Тихая ложь

– Наш роман продолжается уже несколько месяцев, но в последнее время все изменилось. Мы с Раном расходимся, и Пелег с Карни тоже расходятся. Неделю назад я сказала Рану, что я так больше не могу, и он не стал переубеждать меня. Он понимает, что нашему браку конец, что его невозможно спасти. Но он не согласен покинуть эту квартиру. Он уверяет, что она его. Ну, это мы еще посмотрим. Но дело в том, что я не могу привести к себе Пелега.

– А что с ним? Где Карни?

– Карни в Эйлате. У нее с Пелегом все кончено. Когда он вернулся от родителей, он нашел ее письмо. Но Пелег не хочет, чтобы мы занимались любовью на его с Карни кровати. Вот я и предложила ему встречаться здесь. Нас влечет друг к другу. Ну как бы тебе это объяснить…

– Изо всех сил.

– Именно так. Изо всех сил.

– Это серьезно? Ведь ты… Ведь он… – Сиван не знала, как закончить предложение. – Вы такие разные.

– Можешь ничего не говорить! Я и так знаю, что все скажут. И он тоже знает. Как только это станет известно, он получит по полной программе. И в соцсетях, и в СМИ и просто так – все будут над ним смеяться и издеваться. Принц и лягушка. Красавец и чудовище.

– Я не имела в виду внешнее различие. Скажу тебе по правде, рядом с таким, как Пелег, любая женщина, кроме Карни, покажется дурнушкой.

– Спасибо на добром слове, Сиван, но я не просто «дурнушка». Я уродливая.

– Перестань так говорить. Ты, конечно, не модель, но я вижу твою красоту. И Ран ее видел, и Пелег. Это факт! Я имела в виду кое-что другое. Ты – прекрасный врач, а он развлекает людей. Он, как бы это сказать, слишком прост для тебя. Когда ваша страсть поутихнет, это может стать серьезным препятствием. Интеллектуальные различия не так-то просто преодолеть.

– Так что же мне делать? Отказаться от него? Наш роман начался вопреки здравому смыслу. Никто из нас ни к чему не стремился. Просто всякий раз, встречаясь на лестнице, мы оба испытывали такое притяжение друг к другу, что им нельзя было пренебречь. А когда мы в первый раз оказались вместе в постели, мы поняли, что никогда до этого не испытывали ничего подобного. Ни он, ни я. Будто всю жизнь мы только и делали, что ждали друг друга. Мы ни разу не говорили ни о любви, ни о браке. Пелег Золти и Мааян Шва? Невозможно себе представить. Пелег сам говорил мне, что не понимает, как такое могло случиться. Все его прежние подружки выглядели более-менее так же, как и Карни. Но вскоре он заговорил по другому. Признался, что несмотря на всю их красоту он никогда не чувствовал себя счастливым. А со мной он счастлив, он привык ко мне, к нашим встречам, и хочет быть со мной всегда. Он хорошенько обо всем подумал и хочет, чтобы у нас были дети. Ты понимаешь? Он в меня влюбился. То, что поначалу казалось невероятным, стало реальным.

– Я понимаю, что он любит тебя. А ты его?

«Ты что, совсем тупая?», прочла Сиван во взгляде Мааян и засмеялась.

– Между прочим, Пелег совсем не так глуп, как ты его себе представляешь. Я могу говорить с ним обо всем. И потом, я замужем за очень интеллигентным человеком, и что с того? Сплошное несчастье.

– Ты говорила с Раном о Пелеге?

– Нет. Сказала только, что хочу развестись, и он согласился. Мне кажется, у него тоже кто-то есть. Одна из его сотрудниц. Только я его не спрашивала. Зачем мне это?

– У вас есть что-то еще помимо этой квартиры?

– Да, немного.

– Я могу предложить тебе свои услуги в качестве адвоката?

