Ермак. Покоритель Сибири

Руслан Скрынников

Ермак. Покоритель Сибири

© Скрынников Р. Г., 2022

© ООО «Издательство Родина», 2022

Предисловие

В конце XV – начале XVI века на месте разрозненных русских княжеств образовалось обширное Российское государство. Русь покончила с иноземным игом и принялась расчищать почву от осколков рассыпавшейся империи завоевателей – Золотой Орды.

Время Ивана Грозного было временем крупных успехов и одновременно больших неудач обретающего мощь Российского государства. «Казанское взятие» открыло русским путь в низовья Волги и на Каспийское море. Однако все попытки России получить выход на Балтийское море и установить прямые торговые связи со странами Западной Европы по кратчайшим морским путям закончились неудачей. Последние годы двадцатипятилетней Ливонской войны были отмечены голодом, разрухой и тяжелейшими поражениями.

Среди сплошных неудач конца войны «сибирское взятие» Ермака блеснуло подобно молнии в ночной тьме. Горстка ермаковых казаков нанесла сокрушительное поражение «царю» Кучуму, властителю Сибирского ханства и наследнику Золотой Орды.

Освоение Сибири, начало которому было положено экспедицией Ермака в Зауралье, явилось крупнейшей вехой в русской средневековой истории. Казаки Ермака сделали первый шаг, открыв пришедшим на смену им землепроходцам путь в глубины неведомого и огромного азиатского материка. Вслед за великими географическими открытиями на западе настало время русских географических открытий на востоке. Через полвека после гибели Ермака русские вышли на берега Тихого океана.

Сохранилось совсем немного достоверных данных, которые позволили бы составить правдивое жизнеописание Ермака. Раскрыть незаполненные страницы его биографии поможет исследование эпохи и среды, выдвинувшей прославленного покорителя Сибири. Эпоха – вот ключ к пониманию характера и деяний Ермака, одной из самых примечательных фигур русской средневековой истории.

«Родословная» Ермака

«Сказки» и челобитные грамоты ермаковцев служат незаменимым источником для тех, кто задался целью составить биографию Ермака.

На склоне лет ветераны не раз вспоминали о своей долгой службе в станице у Ермака. «Старый» казак Гаврила Ильин писал в челобитной грамоте царю, что в былые времена он двадцать лет «полевал» (нес полевую службу) с Ермаком в «диком поле». Его слова вскоре же подтвердил другой ветеран – Гаврила Иванов. По свидетельству Иванова, он служил царю «на поле двадцать лет у Ермака в станице» и в станицах у других атаманов.

Достигшие самого преклонного возраста сибирские казаки вспоминали то доброе старое время, когда сами они были совсем молодыми. Если Ермак уже тогда командовал станичниками и числился атаманом, то, значит, он провел «в поле» никак не меньше 25–30 лет. Отсюда следует, что Ермак покинул родные места то ли во времена «Казанского взятия», то ли в первые годы войны за Ливонию.

Жизнь в казачьих зимовьях была трудной, и ее могли вынести лишь люди, достигшие «совершенных лет». Ермаку едва ли было меньше пятнадцати, когда судьба забросила его в степные станицы.

Самые приблизительные подсчеты подсказывают, что атаману Ермаку Тимофеевичу исполнилось ко времени похода в Сибирь никак не меньше 40–50 лет. Значит, родился он в глухую пору боярского правления на Руси – то ли в 30-х, то ли в 40-х годах XVI века.

Придет время, и многие волости и городки будут оспаривать честь именоваться родиной покорителя Сибири. По одной версии, Ермак происходил из волости Борок на Северной Двине, по другой – из Тотемских волостей Вологодского уезда, по третьей – из строгановских вотчин на Чусовой. Все это не более чем предания, возникшие в позднее время.

