Скрытые чувства

Улыбаюсь собственным мыслям и достаю из коробки заботливо упакованные тарелки из лимонной коллекции Villeroy&Boch. Предусмотрительно убираю их из поля зрения дочери. Леська очень активная, а тарелки космически дорогие. Я на них спустила всю премию, которую получила вместе со званием майора. Вопрос на миллион – зачем я притащила их сюда? В дачный домик, куда смогу выбираться от силы раз в неделю до наступления отпуска.

Хотя, надо признать, это вопрос риторический. Все я понимаю…

Отдергиваю занавески в цветочек и вытягиваю шею в попытке рассмотреть владения Князева. Есть еще одна причина, почему я сняла именно этот домишко. Его близкое расположение к дому моего непосредственного начальника. И… любовника. Он никогда ничего мне не предлагал, мы не строили планов на жизнь, он даже к себе за город меня не звал, но когда узнал, что я подыскиваю дачу, будто бы между делом заметил, что его соседи как раз сдают небольшой домик. И вот я здесь. Взволнованная просто донельзя. В этом жесте Ивана мне видится намек на продолжение. На стремление к чему-то большему, чем то, что у нас уже есть.

Может быть, я полная дура. И выдаю желаемое за действительное. Не знаю. Но тарелки здесь… Здесь продукты, из которых я хочу приготовить ужин. Красное вино для меня и бутылка хорошей водки для него. Вообще Князев практически не пьет. Но если все же позволяет себе расслабиться – это всегда водка.

Иногда мне кажется, что я знаю все о его вкусах. А потом понимаю, как самонадеянны эти мысли. Его никто не знает. Даже родная мать. Он – непостижимый бескрайний космос.

Щурюсь на ярком солнце, пробивающемся сквозь мельтешение листьев. Хорошо, что мы все же выбрались. Обложной дождь чуть не заставил изменить планы. Лишь в последний момент я доверилась не всегда надежному прогнозу погоды. И не прогадала.

Открываю окно, чтобы впустить в дом свежий воздух. Рамы деревянные, выкрашенные белой краской, но их состояние вполне приличное. Створка отворяется без усилий. В комнату врываются сочные ароматы весны, отсыревшей земли и дымка. Тепло еще обманчиво. Некоторые топят печи…

Замечаю желтый плащ Леськи, мелькающий среди кустов сирени. Окидываю взглядом цветущие деревья, поросший травой сад и заброшенную клумбу с чудом пробившимися тюльпанами. Леська хохочет и тискает приблудившегося кота. Что-то рассказывает усатому. Гладит того маленькой ручкой. Милая глазу любой матери картина, но мой взгляд все равно соскальзывает дальше. Я всматриваюсь в контуры дома на соседнем участке, и сердце колотится чаще. Наверное, я пропащая, потому что эта картинка вызывает во мне гораздо больше трепета, чем предыдущая. Злюсь сама на себя.

Опираюсь двумя руками о подоконник и кричу:

– Лесь, смотри, далеко не ходи! Слышишь?

Та кивает головешкой. Тонкая шапочка съезжает ей на глаза, и она снова хохочет. Я тихо вздыхаю и принимаюсь разбирать пакеты с едой.

Не знаю, почему я решила, что Князев придет на ужин. Я его даже не приглашала. Более того, он вообще не в курсе, что мы уладили формальности с собственниками дома. И что я планировала приехать. Мы в принципе мало говорим на отвлеченные темы. В основном все беседы у нас о работе. За девять месяцев наших странных отношений мы лишь несколько раз ужинали в ресторане, а однажды, после выездного совещания, забрели с ним в музей.

Резонный вопрос, как такими темпами у нас вообще дошло до секса?

Я не знаю. Просто иногда ты понимаешь, что иначе не может быть. И подчиняешься этому факту, несмотря на надрывающийся внутри здравый смысл.

Была ранняя осень. Мы задержались на работе. Иван поднял взгляд и держал меня на нем, как на привязи, пока я сама не подошла и не опустилась перед ним на колени.

