Отдай мне дочь

– Что-то ты не вспоминал о ней двадцать лет, а теперь смотри, как заговорил! Пригласил ее сюда разбираться в делах семьи, будто у нее есть на это право. Да, я повторяю: это наша семья! Милану и ее мать ты вычеркнул из жизни по собственному желанию. И не надо теперь ее впутывать во все эти проблемы!

Бесстрастное лицо исказила гримаса злости, она сжала руки в кулаки и быстро спрятала их в карманы брюк. А Милана вдруг успокоилась. Юленька, вернее, Юлия Максимовна переживала об абсолютно пустых вещах в то время, когда жизнь ее единственной внучки могла быть разрушена в любой момент. Вместе с этой мыслью пришло осознание, что делать ей здесь больше нечего. Отец и шагу не ступит без одобрения жены, а та уже показала, что на самом деле ее беспокоит.

– Да, вы правы, – спокойно ответила. – Я, пожалуй, пойду.

– Милана!

Она не ответила, даже не обернулась. Решительно направилась к выходу, спиной ощущая колючий взгляд Юлии Максимовны. Отец последовал за ней.

– Не обращай на нее внимания, – шепнул он на пороге. – Пойми, она так же, как и я, взбудоражена, тут еще ты подлила масла в огонь, вот она и вспылила…

– Пап, не надо, – Милана мягко тронула его за плечо. Он сразу замолчал. Повернувшись, она схватилась за ручку и открыла дверь, а в спину донеслось:

– Ты могла бы стать хорошей мамой для Анечки.

Она обомлела, с трудом произнесла короткое «Что?»

– Подумай, дочка. Почему бы тебе не удочерить Аню?

Эти слова крутились в ее голове все время, пока возвращалась домой. Глубоко задумавшись, она чуть не проехала свою остановку. Конечно, с самого начала, как только Ирка заговорила о детдоме, у Миланы проскальзывала мысль об удочерении. Но согласится ли на это Кирилл? Пока она не решалась завести разговор. Боялась, что он не поймет, скажет, что не готов, всего боялась. Да и, вопреки здравому смыслу, продолжала надеяться, что ситуация разрешится, сестра одумается, раскается, успокоится.

Однако проходили дни, но ничего не менялось. От отца не было вестей, Ирка тоже молчала. Жизнь шла своим чередом. Рутинная, ничем не примечательная жизнь. Напарница заболела, Милана работала почти без выходных, и тревожные мысли на время отступали. Но когда внезапно позвонила сестра, затихшая боль опять ожила.

– Привет. Я забыла у тебя колье. Можешь привезти сегодня? Очень срочно надо.

– Ладно, – вздохнув, согласилась Милана.

Душа не лежала ехать туда, хотя и мучило любопытство: а вдруг она образумилась? Безумно хотелось увидеть Анечку и убедиться, что все в порядке. Достав забытое украшение сестры, Милана стала собираться, благо, сегодня у нее образовался выходной. А примерно через час она уже звонила в дверь дрожащей рукой.

– Кто там? – послышался тоненький голосок Анечки. Она еще не достает до глазка, поэтому всегда спрашивает.

– Это я, тетя Милана.

Дверь распахнулась, девочка с визгом радости бросилась ей в объятия, а Милана забыла, как дышать.

– Я так соскучилась! – с детской непосредственностью призналась она, заглянув ей в глаза. Медовые кудряшки, карие глаза, на мягких щечках – яблочный румянец. Настоящая маленькая принцесса. Милана жадно вдохнула воздух. Бесчувственный камень, застрявший в груди, раскололся, разлетелся в щепки, а на его месте снова застучало сердце, забилось медленно-медленно, а потом все сильнее и уверенней.

– Теть Мил, представляете, а мы вчера котенка нашли, маленького такого, у него лапка была перебита, – защебетала девочка, сжимая ее руку. Вместе прошли на кухню. Ира сдержанно кивнула и выключила вскипевший чайник. По тому, как она прятала глаза, стало ясно: она не передумала. Милана взглянула на календарь: завтрашняя дата была обведена красным кружочком. Все стало ясно.

– А мы его спасли. Он такой беззащитный был, глазки такие грустные! – продолжала Анечка. В словах – неподдельная детская искренность, без единой нотки фальши. Удивительно, сколько любви может вместить такое маленькое сердце! Сколько доброты и простоты.

– Я так просила мамочку оставить котенка!

– Оставили? – участливо спросила Милана, усаживаясь на стул и с ужасом понимая, что завтра Анечки уже здесь не будет.