В XVIII веке некий книжник старательно переписал «Сказание», принятое им за автобиографию Ермака. Строка за строкой ложились на страницы летописи известия, одно удивительнее другого. «О себе же Ермак известие написал, откуды рождение его. Дед его был суздалец посадский человек, жил в лишении, от хлебной скудости сошел в Володимер, именем его звали Афонасей Григорьевич сын Аленин, и ту воспита двух сынов Родиона да Тимофея, и кормился извозом, и был в найму в подводах у разбойников, на Муромском лесу пойман и сидел в тюрьме, а оттуда бежал з женью и з детми в Юрьевец Поволской, умре, а дети Родион и Тимофей от скудости сошли на реку Чусовую в вотчины Строгановы, ему породи детей: у Родиона два сына: Дмитрей да Лука; у Тимофея дети: Гаврило да Фрол да Василей. И онной Василей был силен и велеречив и остр, ходил у Строгановых на стругах в работе по рекам Каме и Волге, и от той работы принял смелость, и прибрав себе дружину малую и пошел от работы на разбой, и от них звашеся атаманом, прозван Ермаком, сказуется дорожной артельной таган, по вол(ж)ски – жерновой мелнец рушной».

Даже среди дворян не все имели свою письменную родословную. Вольному же казаку «написание» о предках было просто ни к чему. Приведенное «родословие» Ермака – всего лишь наивная выдумка.

Сочинители родословия Ермака допустили забавную ошибку. Они рассматривали имя «Ермак» как прозвище и приписали ему чуждое значение – «таган» или «жернов». Они не догадывались о том, что атаман носил православное имя Ермолай, от которого и произошло сокращение «Ермак». Недоразумение привело их к очевидной ошибке – замене подлинного имени вымышленным. Возможно, в строгановских вотчинах XVI или XVII века и жил разбойник Василий Аленин, но к Ермолаю Тимофеевичу – историческому Ермаку – он не имел никакого отношения.

Настоящее прозвище атамана известно из документов Посольского приказа, использованных составителем Погодинской летописи. В связи с первым упоминанием имени Ермака ее автор сделал ремарку: «Прозвище ему было у казаков Токмак». Русские люди XVI века придавали прозвищу особое значение. Те, кто боялся дурного взгляда, скрывал всю жизнь свое молитвенное имя и довольствовался прозвищем. Большинство людей откликались и на имя, и на прозвище.

Молодость Ермака.

Рисунок из «Истории Сибирской» С. У. Ремезова. 1689 г.

Человек не выбирал прозвище по своему усмотрению. Прозвищем его награждала народная молва. Оно приклеивалось к нему навек и указывало либо на достоинство, либо на изъян, либо на какую-нибудь другую характерную черту. Были «Горбатые» и «Глухие», «Красные» и «Сухорукие», «Слизни», «Ерши», «Нюньки», «Брюхатые» и «Благие».

Портрет Ермака. Неизвестный художник, XVIII в.

Ермак получил весьма красноречивое прозвище – Токмак. В России были разные говоры, оттого слово «токмачить» имело неодинаковый смысл. Одни под словом «токмачить» подразумевали «толочь», а словом «токмач» обозначали увесистый пест либо «бабу» для трамбовки земли. Другие говорили «токмачить», подразумевая «бить», «колотить», «толкать». В их понимании «токмак» означало деревянную колотушку.

Давним обычаем в русских городах и деревнях были кулачные бои. Либо деревня шла на деревню, либо улица на улицу. Не в таких ли состязаниях получил свое прозвище Ермак? А может быть, казаки стали звать Ермака Токмаком уже после того, как он стал их предводителем и отличился в битвах с врагами? В любом случае прозвище указывало скорее на достоинство, чем на недостаток. В имени Токмак угадывался намек на несокрушимую физическую силу, которую умели ценить в народе.

Как прожил Ермак первую половину своей жизни? Откуда он был родом? На эти вопросы невозможно ответить изза отсутствия достоверных данных. Известно лишь, что Ермак «гулял» в казаках по полю не одно десятилетие. Этот факт имеет исключительное значение для составления его жизнеописания.

«Служба» Ермака относилась к тому самому времени, когда вольное казачество сделало решающие успехи в освоении «дикого поля».

Чтобы заполнить пробелы в ранней биографии Ермака, надо составить возможно более полную историю казаков при Иване Грозном. Ермак не только пережил эту историю вместе со своими будущими соратниками, но был одним из подлинных ее творцов.

