Не жизнь без тебя

Татьяна Лисицына

Не жизнь без тебя

Глава 1

Я совершенно уверена, что в жизни каждого человека наступает момент, когда ему хочется кого-нибудь убить. У слабых желание не превращается в действие, и они, поскрипывая зубами, тайно желают зла своему врагу. Сильные пускают кровь. К моим двадцати пяти годам за моей спиной три убийства. Ни за одну из этих жертв меня не призвали к ответу, хотя тоненький, но внятный голос напоминает мне о них по ночам, раскрашивая их лица яркими красками и награждая бессонницей.

После смерти все становятся хорошими. Меня это радует. Когда-нибудь и обо мне скажут: «Ворона не виновата, так сложились обстоятельства»

Начну по порядку. До сих пор я писала только вымышленные истории, которые не захотело печатать ни одно издательство, но сейчас, когда я рассказываю о себе, предпочитаю остаться в тени. Мою исповедь, естественно под птичьим псевдонимом, я выложу в интернете. Интересно, уважают ли у нас реальные истории, и сколько будет комментариев.

Случается, убийца пишет книгу ради оправдания, а мне всего лишь нужно рассказать важному для меня человеку, какая я есть на самом деле. Мне никогда не отыскать тех слов, если он будет сидеть напротив и смотреть в глаза. Возникнет искушение осветлить мои вороньи перышки и, если не скрыть, то хотя бы приукрасить правду. Разоблачения я не боюсь: те, кто могут меня сдать, не ходят на сайты непризнанных авторов и никогда прочтут мою рукопись. Так что Ворона в безопасности.

Вороной меня стали называть в первом классе. До семи лет мой мир состоял из сказок, вкусных обедов с бабушкиными пирожками, поглощая которые я читала книги о попадающих в историю принцессах и спасающих их принцах. Первых принцев я обнаружила, когда пошла в школу. Они каркали мне вслед и втыкали в мои косы вороньи перья, которые по прихоти судьбы оказались такого же цвета, как мои волосы. Уже в первом классе мне довелось стать изгоем. У меня не было подруг: девчонки боялись, что зло моей фамилии Воронцова перейдет на них. Иногда я думаю, какой стала бы жизнь, если бы судьба наградила меня фамилией Лебедева. Но все сложилось так, а не иначе, и однажды я решила не противиться создавшемуся образу, явившись в школу с вороньим пером в косе и с зажатым в кулачке перочинным ножичком, которым я с криком «кар» полоснула по руке первого, обозвавшего меня в тот день Вороной, прыщавого одноклассника.

Меня удивительно быстро оставили в покое. А потом моя жизнь сделала крутой вираж и, руководящий нашими судьбами, которого впредь я буду именовать кукольником, бросил мне новый вызов.

В тот день в школу я опоздала. Отец, который обычно будил нас, уехал в командировку, и мы с мамой проспали до десяти часов. Быстро собравшись, выскочили из подъезда и разбежались в разные стороны. Точнее побежала я, а мама засеменила в элегантных сапожках на высоких каблучках. Проходя между двух пятиэтажек, я почувствовала: мир изменился, а наш уютный дворик заполнил страх.

Слухи ползли давно. Но мне было не до раздумий: я спешила на контрольную по алгебре. От вымытых полов в раздевалке тянуло сыростью. С верхних этажей доносились крики. Стрелки настенных часов приближались к одиннадцати, а это означало, что до начала третьего урока осталось пять минут. Я вздохнула с облегчением: успела. Пристроила куртку на вешалку, пригладила растрепавшиеся волосы.

Поднявшись на второй этаж по лестнице, услышала крики, смех и улюлюканье. Раздался дробный стук каблучков. Галина Ивановна, наша географичка, соседка по дому и мамина подруга, чуть не сбила меня с ног. Ее перекошенное от страха лицо испугало бы кого угодно. Увидев меня, она потащила меня за собой вниз по лестнице, выплевывая слова, смысл которых доходил до меня с трудом. Я пыталась вырваться, но Галина Ивановна лишь сильнее стиснула мою руку. В коридоре, напротив вешалок, я заметила надпись: «Русские учителя, идите в уборщицы!»

– Быстро одевайся! – скомандовала Галина Ивановна.

Звонок противно задребезжал, когда мы уже спускались с крыльца. Моя спутница оглянулась, подпрыгнула и ускорила шаг.

– Мать на работе? – спросила она.

– Да. Но что случилось?

