состоянии историко-археологической части древнего Партенита.

– Грустная тема, – я промолчал.

Любые сведения, которые он “выдавал” мне на – гора по истории, по геологии и даже ботанике мне были интересны и удивительны – мне всё здесь нравилось и притягивало мой жаждущий новых впечатлений взгляд, и я радовался про себя, что, в лице Олега я нашёл такого же любителя природы и истории, как и я сам.

– Ну, а пока нам придётся выйти за территорию парка, потому что отсюда нельзя пройти дальше по берегу – там всё перегорожено и ведутся земляные работы – прокладывают новый водовод. Придётся идти в обход или перелезать через заграждения.

Не дойдя пару шагов до красивого, выпуклого мостика через речку, мы отошли в сторону, обозревая это геологическое чудо – малыша “Кучук-Аю“ – с удобного места напротив пляжа.

Рассматривая такой близкий, метров в 60 от нас, массивный каменный Лоб, я оценил его истинные размеры, увидев на его лысой верхушке парочку молодых людей – парня в красной рубашке и плавках, и девушку в купальнике с ребенком. Они были такими маленькими по сравнению с размерами “крутолобика”!

– Да он огромный! – сказал я уважительно-восхищенно, глядя на массивное скальное образование. – Метров двадцать или выше в высоту? – поинтересовался я.

Олег, видя мой неподдельный интерес к этому чуду Природы, немного рассказал мне подробнее, что знал об этой скале. Разговаривая с Олегом, я и не обратил внимания, что мы уже повернули и направились опять назад по набережной. Впереди справа, в стороне от набережной виднелась аллейка старых, здоровенных, серо-белых тополей, обрезанных, как под гребенку, на высоте пяти метров.

– Наверно, чтобы пух весной не летал и не мешал гостям санатория отдыхать, – подумал я.

Почти тут же Олег свернул на открытую, просторную аллею с кустами цветущих роз и высокими, отдельно стоящими среди травяного газона, высокими пальмами с веером широких листьев на их верхушках – их тонкие стволы были покрыты, как войлоком, грубыми волокнами коричневого цвета. За пальмами справа находились, с интервалами по пятьдесят метров, несколько высоких, белых, зданий с козырьками крыш-навесов (жилые корпуса санатория, по словам Олега). А дальше моему взору опять открылись красивые деревья и декоративный кустарник с красными и розовыми метёлками цветов. Пение птиц в тени деревьев, приятное для слуха, тоже способствовало общему ощущению праздника жизни вокруг меня.

Невольно, я вспомнил дождливую московскую погоду и подумал, как я правильно сделал, приехав на отдых в этот раз, в Ялту. Все эти мысли подвинули меня выразить вслух моё прекрасное настроение и восторг от моего пребывания на южном берегу Крыма.

Идя, не спеша по асфальтовой дорожке, вдоль зелёных насаждений, я как-то слегка стал отставать от моего спутника. Он, вроде, не торопился, но, при этом, всё время был на полшага впереди меня, и я только сейчас обратил на это внимание.

– Да…, сколько же интересных мест есть и здесь, и в Большой Ялте, и всё связано с такой чудесной местной природой! – проговорил я восторженно, обращаясь к нему.

– Именно, – кивнул Олег, соглашаясь, слегка остановившись. – И с историей этого полуострова!

– продолжил он, идя рядом со мной. – Кто здесь только не был и в древности, и в недавнем историческом прошлом!

Ему, похоже, передался мой энтузиазм – во всяком случае, эта тема ему была близка и интересна, как и мне.

– Какие исторические личности были здесь! Его же история неразрывно связана и с античностью – теми же древними греками, и римлянами. Один Херсонес чего стоит, не говоря о Пантикапее и Митридате Великом!

Он оглянулся вокруг себя, как будто хотел показать мне следы того, давно ушедшего, Прошлого. – И более древних народов, – замолчал мой новый товарищ, давая мне возможность выговориться.

– Да, – подхватил я его мысль, – и с историей средневековой Европы! Крым – это целая мини-планета чуть ли не со всеми климатическими зонами! – продолжал я восторженно, следуя за ним вперёд мимо очередной аллеи высоких пальм с опущенных в стороны, склонившихся вниз метёлок веерообразных листьев, украшавших их, как хохолки – зелёного попугая.