– Не-а, соседке отдали, – в звонком голосе скользнула грусть. Малышка сунула в ее руки горячие ладошки и сжала пальцы, ища поддержки.

– Ну вот, нашли ему домик, там ему будет уютно и хорошо, не переживай.

Анюта, запрокинув голову, взглянула на нее: в глазах плескались озорство и задор. Милана прикоснулась пальцами к нежной щечке, девочка сощурилась и улыбнулась. Милая моя, ты еще не представляешь, что скоро окажешься в чужом доме, где много брошенных, несчастных детей. Что та, кого ты так любишь и называешь мамочкой оставит тебя погибать в унылых бездушных стенах. Но пока ты ни о чем не подозреваешь… У тебя еще есть один день счастливого детства.

– Принесла колье? – прервала ее мысли Ира.

Милана молча протянула ей бархатную коробочку. Как-то сестра приходила и хвасталась подарком от какого-то поклонника, посекретничали, заболтались, так и забыли о колье. Она как раз собиралась вернуть его в тот день, когда шли в кафе, но убежала, а потом было не до этого.

– Чай будешь?

– Нет, спасибо. Мне пора.

Ирина пожала плечами и отвернулась. Зашуршала страницами какой-то книги. Ее поглотило что-то более важное, серьезное, чем пустые разговоры с близкими людьми. А в окно забарабанил дождь, прибивая пыль и умывая дороги. Как жаль, что он не может смыть пыль с человеческих душ!

– Завтра в садик? – спросила Милана, уже стоя у двери. Девочка немного загрустила. Наверное, думала о своем котенке.

– Мама меня в новый садик переводит.

– Да? – удивилась, но потом дошло, о каком садике речь. Значит, так она преподнесла информацию.

– Она сказала, что там лучше и что мне очень понравится.

Выходит, действительно, все случится завтра утром. Завтра утром Аня вступит в суровую взрослую жизнь. Можно навсегда попрощаться с уютными вечерами, проведенными с Ирой и ее доченькой, совместными поездками на дачу, прогулками в лесу, походами в кинотеатр. Навсегда вычеркнуть этот отрезок жизни, поломать и выкинуть, словно его и не было никогда. Словно Ани никогда не существовало Будто она была лишь красивым платьем, которое Ирка брала в аренду. Полюбовалась, походила в нем, привыкла – и сдала обратно.

Ничего не сказав, Милана выскочила на лестничную клетку.

***

Утром Милана собиралась на работу на автомате, постоянно думая о том, что на счастливой жизни Анечки вот-вот будет поставлена точка. Кое-как приведя себя в порядок, она добрела до остановки и села в автобус. По городским улицам несся май – яркий, жизнерадостный, звонкий. В такую пору хотелось оживать, петь, наполняться энергией, дарить радость ближним… Но на сердце было тяжело. Мысль о том, что сейчас бросают беззащитного ребенка, выкорчевывают его из своей жизни, как ненужный сорняк, больно уколола ее.

«Я не могу пустить все на самотек!» – решила Милана и, позвонив начальнице, сослалась на плохое самочувствие. Она действовала спонтанно, отключив разум и слушая только сердце. Неважно, что ее могут лишить премии или уволить. Это все мелочи, маленькие неприятности. Гораздо хуже то, что еще один ребенок может оказаться никому не нужным, брошенным, преданным, лишиться веры в людей и не перенести жестокий удар от человека, которого искренне любит!

Она бежала изо всех сил, задыхаясь, глотая слезы. Ирку и Аню увидела, когда они уже садились в салон такси. К счастью, рядом стояло еще одно, пустое. Упросив водителя следовать за нужной машиной, Милана все-таки успела. Умудрилась проскочить внутрь здания. Попыталась их разыскать.

– Мамочка, ты точно вернешься? – донеслось из-за двери одной из комнат. Сердце екнуло, остановилось. Она прислонилась к стене, не находя в себе решимости толкнуть дверь и встретиться с ними лицом к лицу.

Ира раздраженно бросила:

– Аня, теперь это твой новый дом. Ты будешь жить здесь. Мамочка не придет!

Она выскочила из комнаты, не заметив Милану. Девочка бросилась следом за ней, пыталась ухватить, плакала, умоляла не оставлять ее здесь, но Ира оставалась непреклонной.

– Пойми, так будет лучше! – отчеканила она твердо и, не оборачиваясь, вышла на улицу, а Анечку схватила какая-то женщина.