– Потом, – буркнула она, тяжело дыша.

Липкий страх проникал сквозь кожу. Вопросы застряли в горле. Мы неслись знакомой дорогой в библиотеку, где работала мама. На стене возле входа в здание появилась еще одна надпись: «Русские – свиньи!» Наши шаги гулко отдавались на каменных плитах фойе. На стенах мирно светились голографические морские пейзажи, нахохлившейся птицей выглядел бронзовый Гоголь. После школы я приходила сюда делать уроки в пустом читальном зале. Здесь, среди моих единственных потрепанных и пожелтевших друзей, мне было уютно и спокойно.

Мама перебирала книги на полках. Она обернулась: удивление на ее красивом лице от нашего неожиданного появления стерлось тревогой. С книгой в руках она бросилась к нам. Галина Ивановна, которую вне школы мне было разрешено называть тетей Галей, с горечью выговаривала слова, от которых становилось жутко.

– Пришла на урок, а они разорвали карты, порезали ножом доску. Я им: «Вы что, ребята?» А они плюются, кидаются учебниками. Орут, чтобы я убиралась из их города к себе. А ведь это был мой класс, я с ними в походы ходила, они доверяли мне секреты. Когда они успели превратиться в зверей? Мы же учителя. Мы далеки от политики. Бежать надо отсюда.

Тетя Галя всхлипнула, неловко потерла глаза, оставив на щеке черную полосу. Мама обняла меня за плечи. Некоторое время они спорили, что делать. Тетя Галя настаивала, что надо собрать вещи, снять деньги со сберкнижек и лететь в Москву. Мама хотела дождаться отца. Тетя Галя завизжала про заполонившие город танки, назвала мою мать дурой и выбежала из библиотеки.

Стало очень тихо и страшно. Я пробежала взглядом портреты писателей: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский. В голове мелькнула мысль: когда вырасту стану писательницей. Мама застыла, прижав к груди томик стихов Блока. Мне нравились потрепанные книги, мне казалось, через страницы я чувствую эмоции прочитавших их людей. Мне нравилось думать над подчеркнутыми предложениями и спорить с предыдущим читателем.

Воронье карканье и звук расколотого стекла прервали мои мысли. Мы обе взглянули на упавший возле нас камень и, схватившись за руки, выбежали из библиотеки. Возле входа трое здоровенных парней с перекошенными от ненависти лицами. Один из них, длинный, с крючковатым носом, преградил нам путь.

– Ты, библиотекарша, катись отсюда вместе со своими книжками!

Слово «библиотекарша» он произнес по слогам. Парни заржали. Мамин голос казался до удивления спокойным, даже равнодушным, когда она попросила дать нам пройти. Ее напряжение чувствовалось в руке. Второй раз за день я чувствовала, как впиваются в мою ладонь ногти напуганного взрослого человека. Парень посторонился, мы проскользнули. По пути мама вспомнила, что дома нет хлеба. Зашли в булочную рядом с домом. В ответ на просьбу продать батон: знакомая продавщица ухмыльнулась:

– С голоду подыхайте, русские свиньи!

На прошлой неделе она любезно помогала выбрать нам торт на день рождения. Мы отправились дальше. В сберкассе отказались выдать деньги со счета. Создалось впечатление, что неожиданно за одну ночь наши носы превратились в пятаки, так часто нас называли свиньями. Тетя Галя была права. Надо бежать!

Мама написала отцу записку, взяла документы, оставшиеся дома деньги. Перед дорогой решили поесть. От волнения и страха еда с трудом проходила через горло а, попадая в желудок, вызывала чувство тошноты и почему-то нового, еще более сильного голода. Я не чувствовала вкуса колбасы. С улицы донесся страшный вопль. Мы выглянули в окно. Из пятиэтажки напротив выбрасывали вещи. Мама охнула и приказала собираться.

Я поплелась к себе в комнату и замерла, прощально обводя взглядом родные стены. Над полированным – профессорским, как называл его отец – столом, новый календарь. Белая лошадь с развевающейся по ветру гривой. Мне нравятся лошади. Может быть, когда-нибудь я научусь на них ездить. О чем я думаю? Надо собираться. Открыв шкаф с большим зеркалом, на миг заглядываю в свои испуганные глаза и тут же отворачиваюсь. Сложив вещи в сумку, кидаю сверху любимого ежик, папин подарок.

Бегу в другую комнату. Говорю об отце. Из маминых рук падает на пол стопка вещей. Она берет меня за руку.