Мааян давно уже ушла, а Сиван все еще продолжала сидеть на балконе. Мааян сказала, что Карни уехала в Эйлат. Значит она теперь с Яалем?

Внизу послышался шум мотора, и Сиван наклонилась вперед.

Со стороны улицы Мешек А-Поалот на бульвар въехал Май. Его обычно сверкающий мотоцикл был покрыт пылью, а за его спиной сидела какая-то женщина. Оба были в шлемах. Май остановился возле студии Лири, и, когда Сиван решилась перегнуться через перила и посмотреть вниз, его уже не было. Сиван поспешила к двери и вскоре услышала голоса, которые усиливались по мере того, как Май и неизвестная женщина поднимались по лестнице. Он был с Лири. Сиван вздохнула, вернулась на балкон и свернула себе еще одну сигарету. Ну и денечки выпали ей!

Она все еще стояла на балконе и курила, когда внизу вновь послышались голоса. Сердце Сиван остановилось. Это была не Лири, это была Лайла.

Сиван почувствовала легкое головокружение и наклонилась вперед еще сильнее, так как балкон Михаль не давал ей рассмотреть все как следует. Май обнял Лайлу, и она ответила ему встречным объятием. До Сиван донесся ее смешок, а потом случилось самое ужасное. Май склонил голову и поцеловал ее. Он поцеловал ее дочь! И это был не просто какой-нибудь там дружеский поцелуй в щечку. Это был страстный поцелуй влюбленных, когда язык одного чувствует язык другого, а тела сплетаются в одно целое. Сиван чувствовала, что вот-вот упадет в обморок, но продолжала стоять и смотреть. Они разомкнули объятия и надели шлемы. Май сел на мотоцикл, а Лайла устроилась сзади, крепко обхватив его за талию и прижавшись к его спине всем телом: животом, грудью, щекой. Май завел мотор, и мотоцикл устремился в том же направлении, откуда появился вначале, а еще через несколько мгновений он слился с потоком машин и пропал из вида.

Обида

Сиван проснулась в шесть вечера на диване в гостиной. Встав, она вспомнила происшедшее, и сердце ее пронзила острая боль. Даже в самых страшных снах она не могла себе представить, что когда-нибудь снова испытает ее. Эта боль не была вызвана печалью, тоской, беспомощностью, разочарованием или завистью. Она была другой – более острой, более сконцентрированной. Боль понимания того, что тот единственный, которого ты любишь, никогда не будет твоим, а будет принадлежать самому близкому тебе на свете человеку. Эту боль нельзя вылечить, от нее невозможно освободиться, потому что она вызвана жалостью к самому себе. Да, у нее была тысяча причин сердиться на Лайлу. Маю было пятьдесят, а Лайле всего двадцать четыре – тут она вдруг вспомнила о Яале и Карни. Май был сложным человеком, всей душой преданным своей бывшей супруге. Он дал Сиван понять, что все еще помнит ее и тянется к ней. У Сиван были очень веские причины чтобы потребовать от Лайлы немедленно прекратить эти отношения. Но она прекрасно понимала, что ее боль вызвана вовсе не этим. Поцелуй Мая и Лайлы был тем зеркалом, в котором она увидела себя такой, какой отказывалась видеть: женщиной, которую невозможно полюбить, неинтересной и непривлекательной. Прямой противоположностью своей сестре, а теперь еще и своей дочери. Женщиной, которую мужчины вроде Яаля и Мая не замечают. Короче, как учила бабушка свою внучку в одной детской книжке: «Идеальные мужчины не обращают внимания на обычных женщин. Обычная женщина должна найти себе обычного мужчину». Да, в этом есть свой смысл, а вот она все еще живет мечтами, и теперь она снова в проигрыше. Остается лишь надеяться, что физическая боль скоро пройдет.