– Пойдем, пойдем, – бормотала она, но малышка вырывалась, смотрела на дверь широко открытыми глазами, в которых блестели слезы. Наконец заметив Милану, она кинулась к ней.

– Тетя Мила, тетя Мила! Почему мамочка ушла? Скажите, что я буду хорошей!

Она плакала, не в силах сказать еще хоть что-то. Милана прижимала Анечку к себе и дрожащей ладонью гладила по волосам. Женщина смотрела на нее удивленно и подозрительно, но молчала.

– Не плачь, солнышко мое. Я… я буду к тебе приходить…

Это несчастное заплаканное личико еще долго стояло перед глазами, не давая Милане уснуть. Она ходила из комнаты в комнату, из угла в угол, не находя покоя, не зная, как лучше сделать, как помочь Анюте пережить предательство. Как она там сейчас? Спит ли в новой холодной кроватке или смотрит в окошко и плачет вместе с дождем? Что за мысли бродят в ее маленькой головке? Утешается ли она тем, что Милана будет к ней приходить, что она все-таки нужна кому-то?

Хотелось верить, что девочку эта мысль поддерживает. Но рана, конечно, глубокая, так просто не заживет. Да и заживет ли?

– Чего не спишь?

Щелкнул выключатель, и Милана поморщилась от яркого света. Только сейчас осознала, что сидит за столом, положив локти на скатерть, и безучастно смотрит в окно, на озаренный огнями спящий город.

– Три часа ночи.

Повернула голову и взглянула на мужа: темные волосы чуть взъерошились, в сонных глазах отражалось беспокойство. Можно было не отвечать на его вопрос, все и так поймет по лицу, но она буркнула:

– Переживаю.

Казалось, они так мало вместе – всего три года, и в то же время, так много, потому что успели притереться друг к другу, срастись настолько, что порою хватало взгляда, чтобы понять, о чем каждый из них думает. И пусть он не дарит ей сто роз, не ездит на дорогой машине, пусть у них нет дома с видом на океан и частного самолета, зато рядом с ней надежный спутник, мудрый, чуткий, знающий свой путь. Кирилл умеет принимать твердые решения, потому она надеялась, что он поддержит ее и сейчас, сделает то, на что у нее, увы, не хватает духу.

– Из-за Ани? – понял без слов. Милана кивнула. Муж сел рядом и крепко обнял, а она положила голову ему на плечо.

– Мы ее не бросим, – пообещал Кирилл и нежно поцеловал завиток ее волос. Она подняла на него глаза:

– Скажи, мы бы… смогли бы…

В горле застыл ком, не дав договорить. Определенно, как бы ни храбрилась, она не сумела бы это сделать сама, только с ним. Вместе бы справились, но решение трудное. Даже говорить об этом трудно. Но Кирилл опять все понял.

– Сможем! – последовал уверенный ответ.

И, почувствовав поддержку, Милана решила забрать Анечку.

Однако все оказалось не так просто, как она себе представляла. Сначала нужно было собрать целую кучу бумаг, пройти специальные курсы, да много чего, но пугало не это, а то, что Аня с того момента больше не разговаривала. Вот так, замолчала. Только у окна часами простаивала, все смотрела во двор, на дорогу и ждала. Даже при встрече с Миланой не проронила ни слова, почти ни на что не реагировала. В глазах девочки стояла тоска – холодная, страшная, липкая. И не было больше во взгляде того озорства, того задора и искринки, что раньше. Они потухли.

– Что с ней? – испуганно спрашивала Милана. – Она заболела?

– Психологическая травма, – звучал равнодушный ответ. Как будто это было обыденно, не ново, словно детей бросали каждый день, и те переживали то же самое, что и Аня. Милана не хотела даже думать об этом. При одной мысли внутри все скручивало, мучило желание усыновить всех детишек, позаботиться о них, подарить тепло и любовь. Но хватило мужества начать борьбу пока лишь за одну девочку. И неизвестно, хватит ли сил…

«Ничего, милая, потерпи, – обещала она всякий раз после встречи с Анечкой, – скоро я тебя заберу отсюда. Все наладится. Мы с Кириллом будем любить тебя и сделаем все для того, чтобы ты была счастлива…»

А вокруг словно в отместку расцветали цветы, грело солнышко и воздух был наполнен нежностью и вдохновением, сейчас, когда у самой Миланы на сердце было неспокойно! Когда она не могла радоваться этой окружающей красоте!