Вольные казаки

Монголо-татарское нашествие смело с лица земли славянские поселения в степной полосе между Днепром и Волгой, на Дону и в Приазовье. Но пути вглубь степей не были забыты на Руси. Едва Золотая Орда утратила былое могущество и стала распадаться, русское население начало возвращаться в донские, приазовские и волжские степи. Медленное, но ощутимое движение происходило на всем пространстве от Киева до Нижнего Новгорода.

Выходцы из Руси небольшими ватажками отправлялись вниз по течению рек на промыслы, с наступлением холодов возвращались домой либо «полевали» в степях. На окраинах находили прибежище прежде всего те, кто искал спасения от тягла, даней и оброков. Немногочисленные русские переселенцы очень часто присоединялись к татарским станицам, население которых по своему социальному облику мало чем отличалось от них самих. То были выходцы из татарских кочевий, беглые «черные люди» и рабы. Сами наименования, усвоенные вольным населением степей – «казак», «есаул», «атаман», – бесспорно татарского происхождения.

На первых порах среди казаков преобладали татары, выходцы из разных орд. В 1538 году московские власти во время переговоров с Ногайской ордой отметили, что «на поле ходят казаки многие: казанцы, азовцы, крымцы и иные баловни казаки, а и наших украин казаки, с ними смешавшись, ходят».

Приток населения со славянских территорий со временем изменил лицо вольных станиц. Сказалось то, что земледельческое население Руси было куда более многочисленным, нежели редкое кочевое население степей. Сказалось и быстрое развитие самодержавных форм власти в России, сопровождавшееся усилением гнета и насилий в отношении низов.

Число выходцев с русских «украин» умножалось из года в год. В 1546 году путивльский воевода писал Ивану IV в Москву: «Ныне, государь, казаков на поле много: и черкасцев, и кыян, и твоих государевых, вышли, государь, на поле изо всех украин».

Беглый люд поначалу жил в станицах и «зимовьях». Со временем в местах наибольшего скопления колонистов появились укрепленные «засеки» и «городки».

Выходцы из Киева и других украинских мест основали себе «сечь», или засеку, за днепровскими порогами уже в середине XVI века. Запорожская Сечь, объединившая казачьи городки на Днепре, стала оплотом обороны Украины от нападений крымцев.

Вскоре же выходцы из Чернигово-Северской земли основали поселения на Дону. Ногайцы тотчас потребовали от царя свести с Дона казаков-севрюков и всю ту «русь», которая живет на Дону. Но Иван IV отвечал ногайцам, что казаки поселились там без его ведома, убежав из государевых владений.

Ногайский князь Юсуф жаловался, что подданный царя Сары-Азман и его товарищи «на Дону в трех или в четырех местах города поделали» и громят послов и торговых людей. Московские люди не отрицали того, что Сары-Азман прежде действительно служил царю, но впоследствии «те наши холопи в нашей земле многое лихо учинили», из-за чего и принуждены были бежать в поле.

Поначалу вольные казаки жались к государевым «украинам», но с годами уходили все дальше и дальше в «дикое поле».

В начале XVI века московские власти решили установить постоянные дипломатические отношения с Турцией. С этой целью вызвали казаков и задали им вопрос о степных путях-дорогах. Казаки отвечали, что с Черного моря турки могут пройти мимо Азова на Переволоку. Но «сходиться» на Переволоке нельзя из-за постоянных нападений со стороны Астраханской орды. В конце концов, местом съезда послов были избраны реки Медведица и Хопер.

Более полувека Казань находилась в вассальной зависимости от России. Мир на казанских границах облегчал русским продвижение на северные притоки Дона – Хопер и Медведицу. Хопер далеко отстоял от порубежных русских крепостей. Но вольные казаки в такой мере освоили эту реку, что называли ее вполне безопасным («крепким») для встречи послов местом.

Ко времени Казанской войны казаки продвинулись далеко на юг и в Поволжье, и на Дону. Московский посланник Семен Мальцев в 60-х годах XVI века видел два казачьих городка на нижней Волге. Донские казаки к тому времени обжили низовья Дона. В 1571 году Иван IV впервые отрядил гонцов к донским атаманам в устье Северского Донца. К следующему десятилетию относятся достоверные известия о существовании нескольких укрепленных казачьих городков на Дону и на Маныче. Самым значительным из них стал городок Раздоры, будущая столица Войска Донского.