Сигнал телефона известил ее о получении сообщения:

Привет, мамуля. Мы едем в Ашдод проведать отца Мая. Утром пойдем на море. Вернусь после обеда. Звиняй, что я тебя бросила. Обещаю исправиться. Я столько должна тебе рассказать! Закачаешься!

В больнице, как и ожидалось, ее снова не пустили в отделение, и она попросила медсестер передать Михаль то, что она ей купила. По дороге домой она все время думала о том, что они с Михаль живут в двух разных мирах. Вот она, Сиван, здорова, успешна, живет в хорошем доме, сама решает, что ей делать, у нее есть дочь и любимая работа. Михаль же с трудом может позаботиться о себе, живет в ужасных условиях, всеми заброшенная, и целыми днями сидит дома одна. И все же есть что-то, что их объединяет. Обе они ни разу не удостоились мужской любви. Эта мысль, несмотря на несправедливость подобного сравнения по отношению к Михаль, развеселила ее и подняла ей настроение. Решено: она не будет относиться к Маю как к другу, а будет относиться к нему как к жениху, и в положенное время встанет на свое место свекрови под хупой. При этой мысли она уже рассмеялась во весь голос. По крайней мере у нее есть одно неоценимое качество – она умеет начинать все сначала и собирать себя по кусочкам. А если при этом кое где и остаются трещины, она знает, как заполнить их позолотой.

На следующий день Михаль перевели в обычное отделение, и Сиван отправилась навестить ее. У входа в отделение ее поджидал Ноам, оказавшийся более-менее таким, каким она его себе и представляла: высокий, худощавый, русые волосы спускаются почти до плеч, бородка, светлые глаза и тонкий, крючковатый нос. Единственное, что объединяло его с Михаль была легкая сутулость. На нем была одежда из выкрашенного вручную натурального хлопка, а на ногах – сплетенные из растительного волокна сандалии.

– Вы хотите зайти к ней один? – спросила Сиван, завершив формальную процедуру знакомства.

– Нет. Она может закатить истерику и прогнать меня. Вам же она доверяет. Будет лучше если мы зайдем вместе.

Они облачились в защитные костюмы, покрыли головы полиэтиленовыми шапочками, надели на руки перчатки и только тогда смогли пройти в палату. Михаль выглядела значительно лучше. Она лежала на кровати, облаченная в накрахмаленную пижаму, от нее пахло мылом и чистотой.

– Когда уже я выйду отсюда? – были ее первые слова. – Они ничего мне не говорят.

– Через десять дней, – ответила Сиван. – Ну, может, через пару недель.

– Надоело. Хочу домой. Ты можешь принести мне коктейль? – распорядилась она, обращаясь к брату. – Шоколадный!

– С чего это вдруг коктейль? И где я тебе его возьму?

– В торговом центре через дорогу, – сухо отрезала Михаль. – Вперед!

Ноам скорчил недовольную гримасу, но все-таки отправился за коктейлем.

– Что он здесь делает? Зачем вы притащили его? Разве я вас просила?

– Я ведь говорила вам, что позвонила ему. Он же ваш брат, Михаль. Он беспокоится о вас.

– Беспокоится он, как же!

Все ясно, подумала Сиван. Михаль нервничает. А когда она нервничает, она всегда сердится.

– Я ему позвонила, – повторила она.

– Так почему же он приехал только через три дня? А если бы я за это время умерла?

– Ну, Михаль, у него ведь непростая жизнь. Что я могу вам сказать? Только то, что он вас любит.

– Как вы мне это докажете?

– Вы помните как просили у меня новые жалюзи?

– Ну?

– Мне кажется, сейчас самое подходящее время, чтобы попросить его помочь вам. Надо прибрать и привести в порядок вашу квартиру. Вы не будете возражать если я поговорю с ним? – Сиван продумала весь этот разговор заранее.

– Я разрешаю вам заменить жалюзи и навести порядок. Но вы не должны ни к чему притрагиваться! Ясно?

– Ясно.

