Король под горой

И Стефани снова засмеялась. Илия оценил, как чудесно слушать смех девушки, которая тебе нравится. Она зарделась от его слов. «И как ужасно знать, что рассмешил ее не ты, – подумал Роб, но вслух ничего такого не сказал».

На обратном пути Илия разогнался. Стефани счастливо пищала и цеплялась за его талию. Конечно, их остановили жандармы. Конечно, их забрали в участок. Конечно, шериф позвонил их родителям, хотя у Гавелов снял трубку обеспокоенный гувернер. Конечно, всем влетело, а Илии достался только аванс – долгая лекция об ответственности и безопасности от учителя. Впрочем, основная порция дидактизма ждала его с приездом родителей. Если бы Илия был собакой, он бы прижал уши и хвост в ожидании. Но он просто лишился ключей от «Рэнк Фрэнка» и ездил в школу в сопровождении. И все бы закончилось для него взбучкой и какими-нибудь лишениями, если бы не события, случившиеся за два дня до их приезда. Утром Илия, как всегда, стал собираться в школу. Однако гувернер пришел раньше положенного и объявил, что сегодня Илия остается дома. К вечеру он сообщил, что до возвращения лорда Гавела Илия будет заниматься дома. Гувернер нагрузил его упражнениями и заданиями по всем предметам. На вопросы, каким бы требовательным тоном они не были заданы, не отвечал. На следующий день, когда Илия сидел перед кипой учебников, в окно его комнаты прилетел камешек. Внизу его ждал Роб. Он пробрался в сад, но в дом, естественно, попасть не смог.

– Привет! Я так рад тебя видеть! – возликовал Илия. – Этот индюк меня запер, нагрузил работой… Вероятно, нажаловался отцу по телефону, а тот велел наказать меня строже.

Лицо Роба вытянулось от удивления.

– Так ты что же ничего не знаешь? – спросил он.

– О чем не знаю? – спросил Илия и сел на балкон, свесив ноги сквозь перила.

Роб замялся. Очевидно, у него были совсем уж скверные новости. Он даже оглянулся по сторонам, как заговорщик, готовившийся выдать драгоценную тайну.

– Да не томи! Ты меня нервируешь, – прошипел Илия.

– Илия, я не знаю, как тебе сказать… Но ты знать должен, – Роб выдохнул. – В общем, вчера началась война.

Повисла пауза, Илия ничем не отвечал, только вперился в друга.

– Вот, – произнес Роб.

– Да иди ты, – относительно спокойно прокомментировал Илия. – А подробности расскажешь? Я хочу все знать, но мой педоном, конечно, ничего не доложит и газет не даст прочесть.

– Слушай, ты только не переживай, – мямлил Роб, стоя под его балконом. – Я все тебе расскажу.

– Робин! Ты решил меня взбесить? – Илия в ожидании свесился над ним.

– Ладно. Авиация Кнуда совершила налет на Пальер-де-Клев вчера. Они специально подгадали такой день, когда знать и большие чиновники соберутся в одном месте. Все съехались на турнир этот… Я думал, ты уже знаешь, что с твоими родителями. Я зашел поинтересоваться, поддержать. Прости.

Последние слова прозвучали издалека. Руки Илии похолодели от страха. Кажется, Роб спросил, все ли с ним нормально.

– Жертвы есть? – вопрос вырвался сквозь пересохшие губы сам собой.

– Да. Конечно, есть. Там, как бы, весь замок разнесли, – скорбно сообщил Роб. – Погибших, говорят, триста человек или около того. Еще не всех откопали из-под завалов.

Паника накрывала Илию. Побелевшие пальцы почти слились с белыми перилами. Роб что-то еще вещал, но речь его была сбивчивой и мало полезной. Илия вскочил на ноги и даже не почувствовал, а услышал, как колотится его сердце.

– Прости, я должен все узнать. Сейчас же, – прервал он друга. И у дверей в комнату развернулся. – Спасибо, что сообщил. Но я должен узнать.

– Конечно, – донеслось до него из сада.

Он летел по коридорам, хлопал дверьми и, наконец, уперся в запертый выход из его крыла. Гувернер намерено запирал его, чтобы Илия ненароком не сбежал к друзьям ночью. Он забарабанил по резному дереву, что есть мочи.

– Откройте мне! Немедленно откройте! – требовал он.

Было слышно, как кто-то из прислуги замер, чтобы не отвечать.

– Я знаю, что вы там. Немедленно откройте мне. Срочно!