В «диком поле» казаки вели жизнь, полную опасностей и тревог. Оттого женщины, если и попадали в их станицы, оставались там недолго. Членами степного братства могли быть только мужчины.

«Нагулявшись» в поле, казак возвращался в родные места, женился, заводил детей. Но даже семья не всегда становилась для него прочным якорем. Тех, кто однажды побывал в вольных станицах, трудно было удержать на одном месте. Случалось, что крестьяне сами отпускали взрослых сыновей в казаки, стремясь избежать раздела земли. В степи крестьянский парубок мог либо сложить голову, либо найти свою удачу. В крестьянской семье нежданная подмога ценилась очень высоко.

Много людей покидало родную деревню в лихую годину. Воротившиеся назад нередко находили заколоченные избы. Помянув близких в церкви, они вновь уходили в степь – на этот раз навсегда.

Царские послы, ездившие в Турцию через землю донских казаков в 80-х годах XVI века, писали из Азова в Москву, что «на Дону и вблизи Азова живут казаки, все беглые люди: иные казаки тут и постарились живучи».

К тому времени, когда Ермак задумал поход в Сибирь, среди казаков было немало таких, кто век свой прожил в станицах на Дону, в Поволжье, на Яике и Тереке. Рядом с этими «старыми» казаками появились «новые» – недавние беглые. Власти адресовали свои грамоты «донским атаманам и казакам старым и новым, которые ныне на Дону и которые зимуют близко Азова».

Благодаря тому что в станицах жили бок о бок татары и русские, станичникам нетрудно было наладить торговлю с ближайшими ордынскими базарами. В то же время они не порывали связи с Россией. Казаки возили рыбу, дичь и другие товары в ближайшие русские города и возвращались в степь с хлебом.

Жившие под Азовом донские казаки постоянно посещали базары в пригородах турецкой крепости. Характеризуя мирные отношения казаков с Азовом, турецкий султан писал в 1575 году: «А ведь де Азов казаками и жил, а казаки де Азовом жили, о чем де у них по ся места все было смирно».

Азовские власти и ордынская знать не прочь были превратить казаков в своих подданных. Но казаки оказывали вооруженное противодействие их поползновениям. Обстановка анархии, царившая на бывшей территории Золотой Орды, благоприятствовала им.

Азов был крупнейшим невольничьим рынком в Восточном Причерноморье. Татарские мурзы везли сюда полоняников, захваченных во время постоянных набегов на пограничные русские земли и казачьи станицы. Торговля русскими невольниками явилась еще одной причиной вражды казаков с азовцами. Царские дипломаты заявляли турецким властям в Константинополе, что «азовские люди и Казыева улуса и Дивеевых детей (люди) с крымскими и ногайскими людьми ходят на государевы окраины войною и многих русских людей емлют в полон и возят в Азов, и казаки, того не мога терпети, на них приходят».

С давних пор из Азова русских невольников продавали по всему Востоку. Успехи казачества нанесли сильный удар азовской работорговле. Отныне русский «полон», отбитый казаками, стал постоянным источником пополнения степных станиц.

Москва исподволь поддерживала «малую» войну вольных казаков против ордынцев. Но как только их действия приводили к дипломатическим осложнениям или наносили ущерб царской казне либо союзникам, власти отказывались нести за них какую бы то ни было ответственность и призывали ордынцев к истреблению «воровских людей». При этом они разъясняли туркам и татарам, что «воровские» казаки не являются подданными царя и тот сам их казнит при первом удобном случае. Эти заявления царских дипломатов нельзя принимать за чистую монету. Правдой в них было лишь то, что московские власти никогда не могли полностью подчинить себе вольные казачьи окраины.

В «диком поле» вольные казацкие общины основывали свои станицы либо на больших речных островах, либо на гористых берегах, наподобие волжских Жигулей. В реках колонисты ловили в большом количестве рыбу, в окружающих лесах промышляли дичь. Реки давали им не только пропитание, но и служили надежным укрытием. Легкие речные суда – струги заменяли переселенцам лошадей. Верхом на коне казаку трудно было ускользнуть от подвижных татарских отрядов. Когда казакам приходилось надолго покидать свои станицы и отправляться в походы с царскими воеводами, они почти всегда сражались в пешем строю либо на стругах.