– Тогда пусть придет кто-то и потравит тараканов. А то вы понимаете как мне приходится жить? Мои единственные друзья – тараканы.

Когда Ноам вернулся, Сиван оставила их вдвоем и вышла во двор, но не прошло и пяти минут, как Ноам присоединился к ней.

– Она задремала.

– Задремала? – удивилась Сиван.

– Да. Положила голову на подушку и вдруг захрапела.

– Тогда давайте поедем к ней домой. Я хочу, чтобы вы увидели как она живет.

– Я и так собирался там сегодня ночевать. Завтра я снова проведаю ее, а потом вернусь домой.

– Вы не сможете там ночевать. Я дам вам ключ от своей квартиры, но сначала давайте все осмотрим и поговорим.

Они встретились снова возле входа в дом. Мотоцикла Мая нигде не было видно, студия Лири была заперта. Ноам поднялся вслед за Сиван на первый этаж. Когда она отперла дверь, он переступил порог и тут же отпрянул. Вонь в квартире стояла невыносимая. Справившись с собой, он зашел внутрь и молча обошел квартиру.

Сиван ждала его посреди гостиной, сложив руки на груди.

– Я просто в шоке. Я не знал, что дела обстоят таким образом. Когда я был здесь в последний раз, все выглядело совсем по-другому.

– И когда же это было?

– Когда я привез ей пылесос.

– Вы же тогда не заходили внутрь, а оставили его у двери.

– Верно. Она не разрешила мне войти. Тогда, значит, год назад или что-то около того.

– Я пыталась объяснить вам, что она не в состоянии за собой следить. Может, когда-то она и могла это делать, но то время прошло. А теперь послушайте меня, Ноам. Вам придется раскошелиться, хочется вам этого или нет. Михаль не может жить в джунглях. Она достойна другой жизни. Я не знаю сколько у нее есть денег…

– У нее есть достаточно, – раздраженно прервал ее Ноам. – У наших родителей была четырехкомнатная квартира на улице Нахмани и кое-какие накопления. После их смерти все было поделено пополам. Я не прикасался к ее деньгам. Не знаю, что вы там обо мне думаете, но я не вор. И, клянусь вам, я совершенно не знал, что она живет в таких условиях.

– Я знаю места, где живут люди подобные Михаль и где о них заботятся.

– Когда наши родители умерли, я предложил ей пойти в подобное место. В поселке Кфар Идуд было учреждение для людей со специальными потребностями. Я даже записал ее туда. Но она хотела жить одна. Говорила, что все может сама. Прямо воевала со мной. Это была квартира нашей бабушки, и я решил, пусть она в ней живет.

– Может быть тогда этого было достаточно. А теперь вам придется либо убедить ее снова пойти в место вроде Кфар Идуда, либо обеспечить ей нормальные условия жизни. Потребуется полный ремонт с заменой всей мебели. Это обойдется в сто пятьдесят тысяч шекелей. Кроме того ей потребуется помощь с уборкой, стиркой и покупкой продуктов как минимум раз в неделю. Это будет стоить еще двадцать четыре тысячи шекелей в год. Но в первом случае у нее будет еще и компания.

– Как раз компания ей и не нужна. Я не могу заставить ее делать то, чего она не хочет.

– Я прекрасно это знаю.

– У вас есть человек, который прямо сейчас может заняться ремонтом? Лучше всего сделать его пока она лежит в больнице и ни о чем не подозревает.

– Успокойтесь, я получила ее разрешение. И еще одна вещь.

– Что еще?

Сиван увидела, что он испугался.

– Я прошу вас, чтобы вы навещали ее почаще. Скажем, раз в месяц. Это для нее очень важно. Я знаю, что у вас есть дети, работа и все такое прочее, и не прошу ставить Михаль на первое место, но связь между вами важна для вас обоих. Вы еще молоды, но с годами поймете, что эта связь гораздо прочнее того, чем вам сейчас кажется. Я не хочу, чтобы вам пришлось впоследствии сожалеть о том, что вы забыли о своей сестре.

