2:36 по Аляске

– Min Gud, varför är du alltid fast i problem?! – заверещала Флейта и протараторила еще много-много-много всего другого.

– И я рада тебя видеть, – улыбнулась я, обнимая ее в ответ.

Флейта умиленно улыбнулась, и я подумала о том, что, возможно, она сказала мне что-то совсем другое. Забравшись рядом, она пробормотала уже на понятном мне языке:

– Когда я узнала, что вас разделил охотник, я чуть не перебила все тарелки в умывальнике!

– Это было бы огромной потерей для всего лагеря. Тарелки… И как ты только удержала себя в руках? – укоризненно произнес Крис, и лишь тогда Флейта обратила на него внимание. – Спасибо, что и по мне скучала.

– Я знала, что ты выживешь, – спокойно заявила Флейта, действительно так, будто ничуть не сомневалась по этому поводу. – Ты ведь уже три месяца спокойно пьешь воду из источника, где я мою посуду. Уж после такого бессмертие присваивается автоматически!

Я прыснула, и Крис тоже, похоже, оценив шутку. Флейта снова обернулась ко мне, и губы ее едва слышно зашевелились:

– Ты так и не ушла…

– Не смогла. Винтовку пришлось бросить, а потом это, – я ткнула пальцем себе в затылок, где осталась смачная ссадина в напоминание о падении. Флейта предостерегающе шикнула, покосившись на Криса. – Расслабься, он уже знает.

– Знает?! Совсем все-все знает? Про оружие, побег, Орегон?

– Он путает Орегон с Джорджией, – сказала я. – Но да, в принципе знает.

Флейта удрученно покачала головой. Хоть кто-то был рад, что я снова здесь, даже если не была рада я сама.

– Тебе надо отдохнуть, – сказала Мэл, увлеченная перевязкой Криса. – Флейта, проводи ее до палатки и проследи, чтобы она немного вздремнула.

– Так точно, мэм! – с готовностью отозвалась Флейта и, спрыгнув, взяла меня под руку. Коленки подкашивались, но головокружение давно прошло. И все же веки слипались лишь от одной фантазии о мягкой перине и старом выцветшем одеяле. Никакие палатки не сравнятся с обычной человеческой кроватью.

– Эй, – подал голос Крис, ободряюще улыбнувшись мне. – Ступай. Поспи. Ты заслужила.

Я не обратила внимание на то, что застыла посреди фургона, уставившись на него стеклянными глазами. Мозг мой притормаживал, как неотлаженный часовой механизм, и я заблудилась в потемках мыслей. Мне не хотелось покидать Роуза после того, что было, и я настороженно уточнила:

– С Крисом точно все будет хорошо?

Мэл отвлеклась, смазывая бок Криса органическим серебром для обеззараживания, и обернулась. Уголки ее губ потянулись вверх, и я смутилась, постаравшись не думать, с чем она связала мое беспокойство за Криса.

– Он ведь солдат. Переживет. Верно я говорю, Роуз?

Он кивнул и проводил нас с Флейтой взглядом до самой двери. Я услышала бормотание, прежде чем позволила Флей перевести меня через выступ порога и направиться в сторону палаток:

– Когда о нас кто-то заботится, мы чувствуем себя уязвимыми, но такими живыми, правда?

– Да, – приглушенно ответил Крис. – Правда.

* * *

Флейта рассказывала мне о том, какую смуту едва не допустил Бобби после нашего ухода: лагерь раскололся на две половины. Одна половина спорила, как лучше избавиться от потенциально опасных спящих: экономно сжечь их или гуманно пустить пулю в лоб. А другая половина боролась и с тем методом, и с другим, защищая близких. Благо столкновения удалось избежать. Случай с матерью Тото взволновал всех, но его же голос стал решающим: явившись к церкви, он заявил, что любому, кто захочет туда войти, сначала придется иметь дело с ним. По словам Флейты, он уже оправился после смерти Софии, пусть и стал молчаливее прежнего.