– Доченька! Он… – по маминой щеке ползет слеза. – Он найдет нас.

Я чувствую ее страх. Она не верит в то, что говорит. Когда отец уезжал, они долго говорили на кухне, а потом я видела ее заплаканной. Я подумала, что мама не хотела, чтобы папа снова уезжал в командировку и не придала этому значения.

– Мы едем в Москву, да?

Оставив мой вопрос без ответа, мама поспешно застегнула молнию на сумке и подтолкнула меня в коридор.

Когда мы вместе с Галиной Ивановной и ее мужем вышли из подъезда, в нашем дворе солдаты насиловали девочку. Рядом билась в истерике ее мать. Нас пропустили. Мы выбежали на центральную улицу, ужасаясь черным флагам на домах, и увидели танки. Широкие гусеницы навсегда впечатали наши души в асфальт города, который мы привыкли считать родным и назвали нас «беженцами».

И мы действительно бежали очень быстро.

Кристина облокотилась на спинку кресла и потянулась, разминая затекшие мышцы. Потом снова уставилась в экран ноутбука, перечитывая написанное. Вздохнула. Нет, все было не так. Никакими словами не передать ужас двенадцатилетней девочки, когда привычный мир разваливается на глазах, не оставляя надежд на будущее. Что было бы с ними, если бы мама не сделала выбор между дочерью и мужем, и осталась бы ждать его возвращения? Знакомые, которым удалось выжить, рассказывали, что в наш дом пришли уже вечером. Насилуя, убивая и восстанавливая свои права по составленному заранее списку, враги не пощадили никого. Еще в прошлом году для того, чтобы получить талоны на продукты всех потребовали заполнить анкеты, где была указана национальность. Так в их руках оказались все адреса, где жили русские.

Кристина задумалась. Конечно, сейчас она живет гораздо лучше тех, кто тогда сбежал в Москву. Знакомые говорили, что ей повезло. Но кто знал, через что ей пришлось пройти? Это никогда не забудется. Но она научилась контролировать чувства, чтобы не загружаться прошлым. Единственное, с чем ей повезло, это с характером. Но ведь и себя она сделала сама. Каждый раз, когда ее пинали, она поднималась и давала сдачи. Пусть не сразу, но всегда.

Из-за верхушек сосен выглянуло солнце. Заиграло, засмеялось раскинувшееся внизу озеро. Запахло хвоей, стало тепло и хорошо. Кошмар остался на экране. Это всего лишь книга. Может, главная героиня существует только в ее воображении? Ведь у Кристины сейчас есть свой дом. Осталось еще раз сыграть по-крупному. Кто победит она или ее враг? Точнее врагиня: здесь присутствует женский род. И как же они похожи.

Кристина встала и облокотилась на ажурные перила балкона. Пожалуй, если мама еще спит, можно поплавать. Переплыть озеро вдоль и поперек. А потом позавтракать. Она вернулась за маленький столик, за которым так любила работать. Смешно называть работой то, за что не платят денег. Но сочинять – единственная отдушина в жизни Кристины. Придумывая истории и героев, можно забыть о себе и почувствовать себя счастливой. Да разве важно, что ее не печатают? В виртуальном мире у нее достаточно читателей, с которыми можно пообщаться. И если большинство из них говорят, что она написала дрянь, то это так и есть.

В комнате раздались медленные неуверенные шаги. Мама проснулась. Захлопнув ноутбук, Кристина поспешила ей навстречу. Илария, в длинном синем халате с распущенными темными волосами, шла с мобильником в руке.

– Ты почему к телефону не подходишь? Зина хочет узнать, приезжать ли ей сегодня?

Кристина поцеловала маму в щеку, забирая телефон.

– Привет, Корзина! Прости, что не слышала звонков. Начала новый роман и обо всем забыла. Приезжай.

Кристина посмотрела на маму, пытаясь определить, как она себя сегодня чувствует, не мучили ли ее боли по ночам и, вообще, есть у нее силы прожить этот день. Вновь, в который раз, обожгла болью красота маминого лица. Казалось, чем меньше у нее оставалось сил, тем лучше она выглядела. Коварная болезнь с лихвой воплощала потерянное здоровье молодостью. Никто не давал Иларии больше тридцати пяти. Если так пойдет дальше, мама скоро станет выглядеть моложе ее. Уже сейчас, где бы они ни появлялись вместе, их считали сестрами. Иларию это забавляло, Кристину пугало, но она заставляла себя подыгрывать.