– Простите, не велено, – отозвалась старая горничная.

– Сара, откройте дверь. Я прошу, мне надо все узнать, – он продолжал греметь и стучаться.

– Ах, да что же вы… Не велено мне. Да не рвите мне душу, Илия! – надрывно попросила она и зацокала, уходя.

– Нет, нет, нет! Сара, я сейчас подожгу крыло, и вам придется открыть!

Он услышал, как женщина возвращается.

– Да что ж вы творите-то? Думаете, мне все это по сердцу? Я знаете, как переживаю, – запричитала она.

Илия перестал истязать двери. Просто опустил ладонь на ручку, готовый отворить ее, как только услышит заветный щелчок.

– Сара, я знаю про то, что случилось в Пальере. Но я не знаю, что с мамой, что с отцом. Умоляю, скажите мне.

Она молчала, изредка вздыхала, так мученически, что и ее было жаль. Старушка работала в их доме, сколько Илия себя помнил. Гавелы были для нее больше, чем работодатели. Она и с мальчиком возилась вместо няньки.

– Пожалуйста, – тихо просил Илия, хотя все его тело дрожало.

– Ваш отец жив, но останется в замке или уедет куда-то еще. Домой он не вернется пока, для него сейчас много работы, сами понимаете, – щебетала она.

– А мама? Что с мамой?

– Вроде все в порядке, но нам пока никаких инструкций не дали. Ох! Я сама переживаю, всю ночь проплакала…

– Сара, пожалуйста, отоприте двери.

– Да если бы я могла… Гувернер ваш ключи себе забрал. Взял управляющего и уехал куда-то несколько часов назад.

Возмущение «Что он себе позволяет?!» было повержено более насущными вопросами. Ответы на них стоило искать за пределами дома. Илия подавил порыв отыграться на дверной ручке и вернулся в комнату. Недолго думая, он соорудил из постельного белья канат. Сад пустовал, Роб покинул его. Спускаться подобным образом было неудобно, Илия болтался и скользил, но преодолел один этаж. Ему оставалось всего ничего, когда снизу раздался голос гувернера: «И что это такое я тут наблюдаю?». Его надменный тон только подстегнул Илию, и он резво преодолел оставшееся расстояние. Гувернер не торопился ему помогать: держать подвижный край каната или подавать руку. Впрочем, Илия этаких жестов вовсе бы и не пожелал. Они вцепились друг в друга взглядами, как коты, встретившиеся на узком заборе.

– Не желаете объясниться? – спросил гувернер, указав на канат.

– А вы, сэр, не желаете рассказать, что с моей семьей? – зло процедил Илия. Его прищур и ходящие на скулах желваки забавляли учителя. Хотя услышав вопрос, он уже собирался бросить в него дежурную фразу, но Илия не позволил. – И что с моей страной?

– Прошу прощения? – усмехнулся гувернер. Его позабавил юношеский пафос, с которым Илия бушевал перед ним.

Даже теплый ветер добавлял бунтарства в облик Илии – взъерошивал кудри и раздувал рубашку.

– Какой толк в ваших уроках, если от меня скрывают факт начала войны, как от трепетного ребенка? Но я прежде хочу знать, что с моими родителями.

Гувернер не оценил мятежа. Он сложил руки на груди и, судя по молчанию, решал, выдать ли ему наказание или утешить банальным образом.

– Отвечайте, сэр.

– Так. Вас бы следовало примерно наказать, но ваше беспокойство понятно и естественно. Я же выполняю распоряжения министра и только. Он жив и очень занят. Ни мне, ни вам он не будет докладывать о своих делах и планах. Что же до леди Гавел – как только мне придут распоряжения о ее возвращении, я обещаю вам сообщить. Вы довольны?

– Нет.

Вдаль по грунтованной дороге за приусадебным участком начиналась городская жизнь: грохотали трамваи, вопили гудки машин, полицейские сирены разносили тревожный вой. Наверняка почти все ровесники Илии были в курсе событий ужасного дня. Узнавали известия из газет, сплетен, радио, задавали вопросы родителям и учителям. А он больше других должен быть осведомлен. В чем же причина содержания его в уютной информационной теплице? Неужели подобного невежества желает от него лорд Гавел? Гувернер всем видом показывал, что проявляет не свою инициативу.

– Ничем более не помогу. Идите спать, Илия, уже поздно.

– Мне почти шестнадцать. У меня есть водительские права…

– Уже нет. Вас их лишили на полгода, напомню, – ехидно поправил гувернер.

