Дайте мне белые крылья

– Ты не отставай сильно. И расскажи что-нибудь, – она повернулась вполоборота, чтобы увидеть Азата, и довольная от того, что он идет себе смирно за ней, улыбнулась.

– А что рассказать? Сегодня был в баре. Потом мне набили морду. Не сильно, конечно, но лицо все еще болит.

– И ты ничего не сделал в ответ? – удивилась она.

– А что я мог? Даже не знаю…

– И всегда так? Если тебя ударят, ты промолчишь?

– Как бы правильно выразиться. Я пацифист и…

– Ну да ладно. Твое дело на самом деле. Мы пришли, и тебе дальше нельзя.

– До двери подъезда хотя бы? Я обещаю, что буду также держать дистанцию.

Она остановилась, сделала несколько шагов к нему, сжала губы и медленно развела руки в сторону

– Прости, но тебе правда нельзя. Если ты не хочешь, чтобы тебя побили опять.

– Ну да ладно. Мне не впервой.

– Я тебя очень прошу, – и этих слов было достаточно. А еще было достаточно ее взгляда, которым она молила не делать глупостей и не идти за ней.

– Как я смогу тебя найти? – прокричал он, когда черты ее лица стали растворятся в темноте.

– На крыше! Где же еще!

Он ничего не сказал в ответ, а лишь дождался, когда силуэт незнакомки станет неразличим в темноте улицы, а звук ее шагов об мокрый асфальт растворится среди тысячи звуков города, ночной жизни и капающего в пол силы дождя. Он пройдет рядом с остановкой. Зайдет в подъезд, где осталась не закрытой решетка, и подтолкнет ее плечом, чтобы никто не узнал о секретном и важном месте. Тем более сейчас, когда он встретил там чудаковатую и странную девушку. А потом пойдет к своему дому, где за дверью квартиры его ждет постель и, может быть, несколько часов бессонницы.

Обещание маме

– Ты слишком добрый. Слишком! – сказал Баха, протягивая пугающую одним лишь своим видом стопку отчетов.

– Ну а что мне надо было сделать?

– Не знаю. Я бы камень кинул или укусил за ногу. Чтобы эти черти помнили всю жизнь!

– Ну да. А потом догнали бы и еще наваляли. Их там человек пять было, если что!

– Аза, кого ты обманываешь? Будь там один человек, ты бы все-равно ничего не сделал. Я вот понять не могу. Ты не похож на лоха, кто боится получить по морде, – Баха замер, прищурив глаза и разглядывая друга. -Точно не похож! Что же ты не делаешь ничего в ответ?

– Ладно. Хватит меня тут допрашивать, – в голосе Азата звучала раздражительность. Такие темы он не любил, и сейчас хотелось одного – сфокусироваться над своими задачами. А непрекращающиеся все утро вопросы о подбитом носе, кровоподтеках и синяках уже задолбали. Надел наушники и сделал вид, что работы много и на поговорить времени нет.

Когда Баха ушел, он откинулся на кресле, подкинул небольшой мяч вверх, и выпил кофе, без которого в последнее время почему-то не работается. С каждым днем он все сильнее замечал, как после очередной бессонной ночи все вокруг бесит: шум не дает сосредоточиться, и не остается ничего другого, как включить музыку повеселее и утонуть с головой в работе. И очень хорошо помогает кофе, много кофе! После нескольких чашек все как-то возвращается на место, и стук в лобной части, от которого пальцы сами тянутся к вискам, улетучивается во времени вместе с убегающей стрелкой часов. Где-то ближе к обеду энергия вернулась в обмякшее тело, и работа пошла хоть с какой-то, но скоростью. Но это не надолго. Чувства, что бессонница вернется, а вместе с ней и огромный поток мыслей и воспоминаний, набегали короткими вспышками, словно сидели рядом и ждали подходящего момента.

Вчера, конечно, он уснул быстрее обычного. Встреча с незнакомкой на крыше как-то подбодрила –  будто выплеснул всю энергию, как обычно делает океан во время бури, чтобы успокоиться на следующий день. Он недолго ворочался в кровати, переползая с одной стороны на другую, убирая подушку и возвращая обратно, и представлял, как бы ему снова встретиться с ней. Так и уснул.