Илария улыбнулась дочери, движением губ сообщая, что сегодня все не так уж плохо.

– Корзина разбудила тебя?

– Нет, я уже проснулась. Когда ты перестанешь ее называть этим детским прозвищем?

– Не раньше, чем она перестанет называть меня Вороной.

Илария театрально подняла вверх глаза, выражая недоумение.

– Мамуль, да брось ты это безнадежное дело. Мы уже договорились, что тот, кто из нас умрет позже, вырежет на памятнике наши прозвища. Люди будут ходить мимо и читать, что здесь покоится с миром Корзина, а здесь без мира Ворона.

– Какая же ты у меня дурочка, – Иллария откинула назад длинные волосы. – Ты уже плавала?

– Еще нет. Но я быстро. Только туда и обратно. – Кристина выбежала из комнаты.

Илария вышла на балкон, глядя на сосны, озеро и чудесный июльский день. Когда-то и она любила плавать. А теперь нет сил дойти до озера. Да что там до озера дойти, иногда пальцы не слушаются и расческа падает из рук. Остается только благодарить Бога за то, что он позволил прожить еще один день.

Кристина вышла из калитки в одном купальнике, на ходу закалывая длинные волосы на затылке. Почувствовав мамин взгляд, повернулась, помахала рукой и вприпрыжку направилась к озеру. Разбежалась, нырнула и сильными уверенными движениями, выбрасывая руки, погребла на середину.

Илария улыбнулась, в миллионный раз отметив, как они не похожи. Кристина вся в отца. Такая же порывистая, уверенная. От него ей достались: смугловатая кожа, карие глаза, и этот удивительный, отдающий синевой, черный цвет волос. И, конечно, характер.

Илария передвинула кресло в тень, села и закрыла глаза. Не нужно его вспоминать. От этого будет только больнее. Прошло уже столько лет, и его уже нет на свете, а все еще жжет пальцы это письмо, которое она нашла в кармане. Письмо, из-за которого она проплакала всю ночь, удивительным образом спасло им жизнь. Не прочитав его, она бы не нашла в себе силы уехать, когда в их город вошли танки. Осталась бы ждать его возвращения. Погубила бы себя и Кристинку. Тогда нельзя было медлить. Они чудом остались живы. Надо уметь быть благодарной.

Глава 2

Холодная вода обожгла тело, сдавила обручем голову, залилась в уши. Кристина вынырнула и поплыла кролем. От быстрых движений стало тепло и радостно. Утренний приятный ритуал. Если на свете есть счастье, то оно в движении.

Почувствовав усталость, Кристина перешла на брасс. Тяжелые намокшие волосы, извергнув заколку, окутали шею. Мутноватая озерная вода ласково обнимала за плечи, спускаясь к бедрам, маня улечься на спину и подставить лицо солнцу, но девушка не поддалась искушению. Кристина плавала все лето и даже в сентябре. Плавание утром, пробежка по вечерам и много-много упражнений. Здоровье и красота самые главные факторы в жизни. На это нельзя жалеть ни сил, ни времени. Уж в этом-то Кристина убедилась на собственном опыте. Пока есть красота, можно использовать мужчин. Подплывая к середине озера, девушка заметила, как загорелый мужчина прыгнул в воду и, выпрастывая высоко руки, поплыл наперерез.

Она усмехнулась и легла на спину. Только на мгновение, чтобы еще раз, глядя в высокое небо, почувствовать себя счастливой. Он здесь, и он плывет к ней. Маленькая секунда счастья. Приятно быть желанной.

Эх, Витька, Витенька. Горе ты мое и счастье. Кристина перевернулась на живот и перешла на кроль. Ну, догони, мальчик мой, догони. Ведь я же на море выросла, лучше тебя плаваю. Но ты мужчина и не должен сдаваться. Он догнал ее напротив утопающего в деревьях островка. Подчиняясь натиску, Кристина свернула к берегу и встала на дно, балансируя на кончиках пальцев ног. Витька обнял ее в воде, прислонив мокрое лицо к ее лицу, жадно целуя. Она почувствовала, как их языки обнимаются. Нельзя-нельзя. Еще мгновение. Ну как же хорошо. Все, хватит. Иначе уже не оторваться от этого танца языков, не разлепить вжавшихся друг в друга тел. Кристина опустила руки и оттолкнула его. Он поскользнулся, забарахтался в воде, а она выбежала на берег, смеясь и отжимая мокрые волосы.