Может быть, он владеет гипнозом. Но с первого его касания я ощущаю себя выдрессированной под них. Настроенной, как радио, которое включаю, чтобы отвлечься от своих воспоминаний.

Черт! Я не должна об этом думать. Не должна углублять, мечтать и заниматься прочими глупостями. Но я все равно то и дело соскальзываю к мыслям о том, как это – быть его женщиной? Просыпаться с ним в одной кровати. Спрашивать что-то, пусть даже глупое. Вместе готовить ужин. Планировать отпуск. Да просто звонить ему по поводу и без. Когда соскучишься.

А я ведь обещала себе этого не делать! Клялась сохранять дистанцию, которую он сам без слов обозначил, и сопоставимый с его здоровый, мать его так, уровень вовлеченности.

Вспоминаю, что забыла включить холодильник. Исправляю ситуацию и, устало растерев лицо, выхожу из дома. Под ногами уютно поскрипывают деревянные ступени крыльца.

– Леся! Ле-е-есь? Ты где, моя хорошая? После кота нужно вымыть ручки. Он может быть лишайным… Ле-е-есь!

Он знает, что у меня сын и дочь. Но никогда их не видел. А я… Опять же это ошибка, но я хочу, чтобы Князев узнал меня и с этой стороны. Увидел нас вместе. Хотя бы с Леськой. Нику скоро двадцать, и поездка на дачу с матерью – это не то, о чем он мечтал. С друзьями – другое дело. Сынок уже поинтересовался, сможет ли сюда как-нибудь нагрянуть с приятелями на шашлыки. В принципе я не против. С головой у того все в порядке. И я знаю, что мне не будет за него стыдно.

Обхожу участок по кругу, но Леськи нигде не видно. Чувствую, как затылок сковывает холодом. Паника набрасывается на меня голодной псиной. Что ж я за дура? Ребенок находится здесь впервые, а я… Зажмуриваюсь, перебирая в уме все те опасности, что могли подстерегать шестилетку на участке в десять соток. Она могла упасть в колодец, если он есть. Провалиться в очистную яму. Но прежде, чем я окончательно схожу с ума, слышу Леськин звонкий смех. От облегчения слабеют колени и мурашки выбираются из своих укрытий. А может, виной всему хриплый голос, что вторит голосу моей дочери.

Оглядываюсь в попытке понять, откуда идет звук, и замечаю, наконец, почти заросшую тропинку. По ней уже бегу.

– … а он возьми и убеги! А я за ним… Думаю, назову его Шустрик.

– Хм… А ты не думаешь, что твои родители будут против?

– Чего?

– Против кота.

Замираю за раскидистой елью, наблюдая удивительную картину. Я ни разу не видела Ивана в обычной одежде. Я вообще слабо представляю его без костюма. Точнее, голого я его представляю очень хорошо, но вот чтобы в спортивном… Это что-то новенькое. Ему идет. Он выглядит… расслабленнее, чем когда-либо.

– Нет. Он хороший, – трясет Леська рыжими кудряшками и добавляет: – Я Леся. А там – наша… – хмурит рыжие бровки, вспоминая нужное слово: – Дача.

– Твоя мама не будет беспокоиться, что ты ушла?

Князев наклоняет голову к плечу и смотрит на Леську удивительно тепло. Я сглатываю. Может, я не зря решила их познакомить?

– Мама готовит обед.

– А ты ей не помогаешь, значит?

На лице Леськи читается не абы какой мыслительный процесс. В конечном счете, она беззаботно отмахивается от вопроса рукой:

– Нет. В готовке нет ничего сложного.

– Правда?

Мой пульс подскакивает до каких-то совершенно запредельных отметок, потому что он в самом деле… в самом деле улыбается.

– Конечно! Идет пар – готовится. Пошел дым – готово.

Это популярный сетевой мем. Но Иван, похоже, не в курсе. Потому что он откидывает голову и смеется. И от этого меня ведет, как пьяную. Я отступаю, под ногой ломается упавшая со старой яблони ветка, и они оба смотрят на меня.

– Здравствуй.