Под очередную лагерную историю, случившуюся в мое отсутствие, я и уснула. Судя по всему, Флейта этого и добивалась. Сквозь обрушающуюся дремоту я услышала ее легкую поступь и то, как она по-семейному поправила мое одеяло, а затем вышла. Спустя несколько часов раздались те же шаги, только тяжелее и торопливее. Проснувшись, я потянулась, разминая затекшее тело, пока кто-то не выдернул у меня из-под головы подушку.

– Да встаю я, встаю!

Флейта не ответила, и, сев на постель, я едва не свалилась с нее замертво. Закричать мне не дала ладонь, зажавшая рот и облаченная в рваную кожаную перчатку:

– Кто, черт побери, додумался здесь прибраться?! Куда эта скандинавская мартышка перетащила мои вещи? – зашипела Барби.

Светлые волосы, сбритые на висках, впервые на моей памяти были не забраны и струились в обход ее лица. Глаза казались совсем пепельными и скрывались под нахмуренными бровями. Одной рукой Барби крепко зажимала мне рот, а другая, перевязанная, безвольно болталась в узелке под грудью. На ее плече висел рюкзак, в котором я тут же распознала свой по университетской эмблеме. Я возмущенно замычала, и тогда Барби стиснула мою челюсть почти до боли.

Одежда на ней была в чем-то вымазана, а персиковая кожа скрылась под слоем грязи. Она выглядела так, будто только что выбралась из угольной печи. Я дернулась и попыталась отбиться от ее руки, целясь наотмашь.

– Ты! – воскликнула я, и Барби зашипела вновь, прикладывая палец к губам. – Ты жива! Где Грейс? Мы искали вас!

Барби отстранилась, и лицо ее приобрело печально-сконфуженное выражение. Угрюмо хмыкнув, она развернулась к соседнему матрасу и нагнулась, копошась под ним в поисках своих вещей.

– Барби!

Она снова шикнула и сунулась в вытащенную бумажную коробку.

– Нашла! – выдохнула Барби, выуживая на свет пистолет, а вместе с ним пару своих свитеров, болоньевые штаны и шкатулку с украшениями. Все это она запихнула в свой (мой!) рюкзак и, облегченно улыбнувшись, выпрямилась.

– Барби! – Я подскочила, и лишь тогда она посмотрела мне в глаза. Взгляд у нее был темным, диким и в то же время убийственно спокойным. – Надо сейчас же пойти к Роузу и все ему рассказать! Что вы в порядке, что вы…

– Ты со мной или как?

– Что?

Барби шагнула ко мне навстречу, отрезая путь к выходу, и накрыла здоровой рукой мое плечо. Вдруг она наклонила голову и прижалась лбом к моему лбу, обжигая дыханием губы:

– Грейс ждет меня у ворот. Надо уходить, ты слышишь? Все это… Все это неправильно! Они – это мы, понятно? Только раньше. Они медленнее нас, в этом все дело. Джем, – ее грязные пальцы скользнули по моей скуле, – так ты идешь со мной?

– Роуз… Надо ведь сказать Крису, – пробормотала я, на что Барби отрицательно замотала головой. – А Флейта? Тото? Франки? Остальные?.. Мы не можем ведь бросить их всех! Что происходит, Барби? Умоляю, расскажи сейчас! Я не понимаю.

В голове смешались все мысли, а во взгляде Барби – все чувства. Она опустила руку с моей щеки, тяжело вздыхая.

– Тот охотник шел за нами от самого лагеря, – прошептала она губами, обветренными от холода. – Напал исподтишка, помнишь? Он отделил меня и Грейса от вас с Крисом, а еще сделал вот это, – она обвела взглядом свою перевязанную руку. – Сделала. Это девчонка, Джем. Мелкая девчонка! Ты когда-нибудь видела, чтобы тринадцатилетки вытворяли подобное?!

– Тринадцатилетки?..