– И я не нуждаюсь в няньке, которая будет укладывать меня спать, – продолжил Илия, вовсе игнорируя его ремарку. – В сентябре я буду посещать военную кафедру. А через год отправлюсь на фронт. Если вы, сэр, считаете, что в день, когда в Эскалот пришла война я должен зубрить уроки и идти в постель по расписанию, то вы идиот. Немедленно доложите мне новости.

Он прежде никогда не говорил с учителями столь неуважительно. Словно бы сам на мгновение испугался своей дерзости и спрятал кулаки в карманы брюк – от греха подальше. Гувернер принял во внимание его смущение и ответил:

– Предполагаю, у вас шок. Я попрошу Сару принести вам успокоительные и молока…

Илия мотнул головой, сбрасывая с себя дурную мысль оттолкнуть гувернера, и просто обошел его. Он направился к воротам.

– Вы далеко собрались?

– Вас это не касается.

– Я ваш гувернер.

– Да, – Илия развернулся. – Ваша задача обучать меня и отвечать на мои вопросы. А этим вечером у меня их в избытке. Раз вы не можете выполнить свою работу, не превышайте полномочия и не мешайте мне.

– Этот тон непозволителен, – пригрозил учитель. – Не вынуждайте меня звать охрану и волочь вас в комнату силой.

Илия бросил ему короткое «Попробуйте!» и продолжил путь. Но гувернер, естественно, не смирился с его решением. Он обошел Илию, встал перед ним и попытался развернуть. Илия почти никогда не делал того, что совершил через минуту. Он дрался только на ринге и пару раз с ровесниками после школы. Вернее было бы сказать, он защищал себя и друзей от хулиганов. Потому что будь те мальчишки не беспризорной шпаной, нападавшей на младших или одиноких ребят, отец бы отреагировал иначе. Но Илия бы сам не поверил тому, кто сказал, что этим вечером он ударит своего гувернера.

Утром ему было стыдно. И весь последующий день. И послезавтра тоже. А к вечеру вернулась его мать. Они бросились друг к другу в объятия, и Лесли расплакалась. Она была сдержанной на публике, но эмоциональной в семье. Она полыхала эмоциями, повествуя о пережитом в Пальере. Под конец она извинилась за то, что задержалась в замке: до прибытия медиков и добровольцев многие дамы надели медсестринские передники, чтобы ухаживать за раненными. И едва растроганный Илия собрался поддержать ее, как Лесли вобрала в себя слезы и заявила:

– Теперь я жду объяснений твоего поведения. Я чуть не сгорела со стыда.

– Мам? – он удивился резкой смене ее настроения.

– У отца просто не было времени и сил, чтобы в должной мере вникнуть в твои перипетии. Поэтому с тобой разберусь я. Но не думай, что тебе сойдет с рук хоть один проступок.

Илия был ошарашен.

– Прости, но ты хочешь сказать, что после того, как вы с папой чуть не погибли в Пальер-де-Клев; после того, как Великий кесарь без объявления войны напал на вассальные земли Эскалота; и после того, как ты видела сотни тяжело раненных мужчин, женщин и даже детей; ты хочешь пожурить меня за поездку на мотоцикле и драку с гувернером?

– За драку, Илия! За драку! – всплеснула она руками. – Что это вообще было?!

– Мам. Мам, пожалуйста. Хочешь лишить меня сладостей, допустим. Но я не понимаю, почему следует это обсуждать. Я был не в себе. Я очень переживал. А гувернер вел себя так, будто я нашкодивший мальчишка.

– А разве нет?..

– Нет. Я хочу знать, где отец. Я хочу знать все политические новости. И я хочу сдать экзамены и начать готовиться к войне. Фронт может не дождаться, когда я приеду к нему. Он может прийти к нам намного раньше.

Лесли стушевалась от его слов, даже затеребила пуговицу кардигана.

– Что ж. Судя по всему, ты успел подумать об этом.

– Я только об этом и думал, – неприветливо ответил он.

– Ясно. Это даже хорошо, – Лесли разгладила складки на платье. – Забудь о наказании. В смысле, ты его, конечно, понесешь, но не о нем речь. Твой папа общался с агнологами. У них есть некоторый интерес по отношению к тебе.

Она сбила сына с толку. Он понятия не имел, чем мог их заинтересовать. Если только не…

– Я надеюсь, они не рассчитывают завербовать меня. Я хочу на военную службу, а не заниматься сомнительными науками.