Мой голос звучит намного спокойнее, чем я себя чувствую.

– Здравствуй.

Не зная, что сказать, перевожу взгляд на дочь:

– Кажется, я просила тебя никуда не уходить.

– А я и не уходила! Это все он… – маленький пальчик тычет в облезлое недоразумение с перебитым хвостом. – Я назову его Шустрик. Он будет жить с нами.

– Господи, дай мне сил, – выдыхаю в небо.

– Ну, по крайней мере, пока это кот, – посмеиваясь, замечает Князев, намекая, видимо, что потом это может быть и мужчина. С моих губ слетает испуганный смешок. А сердце затапливает радость. Мне ужасно непривычно видеть его таким, но именно такой он мне нравится еще больше. Хотя, кажется, куда уж?

Наверное, мне нужно что-то добавить. Извиниться за вторжение или что-то еще. Но неожиданно даже для себя я говорю совсем другое:

– Я и впрямь готовлю обед. Заходи, если у тебя нет других планов. Должна же я тебя отблагодарить за помощь в поисках дачи.

Мы редко переходим на ты. Практически никогда. Но сейчас, наверное, глупо выкать. Или нет? Что, если он считает мое «ты» лишним? Я как раз гадаю над тем, не стоит ли мне исправиться, когда из-за дома появляется… девушка. Совсем молодая. Мне кажется, я ее видела, но не могу вспомнить, где. На ней лишь мужская футболка. И все… Все. Меня ударяет под дых, прежде чем я велю себе не торопиться с выводами. Настолько юная девочка вообще не в его вкусе. А если и в его… Он ничего мне не обещал. Тем более верности. Мы просто иногда трахаемся к обоюдному удовольствию. Вот и все.

С чего я вообще решила, что знаю что-то о его ко мне отношении?

– Привет! – первой приходит в себя Леська. – Я Леся! Живу во-о-от там. А это мой кот Шустрик.

Девица слабо улыбается. Выглядит она помято. Как если бы… Нет, Инна. Стоп. Остановись, ради бога.

– Отдохнула? – интересуется Князев.

– Угу. Я не нашла свою одежду.

– Она в сушилке.

Заставляю себя отмереть. Бормочу какие-то благодарности и, ссылаясь на то, что у меня на плите что-то там варится, быстро ретируюсь, подхватив дочь. Та находится в полном восторге и тараторит всю дорогу до дома, но я не разбираю слов. Меня знобит, хотя солнце поднялось уже высоко и совсем по-летнему припекает.

– Пожалуйста, Лесь, больше не уходи. Я ужасно волновалась, – выдавливаю из себя уже дома. Моя малышка клятвенно обещает больше меня не волновать и опять целиком и полностью сосредотачивается на блохастом. Ладно… В конце концов, я именно для этого сняла дачу. Чтобы ребенок побыл на природе. Где-то тут в огородах, если верить Князеву, течет речушка. А за сосновым бором и вовсе песчаный карьер с прозрачной, как слеза, водой. Купаться еще, конечно, рано, но можно просто пройтись. Проветрить голову. А пока и впрямь нужно заняться обедом.

Достаю пакет с молодой картошкой и принимаюсь чистить. Не отвлекаюсь от этого занятия, даже когда звонит телефон. Зажимаю трубку плечом и бросаю:

– Да?

– Ну, привет, сестра.

– Привет, Светик. Как ты?

– Как я?! Вообще-то я звоню спросить тебя о том же самом.

– Я нормально. Осваиваюсь на даче. Хозяева молодцы. Даже прибрались к моему приезду. Так что ничего не пришлось и делать.

– А этот твой Князев?

– А что с ним? – кошу под дурочку, хотя и понимаю, что с моей младшей сестрицей такой номер не пройдет.

– Ты уже его видела?

Эх… Напрасно, вот напрасно я ей вообще о нем рассказала. Но с кем еще делиться секретами, если не с родной сестрой?

– Да. Видела, – сгребаю очистки со стола в целлофановый пакет, в котором привезла продукты.

– Ну, и что? Не томи! Ты его позвала на ужин?