В 6 часов вечера время тянется неимоверно долго, к тому же Азат успел сделать больше чем обычно. Пару раз он отвлекся на поздравления коллеги, которому купили ужасно яркий торт и сорок свечек, которые он задул при всех, поблагодарил каждого, а потом вернулся к своему рабочему месту, словно ничего и не случилось. Сколько проработал Азат в компании, Талгат всегда оставался в офисе до поздней ночи, даже в праздничные и выходные дни. Никогда и никуда не торопился. Сегодня, наверное, будет также – когда он достанет из шкафа легкую куртку, обвяжет шею шарфом, Талгат будет также сидеть на своем месте. От одной только мысли, что человек может никуда не торопиться, что нет никого ничего, ради чего можно вскочить в 6 часов, забить на все и умчаться, Азату становилось не по себе. Что будет с ним самим через лет так десять? А через двадцать? Будет торчать в офисе допоздна и мучаться от бессонницы? Или к этому времени просто сойдет с ума? Так себе, конечно, перспектива! Вообще, ни разу не радует!

Когда вернулся домой, в квартире все было как и прежде. С утра ничего не поменялось, разве что дневной свет потерялся среди темноты, и теперь не обойтись без светильников и ламп. Сейчас найдет выключатель, и желтые лучи выведут за руку старую мебель, потерявшие цвет обои и потрескавшиеся полки, на которых кроме вещей и книг одна сплошная пыль. Когда-то они жили здесь вдвоем с мамой. И она всегда ждала его после работы, подбегала к двери в фартуке, запыхавшаяся и уставшая после смены, что-то быстро говорила и быстро убегала на кухню. И как она успевала приготовить что-нибудь за это время? Для Азата это всегда было загадкой. Такая вот была мама -любила Азата всем сердцем, и жила, наверное, только ради него. Ну а для кого еще?

Отец ушел из семьи, когда Азат еще не понимал, что это значит. И он никогда не спрашивал почему, но догадывался. Все началось с того, что отец стал задерживаться на работе. Первое время он списывал все на дела на заводе, на сверхурочные, за которые начальство обещалось давать двойную плату. А когда никаких сверхурочных не оказалось, просто попросил Гульназ не досаждать его вопросами.

– Хватит уже! – резко и нервно отвечал он. – Все нормально, а твои переживания только утомляют!

Но вечно так продолжаться не могло, и однажды вернувшись с работы практически в полночь, он долго сидел на кровати, собираясь мыслями и нервно потирая ладони и подбородок. И сказал все как есть. Наконец-то хватило мужества, смелости не придумывать ничего и рассказать правду. Тяжелую, горькую, но все же правду. Гульназ отказалась от всего, что он предлагал. Никакая помощь не нужна! Если хочет видеться с сыном, мешать она не будет. Но на ноги сына она поставит сама! И сама сможет сделать из него человека! А от него требуется только не забывать о сыне.

Время – лучший судья и величайший мудрец. Оно и покажет, сколько стоит каждое сказанное вслух слово. Все оказалось брошенными на ветер обещаниями и пустыми клятвами, сил которых не хватило даже, чтобы начаться. Азат так и не увидел отца. Он знал, что Талгат уехал в другой город, то ли из-за работы, то ли по просьбе новой жены, желавшей как можно скорее прервать его связь с прошлым и погрузить в счастливые годы совместной жизни. И даже зная его адрес, имея несколько старых фотографий, на которых любой дурак заметил бы невероятное сходство, Азат так и не решился набрать записанный в старом блокноте номер. Обидно все-таки за маму… За ее непростую, по-женски так и не сложившуюся жизнь…

Но мама выдержала шквал осуждений и разговоров, и не смотря ни на что смогла вырастить сына: учился он в хорошей школе, закончил хоть и не лучший университет, но зато сам, без чьей-то помощи и поддержки. А потом устроился на работу и принес первую зарплату. В тот день Гульназ долго не могла прийти в себя и плакала от счастья, а Азат гордился, что наконец-то сможет помогать маме. Не всю же жизнь ей пропадать на заводе и оставлять там драгоценное здоровье.

Вот только теперь все это воспоминания. Моменты из прошлого. Случившееся когда-то давным-давно. Закроешь глаза – и видишь все как наяву, а откроешь – ничего нет. Нет мамы и нет ее счастливой улыбки. Вокруг только стены и пыль на полках.