Ноам молча кивнул.

– Вот и хорошо. А теперь поднимемся ко мне. Тут больше невозможно находиться.

Сиван позвонила Филипу, объяснила ему положение дел и договорилась, что Омар и Бадья начнут работу со следующей недели.

– Нам повезло, что они сейчас свободны, – сказала она Ноаму. – Я пошлю вам номер их счета в банке. Вам нужно заплатить аванс.

– Я сразу же переведу им деньги.

Был конец августа, суды были закрыты, и работы у Сиван было немного. Она вспомнила, что уже месяц назад заказала раму для приобретенной у Сола картины, и поехала забирать ее. Придя домой, она сняла оберточную бумагу и еще раз осмотрела картину, снова поразившись ее глубине и трогательности. Намеченная несколькими линиями фигура женщины посреди поля или моря. Резкие мазки кисти, множественные оттенки зеленого. Женщина парит в воздухе и словно уносится легким ветерком к горизонту. На нее можно было смотреть часами и каждый раз замечать что-то другое. Сол действительно был выдающимся художником, не идущим ни в какое сравнение с Лири. Несмотря на резкие цвета картины, была в ней какая-то хрупкость. Сиван прислонила картину к стене кабинета в ожидании того часа, когда Омар повесит ее.

– Привет, мам.

– Привет, – ответила Сиван, вернувшись в гостиную.

Лайла уронила сумку, полную грязной одежды, на пол, забралась с ногами на диван и растянулась на нем.

– Знаешь, как мне было здорово? Нет, ты не поймешь.

Действительно не понимаю, подумала Сиван.

– Что случилось, мам? Все в порядке? – повернулась к ней Лайла.

– Да-да. Я только что вернулась.

– Где ты была?

– Помогала Михаль. Ее положили в больницу. Именно поэтому я и уехала в воскресенье из Иерусалима.

– А почему ты должна была это делать? – спросила Лайла. – Ты что, отвечаешь за всех несчастных мира сего? Пусть ею занимается ее семья.

– Сегодня с севера приехал ее брат, который будет ей помогать. Но если рядом со мной находится человек, нуждающийся в помощи, я всегда буду стараться помочь ему.

– Таких как ты больше нет… Я просто умираю. У нас есть что-нибудь поесть? Я договорилась встретиться с Гайей в семь. У меня мало времени.

– Есть салат с тунцом.

– Ну ладно, я поем во дворе.

– Как было в Ашдоде?

– Непередаваемо! Я влюбилась, и ты не поверишь в кого. В жизни не догадаешься. Это просто свалилось на меня с неба. Так я это чувствую. То есть это только начало, но на этот раз все по-другому. По-особенному. У меня сердце прямо выскакивает из груди.

– Как же ты могла? – Сиван не могла больше сдерживаться.

– Еще как могла. Ведь после Лиора прошло уже два года, и вот, наконец, я встретила того, кого искала. Ты знаешь как это здорово?

– Но ведь он не для тебя. Разве ты этого не видишь?

– Май тебе рассказал? – Лайла изумленно посмотрела на Сиван. – Я же просила его ничего тебе не говорить.

– Он не должен был ничего мне рассказывать. Просто я вас видела.

– Где?

– Возле нашего дома во Флорентине.

– Так почему же ты к нам не подошла? Ты что, пряталась? Следила за нами?

– Ни за кем я не следила. Я увидела вас случайно. И я не понимаю, как ты не понимаешь, – рассердилась Сиван. – что он самый неподходящий для тебя человек.

– Ты его совсем не знаешь! Как ты можешь говорить такие ужасные вещи?

– Разве это ужасно если мать двадцатичетырехлетней дочери не хочет, чтобы она влюблялась в пятидесятилетнего мужчину, который к тому же флиртует с этой матерью? – произнеся последнюю фразу Сиван поняла, что допустила ошибку.