Русское население имело давнюю земледельческую культуру. Покидая пески и суглинки, оно находило в степях чернозем. Переселенцы могли завести пашню, но никогда не заводили ее в своих станицах. Они знали: там, где будут возделанные поля, немедленно появятся данщики. На русских «украинах» даже государевы крепости не могли спасти крестьянские поля от набегов кочевников. Среди ордынских кочевий казак не имел шанса вырастить и сохранить урожай.

Нападения ордынцев приучили казаков к войне. Беглый люд был недостаточно вооружен. Но со временем война дала им необходимое оружие, и тогда казаки нашли дополнительный источник доходов в войне и военной добыче.

Казаки предпринимали походы по морю к крымским и турецким берегам. Временами они собирались в ватаги и грабили проезжих купцов – ногайских, крымских, реже русских, иногда англичан.

Разбойные нападения казаков нередко обсуждались дипломатами и приобретали громкую известность. Но военная служба в России открыла перед казаками гораздо большие возможности. На службе казаки получали хлебное жалованье, свинец и порох. Без всего этого они никогда бы не выстояли в борьбе с ордынцами. Отправляясь на Русь, казаки получали возможность видеться с родными.

Московские власти употребляли всевозможные средства для того, чтобы привлечь казаков на постоянную военную службу. Их усилия давали определенные результаты. Гарнизоны пограничных крепостей непрерывно пополнялись казаками либо людьми, прибранными в казаки. Они получали от казны содержание, иногда пашенные наделы.

Однако население, обитавшее в «диком поле», цепко держалось за свою вольную жизнь. Станицы пополнялись беглыми холопами, крестьянами, посадскими людьми, не помышлявшими о возвращении в тягло. Иногда они поступали со своими атаманами «в найм» и отправлялись в походы с царскими воеводами. Казна платила им деньги, пока они непосредственно участвовали в военных действиях. Едва поход заканчивался, вольные казаки возвращались в свои зимовья.

Казаки выбирали атаманов из своей среды, собравшись в «круг». Правительство принуждено было считаться с их порядками и молчаливо признавало их самоуправление.

Никто не знает, из каких мест происходил Ермолай Тимофеев и в какой семье он родился. Если он прожил в «диком поле» двадцать и более лет, значит, нити, привязывавшие его к родным местам, порвались.

Молодые казаки начинали службу, подряжаясь в «товарищи» к старшим по возрасту и опыту казакам. Через это проходили все выходцы из России. Вероятно, и Ермак жил в «товарищах», пока не стал «старым» казаком. Затем казаки оказали ему доверие, избрав в атаманы. Шли годы, менялся состав станиц. «Погуляв» в поле, молодежь возвращалась домой. Место выбывших тотчас занимали другие люди: беглого народа всегда хватало на окраине. Не менялся лишь круг «старых» казаков. В их среде сложился свой кодекс, неписаные законы вольницы.

На государевой службе

Власть монголо-татарских ханов держалась на восточной окраине Европы в течение веков. Едва Золотая Орда пала, возникла новая опасность. Народам Восточной Европы стала угрожать Османская империя, которая сокрушила тысячелетнюю Византийскую империю, завоевала Балканы, подчинила Крым и утвердилась в устье Дона. Крымские Гиреи, ставшие вассалами Османской империи, пытались использовать силы султана, чтобы вновь объединить бывшие владения Золотой Орды. Представители крымской династии водворились на престоле в Казани, столице самого сильного из татарских «царств» на берегах Волги.

После падения ордынского ига степные набеги на Русь на время прекратились. Но затем они возобновились с новой силой. При Василии III крымцы подошли к Москве и подвергли страшному опустошению всю столичную округу. Отряды казанских мурз грабили окрестности древнего Владимира и Костромы. Вспоминая то лихое время, царь Иван с горечью писал: «От Крыма и от Казани до полуземли пусто бяше».

Вскоре после коронации на царство Иван IV предпринял свой первый поход на казанцев. Дождавшись морозов, русские полки двинулись в поход по накатанным зимним дорогам. Неожиданно в разгар зимы наступила оттепель и прошли дожди. Оттепель застала русских на берегах Волги неподалеку от Казани. Царь не желал отменять поход и приказал начать переправу. Но лед подтаял и во многих местах ломался под тяжестью пушек и ратников. Потеряв немало людей, Иван IV «со многими слезами» вернулся в Москву.