Он нашел сваренный на выходных суп, поставил греться на плиту, включил YouTube погромче, где одна за другой играли песни из вчерашнего плейлиста. Походил по комнате, подошел к фотографии на стене, где они стояли с мамой, а он держал свой диплом, красный и стесняющийся показывать радость и восторг. Прошло два года, как не стало мамы. Сначала простая простуда, а затем грипп, который ухудшил и без того сломленное работой здоровье.

– Не оставайся в этом мире один! Одному здесь нельзя, сынок! Ни в коем случае… – сказала она буквально за пару минут до того, как ее не стало.

И в первый год он воспринял все буквально. Убивал время в барах и дешевых ресторанах. После работы мчался на очередную встречу или тусовку: сначала с коллегами, затем с одноклассниками, а порой даже непонятно с кем. И в большинстве своем всегда возвращался не один. Но разве это имела ввиду мама? Разве не о другом одиночестве говорила она? Азат погладил кончиками пальцев пожелтевшее стекло и поставил фотографию обратно. Как жаль, что теперь с мамой нет поговорить  и не рассказать ей, как ему сейчас непросто.

Ведь я не твоя

В среду на крыше не было никого. Звезды не светили так ярко, как в день встречи с Дианой, а луна только росла и превращалась в себя настоящую. Ветра не было, и можно было бы просидеть тут наверху хоть всю ночь, ну или хотя бы дождаться, когда отпустит бессонница. Азат сидел на стуле, отбросив телефон в сторону, и перелистывал старые книги. За неделю он успел пройтись практически по всем, что хранились в коробках. Некоторые пришлось даже починить: страничный клей высох и перестал держать страницы, местами выпали листы, а обложка выцвела и выглядела как старый кусок картона. И запах был другой. Особенно у тех, что были на самом дне – что-то затхлое, старое и никому не нужное. Интересно, случается ли такое с людьми? Что будет с тобой, если ты будешь никому не нужен и затеряешься на дне какой-нибудь коробки?

А странной незнакомки в большом пальто все не было. Неужели большой город спрятал ее? И ее обещание увидеться всего лишь очередной трюк, какими пользуются девушки, когда не хотят знакомиться и общаться с кем-то, кто так настойчив и не может смириться с фактом, что ему просто отказали?

В последние дни сигареты все чаще и чаще стали появляться в карманах. Сначала просто как исключение из правил, а затем как давным-давно забытое обещание хранить одну сигарету для длинных, бесконечных часов, когда бессонница не хочет отпускать из своих объятий. А, может быть, так просто устроен человек: легко и просто дает клятвы, в первую очередь самому себе, но потом также легко и быстро их нарушает.  И сейчас он стоит здесь один, в том самом месте, где стояла она, держит в руке тлеющий на ветру огонек, а клубы дыма пролетают перед глазами и за каких-то пару секунд растворяются в ночи города.

 И все-таки странно, что той ночью она каким-то образом оказалась на крыше. Вход на нее один на весь дом – он проверил это несколько раз, обойдя все подъезды и убедившись, что старые советские двери приварены на славу и пройти туда просто нереально. Ну и проскользнуть мимо него, подняться по лестнице, чтобы он ее не заметил – тоже невозможно. Остается только одно – она была там задолго до него.

Странно все это. А еще страннее, что прошло уже две недели, а встретиться с ней все никак не получается. И остается только занимать себя, чтобы не думать о ней.

За день до этого сидели с Бахой в новом пафосном заведении, где Баха как всегда умудрился познакомиться с компанией девушек, судя по всему часто пропадающих в такого рода местах. О чем-то говорили, над чем-то смеялись – словно по сценарию очередного дешевого сериала. Одна из девушек весь вечер спрашивала Азата, чем он занимается, как проводит время, да и вообще казалось, что кроме него нет никого вокруг. Он же отвечал быстро и сухо, стараясь не говорить слишком много и сделать все, чтобы произвести впечатление неинтересного человека. Даже заказал больше еды, чем мог бы съесть – лишь бы говорить поменьше. А потом начались танцы, и он даже споткнулся об ножку стула, когда его взяли за руку и потянули в центр танцпола.