– Их науки не сомнительные.

– Ага, – бойко кивнул Илия и позвонил в колокольчик. Он попросил Сару подать чай. Разговор становился непринужденнее. – Только «выгорает» каждый седьмой их проект. Шесть прочих оказываются липой, сожравшей бюджет.

– Категорично, но наука вся такова, – заметила Лесли, хотя сама она к академикам не относилась. – Да и потом, на тебя сделаны большие ставки. Твой отец – лорд Гавел, министр иностранных дел…

– Мам, я в курсе. Можешь прямо сказать?

Сара принесла чай. Лесли выдавила для нее дежурную улыбку, кивнула и забрала свою чашку.

– Да. Мы с отцом хотели бы сформировать твой круг общения… Не так. Помочь сформировать тот круг общения, который должен быть у молодого человека твоего положения и с твоими перспективами.

Фарфор и столовые приборы шумно звякали. Тишина была слишком заметной.

– Я не буду в дни войны ходить на твои салоны и балы всяких тетушек…

– Нет, нет, милый, ты неправильно понял, – Лесли приглушенно посмеялась. – У тебя, конечно, нет времени на праздные знакомства. Но эти твои школьные друзья дурно влияют на твою репутацию.

– Мам, да ты серьезно? – Илия даже прицыкнул от разочарования.

– Можешь считать это наказанием. Сдадите экзамены, и ваши пути разойдутся. Просто чего доброго эта девочка, которая за тобой хвостом увивается… – она не смотрела на сына, а разглядывала чашку и такой интересный узор на салфетке. Илия буркнул, что это он за ней увивается, но Лесли продолжала. – Натворит глупостей, таких, что могут испортить вам обоим жизнь. Это ведь все несерьезно.

– А что тогда серьезно?

– Вот. Об этом, – она отставила блюдце. – У герцогини Лоретт есть племянница. Мы познакомились, и она меня просто очаровала…

– Мама! – Илия от возмущения аж вскочил с дивана.

– Я ничего такого не имею в виду! – Лесли примирительно замахала руками, указывая ему сесть обратно. – Присядь. Она очаровательная. Я была бы счастлива вас познакомить. Илия, милый, я все понимаю. Тебе шестнадцать, и тебя это ни к чему не обязывает. Но блестящая была бы партия. Такая умница, а красивая какая, – Лесли развела руками, почти по-детски и словно бы извиняясь за шалость. – Если вы понравитесь друг другу, будет просто замечательно. Нет – ну что ж, вас никто не посмеет принуждать. Мы современные люди, Илия. Тащить детей насильно в брак – дурная затея в век, когда существуют разводы.

Илия смотрел на нее так, словно это она, а не он сбежала с уроков, чтобы гонять на «Рэнк Фрэнке», а потом сломала гувернеру челюсть.

– Пожалуйста, – Лесли чарующе улыбнулась.

– Это все уже перебор, – он был в гневе, выступившим на его лице каменной маской. – Я уважу твою просьбу, такую настойчивую. Это все?

– У меня все. Остальные новости приедут к нам вместе с папой. Я очень его жду. Надеюсь, он не забывает о своем здоровье. Он совсем себя не жалел: таскал носилки, будто его терапевт не насчитал ему одиннадцать разных диагнозов, – она наконец взглянула на своего ребенка. И погладила Илию по щеке. – Ты весь в него.

