Федина любовь

Появление на свет внучки раз и навсегда перевернуло что-то в душе седобородого Магомеда Магомедовича. В отличие от внуков, ее воспитанием занимались исключительно женщины, он в это даже не вникал – не мужское это дело, да и не знал он, как обращаться с девочкой, вокруг него всегда были одни мужчины. Но по утрам, когда внучку выводили во двор, он иногда задерживался, чтобы поиграть с ней в саду, и в такие минуты вдруг чувствовал, что впервые в жизни ему не хочется никуда уезжать. «Дада» было чуть ли не первым ее словом, и когда она звала его так, настойчиво и звонко, глядя на него из-под длинных ресниц, сердце Магомеда Магомедовича замирало в смятении и счастье – он и сам не знал почему. Как-то утром, когда она возилась с куклами, а он любовался ею, сидя на скамейке в костюме и галстуке, готовый ехать на важную встречу, она забралась к нему на колени, обвила ручонками его шею и попросила, заглядывая в глаза: «Дада, не уходи, давай еще поиграем», он вдруг ощутил, что ботинки у него словно вросли в землю и он не может сдвинуться с места. Сидел как завороженный, не в силах противиться ребенку, хоть самому давно пора было выезжать, и так бы и просидел весь день, если б не появилась няня.

– Она из вас веревки вьет, – с умилением говорили ему.

– Ну что вы, – отвечал он с серьезным видом, – какие веревки? Канаты.

Что мне всегда нравилось в Феде, так это его неунывающее разгильдяйство. Как только ему удалось найти более или менее сносное объяснение происходящему, он выдохнул с облегчением, как будто все его проблемы на этом решились. И тут же засобирался на Сардинию – его заждалась там невеста. Чего бы там ни требовал от него отец, Федя не собирался прерывать с ней связь и даже думать об этом не мог – сейчас ему, как никогда, нужны были ее нежные ласки.

– Надо восстановиться, а то я что-то совсем стух в последнее время. Айда с нами? Я уже и яхту туда перегнал. Погоняем. Развеемся.

Что-что, а легкое отношение к жизни у него было не отнять.

Но на Сардинии все пошло не так. Вместо утешительных объятий, на которые так рассчитывал Федя, юная пассия закатила ему скандал. Услышав, что свадьбы не будет, она пришла в бешенство, а когда Федя попытался сослаться на строгого отца и на обязательства, продиктованные традициями их семьи, она и слушать ничего не стала – чихать она хотела на их традиции и обстоятельства, он обещал ей свадьбу, и пятьсот человек гостей, и замок в Венеции, и фейерверки во все небо, и если он думает, что ей можно лапшу на уши вешать, то он сильно ошибается. Либо он сейчас же назначает дату, либо она собирает чемоданы (набитые Федиными подарками) и немедленно летит домой. Такого Федя не ожидал. Он всего лишь попросил повременить со свадьбой, а в ответ получил истерику и ультиматумы – теперь еще и с этой стороны. Слово за слово, они поссорились. Наговорили друг другу черт знает чего и в другое время наверняка потом бы страстно помирились, но на этот раз нет. В порыве негодования она проговорилась, что у нее есть молодой любовник и что они с ним только одного и ждут – когда уже можно будет отвязаться от Феди и начать тратить его деньги. Возможно, она хотела надавить таким образом на Федю, заставить его ревновать. Но Федя воспринял все иначе. Он, конечно, и до этого знал, что она с ним не ради любви, но все же думал, что она испытывает к нему хоть какие-то теплые чувства. Он надеялся, что у него в запасе есть немного времени и что он не наскучит ей так скоро. Теперь стало ясно, что это не так и в ее истерических криках каждое слово – правда. Он тут же поручил проверить ее звонки и переписку и, с горечью убедившись, что не ошибся, выслал ее домой. Сердце его было разбито. Раз или два она делала попытки вернуться, но Федя как-то сник и, несмотря на все еще полыхавшие чувства, решения своего не поменял. Назад дороги не было.

– Хорошо хоть, узнал обо всем до развода, – успокаивал он себя.