– Позвала. Да только так и не поняла, принял ли он предложение. Видишь ли… у него были гости.

– Какие еще гости?

– Я не знаю. Девочка. Совсем молоденькая.

Конечно, Светка тут же начинает допрос. И мое настроение портится окончательно. Быстро сворачиваю нашу беседу и, чтобы отвлечься, вытаскиваю Леську на прогулку по окрестностям. Денек хороший. Гуляем долго. Даже видим зайца, с перепугу выскочившего на грунтовку, ведущую к карьеру. Я стараюсь концентрироваться на хорошем, но получается плохо. Остаток вечера я провожу, тревожно вслушиваясь в тишину, гадая, зайдет ли Князев. И посчитает ли нужным объясниться. Хотя умом понимаю, что надеяться на это не стоит.

И не ошибаюсь. Вечер мы проводим вместе с Лесей перед допотопным телевизором.

Глава 4

Иван

Присутствие посторонних в собственном доме нервирует. Ведь этот дом – действительно моя крепость. И вовсе не потому, что уровень защиты здесь такой, что комар не проскочит. Скорее, это единственное место на земле, в уединении которого я могу себе позволить расслабиться и делать то, что хочу. А хочу я не так чтобы и много, как выяснилось. Тишины. Уюта. Каких-то совершенно банальных вещей. И если еще три-четыре года назад меня пугали эти стариковские заскоки, то теперь я уже смирился.

Черт с ним. Мы все не молодеем. И, наверное, у каждого мужчины наступает тот самый злополучный кризис среднего возраста, который, как я считал, меня никогда не коснется, ведь мало какой мужик в этой жизни может похвалиться достижениями моего уровня. А кризис среднего возраста – это что-то об упущенных возможностях, не так ли?

Прислушиваюсь к тому, как девчонка устраивается наверху. Беру свой коктейль и выхожу на веранду, все еще удивляясь тому, что Жанну не отпустило. Но еще больше – своей идиотской реакции на ее голые ноги. Или на что там я отреагировал? На первый взгляд кажется, что и не на что.

Опускаю взгляд к собственному паху. Хмыкаю. И откинувшись в садовом кресле, мысленно возвращаюсь в прошлое. Жанна действительно очень похожа на мою первую и единственную любовь. Чем-то неуловимым. Темными волосами, своей хрупкостью. Я столько бессонных ночей провел, мечтая о той девочке, что даже сейчас, спустя добрых три десятка лет, отзывается. По факту Наташка – единственная моя несбывшаяся мечта. Ее убили. Жестоко. Мученически. Мои полудетские чаяния и сумасшедшая любовь были похоронены в один момент. С ней в гробу. Зато я точно понял, кем хочу стать, когда вырасту. Тяну губы в невеселой улыбке. А ведь и правда, те события во многом определили мою взрослую жизнь, как ни странно. Убийцу Наташи нашли. Не сразу, но все же. Для нее это, конечно, ничего не изменило. Зато смерть этой девочки навсегда изменила меня. А дальше было много всякого… О чем не хочется и вспоминать.

Многие журналисты интересовались, почему я решил сделать карьеру именно в силовых структурах. Вот бы они удивились, если бы я с какого-то перепугу решил рассказать им правду. Сейчас мой образ уж точно никак не вяжется с образом влюбленного парнишки из припорошенного пылью времени прошлого. Был ли он вообще? Тот влюбленный парень…

Разобравшись с природой происходящего в собственных штанах, даю себе команду: «Смирно, Иван Савельевич. Смирно, мать его так, отбой».

Вспоминаю, что хотел переложить дрова в поленнице, и принимаюсь за работу. А через несколько часов скорее чувствую, чем слышу, что на территории посторонние. Медленно оборачиваюсь. Сразу понимаю, чьих будет стоящая передо мной девочка. Настолько она похожа на мать. Отряхиваю руки и подхожу поближе. К рыжей малышке и коту, который прибился к моему дому еще пару недель назад, а потом куда-то пропал.