Чертыхнувшись, Витя некоторое время стоял по пояс в воде, лаская взглядом ее тело, а потом, разбрызгивая воду, бросился на берег. Подхватил на руки и унес в тень деревьев. Там, поставив ее на ноги, вновь прижался всем телом. Мир замер. Еще чуть-чуть этого счастья, ощущения, что тебя обнимает твое второе «я».

Тоненький слабый голос в мозгу требовал остановиться, а Кристина наслаждалась мокрыми пальцами, стиснувшими грудь. Исчез бы мир, провалился. И только они вдвоем, словно дикари. Голые, страстные. Пусть обжигает трава голые плечи и хрустит на зубах песок. Им не надо постели, она готова прямо здесь, только бы с ним, только бы он не отпускал ее никогда.

Его язык властно раздвинул губы. Рука прошлась по спине, вызывая сладкую дрожь. Родной голос называл по имени. Может, остановить борьбу и позволить увлечь себя безумному желанию?

Нельзя!

– Отпусти меня!

Кристина ударила его в грудь и отскочила. Они смотрели друг на друга, ее взгляд упал на его плавки, где пузырилось то, что она больше всего хотела почувствовать внутри. Нельзя! Потом захочется еще и еще.

Она поправила купальник. Он снова двинулся к ней.

– Крис, ты сводишь меня с ума. Я ничего не могу. Жить не могу, работать не могу. Прошу тебя. Хотя бы один раз.

Девушка покачала головой, улыбаясь.

– Один раз уже был и, похоже, зря.

– Крис. Ну ты же моя. Вся моя. Я хочу тебя. Хочу!

Кристина сдвинула темные брови.

– Я не встречаюсь с женатыми мужчинами.

Он подошел ближе, взял ее за руку. Она мгновенно почувствовала тепло его пальцев. Он все правильно сказал, она его. Только в его руках так хорошо, только рядом с ним… Ах, какого же черта все не так, как надо.

– Кристина, послушай меня. Я даже, когда с женой сплю, тебя представляю. Ты мне всю жизнь испортила.

Черт! Да зачем же говорить о жене. Дурак.

– У – би – рай – ся! – Кристина ударила его по щеке и тут же испытала желание поцеловать проступившую на коже красную полоску.

– С ума сошла?! – Витька прижал руку к щеке, удивленный неожиданной грубостью, а Кристина не могла оторвать взгляда от его лица.

Не зря их общие знакомые называли его мартовским котярой. Тоненькая полоска усиков в сочетании с зеленоватыми глазами с загнутыми ресницами не оставляла сомнений, что жене приходится здорово пасти его, чтобы сохранить семью. За таких не выходят замуж. Таких берут в любовники. И она бы сделала это, если бы не жалела его жену, родившую ему двоих детишек. К тому же Витькина семья жила через несколько домов от нее, ближе к середине озера. Соседи, наверняка, уже болтали о них.

Кристина прыгнула в воду и поплыла так быстро, как могла. Надо успокоиться. Она заставила себя спокойно дышать и перешла на брасс. Все хорошо. Просто замечательно. Милый мой, единственный, ты никогда не узнаешь, что ты моя половиночка. Да только вот в этой жизни, мы вместе не будем. Ты будешь отрабатывать свой брак, растя двоих детей, а она пройдет свой долбанный путь до конца. Но даже эти мучительные поцелуи уже счастье. После того, что ей пришлось пережить, удивительно, что она может так чувствовать.

Витька снился ей по ночам. Она идет по желтому песку, океан плещется об ноги. Нагнули головы к воде зеленые пальмы. Солнце ласкает тело, ветер треплет волосы. Она знает, что он ждет ее. Шаг, еще шаг. Его руки, губы. Счастье. Всего лишь сон. Витька, ты никогда не узнаешь правды и никогда не узнаешь, что я хочу тебя так же, как ты меня.

Кристина посмотрела на берег. Сейчас она подплывет к тому месту, откуда виден ее дом. До сих пор не верится, что он принадлежит ей. Замок из сказки. Сердце тоскливо екнуло. Не обманывай себя, Кристина. Борьба вовсе не окончена. Для того чтобы остаться принцессой придется снова убивать. Но это будет самый последний раз.