После тяжелого рабочего дня гудели ноги. Еще и начальница весь день ходила, как цербер, придиралась по каждому поводу и просила хотя бы для вида натянуть на лицо улыбку. Небо заволокло тучами, после дождя ощущалась сырость и прохлада. Застегнув пуговицы пиджака, Милана решила присесть на скамейку и немного отдохнуть.

– Руки не замерзли? Дай согрею, – вдруг услышала поблизости мужской голос и знакомый женский смех.

Повернувшись, увидела Ирку. Впервые за эти месяцы. С тех пор, как она сдала Аню в детский дом, они не общались. Да, пару раз на телефоне высвечивались ее звонки, но все они остались без ответа. Милана решила вычеркнуть сестру из своей жизни, хотя и понимала, что сделать это будет непросто.

Они ведь с самой первой встречи подружились, как будто с пеленок росли вместе. Наверное, Милана должна была злиться, ведь отец ушел из семьи ради Иркиной матери, а она как ни в чем не бывало пожимала сестре руку при знакомстве, чувствовала к ней расположение, словно и не было этих долгих лет, когда они с матерью едва сводили концы с концами без отца…

Именно сейчас почему-то вспомнилось, как сестра впервые пришла к ним домой. Как долго и молча рассматривала Кирилла, думая, что никто этого не замечает, и как периодически прикладывала ладони к раскрасневшимся щекам.

– Это твой муж? – шепотом спросила она, когда они остались наедине.

Милане тогда ее интерес показался подозрительным, но вслух она своих мыслей не высказала. Только кивнула головой в знак ответа.

– Красивый, – задумчиво протянула Ирка и нервно застучала пальцами по столу. Милана тогда пожала плечами, а сейчас вдруг подумала: а почему она сделала акцент на ее муже? Может, есть что-то, чего она не знает?

«Глупости все это! – тут же себя одернула. – Ира никогда не искала с Кириллом встреч, наоборот, как будто их избегала. Я просто ревную». Странно, что у нее вообще появились такие мысли, тем более сейчас, когда сестра шла под руку с каким-то мужчиной и счастливо улыбалась. Ее спутник тоже выглядел довольным. Милана успела его разглядеть: с золотисто-каштановыми волосами, зачесанными назад, серыми глазами, гладко выбритый и одетый с иголочки, мужчина был выше ее на целую голову. Со стороны они выглядели красивой, гармоничной парой, но для Миланы, которая знала, чего Ирке стоило такое счастье, их отношения выглядели наигранными. Опустив голову и уткнувшись взглядом в носки туфель, она взмолилась: «Пожалуйста, пусть они пройдут мимо и не заметят меня!» Жаль, что уходить уже поздно, если встанет, тогда точно попадется им на глаза. Ох, если бы можно было стать невидимой! Она затаила дыхание, когда они подошли совсем близко. Сердце еще так громко билось, что его стук, наверное, слышали все вокруг. Ирка повернула голову… Милана спрятала лицо в ладонях…

– Милка! – взвизгнула сестра и бросилась к ней. Невозмутимо расцеловала, а ей хотелось поскорее уйти, спрятаться, сбежать, и никогда ее не видеть. А перед этим высказать все, что думает, рассказать, как Ане плохо, отхлестать ее по щекам за черствость и эгоизм. Но в голове застучало: «Назад не повернешь», и Милана в отчаянии прикусила губу.

– Ты чего на звонки не отвечаешь? Что-то случилось?

Ирка впилась пальцами в ее плечи и посмотрела, нахмурившись, призывая к ответу. Милана буркнула:

– Случилось…

– Что? – округлила глаза так, будто ее действительно интересовали ее проблемы. – Рассказывай, – Милане она казалась насквозь фальшивой. Красивой, яркой, как фантик, но ненастоящей. Шуршащей, привлекающей внимание и тем самым нарушающей внутреннюю тишину, которая сейчас была необходима. Пожалуйста, уйди! Но Ирка не хотела отпускать.

– А, поняла, плохое настроение! – видимо, она приняла ее молчание по-своему. Подняв голову и взглянув на хмурое небо, поежилась. – Ну неудивительно, с такой-то погодой! Может, тогда хоть за меня порадуешься? Я вот мужчину хорошего встретила, Бориса, – последние слова присоединила уже полушепотом. – Не женат, работает на хорошей должности, и, кажется, я ему небезразлична.