Зализывать раны он отправился в Грецию, на один остров, потом на другой, и пробыл там до самой осени. То у него регата, то музыкальный фестиваль в Афинах, то открытие чьего-то ресторана – как и всегда, Федя постарался пережить горестный период жизни, превратив его в веселую вечеринку. Однако в этот раз это ему не слишком удавалось. Навестившие его в Греции приятели рассказывали, что Федя стал невыносим. Раньше он, хоть и надоедал всем своей любовью, был бодр и горел огнем, на него было приятно смотреть. А сейчас рядом с ним невозможно находиться – он напивается вусмерть, носит одни и те же шорты, и никого не отпускает без того, чтобы не излить ему душу. «Все меня предали» и «с любовью покончено» – вот две пластинки, которые он крутит с утра до ночи со стаканом виски в руках. Наконец его вернули, не без участия Магомеда Магомедовича, пригрозившего Феде перекрыть кислород, если тот не явится домой как можно скорее.

За своими душевными муками Федя совсем упустил из виду Мадину. Он всегда считался только с собой и сейчас рассуждал так же: раз уж он порвал с невестой, то и разводиться повода нет, и обсуждать тут больше нечего. Но вернувшись домой, он обнаружил, что Мадина настроена по-прежнему непримиримо, и это его неприятно удивило. Он-то думал, что с водителем покончено. Но нет, Мадина снова взялась за свое. Ей абсолютно все равно, расстался он с любовницей или завел себе новую, заявила она. Он может не посвящать ее в детали, ей это неинтересно. Ее планы не поменялись, она настаивает на разводе, и точка. Тут Федя вскипел. И пошел на принцип. Раз уж так вышло, что сам он остался в семье, то разводиться по прихоти жены, да еще из-за какого-то водителя, ему совершенно не хотелось. Он пораскинул мыслями и не придумал ничего лучше, чем последовать совету отца – попытался переубедить жену и наладить с ней отношения. Он позвал Мадину в романтическое путешествие, но она отказалась. Разве он забыл? У нее работа, сейчас самый сезон, он должен бы понимать, что у нее дел невпроворот. Федя предложил послать работу ко всем чертям и махнуть в кругосветку – в самом деле, так ли важна эта работа? Ну, ей-богу, неужели там не справятся без нее? Раньше ведь как-то справлялись? И тут же понял, что окончательно все испортил. Мадина так на него посмотрела, что стало ясно: он не вызывает у нее ничего, кроме раздражения, и его идеи скорее приблизят развод, чем отдалят. Федя совсем отчаялся. Не то чтобы он жить не мог без жены, но дома он стал чувствовать себя лишним. В былые времена его утешил бы новый роман или старые дружбы, но сейчас он чувствовал себя разбитым и ни в чьей компании не находил успокоения. Все разваливалось на глазах. Все казалось безнадежным. Он страдал. Бедный Федя! Если бы он только знал, что впереди его ждут еще большие несчастья.

В доме у него были свои уши, и одна небезразличная душа нашептала ему, что, может, напрасно он так горюет и борется за семью, ведь третий ребенок – не от него. Федю как ледяной водой окатили. До такого он не додумался бы никогда, все-таки он верил в порядочность жены и, еще больше, в бдительность Магомеда Магомедовича. Он взорвался. Кинулся выяснять, что да как. Махал кулаками и требовал ответов. Собрался делать тест на отцовство, но не пришлось: Мадина сама ему призналась – она родила от Айсы. Приглядевшись как следует к дочери, Федя и сам вдруг углядел в ней чужие неприятные черты, которые пока не бросались в глаза (считалось, что девочка пошла в бабушку по линии матери), но со временем могли явственно обнажить его позор. На какое-то время Федя потерял равновесие, не представляя, что ему с этим делать. Он не привык решать проблемы, этим всегда занимался отец, но Магомед Магомедович находился в поездке и должен был вернуться не раньше будущей недели. У Феди голова пошла кругом. Его раздирала ревность. Все мысли крутились вокруг Айсы – он готов был пристрелить его. Тот, хотя и старался не попадаться на глаза, по-прежнему работал у них и все время торчал где-то неподалеку, и это еще больше выводило из себя. Зная, что Айса крепче него, он сразу подумал про пистолет и ночами, не в силах заснуть, прокручивал в голове сцену возмездия. Однако предпринять ничего не решался. Боялся, что убийство не сойдет ему с рук. Это бросило бы тень на отца, а тот не простит ему испорченной карьеры и не станет его защищать. Надо было придумать что-то поумнее. Находиться в доме было невмоготу, но и уезжать было страшно – стоило Феде выехать за ворота, как ему мерещилось, будто жена бегом бежит в объятия подлеца, и эти картинки крутились в голове так навязчиво и явно, что Федя разворачивал машину и летел домой убедиться, что все на своих местах. И дома начинал мучиться снова.