И Илия растаял. Оба Гавела капитулировали перед словами и жестами их прекрасной леди. А она любила их обоих. Многим было странно обнаружить искренность ее чувств по отношению к министру. Лесли знала, что ее любовь к мужу смотрится сначала деланно, а после – диковинно. Лорд Гавел был старше на семнадцать лет. И даже в дни, когда они познакомились, его нельзя было назвать романтиком и дамским угодником. С виду их брак смотрелся правильно и почтенно, без лишних сантиментов и, тем более, пылкости. Но Лесли так часто рассказывала, как лорд Гавел ее спас… Стоит начать, что Лесли – не совсем Лесли. Ее кокетливое имя весьма причудливо смотрелось на благородной даме, отдавая не то мещанской дешевизной, не то простецкой провинциальностью. В пору знакомства с лордом Гавелом она звалась Леславой Яровной. Молодая, если не сказать, юная эмигрантка из Радожен, бежавшая из страны переодетой в старую беспогонную шинель встретила лорда Гавела, когда один пронырливый делец едва не затащил ее в дом удовольствий. Тогда-то спасенная лордом девушка расплакалась о погибшей семье, о перевернутой с ног на голову родине, о фамильных сережках, отданных за билет на поезд, о своем одиночестве в чужой стране. И овдовевший лорд Гавел исполнил партию благородного спасителя. Они поженились через неделю, едва он помог ей уладить обязательную волокиту. А она в благодарность отдала ему то, о чем могут мечтать даже те мужчины, у которых все есть: любовь, верность и заботу. Так что можно сказать, Лесли любила не столько лорда Гавела, сколько их историю. А она не закончилась его покровительством беглой княжне. Лесли берегла ее для дневника и для сказок маленькому Илии, но не для чужих ушей. Это и печально: рассказ ее был поистине добрый и волшебный. Огня в Лесли хватало для того, чтобы поддерживать тепло чувств долгие годы их семейной жизни. И, конечно, ей самой нравилось быть счастливой влюбленной, а не сварливой супругой, влачащей семейные обязанности. Она с завидным упорством превозносила и самого министра, и их отношения, и то, что с ними происходило. А весь избыток нежности, девичьего щебетания и нерастраченного в молодости смеха она отдала Илии. А он понял, какое наказание понес: его дружба с Робом и Стефани была бы отобрана без любого из его проступков и сложена на алтарь взросления. «Вот оно как, Илия, все дело не в длине штанов и не в водительских правах».

Лорд Гавел отсутствовал почти месяц. Илия успел окончить школу, поцеловать Стефани на выпускном, объясниться с ней и Робином и прочитать в «Печатнике» свою поэму. Великий кесарь успел за это время намного больше, и деяния его несли только беды. А в один из дней, когда Илия с матерью сидели во дворе, без предупреждения приехал кортеж лорда Гавела. Лесли засуетилась, сначала она бросилась звать прислугу, потом оставила это дело и побежала навстречу супругу. Илия же заметил, как отец осунулся, как усталость залегла маской на его лице. Следом из машины вышел парень в странной военной форме. Серый китель с темно-зелеными лацканам и брюками в тон, портупея и меч в ножнах были не свойственны современной армии Его Величества. Он хотел было помочь с чемоданами, но министр дал ему знак подойти. Что действительно показалось Илии странным, так это то, что мать узнала молодого человека. Министр подозвал сына, и парень в форме, надел на черноволосую голову фуражку, прежде чем быть представленным Илии.

– Илия, познакомься! Это Тристан Трувер, если быть точнее, сэр Тристан Трувер, рыцарь-пальер, при наречении которого мне посчастливилось присутствовать, – министр жестом призвал Илию показаться радушнее.

Тристан же стушевался от того, как помпезно его представили. Его молодость и смущение говорили, что рыцарем он стал совсем недавно. Вымуштрованный в Пальере юноша ждал, пока Илия протянет руку. Но тот тянул только время. Лорд Гавел озадачился поведением сына и постарался спасти Тристана от неловкости:

– Мой сын, Илия Гавел, о котором я тебе всю дорогу рассказывал, – радушно рекомендовал министр.

Илия сжалился над отцом, у которого весь последний месяц был сплошным испытанием, и предложил рукопожатие.

– Да, очень приятно, сэр Трувер, – саркастично произнес он.

В тот момент Тристана было даже жалко. Он задохнулся, услышав к себе чопорное обращение от ровесника. Но руки не отнял.

– Прошу, просто Тристан, – запротестовал он.

Рыцарь не так себе представлял знакомство. А Илия ничего подобного не подразумевал, ожидая отца.

– Тристан будет жить у нас, – сообщил министр, от которого настырный взгляд сына требовал объяснений.

– То есть у нас гости? – Илия сиял улыбкой, но его семья знала, что за белизной зубов скрывается невысказанное возмущение.

– Я этого не говорил, – уточнил министр. – Я сказал, Тристан будет жить в нашем доме. И я был бы счастлив, если бы вы подружились.

Тем временем дворецкий и шоферы принялись носить чемоданы. Илия выдохнул с таким выражением лица, будто собирался свистнуть.

– Ого, – качнул он головой. – А мама вот была бы счастлива, если бы я подружился с племянницей герцогини Лоретт. Как, кстати, ее зовут?

Когда очередь дошла до Лесли, она глубоко вздохнула, не зная, куда спрятать глаза, чтобы не видеть растерянного Тристана.

– Девушку зовут Гислен, – процедила она, разглядывал то розовые кусты, то кочующие из багажника в дом чемоданы.