Похоже, она совсем не жалеет о сделанном поступке. Да что там, ей плевать! Она строит свое счастье и, кажется, довольно успешно. И хоть ее избранник не похож на мошенника или альфонса, а, наоборот, производит приятное впечатление, порадоваться за них Милана не могла. Как радоваться, зная, что цена у этого счастья слишком высокая?

Ирка ждала ответа, и она неохотно уточнила:

– Это тот самый, которого Аня не принимала?

Сестра на миг опустила глаза.

– Да, тот самый. У нас с ним все теперь наладилось.

– Поздравляю, – холодно бросила Милана, убирая ее руки. – Ты счастлива?

– Очень! – с детской простотой призналась та.

– Что ж, рада за вас. Только вот Анечка наверняка несчастлива, – все-таки не выдержала и метнула в нее слова. У Ирки забегали глаза, она с опаской посмотрела на своего спутника. Тот нахмурился, но ничего не сказал.

– В этой жизни надо чем-то жертвовать… – тихо пробормотала она, а Милана поднялась и сжала кулаки.

– Можешь и дальше оправдывать себя сколько хочешь, тебе с этим жить. Но бумеранг ты уже запустила. Даже если поменяешь имя, поменяешь страну, он все равно тебя найдет, так и знай. И не спрашивай потом «почему»!

Не заметила, как перешла на крик. Прохожие невольно задерживали шаг и прислушивались, но Милане было все равно. Она все еще видела несчастные и потухшие глаза Ани, видела ее маленький силуэт, застывший у окна, видела ее опущенные худенькие плечи. И сердце разрывалось на куски. Хотелось обнимать девочку до бесконечности, гладить по голове и утешать, но Ане нужен был только один человек.

Мама.

А мама строила свое счастье, прогуливаясь в парке и заливаясь смехом. Искренне не понимая, почему должна грустить и в чем-то винить себя, ведь в этой жизни надо чем-то жертвовать.

– Ира, ты же сказала, что Аня живет с бабушкой? – послышался недоуменный голос Бориса. – Или ты мне чего-то недоговариваешь?

– У бабушки, у бабушки, – закивала Ирка, уводя своего спутника как можно дальше.

– Но твоя сестра сказала…

– А ты больше слушай! – Ирка не желала признаваться. И обсуждать свое поведение тоже не хотела. Когда обернулась, в ее лице мелькнуло что-то скрыто-враждебное.

Милана усмехнулась: значит, и Борису она пудрит мозги. Интересно, как долго продлится этот спектакль и сколько еще «ненужных» людей сестра выбросит из своей жизни, желая избавиться от лишних проблем? Когда они скрылись из виду, она наконец-то бросилась к выходу. Накрапывал мелкий дождь, но она, углубившись в раздумья, его не замечала. После этой встречи она еще сильнее укрепилась в мысли, что удочерение Ани – это правильное решение.

Глава 3

Новость о беременности сестры разлетелась быстро. Сначала позвонил несколько сконфуженный отец, а потом и сама Ирка. Она обрывала телефон так настойчиво, что Милане пришлось ответить. Подумалось отчего-то, что что-то с Аней случилось, но, оказалось, это были напрасные страхи. Целых полчаса счастливая до невозможности сестра рассказывала о том, как узнала о своей беременности, как отреагировал на эту новость ее возлюбленный (а он, по ее словам, был безумно рад), какие планы они построили. Потом, не давая возможности вклиниться в разговор, начала рассказывать, какие распашонки они купят, где будут заказывать кроватку, какие подобрали имена. Все это выглядело так цинично на фоне того, как она поступила с первой своей дочерью. Этому, еще не родившемуся ребенку, они готовы были отдать всю свою любовь и нежность, скупить все возможные магазины, заказать лучшие игрушки и мебель, радоваться каждому его чиху. И ничего в сердце не шевельнулось при мысли, что Аня за это их счастье расплатилась собственным, что ей не нужны были ни кроватки, ни игрушки, ни платья, а только мамина любовь, которую она почему-то так и не получила. И спала теперь на казенной кровати среди таких же брошенных и несчастных детей, вверенная заботам уставших и равнодушных нянек, ненужная, лишняя, совершенно не знающая, что ждет впереди и кому можно верить…

Ирка продолжала болтать без умолку. Увы, перебить этот бешеный поток слов оказалось невозможно. Милану все одолевало желание оборвать звонок, но постоянно что-то удержало. Возможно, слабая надежда на то, что она что-то скажет про Анечку.