Играла музыка, певица надрывалась на небольшой сцене, стараясь показать все свои лучшие таланты, а Азат представлял, как однажды поднявшись на крышу снова встретит ту чудаковатую незнакомку. Мысли о ней не были постоянными, а больше спонтанными. Он мог разговаривать с кем-то из коллег в закрытой переговорке, как за стеклом появлялась девушка с похожей прической, и вернуть Азата обратно в разговор мог разве что прямой вопрос. Бывало, что заполняя таблицы и занимаясь прочей ерундой, он засматривался в окно, где на расстоянии нескольких перекрестков виднелись крыши домов, и казалось, что кто-то очень похожий на Диану стоит на самом краю. Но стоило протереть стекло рукавом кофты и на мгновение закрыть глаза, как на крыше не осталось ничего кроме нескольких сонных птиц, забывших почему-то улететь в теплые края.

– Ты о чем то думаешь весь вечер. Будто бы ты тут и не тут, – сказала девушка, имя которой он даже и не пытался запомнить.

– Да так, много работы. Сижу и весь вечер думаю об этом.

– Так ты не думай. Ты ведь пришел сюда отдыхать. Расслабься. Забудь обо всем. А я могу помочь, если ты хочешь, – глаза ее горели, может быть даже сияли, и просили теплоты и нежности от первого встречного человека, с которым может быть она никогда больше не увидится. Пару недель назад он мог бы дать все это. Но сейчас это казалось чем-то ужасным, дурацким. Не может человек думать об одном, и при этом быть в совершенно другом месте.

– Ты что дурак что ли? – сказал Баха, когда они вышли поболтать на улицу. – Она к тебе так и липнет, а ты салаты жуешь!

– Тебе то что?

– Как что? У тебя под носом клевая чика! Она чуть ли не по столу ползает перед тобой, а ты дурачка включаешь!

– Хочешь сам с ней общайся.

– Ты точно дурак. Если бы я ей понравился, она бы со мной сидела, а не с тобой. Сам знаешь, короче.... Я бы на твоем месте так не тупил!

– Я просто думаю о другой. Поэтому не могу как-то с этой… Как ее зовут там?

– Мадина. Но это все ерунда. Мне теперь интересно, о ком ты думаешь?

– Да так. Виделись раз. Может быть, мне надо увидеться с ней еще разок и все забудется. Она загадочная очень. Мы встретились на крыше дома – только не смейся! И я до такой степени пытаюсь понять, что она делала там в 3 часа ночи, что мне кажется, что я ею одержим.

– Какая еще нахрен крыша?! Ты сколько выпить успел?! – он потянул за плечо Азата, затягивая его обратно к входу. -Пойдем лучше внутрь. И дай мне слово, что прекратишь свои дурацкие темы, и сядешь, улыбнешься милой девушке. Договорились?

– Баха, я…

– Никакие я! Никакие Баха! Пойдем скорее!

За время, пока они дышали воздухом, музыка успела смениться несколько раз. Довольный или только делающий вид диджей дал больше басов, и счастливый народ полетел ввысь вместе с поднятыми вверх руками. По дороге к столику Азат встретил Малику, ну или как ее там? Она стояла немного в стороне, держа локоть свисающей руки в ладони. О чем-то думала. Куда-то всматривалась. И пыталась найти кого-то. Наверное, ищет меня, подумал Азат, и подкрался к ней со стороны, чтобы она его не заметила.

– Почему не танцуешь? – спросил он, и, кажется, сделал это так резко, что напугал ее.

Она немного вздрогнула и улыбнулась в ответ. Наверное, подумала, что если подошел, то подошел не просто так, а с интересом. Схватила его за руку и повела в самый центр кайфующей от музыки толпы. Дым от кальянов и электронных сигарет поднимался вверх, растворялся над головами, мешался с ароматами женских духов и улетучивался в самое пекло – туда, где под басы, ритмы и удары расставленных по периметру колонок танцевало несколько десятков людей.

Блин… Как же ее зовут? Она точно говорила об этом и несколько раз, но Азат все время жевал салаты и оглядывался по сторонам, находясь в полусонном состоянии – словно в тумане, когда добраться до ближайшей точки это уже большое достижение. Кажется, Мадина. Да, точно Мадина. Легкое же имя. И как он его не запомнил. Мадина… Дина… Диана…

Стоило провести эту параллель, как перед глазами появилась она. Очень живая и наполненная неописуемой вселенской энергией. Руки Дианы были подняты, глаза закрыты, а на открытых плечах, верхней части груди виднелись капли пота. Она открыла глаза, и все закрутилось вокруг. Завертелось, полетело и ударилось о пол. Руки потянулись к ней, она оказалась в его объятьях, губы коснулись ее губ, жаркое дыхание слилось с ее – и все это всего-то за пару секунд. И остальное теперь уже не важно. Музыка превратилась в нечто монотонное, второстепенное, люди вокруг отдалились на расстояние и больше не мешали и не задевали своим локтями. Она теперь рядом! В его руках! А ее нежная и аккуратная талия помещается в сжатых ладонях.