– Ребенок, Джем! Она… показала мне. Она умеет не только это. И она не одна. Я видела в ней себя. Ты когда-нибудь стояла напротив собственного отражения и при этом могла его коснуться? Пальцами к коже, к лицу… А я могла. Джем, это чудовищно.

На языке стоял свинцовый привкус железа. Я попыталась разобраться в услышанном, но напрашивался лишь один вывод: Барби лишилась рассудка.

– Барби, – я постаралась придать своему голосу мед, обнимая ее за плечи. – Давай пойдем к Крису, и ты расскажешь ему это лично? Уверена, вместе мы что-нибудь придумаем…

– Ты ведь все это время считала, что я тебя ненавижу, так? Знаю, у меня проблема с выражением чувств. Вечно боюсь показаться глупой. Наверное, поэтому у меня никогда и не было серьезных отношений.

Я опешила – хотя, казалось бы, куда уж больше? – и потупилась. Барби перехватила мои руки одной своей и крепко сжала.

– Я не…

– Отсюда надо убираться. Либо сейчас, либо уже никогда. Ты идешь со мной, Джейми Рейс?

– Я не могу!

Барби ожидала такой ответ: ее брови чуть приподнялись, но лицо не выдало ни капли удивления.

– У каждой розы есть свои шипы, и у этой розы они отравлены, – прошептала она и, буркнув что-то еще о моей дурости и том, как ей жаль бросать меня здесь, вдруг припала к моим губам своими. Поцелуй вышел смазанным, грубым и терпким, почти болезненным. Она страстно поцеловала меня и, не говоря больше ни слова, схватила поудобнее свой рюкзак и выскочила из палатки.

Я осталась стоять в оцепенении, не понимая, что застало меня врасплох больше: появление Барби – живой и невредимой, – ее «страшилка» или наше прощание. Я прижала пальцы к губам, пылающим и испачканным в саже в подтверждение того, что все случилось взаправду. Все это время я считала, что Барби влюблена в Криса и презирает меня за то же самое, а она… поцеловала меня. Как можно быть такой слепой? И как можно думать об этом сейчас, когда есть кое-что гораздо важнее?!

Я схватила куртку Флейты с кровати, чтобы не тратить время на поиски своей, и бросилась вдогонку.

Искать Криса в темноте парка оказалось тщетно: я не помнила, в какой из палаток он жил раньше или куда мог перебраться. Фургон Мэл уже был закрыт. Свет приветливо мерцал лишь в створчатых окнах лаборатории. Он горел там каждую секунду каждого дня, и очертя голову я кинулась на призывное свечение, как изголодавшийся по теплу мотылек.

– Франки!

Франки разбил одну из своих драгоценных колб, едва не навернувшись на стуле, когда я ураганом влетела внутрь, снося все на своем пути. Едва он успел возмутиться или поприветствовать меня, как я, запыхавшаяся от бега, схватила его за грудки и потрясла.

– Барби! Барби здесь!

– Кто? – Ответ на элементарные вещи всегда занимал у него чуть больше времени, чем у других людей, но сейчас времени не было вовсе. Я снова тряхнула его, и взгляд Франки наконец сфокусировался. – Барби? А, да, я знаю. Она недавно заходила.

Я отпустила его и осела.

– Заходила? Сюда?

– Ну да, – Франки недовольно взглянул на осколки у себя в ногах и принялся сметать их в горстку носком ботинок. – Спрашивала, нельзя ли одолжить у меня несколько реактивов, и долго ругалась, когда я отказал. А еще стащила у меня пакетик ванильных сухарей. Ну что за манеры?!

– Франки, – я потерла пальцами переносицу, наблюдая за тем, как он причесывает распростертой пятерней лохматые волосы, – ты вообще заметил, что меня не было в лагере?

– Конечно, – серьезно ответил он, кивая на желтый стикер с рожицей, так и приклеенный на объектив его камеры.