– Согласен, и очень! – разделил мой невольный восторг Олег. – Ведь в силу своего географического положения он находился на пути миграции разных народов. Таврика была на стыке древнейших торговых путей и здесь, в Крыму, сталкивались во все времена интересы целых цивилизаций и многих стран мира. За свою письменную, известную нам историю, Крым принадлежал более 15 разным народам!

Пробуя про себя вспомнить, каким именно, я сбился со счёта. Олег продолжал говорить на эту тему и, похоже, наш разговор переходил понемногу в плоскость исторического прошлого этого полуострова.

– И по соседству друг с другом здесь всегда жили люди разных этносов с разным укладом жизни, традициями и религиозными обрядами, – как-то “по-лекционному” выразился мой новый товарищ – знаток местных реалий и прошлого этих мест.

Похоже, тема истории этого полуострова была близка и интересна моему партенитцу, и он охотно продолжил разговор об этом.

Мы шли рядом, оживлённо общаясь, периодически встречая на своём пути многочисленных отдыхающих и гостей этого санатория.

– Партенит же был хорошо освоен людьми ещё во времена тавров! – продолжал Олег говорить о Крыме и его истории. – Кстати, “Парфенос”, в переводе с греческого, “Дева”. Я потом тебе об этом подробнее всё расскажу, если тебе будет интересно.

Кивнув согласно головой, я слушал его, разглядывая с интересом всё вокруг себя – “как же здесь здорово, наверное, отдыхать в этом санатории”– мелькнула у меня мысль.

– А ведь в Крыму есть ещё и Евпатория, и Феодосия, и Судак, и Керчь и более молодые города Бахчисарай, и, наконец, Севастополь, – продолжал мой товарищ. – И все эти города находятся отсюда в радиусе 200 километров. По Крыму можно ездить и ездить, осматривая его многочисленные достопримечательности. И везде, по-своему, хорошо отдыхается. Так что, Антон, приезжай почаще к нам в Крым, – как заправский экскурсовод, “агитировал” меня Олег. – Что там твой Таиланд или Италия! – продолжал он, – там всё чужое для нас, не связанное с нашей историей. А здесь ты свой, родной, и незримо связан с нашей Природой-матушкой, – и обвёл рукой пространство вокруг себя, имея больше ввиду, наверное, лес, начинавшийся сбоку от нас влево, со стороны Горы, которая открылась мне своим огромным склоном с этой стороны.

Я не мог назвать местную роскошную природу и её растительность, особенно, с кипарисами, своей, российской. Это была, всё же, южная, субтропическая, природа с непривычными мне пышными деревьями, цветущими кустарниковыми растениями, цветами и подстриженных, густых кустов – лавровишни – вспомнил я. Мне была ближе скромная природа Подмосковья, а здесь всё было таким ярким, пышным, сочным и наполнено незнакомым мне ароматом цветов и растений. Одним словом – Юг!

Олег продолжал с энтузиазмом говорить, словно пытаясь убедить меня в том, что мне было и так ясно и понятно:

– Она готова показать, открыть тебе здесь свои тайны. А в Италии ты просто проездом скачешь по верхушкам, видишь внешний фасад средневековья в Венеции или Флоренции, в этаком типичном каменном заповеднике западноевропейской архитектуры. Но там – заграница, и не наша история! А здесь, – он опять обвёл рукой вокруг себя, охватывая, как я понял, как бы весь Крым, – всё связано с историей России, её победами, как и трагедиями и, даже, поражениями.

Слушая его и размышляя, вместе с этим я вбирал в себя всё окружавшее меня великолепие южной природы этого благодатного места и понимал всё более ясно и глубоко, почему всех этих завоевателей так интересовал и привлекал этот цветущий край.

Я кивнул головой, соглашаясь с его словами. А он продолжал свою какую-то уже вдохновенную речь:

– Но, в итоге, Россия выстояла, вытерпела невзгоды, отстояла право на свое место в этом мире. И ведь живём, развиваем нашу экономику, идём вперед, – он уже походил прямо на какого-то пропагандиста-агитатора.