– Что? – закричала Лайла, меча громы и молнии, встав с дивана и остановившись напротив Сиван.

– Ты с Маем… – пробормотала Сиван.

– Я с Маем? Ты что, совсем спятила? Ты хоть сама-то слышишь, что говоришь? – Лайла попыталась взять себя в руки, но снова сорвалась на крик. – Я и Май?!

– Тут, по-видимому, какое-то недоразумение. Успокойся, Лали.

– Не понимаю, – пробормотала Лайла себе под нос и снова перешла на крик. – Не понимаю! Так вот что ты обо мне думаешь? Какая еще мать может подумать такое о своей дочери? И как давно ты думаешь об этом и ничего мне не говоришь? Ты ничего не понимаешь!

Она нервно порылась в своей сумке и выудила оттуда телефон и кошелек.

– Мне надо прийти в себя. После поговорим.

– Подожди, Лали. Куда ты идешь?

– Куда я иду? – насмешливо спросила Лайла. – А знаешь что? Пойду-ка я к Маю!

Сиван еще ни разу не слышала, чтобы Лайла говорила с ней таким тоном.

– Я прошу тебя. Давай сядем и поговорим.

– Не надо со мной говорить! Не сейчас! Я сейчас не в состоянии говорить! Пока!

И Лайла покинула дом, не пробыв в нем и десяти минут.

Теперь на диван повалилась Сиван. Если это была ошибка, подумала она, то это могло быть только одно из двух: или девушка на мотоцикле была не Лайлой, или же мужчина не был Маем. Но Лайлу она могла бы узнать даже с завязанными глазами, а мужчина был уж очень похож на Мая. И тут до нее дошло – это был один из его сыновей. У младшего есть постоянная девушка, значит это был Саар, тот, который переписывался с француженкой. Сиван вздохнула. Она и впрямь сумасшедшая! Нельзя делать преждевременные выводы! Как же у нее получается быть таким хорошим адвокатом? Она подождала пару часов, чтобы дать Лайле успокоиться, и послала ей сообщение:

Лали, жизнь моя, любимая моя! Я ошиблась. С тех пор, как Яаль снова появился в моей жизни, мне было нелегко. Прошлое никак не отпускает меня. Я все время думаю о Бамби. Ты, наверное, не понимаешь, при чем тут она, но я надеюсь, что ты дашь мне возможность все тебе объяснить. В том, что случилось, есть лишь моя вина, но случилось это не потому, что я не доверяю тебе, а потому, что ты и Бамби перепутались в моей голове. Вернись домой, прошу тебя. Нам надо поговорить.

Бесконечно люблю тебя, мама.

Сиван взяла сумку Лайлы, достала из нее грязную одежду и положила в стиральную машину. Потом прошла в комнату Лайлы, опустила жалюзи и зажгла гирлянду из лампочек. Надо рассказать Лайле всю правду, решила она в сотый раз. Будь что будет, даже если Лайла навсегда перестанет разговаривать с ней.

В три часа ночи она услышала, как Лайла вошла в дом, прошла в ванную, а потом направилась в свою комнату. Сиван прекрасно знала все эти звуки и могла безошибочно догадаться, что сейчас делает Лайла. Через некоторое время после того, как установилась тишина, она задремала.

Капсулы

Лайла вышла из своей комнаты как раз в тот момент, когда Сиван заваривала кофе.

– Доброе утро, – промолвила она и исчезла в ванной.

– Доброе утро.

– Я вовсе не хотела ссориться, мам.

– Все хорошо, Лали. Это я должна извиняться. Я просто не знаю, что со мной случилось.

– Меня беспокоит то, что ты носила это в себе столько дней и ничего мне не говорила. Сколько это было дней? Три?

– Что-то вроде того, – если бы Лайла только знала, сколько секретов она носит в себе уже многие годы.