– Гислен! Прекрасное имя! – не унимался Илия. – Так вот, единственный раз мои родители уехали вдвоем, и привезли мне целую невесту и целого друга. Мне страшно вас отпускать теперь, маменька! Чего еще доброго профессию мне найдете в командировке. Хотя… Что там насчет агнологов?

– Довольно, – прорычал министр.

От его восклицания Лесли еще раз шумно вздохнула, взяла Тристана под руку и проворковала: «Действительно! Я покажу твою комнату и будем пить чай!». Илия многозначительно проводил их взглядом.

– Просто ужасно, – удрученно оценил его поведение лорд Гавел.

– Согласен. А ему негде жить?

– Представь себе, – министр подошел и заглянул в глаза сыну. – Он – круглый сирота, а замок, в котором он рос и воспитывался все эти годы, пару недель назад разбомбили до основания. Этот мальчик перенес контузию и две недели лежал в госпитале. Он – первый рыцарь в своем потоке. В последнем потоке. Пальеры больше нет.

Сказав это, лорд Гавел подобрал свою дорожную сумку и направился к парадному входу. Илия почувствовал себя насквозь паршиво.

– Я что ли должен был его биографию прочесть перед встречей? Ты вообще не предупредил, что возвращаешься, – бросил он вслед отцу.

Но тот не обернулся. Министр поприветствовал прислугу, выстроившуюся на крыльце. А Илия пнул одинокий камешек, и он покатился прочь за ворота.

Глава II. Первое впечатление.

«Но ваша светлая беспечность

Зажглась безумным пеньем лир».

«Людям будущего», Николай Гумилев.

В комнате было невыносимо. Все Гавелы внезапно приняли обет молчания. Они явно не смогли бы сохранить его на ужине и бесцеремонно гремели бы столовыми приборами, смущая рыцаря. Еще при первой встрече Илия заметил, что уши Тристана, ничем не прикрытые выдавали его стеснение неестественным румянцем. У парня была стрижка «под горшок». Причем Илия разглядел, что не на армейский манер, а исполненная в своем устаревшем варианте. «Века так на четыре». Илия попытался оценить не Тристана, а ситуацию. После слов министра он сочувствовал молодому рыцарю. Однако несогласие с отцовской спонтанностью, его затянувшимся молчанием и сюрпризами, так ему не свойственными, подогревали кровь Илии. Возможно, все дело в войне, рассуждал он. А может быть так, что родители договорились заняться Илией и его перспективами, как обмолвилась мать. Держать рыцаря-пальера на службе было весьма почетно. Обычно члены ордена служили самому королю, но Норманн II Удильщик уже десяток лет покрывался пылью и сединой в столице. Пальера выпускала блестящих офицеров и ученых, а те из них, что проходили акколаду – церемонию посвящения в рыцари – становились воистину представителями элиты. Мысль о чужом превосходстве укусила самолюбие Илии. Он подумал, что не хватало ему тягаться с заявившимся мальчишкой. Чего доброго, родители в пример будут ставить его непогрешимость. Въедливая догадка почти пугала. Говорят, все пальеры безупречны. Как же это было невыносимо – сидеть с этими домыслами в комнате.

На ужин он спускался как на битву, или на эшафот, или на повстанческие баррикады – ему сложно было определиться. Илия почти представил себе барабан, под который он чеканил шаг в шутку, но столкнулся с мамой в дверях. Она сжала его предплечье, улыбнулась и протянула «Пожалуйста» одними губами. Илия смиренно кивнул ей. За столом они сидели вчетвером. Светский разговор начала Лесли: «Что же вы совсем ничего не едите, Тристан?». Илия взглянул на его тарелку: немного запеченного картофеля, ломтик хлеба и небольшой кусок ветчины. Тристан смутился.

– О, мадам, не переживайте обо мне. Я просто еще не привык. У Вас очень вкусная еда, спасибо! Но в Пальере мы питались проще. Я вовсе не стесняюсь, – объяснился он.

Илия состроил рожицу, очевидно, значившую его несогласие с рыцарским смирением. Они сидели друг напротив друга. Тристан скрупулезно занимался своим скудным ужином, упершись взглядом в тарелку. Целеустремленность в поедании картошки выдавала его потаенное любопытство, хотя он вовсе не глазел по сторонам.

– У тебя так мало вещей, Тристан. Есть ли у тебя одежда, помимо формы? – спросил министр.