– Именно в Крыму, – продолжал он с энтузиазмом, – здесь, на отдыхе, можно прикоснуться к нашему Прошлому. Неважно, советскому, или российскому, которое осязаемо видно и понятно, когда приезжаешь в героический Севастополь или, в город-герой Керчь. Здесь были такие кровопролитные бои! Наши деды, – он остановился, – мой дед – продолжил он, – воевал в Крыму, освобождая и Алушту, и Ялту, а затем и Севастополь, – как выдохнул, закончил он свой неожиданный монолог.

Я остановился, тронутый его искренними чувствами к Крыму, природе-матушке, и нашей стране.

– Ну, ты Алик, патриот…, – протянул я одобрительно и задумался над его словами. Мой дед-то тоже воевал, но Крым не освобождал. И Берлин не брал. Был простым пехотинцем, и хлебнул всякого лиха на войне по полной.

Эти неожиданные слова о нашем общем прошлом, о наших дедах, как-то тронули мою душу, заставили задуматься о нашем Прошлом, об истории нашей страны – вся эта природная красота солнечного дня в этом парке никак не ассоциировалась с военным лихолетьем, и даже как-то не верилось, что и по такому мирному Партениту война прошла своими безжалостными танковыми катками.

Незаметно, понемногу идя дальше влево, мы вышли к красивому зданию с зарослями декоративного, высоченного камыша напротив него. Как оказалось, это был санаторский кинотеатр.

Я подошёл поближе, чтобы сфотографировать декоративные, пышно-белые метёлки камыша – не видел таких раньше нигде! И, фоткая этот красивый вид, сказал полувопросительно:

– И, что, немцы в войну были и здесь?

Задавая это вопрос, мне самому было трудно представить, что здесь, в таком солнечном месте, полным любви к Природе и Жизни, как злая тень, коснулась своей чёрной свастикой чуждая нашим понятиям о Добре и идеалам гуманности, тёмная сила нацистов.

– Да, были, и здесь, в посёлке – там квартировался немецкий гарнизон, – подтвердил Олег.

– Даже не верится! – покачал я головой. – Они, поди, здесь отдыхали и, наверное, подлечивались в период немецкой оккупации Крыма? Боёв же здесь не было? – продолжил я военную тему. – Бои были наверху, – объяснил Олег, – на старой дороге Ялта-Симферополь и в горах, где скрывались партизаны. И в этом районе на перевале у Гурзуфского “седла”, и на крымских горных яйлах – Ай-Петринской и Долгоруковской – там, где Алушта, – он показал рукой в сторону гор. – А вот на Медведь – горе у немцев был организован наблюдательный пост, – выдал он такую неожиданную для меня информацию.

– Это, где же? – заинтересовался я, невольно смотря вверх, на склон невидной отсюда Горы, выходившей своим огромным, заросшим лесом боком, к забору слева от нас.

– Да там, у трона Силы, куда я тебе обязательно свожу!

Я вспомнил то каменное подобие Трона из глыб, высившихся на краю камнепада на картине, которая висела в гостиной Олега.

– Оттуда открывается вид на всё западное побережье вплоть до Ласточкиного гнезда, – объяснил Олег. – А в стереотрубу и дальше. Они оборудовали там типа сторожки, где их караулы сменяли друг друга каждые три дня несколько месяцев. Конечно же, партизан здесь, на Горе, не было, но ведь шла война. … И, кстати, в 1942 году здесь две недели в конце ноября провела, работая на раскопках древнего городища на северной части вершины Горы, небольшая, секретная, немецкая экспедиция по изучению сакральных тайн этого места. Листвы в это время года на деревьях нет, и лес просматривается без труда на десятки метров. Немцы рыли землю и делали пробные шурфы – явно что-то искали в северной, высокой части горы. Они потом переместились на гору Кастель – там же тоже было когда-то древнее укрепление генуэзцев, и немцы пробовали найти вход в подземелье с тайником, где, по смутным слухам – народной молвы и преданиям – монахи трех монастырей, существовавших там, в округе, почти триста лет с 12-го по 15-й век, укрыли накопленные монастырями сокровища и древние рукописи времён Византии, пряча их от турок.