Он злился на Мадину, видеть ее не мог. С тех пор он не обмолвился с ней ни словом и даже при домашних демонстративно игнорировал ее – такого с ними раньше не случалось. В доме царило напряжение. Все видели, что у хозяев нелады, а может, и догадывались, почему. Федя не знал этого наверняка. То ему казалось, что всему дому давным-давно все известно, и он чувствовал себя последним дураком, то готов был поверить в то, что этим двоим удалось обвести всех вокруг пальца и домочадцы живут как прежде, ни о чем не подозревая. У кого точно ничего не изменилось, так это у девчушки. Смешливая, жизнерадостная, она единственная озаряла дом своей веселой беготней, и ее невозможно было не любить. Федя за голову хватался. Она была ему по-своему дорога, и он привык считать ее своей, и что теперь – отказаться от нее? Отгородить от семьи, выставить вон из дома? Или не позориться? Делать вид, что все в порядке? Злиться на нее он не мог, но всякий раз, когда она подбегала к нему со своим невинным ласковым личиком и звала его папой, он корежился, не знал, куда себя деть, и в очередной раз пытался исчезнуть из дома.

Его терзало предчувствие, что Магомеду Магомедовичу, как обычно, все известно, и это жгло его изнутри. Почему отец ничего не сказал ему, почему не пресек на корню эту позорную связь? Почему тянул так долго? О чем он только думает? Какие планы строит в своей голове? Как теперь выкручиваться? Наконец Магомед Магомедович вернулся. Если вначале Федя еще сомневался, стоит ли говорить с отцом и не лучше ли попытаться разобраться с этим самому, то за неделю он так извелся, что помчался к отцу и, не переводя духу, налетел на него со своими вопросами. Федя был взвинчен и зол, а Магомед Магомедович тверд и спокоен, как скала.

– Всему в этой жизни есть свое объяснение, – начал он со своей излюбленной присказки. Разумеется, он знал обо всем с самого начала. Мадина сама ему призналась – сказала, что она слишком уважает его и не хочет, чтобы он услышал обо всем от кого-то. Лучше скажет ему сама. Смелая все-таки женщина. Да, он был неприятно удивлен. Ничего подобного в их роду не бывало! Он не ожидал такого от невестки, но что же он мог поделать? Легче остановить дождь, чем переубедить такую женщину, как Мадина. Она вбила себе в голову, что Айса всегда ее любил, годами жертвовал всем ради нее. Женщинам нравятся такие романтические выдумки, они жить без этого не могут. Вот и она не устояла. Непорядочно, конечно, поступила – тут и говорить нечего. Но все же, если подумать, ее тоже можно понять.