Два года спустя царь привел свои рати к самым стенам Казани. Но наступление было плохо подготовлено и, простояв у Казани одиннадцать дней, воеводы повернули прочь.

В 1552 году столичное население вновь провожало ратных людей в поход. Крымский хан пытался помешать планам царя. Он устремился к Москве и вышел в район Тулы. Но тут воеводы нанесли ему сильный удар.

Наступили последние летние дни, когда полки обложили Казань со всех сторон. Татарская крепость располагалась на вершине обрывистого холма у речки Казанки. Под ее стенами зиял ров.

В течение нескольких дней русские соорудили осадную линию из бревенчатого частокола и плетеных корзин, наполненных песком. Расположив тяжелую осадную артиллерию в непосредственной близости от стен, воеводы подвергли город усиленной бомбардировке. Против главных ворот русские соорудили трехъярусную деревянную башню высотой около 15 метров. С башни пушкари обстреливали город поверх крепостных стен. Искусные мастера соорудили подкоп и взорвали колодцы, питавшие город водой.

На рассвете 2 октября 1552 года мощные взрывы потрясли крепостную стену. В нескольких местах укрепления были разрушены. Русские полки устремились с разных сторон на приступ.

В битве за Казань участвовало много казаков. Воеводы знали их храбрость и направляли их туда, где больше всего лилось крови. В день решающего штурма первыми к стенам крепости пошли «многие атаманы, и казаки, и стрельцы, и многие боярские люди, и охотники». Казаки яростно рубились с врагом в проломах, карабкались на стены по лестницам. Наступавшие в первом эшелоне понесли наибольшие потери, но задача была выполнена. Захватив привратные башни, казаки и ратники распахнули ворота, через которые в город вступила дворянская конница.

Осада Казани в 1552 году. Художник В. С. Бодров

На узких и кривых улицах Казани произошла кровавая сеча, столица ханства пала.

Народная память сохранила давний миф, будто Казань добыл царю не кто иной, как Ермак. По преданию, царь Иван стоял под Казанью несколько лет, пока на помощь к нему не явились казаки. В поход их позвал Ермак:

Пойдем-ка, братцы, под Казань-город:Под ним Грозный царь стоит,У него ли там много силушки,Он семь лет стоит под Казанию,Он семь лет стоит, не возьмет ее!

«Казанское взятие» отозвалось в веках гулким эхом. В своих песнях донские казаки славили победителей и даже происхождение свое связывали с давним подвигом. В награду за разгром Казани казаки просили пожаловать им вольный Дон:

Казаки в Казань ворываются,А орда из ней убирается,Царь въезжает во Казань-город,Он там хвалится, прославляется.Вот Ермак к нему является:– Чем, Ермак, тебя пожаловать?– Ты отдай, государь, нам Тихий ДонСнизу до верху, сверху до низу,С его реками и вершинами!

Память об отважных атаманах, бившихся за Казань, долго жила в донских станицах. В начале XVII века донцы подали царю такую челобитную. «В которыя время царь Иван стоял под Казанью, – писали они, – и по его государеву указу атаманы казаки выходили з Дону и с Волги и с Яика и с Терека: атаман Сусар Федоров и многие атаманы казаки ему, государю, под Казанью служили…»

Семь лет длилась Казанская война, и в течение всего этого времени население вольных казачьих станиц боролось с ордынцами то вместе с московскими отрядами, то на свой страх и риск.

Выступления казаков на всем пространстве от Перекопа до Астрахани вызвали тревогу в далеком Константинополе. Послы повелителя «правоверных», прибывшие в Ногайскую орду, утверждали (согласно русской информации), будто султан терпит от московского государя многие обиды. Царь, говорили они от имени султана, «поле де все, да и реки у меня поотымал, да и Дон от меня отнял. поотымал всю волю в Азове: казаки его с Азова оброк емлют, и воды из Дона пить не дадут; а крымскому де царю потому же обиды чинят великие, какую де соромоту казаки крымскому царю учинили – пришед, Перекоп воевали; да казаки Астрахань взяли».