С детьми я абсолютно не приучен общаться. Но, думаю, это гораздо проще, чем с некоторыми взрослыми. А уж в деле ведения переговоров я – признанный спец. Диалог завязывается будто сам собой. С удивлением замечаю, что совершенно искреннее улыбаюсь в ответ почти на каждую реплику девчушки. Кто ж знал, что дети такие забавные?

Я как раз думаю, как Леську расспросить о матери, когда та появляется из-за раскидистой ели. Если бы я не привык контролировать каждую свою эмоцию, то сейчас бы нахмурился. Инна не говорила мне, что собирается приехать. А я не скажу, что рад такому сюрпризу. Не могу отделаться от чувства, что за этим её приездом что-то стоит. Уж не попытка ли проникнуть туда, куда её не звали?

Бесстрастно сканирую ее лицо. Получаю такой же бесстрастный взгляд в ответ. И безликое:

– Здравствуй.

– Здравствуй.

Инна выдает дежурную улыбку, переступает с ноги на ногу и переводит взгляд на дочь:

– Кажется, я просила тебя никуда не уходить.

– А я и не уходила! Это все он… Я назову его Шустрик. Он будет жить с нами.

– Господи, дай мне сил, – Инна запрокидывает к небу лицо, и ее шикарные рыжие волосы ложатся на спину. А на белой почти прозрачной, как и у всякой рыжей, коже горла проступают голубые вены. Картина вполне невинная, но… Я очень хорошо помню, как ее горло выглядит, когда в нем движется мой член.

– Ну, по крайней мере, пока это кот, – выдаю дежурную шутку.

Инна смеется. Её тихий грудной смех сворачивается мягким комом у меня в груди. Даже жаль, что он постепенно стихает.

Секунду Инна как будто колеблется, но замечает все же:

– Я и впрямь готовлю обед. Заходи, если у тебя нет других планов. Должна же я тебя отблагодарить за помощь в поисках дачи.

Только ли за это? Или таким образом она форсирует события? Не то чтобы я возражал. Нет… Скорее, напротив, мне впервые интересно, как это. Настоящие отношения. Но навязчивость меня напрягает в любом виде. В своей жизни я все решаю сам. И надеялся, что уж это Инна понимает отчетливо.

Я все еще анализирую, что означает её предложение на самом деле, когда к нам присоединяется Жанна. В этот момент я целиком сосредоточен на своей любовнице, а потому успеваю уловить момент, когда с ее лица на мгновение спадает маска невозмутимости и проступает то, что мне совершенно не нравится. То, на что я пока не давал ей никаких прав. Именно по этой причине я не объясняю ей, что Жанна попала ко мне случайно. Оборачиваюсь к девочке и что-то у нее спрашиваю. Инна с Леськой и котом спешно ретируется. Слишком умная женщина, она сразу считывает мое настроение и принимает самое правильное тактическое решение на тот момент.

– Занятные у вас соседи, – замечает Жанна, когда мы возвращаемся в дом.

– Угу, – я достаю ее платье из сушилки и с сомнением перевожу взгляд на девчонку: – Вряд ли это подходящая одежда для этого времени суток.

– Если у вас найдутся для меня какие-нибудь штаны, можете смело растопить им печку, – она бросает полный ненависти взгляд на платье и обхватывает себя руками. Еще купая ее, обдолбанную, я заметил синяки на ее теле. Теперь те проступили отчетливее.

– Сильно тебя эта мразь? – замолкаю… Жанна поднимает ресницы. И я уже в который раз тону в черноте ее глаз.

– Да так. Ему тоже досталось.

– Серьезно? – усмехаюсь. А она не смеется. Напротив, серьезно так на меня смотрит:

– Да. Меня папа тренировал. На такой вот пожарный случай.

– Так, может, зря я влез?

– Нет. Я вам очень благодарна. Он же был не один. И мало ли, чем бы все закончилось. – Жанна трет одну по-жеребячьи поджарую ногу о другую и переводит тему: – Так вы мне не одолжите шорты? Или штаны?