Это он, Федя, привык считать Айсу водителем. А ведь Айса давно уже взял на себя роль няньки или, вернее сказать, воспитателя детей. Да, он плохо образован, но он умеет находить нужных людей и договариваться с ними. Когда у младшего мальчика начались проблемы с успеваемостью, Айса первым заметил, что все дело в учительнице – она слишком давит и не дает ребенку развиваться. Его перевели с другой класс, и все наладилось. В следующий раз Айса нашел для него хорошего логопеда, а затем репетитора по английскому, и еще тренера по боксу. Несмотря на неважный русский, он умел расположить к себе людей. И у него всегда было время. Пока он подолгу ждал мальчишек у школы, он общался с водителями и няньками других детей. Интересовался, выуживал, узнавал, был в курсе всего, что творилось в школе. Был глазами и ушами Мадины. Она прислушивалась к нему, и постепенно у нее вошло в привычку советоваться с ним. Все, что он предлагал, в конечном итоге шло на пользу детям. Она ему доверяла. Когда у старшего сына обнаружилась аллергия и врач посадил его на строгую диету, именно Айса пополнял холодильник и следил за тем, чтобы в машине у него всегда был какой-нибудь полезный перекус. Он даже – вопреки обычаям горцев – освоился на кухне и, в случае чего, мог быстро организовать обед, чтобы дети не хватали еду где ни попадя. Мадина, которая больше всего на свете беспокоилась о здоровье сыновей, без него была как без рук. У нее был свой пунктик – она не хотела, чтобы дети ждали, когда за ними придут. Она требовала, чтобы к выходу из школы их уже встречали. Чтобы к возвращению домой их ожидал накрытый стол. Айса исполнял все ее прихоти – он всегда приезжал заранее и был способен часами ждать, не жалуясь и не скучая. Он ни разу ее не подвел. Она могла полностью на него положиться. Случись ей задержаться допоздна, она могла быть уверена, что дети будут в кроватях ровно в девять и перед этим сделают уроки и соберут на завтра рюкзаки. Наверное, всего этого не было бы, если бы Айса не любил мальчишек как своих. Бог знает почему он так к ним привязался, но он никому не давал их в обиду и с пеленок был им надежной опорой и защитой во всем. Дети не представляли свою жизнь без дяди Айсы.

Кто любит ее детей, тот любит и ее саму – так, по мнению Магомеда Магомедовича, рассуждают женщины. Так рассуждала и Мадина. Она пришла к свекру, когда поняла, что носит под сердцем ребенка другого мужчины.

– Уйду к родителям, если вы скажете уйти, – сказала она ему. – Все равно я опозорена.

Она не могла больше выносить унижений от Феди. Годами все шептались о его бесконечных изменах, и годами она делала вид, что ей все равно, держалась во имя семьи. Ее терпению пришел конец. Так дальше она жить не будет. Ей хочется нормальной замужней жизни, такой, когда муж приходит ужинать домой и ложится спасть вместе с женой. Ей хочется, чтобы хотя бы этот ребенок узнал, что такое родители, любящие друг друга. Ради этого ребенка она согласна на все, даже оказаться опозоренной, отвергнутой семьей и всей родней. Она хочет развода.

Кое-как ему удалось ее успокоить. Что толку казнить себя, когда дело сделано. Теперь надо хорошенько все обдумать и не спешить. Прошлого не исправить, а вот о будущем, особенно о будущем детей, они обязаны подумать. Она просит развода, но куда она пойдет? Что может предложить ей Айса, который целиком и полностью зависит от него? И как это скажется на мальчиках – она подумала? Нет, он этого не допустит! Они оставят все как есть. Никакого развода не будет. С Федей они останутся в браке и на людях будут держаться вместе. Родня не должна ничего заподозрить. Для всех они по-прежнему семья, иначе и быть не может. Это приказ. А не то он обоих лишит содержания. Айса, так и быть, пусть работает, как и раньше. Но только чтобы рядом с Мадиной его не видели!

– Но почему ты оставил его здесь, в доме?!

Потому что об этом просила Мадина. Ему ничего не стоило убрать Айсу с глаз долой, так, чтобы и след его простыл, но, подумав, Магомед Магомедович решил из всех зол выбрать меньшее. Жить с Федей ее не заставишь, а женщина должна быть при мужчине. И, раз уж это больше не Федя, пусть будет Айса. Он верный пес, он предан семье, мимо него ни одна муха не проскочит. К тому же он всем обязан ему, Магомеду Магомедовичу. Это лучше, чем Мадина разведется и спутается черт с знаем с кем, пойдет по рукам… не приведи Аллах! Магомед Магомедович казался довольным собой. Он принял мудрое решение, которое позволяло избежать главного – огласки.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.