Не сказала. Не вспомнила. У Миланы на мгновение даже мысль проскользнула: а не больна ли ее сестра? Может, у нее есть какие-то отклонения в психике? В последнее время она очень часто стала вести себя неадекватно, а критика собственных поступков и действий у нее напрочь отсутствует.

Мысль показалась такой абсурдной, что она быстро ее отогнала.

– Завтра в кафе собираемся: я, Боря, родители, и вы с Кириллом приходите! – Ирка наконец сделала паузу, и она поспешно ответила:

– Нет, завтра никак, у мужа важный клиент.

– А встречу не…

– Никак нельзя отменить, – закончила за нее, чувствуя, что уже начинает злиться. Неужели непонятно, что у нее больше нет желания общаться? Зачем эти встречи, знакомства, зачем этот фарс?! Ирка словно не понимала, продолжала настаивать:

– Ну ты хотя бы приходи!

– Зачем?

Повисло молчание. Неужели задумалась?

– Ты же часть семьи… А тут такое радостное событие! Ты не можешь его пропустить!

– Почему? Очень даже могу, – терпение лопнуло, Милана решила расставить все точки над «i». – Знаешь, после того, что ты сделала с Аней, у меня нет никакого желания продолжать с тобой общение. Я, конечно, тоже не без греха, не мне судить, но всему есть предел. Мы слишком разные, Ир, нам с тобой не по пути. Пожалуйста, больше не звони.

– Так вот, значит, какого ты обо мне мнения! Теперь мне все ясно!

– Что тебе ясно?

– Что я плохая, подлая, мерзкая…

– Я этого не говорила, это ты сейчас сама придумала, – поспешила ей возразить. – Я лишь сказала, что мы разные, и общаться, так, как раньше, уже не сможем. Хоть обижайся, хоть нет, от этого ничего не изменится.

Ирка молча выслушала и, не сказав ни слова, положила трубку. Трудно было понять, действительно ее задели эти слова или она пыталась вызвать в Милане чувство вины, но одно стало ясно наверняка: больше она не позвонит.

Вскоре и звонок сестры, и ее беременность забылись, началась суета, сбор и оформление документов об удочерении. И если с этим все шло более-менее гладко, то при общении с Анечкой начались проблемы. Теперь она наотрез отказывалась с кем-либо встречаться. На все уговоры непреклонно мотала головой. После длительных и терпеливых увещеваний воспитателя она наконец согласилась выйти, – очень бледная, почти бесцветная, похудевшая, несчастная. Милана с трудом удержала себя от желания прижать ее к себе и долго-долго не отпускать. Только сжала ее ладонь и мягко сказала:

– Анечка, мы бы хотели пригласить тебя к нам домой, в гости, хочешь?

– Нет, – ответила она, отдернув руку. Первое слово после долгого молчания, но такое колючее, что сердце защемило.

– Ну как же так, милая, мы так давно хотели, чтобы ты приехала!

Девочка отвернулась, грустными глазами уставилась в окно, на зеленую клумбу с яркими тюльпанами.

«Ждет ее, – кольнула мысль. – Ждет ту, которая о ней давно забыла и уже никогда не придет, которой наплевать на нее, потому что теперь у нее появится другой, удобный и желанный ребенок!»

Кирилл погладил Милану по плечу, успокаивая. Потом опустился на корточки перед малышкой и подмигнул ей:

– Нам сказали, что ты хорошо рисуешь.

Да, это было действительно так. Получив ее рисунки, они с Кириллом долго их рассматривали и обсуждали. Для ее возраста работы были довольно осмысленными и продуманными, с сюжетом и деталями. Только Аня часто изображала себя стоящей где-нибудь в углу альбомного листа (психолог сказал: это означает, что она чувствует себя одинокой и ощущает страх перед обществом, ей не хватает заботы и внимания), нередко дорисовывала себе непропорциональные кулаки или острые ногти (а в этом угадывалась потребность в защите, которую близкие не могут ей обеспечить). Милана вспоминала, как эта крошка рисовала, еще живя с мамой и папой. Тогда это были еще каляки-маляки, но такие веселые и яркие, что хотелось украшать ими все вокруг. Не сравнить с теми рисунками, какие получались у нее сейчас.

– Мы купили в комнату обои, на которых надо рисовать, – продолжал Кирилл. – Только у тети Миланы, как и у меня, очень плохо получается. Ты нам поможешь?

Анечка посмотрела на него; в глазах, полных глубокой тоски, загорелась искорка интереса. Маленькая, едва уловимая, но она оживила черты ее чуть заострившегося лица.