Улыбнувшись тому, что, похоже, рецидивов тотального одиночества у Франки больше не случалось, я отвернулась.

– А ты в курсе, что в нашем походе Барби и Грейс пропали? Мы с Крисом вернулись сегодня без них.

– Пра-авда? – В голосе Франки прозвучало неподдельное изумление. – А как же она тогда ко мне заходила?.. Хм, а я ведь подумал, уж больно она грязная для своего вечного чистоплюйства!

– У нее какие-то проблемы, Франки, – сказала я. – Она не в себе. Повредилась умом, похоже. Надо найти ее, пока не поздно, но сначала нам нужно разбудить Криса. Слышишь меня? Это срочно!

– Нет-нет-нет, – замахал руками Франки, и, не успела я раскричаться на него, как он протараторил: – Есть кое-что более срочное. Я как раз собирался тебя будить. Знал, что ты оценишь.

– Франки, не сейчас! Барби…

– Помолчи! – Он подорвался из-за стола с таким гневным и сосредоточенным выражением на лице, что я не решилась возразить вновь. – Пока вас не было, я вплотную взялся за изучение крови, которую забрал на пробу у Спящих. Я сравнивал ее с нашей, не понимал, что к чему, пока вы не привели с собой ее…

– Кого «ее»?

– Ну, эту девчонку. Ребенка. Я слышал, вы спасли ее в пожаре. – Я хотела поправить его, пояснив, что мы спасли мальчика, Мэтта, а не «девчонку», но он бурно продолжил: – И меня осенило: они лучше нас!

– Франки, – вскипела я. – У нас нет времени! Что ты несешь?

Франки оттолкнул от себя кружку с растворимым кофе, и всплеск бледно-коричневых пятен окропил клочки бумаги, разбросанные у него по столу.

– Мы все это уже проходили, Джем. И ты, и я… Все люди, понимаешь?

– Нет, – призналась я честно, теребя рукав своей куртки. – Не понимаю.

Но зато я понимала, почему его сочли Франкенштейном. Он действительно меня пугал.

Франки вздохнул.

– Весна, Джем! Что ты видишь, когда наступает весна?

– Э-э. – Я не знала, риторический ли то был вопрос, но все равно нерешительно предположила: – Пух от тополей и сопли аллергиков?

– Бабочки, Джем! Что происходит с гусеницами перед тем, как они обретают крылья? Они сворачиваются в куколку и засыпают! Спят столько, сколько потребуется, пока крылья не отрастут. А все люди на Земле…

«Щелчок» – с таким звуком до меня дошло то, что пытался объяснить Франки все это время. Все мои иллюзии стерты. Вот та самая истина, такая болезненная и четкая, что становится трудно дышать, а в висках стучит вместо крови: «Как мы раньше об этом не подумали?!»

– Они как гусеницы, – шепотом закончила я.

Франки сжал задрожавшие губы и облегченно улыбнулся, словно сбросил с плеч кирпичи.

– Да. Они спят, чтобы измениться. Это эволюция, Джем. Из гусениц в бабочек… Из людей – в сверхлюдей. Ждут, когда вырастут крылья. Такова моя теория. Гениально, правда?

– Неужто ты хочешь сказать, что банши – это новая ветвь эволюции?

– Вряд ли, – парировал Франки, чуть поразмыслив. – Скорее ее сбой. Если кокон бабочки повредить, оттуда выползает уродливое нечто и по истечении времени погибает. Естественный отбор.

– А что тогда насчет людей, которые не уснули, как ты или я? – встревоженно поинтересовалась я. – Что насчет нас?

Неожиданно блеск в глазах Франки сделался матовым. Мрачно хмыкнув, он отвернулся.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

«Твин Пикс» (англ. Twin Peaks) – американский телесериал.

2

Lycka till, min vän – (швед.) Удачи, мой друг.

3

Nenna – (с исп.) «малышка».

4

Amada – (с исп.) «любимая».