– Я не думал, что ты так можешь, – сказала она, когда диджей сменил что-то и стало немного тише.

Азат оглянулся по сторонам в поисках Дианы. Не могла же она так быстро затеряться в толпе? Это просто невозможно. Так быстро никто не убегает. Да и ее волосы и необыкновенную походку он бы заметил даже среди миллионной толпы.

– Пойдем, – сказала девушка, имя которой он снова забыл.

– Куда?

– Куда захочешь. Можем ко мне. Можем к тебе. Мне без разницы.

Как же тяжело просыпаться в последние две недели. То ли от болящих мышц, будто по нему проехался огромный поезд, то ли от того, что как и раньше не может уснуть до самого утра.

Да, он не спит все это время один! Но бессоннице на это наплевать! Один ты или с кем-то  – ты борешься с ней один на один, и победить и проиграть ей можешь только сам.

По утрам она гладила его по груди и смотрела преданными и обещающими пойти на любые безумства глазами. И сначала это казалось приятным – словно всего этого не хватала так много лет. Но с каждым днем хотелось поскорее покончить с этим – проснуться раньше Мадины, подойти к зеркалу, посмотреть на свое отражение и спросить себя, что он здесь делает, если душой и сердцем он где-то в другом месте.

Сегодня утром зеркало сильно запотело, скрывая все, что видело и сохранило в памяти атомов стекла и металла. Азат размазал пар ладонями, чтобы увидеть себя, разглядеть движения пальцев по скопившейся щетине, по образовавшимся из-за бессонницы скулам и векам, в которых собралась вся тяжесть и трудность последних дней. Сегодня он проводит Мадину и попросит больше не приходить. Пора с этим покончить. Зачем обманывать ее и тем более себя?

Как она отреагирует? Что она скажет в ответ? Не важно. Она может назвать его последним мудаком и приравнять ко всем тем дебилам и идиотам, какие встречаются на пути абсолютно любой девушки. А может молча собрать вещи, ни разу не посмотреть ему в глаза и лишь перед уходом бросить короткий взгляд, чтобы запомнить черты лица, грусть в глазах и оставить как конверт на память. Наверное, так и будет.

Когда она ушла, Азату захотелось сделать хоть что-нибудь. Может быть, дурацкое – только бы занять день, а вместе с ним и мысли, мечты и все всплывающее наружу в первую же минуту, когда остаешься наедине с собой. В голову пришло, что можно пойти туда, где люди растворяются в океане других людей, мешаясь с ними и превращаясь в один большой нескончаемый поток тревог, забытых надежд и спрятанных на время обид.

И вот сейчас он стоит посреди большого торгового центра, где может без всяких проблем взять и остановиться, замереть и ничего не делать. В большом потоке бегущей воды можно стать небольшой ракушкой, зацепиться за камни, держаться за них из последних сил и наблюдать за происходящим. В ногах чувствовалась усталость, болели пятки и колени, а в сознании не переставала играть пластинка с кадрами последних дней. Как он не старался с этим бороться, как не прикрывался временным щитом с именем Мадина, тянуло обратно на крышу – к книгам и атмосфере ночного города и, конечно, к Диане. Спустя столько дней образ незнакомки превратился в неточное и размытое описание того, как она выглядела, а вот закрыть глаза и увидеть ее перед собой уже не получится. Время делает свою работу. Чтобы не говорили люди, но время не только лечит, но и убивает. И в первую очередь воспоминания и образы.

А, может быть, ее и вовсе не было!

Он просто выдумал ее! Подсознание выбросило на берег ее образ из всего того, чего ему не хватало в других. Бывает же так, когда все не произошедшее, не случившееся в жизни превращается в иллюзию и обман. И чем дольше ты живешь с этим, тем тяжелее поверить, что ничего этого никогда и не было.