Мысли завертелись по привычному кругу. Как сделать так, чтобы все опять сошло с рук? Сколько не просматривай хронику происшествий, там нет ничего полезного. Так же, как и в справочнике, в интернете и в детективных романах. Ясно одно, убийство, если ее не оставят в покое, должно выглядеть, как несчастный случай. Как произошло в первый раз. Или как самоубийство? Так было во второй. Нельзя повторяться. Нужно что-то новое, необычное. Ведь соперница так же умна, как и она. Они здорово похожи, если не считать цвета волос. Даже глаза у нее того же янтарного цвета и такие же длинные ресницы. И врагиня из тех, кто не останавливается, пока не победит. Если бы жизнь сложилась иначе, они могли бы стать подругами. Здорово, иметь рядом кого-то похожего на тебя.

Кристина вышла на берег, отжимая волосы и кивая появившимся на пляже соседям. Как хорошо, что островок, где они целовались с Витькой, далеко отсюда и скрыт склонившимися ивами. Временный приют влюбленных, возжелавшим почувствовать друг друга на природе. Но это не для них. Это для свободных, кто может распоряжаться своими жизнями, как захочет. А Витькина жизнь уже обещана и расписана. И она в его судьбу влезать не должна.

– Хорошо поплавала? – спросила Илария, увидев входящую дочь.

– Чудесно. Сейчас переоденусь и накрою завтрак в саду. Ты с кем хочешь позавтракать, с Петей и Пашей или с Иудушкой?

– Ну сколько раз я тебя просила не кощунствовать?! – тонкие брови Иларии сдвинулись к переносице, образовав складочку.

Кристина перегнулась через перила.

– Боюсь, у нас нет выбора. Иуда составит нам компанию. Петя с Пашей уже на солнце.

– Да ну тебя, – улыбнулась Илария. – Зина звонила, она уже подъезжает. Накрывай на троих.

– Мамуль, ты не против, что Корзина побудет с нами?

– Конечно, нет.

Кристина взяла мобильный.

– Корзина, ты где? А, уже в Быково. Слушай, купи клубники на станции. Будем завтракать взбитыми сливками с клубникой.

– Ну, очень полезный завтрак, – сморщила изящный носик Илария.

– Мамуль, сегодня слишком хороший день, чтобы портить его овсяной кашей. Но если хочешь, я сварю.

– Конечно, хочу.

Когда Кристина ушла, Илария снова устроилась в кресле и закрыла глаза. Нужно собраться с силами, спуститься со второго этажа и доплестись до столика в саду. А перед этим зайти в спальню и переодеться, раз у них гости. Наверно, еще пять минут она может посидеть. Как же мало сил.

Приняв душ, Кристина отправилась на кухню и сварила овсянку. Корзина будет в восторге. Она ненавидит овсянку. Сама Кристина ничего не имела против: привыкла, как привыкают чистить зубы.

С подносом в руках девушка вышла в сад, привычно окидывая свои владения. Нет-нет, она ни за что не отдаст эти сосны и этот зеленый газон с распустившимися лиловыми и желтыми ирисами своей сопернице. С самого начала, когда Кристина появилась здесь, она поняла, что этот несимметричный двухэтажный дом, выкрашенный в желтоватый цвет, с балкончиком на втором этаже, откуда открывался вид на озеро и окаймляющее его сосны, должен принадлежать ей. Только таким образом она сможет восстановить потерянный статус. И хотя между их маленькой, со смежными комнатами, квартиркой, которую отняли, и этим домом не было ничего общего, Кристине, за все, что им пришлось вынести, такая компенсация казалась вполне справедливой.

Маме здесь очень нравилось. Это она придумала назвать двенадцать сосен именами апостолов. Петр и Павел – две самые могучие сосны на зеленой лужайке, где висел гамак и располагался один из двух столиков. Остальные сосны поменьше, их кроны не такие пышные, и они, мешая друг другу, высоко в небе переплетались ветками. Их шершавые коричневые стволы возносились к облакам не так прямо, как Петя и Паша, словно все время сомневались, выдержат ли их хрупкие плечи такой сложный путь. У них тоже были имена, но Кристина шутливо спорила с мамой, где Марк и где Матфей и которая из трех сосен, склонившихся над домом, носит имя Иоанна. Одна из двенадцати сосен стояла засохшей. Судя по ее толстому и ровному стволу, когда-то она была крепкой. Но потом что-то случилось и ей, стоящей поодаль от своих братьев, пришлось умереть. Возможно для того, чтобы жили другие. Или она просто не справилась с жизнью. Ее назвали Иудой. Эту сосну Кристина никогда бы не согласилась срубить. Она отождествляла ее с собой.