– Какая ты сдержанная! А вот я бы сразу лопнула. Сядем?

Они расволожились в гостиной.

– А кроме того, – продолжала Лайла, – я понимаю, что ты думаешь о Мае. Но даже если предположить (боже упаси), что он бы мне нравился, и даже если допустить, что я бы тоже ему нравилась, ты думаешь, что я вот так взяла и предала бы тебя? Что мой эгоизм позволил бы мне обойти тебя? Я бы даже врагу такого не сделала!

– Когда я была такой как ты, я так не думала. Просто плыла по течению и все.

– Не может быть, – возразила Лайла. – Это ведь ты меня всему научила.

– Ничему я тебя не учила. Ты сама такой получилась. Разве мы когда-нибудь говорили об этом?

– Ну, мы, конечно, не говорили напрямую о дочери, которая забирает себе мужчину, в которого влюблена ее мать, но мы говорили о многом другом. И потом, это то, что передается от родителей к детям безо всяких разговоров. Вот смотрит девочка на свою мать, видит, как она думает, поступает, говорит, и мотает себе на ус.

– Между прочим, я вовсе не влюблена в Мая. Я его почти совсем не знаю.

– Сколько еще раз ты будешь говорить мне эти глупости? Не знаешь ты его, как же! Прекрасно знаешь! Если бы не Лири, вы бы уже давно были вместе.

– Ты хоть видела ее?

– Да. Она приезжала помогать его отцу. Она и сейчас там. Еще та штучка! Но классная.

– Классная, – согласилась Сиван. – А Май?

– Поначалу мне казалось, что ты была права и что он до сих пор любит ее, но сейчас я вовсе в этом не уверена. Он скорее ценит ее, чем любит. А сейчас, когда она заботится о его отце, он еще и благодарен ей. Говорила я тебе «Борись за него». Если бы я кого-нибудь любила, я пошла бы за ним хоть на край света.

– Расскажи мне о Сааре.

– Ты же хотела рассказать мне о Бамби.

– Это займет слишком много времени. Давай сначала ты.

– Ты помнишь, как я рассказывала тебе о том вечере, когда я встретила Лиора и его подружку Ротем?

– Конечно помню.

– А помнишь, как я сказала тебе, что до того, как все это случилось, напротив меня кто-то сидел?

– Да.

– Во время демонстрации Май познакомил меня с Адамом и его подружкой Анит, которые тоже были там. Ну вот значит стоим мы, болтаем, и вдруг появляется этот парень из Шаетет. Он мгновенно меня вспомнил, мы разговорились, и тут появились все его приятели из Иерусалима. Все пошли на квартиру Адама и меня тоже позвали. Знаешь, как было здорово! Так вот это и был Саар. Мы с ним проболтали до пяти утра. Он рассказал мне о своей француженке. Их отношения зашли в тупик. Она хочет делать карьеру во Франции, он посреди своей учебы, а тут еще эта «корона». На следующее утро он предложил мне поехать с ним в Иудейскую пустыню на мотоцикле отца так как Май приехал в Иерусалим на машине. Как было классно! Ты не поймешь. Мы поставили палатку, зажгли костер, испекли картошку, как во времена вашей молодости. Романтика! У него был спальный мешок, и мы спали в нем вдвоем. С тех пор мы не расставались. Поехали в Ашдод проведать его дедушку, а потом утром пошли на море. Он еще более классный серфер, чем Май.

– Так он знаком с Лиором?

– Да, знаком. Но Саар старше Лиора на два года, так что они не служили вместе. И потом, какая ему разница? У Лиора есть подруга, мы уже два года как разошлись. Так что он не крадет девушку у своего друга, – Лайла не удержалась от того, чтобы уколоть Сиван, – как ты думала про меня.

– Ладно, не делай из меня дурочку. Со второго этажа он очень похож на Мая.