Большой город это страшная сила. Друзей и тех, кто готов дать руку помощи, должно быть много, но как правило все оказывается наоборот. Можно убить целую вечность, но так и не встретить ни одного знакомого лица. Но даже если так, все-равно хочется стоять среди людского потока и вглядываться в лица, глаза и души в поисках знакомых лиц. Пока не надоест. Пока не проснешься и не поймешь, что погруженные в свои заботы и переживания люди могут снести тебя и даже не заметить это.

Он решил не стоять как истукан посреди зала, а пройтись по отделам. Понаблюдать за людьми и сделать кое-какие заметки для своих стихов. Давно, конечно, он не брал в руки карандаш и бумагу. Давно не писал и не давал сердцу излиться в рукопись. А если и случалось, то как-то мимолетно и порывами. Давно не было такого, что сердце жжет под ребрами и просит, чтобы рука взяла выточенный до самого кончика карандаш и выпустила все накопившееся на белый лист тетради. Наверное, если не встретится с ней, так оно и случится.

– Ты ходишь за мной по пятам? – услышал он за своей спиной. Когда обернулся, то натолкнулся на одетую скромно девушку, в темных очках и шапке серого цвета. Губы ее были бледны как луна посреди ночи, а уголки прижимались к друг другу, сдерживая миллионы не сказанных слов.

– Я? Как я могу, если я даже…

– Только не делай вид, что не узнал меня! Я видела тебя там! Да, да!  На той улице, где мы с тобой разошлись тем вечером.

Азат сделал шаг назад и локтем задел стоящую за спиной пирамиду из книг. Они посыпались, расстилаясь по полу, переворачиваясь и раскрываясь  идеально белыми страницами. Не отрывая глаз от нее, пытаясь понять, как так могло получиться, он бросился собирать книги. Подбежало несколько работников магазина и с очень не одобряющими взглядами стали складывать все обратно на полки.

– Я бы тебя никогда не узнал!

– Еще бы!

– Почему тебя так давно не было на крыше?

– Я не хожу туда каждый день. Или ты думаешь, я живу там?

– Не знаю даже. Но я бы хотел поговорить с тобой. Не в такой обстановке как сейчас. А как тогда… В тот вечер…

Она огляделась по сторонам. В три направления она посмотрела очень быстро, а на одном замерла, взглянула на Азата, потом снова туда.

– Я боюсь, тебе лучше не видеться со мной. Не только ради твоего блага, но и ради моего.

– Но…

– Никаких но! Ты не понимаешь, во что можешь вляпаться. Забудь все! И не ищи больше встречи со мной! – она почти рыдала, и голос ее прерывался от просящихся наружу слез.

Она подняла сумку и побежала к выходу. Так быстро, что Азат не успел ничего сказать ей в ответ. Что его это не остановит и не испугает, и он все также будет ждать ее каждый вечер на том же самом месте. А сегодняшний разговор лишь дал ему больше уверенности и сил. Ведь нет ничего сильнее, чем загадка в девушке и желание ее разгадать. Если бы она прошла мимо, время сделало бы свое – рано или поздно он бы сдался и смирился с мыслями, что ее никогда и не было. А потом бы вернулся в рутину рабочих дней, растущих стопками отчетов и листов, познакомился с очередной Мадиной и как-то бы забыл обо всем.

Азат практически на ходу извинился перед персоналом за причиненные неудобства, вышел с отдела, поправил шарф и замер. Замер от того, что видел своими собственными глазами. Она шла под руку с каким-то человеком. От той легкости движений и воздушной походки, какую он помнил во время прогулки по ночному городу, осталось ровным счетом ничего. Она шла за ним, пряталась за его плечами, а шаги казались короткими и медленными. Спутник не смотрел на нее, держа путь в том направлении, куда нужно было идти в первую очередь ему самому. Пару раз он достал телефон и очень долго говорил, показав Диане одним жестом руки, чтобы она никуда не отходила и ждала его.

И она ждала, словно так надо. Словно у нее не было другого выбора.

Диана

Вероятность встретиться с человеком, кто дал тебе понять, что ваши встречи лишены всякого смысла, настолько мала, что зацепиться за нее может только дурак. Так устроен человек. Принять отказ ему не просто – тяжело поверить, трудно согласиться и еще сложнее осознать. Может быть, и не стоило пытаться встретиться с ней? Ну даже если получится пересечься снова, что с того? Ничего нового он не услышит… Диана также попросит не преследовать ее и не пытаться найти способы увидеться. Уж слишком явно она дала понять, что все это бессмысленно.