Киваю. Иду к шкафу, достаю свои треники. А сам прикидываю шансы на то, что все действительно закончилось в клубе. И по всему шансы эти невелики. Вряд ли Алик простит, что девчонка подняла на него руку. А тем более победила в открытом противостоянии. Даже если это не так. Делаю себе пометку разобраться с этим вопросом. Не сразу поймав себя на том, что пялюсь на нее все это время.

– Я переоденусь в ванной, – Жанна отводит взгляд. Я снова киваю, раздосадованный собственным поведением, и делаю шаг в сторону, чтобы ее пропустить. Она проходит мимо. Прячется за дверью санузла и проворачивает замок. Как будто он сможет меня остановить, если я захочу к ней присоединиться. Как будто я чего-то не видел, когда ее раздевал и держал под холодным душем, пока она смотрела на меня голодными больными глазищами…

Напоследок меня обдает ароматом собственного геля для душа, который на ее коже пахнет совершенно иначе.

Понимаю сразу две вещи. Первая – мне следует как можно скорее от нее избавиться. И вторая – мне нужен секс.

Стискиваю зубы. Достаю из гардероба джинсы с рубашкой и переодеваюсь. Сегодня у моего водителя выходной. Жанну мне придется везти самому. С учетом пробок на это может уйти половина моего законного выходного. Первого полноценного выходного за несколько месяцев.

– Красивая машина, – говорит девчонка, когда мы рассаживаемся. Ее губы немного дрожат, и она кусает их маленькими ровными зубками. Я стараюсь не анализировать этого дерьма. Жанна… вне контекста. Уж точно. Включаю музыку в надежде, что она станет буфером между нами, и выезжаю со двора. Не то чтобы моя езда без охраны была в порядке вещей.

В пробках она засыпает. Дыхание становится глубоким и размеренным. И только глазные яблоки под тонкими веками бегают туда-сюда. Жанна не просыпается, когда я останавливаюсь, чтобы забрать ее сумочку у Антона. Спит, когда я захлопываю за собой дверь.

– Не ожидал, что ты займешься этим лично, – говорю я, разглядывая своего помощника.

– Да. Я тоже, – с намеком усмехается тот и кивает в сторону моего Гелендвагена.

Смелый. За это во многом он и находится на своем месте. Раболепия я не люблю.

– Вы по девочке все выяснили?

– А как же!

– Вот и присмотрите за ней.

– Неужто ей что-то угрожает?

– Если верить первоисточнику, Алик огреб за свою самонадеянность.

– Хотите сказать, ему эта мелкая наваляла? – Антон выглядит по-настоящему недоверчиво.

– Мелкая или нет, она – дочь своего отца. В общем, ты меня понял.

Я возвращаюсь в машину, желая поскорее покончить с этим сюром. Вышвырнуть воспоминания о последних сутках. Стереть их за ненадобностью.

– Жанна… – зову. Наверное, слишком тихо. Надо бы повторить. Громче. А я на мгновение залипаю на ее юном лице. Не удержавшись, трогаю идеально гладкую щеку. Моя рука на ней кажется инородным телом. Я отдергиваю ладонь, но прежде она успевает открыть глаза. И замирает, не дыша, настороженно следя за мной взглядом.

Чувствую себя гребаным извращенцем.

– Мы приехали. Ты не просыпалась.

Она хлопает осоловелыми глазищами и принимается вертеть головой по сторонам.

– Спасибо вам еще раз, Иван Савельевич.

– Угу. Смотри, в следующий раз меня может рядом и не быть.

– Следующего раза не будет, – шепчет Жанна, нащупывает ручку и торопливо выходит из машины. Ее губы складываются в еще одно «спасибо», я киваю и сдаю назад. В обратном направлении шоссе свободно. И до дома я добираюсь гораздо быстрей. Завариваю чай. Сажусь на веранде, как хотел еще вчера. Но в голове теперь столько мыслей, что даже здесь, в тишине, мне нет покоя. Прошлое, настоящее – все слилось. Я не глушу своих эмоций. Даже не пытаюсь. Хотя и владею специальной техникой. Напротив, я позволяю себе прожить весь этот непонятно откуда налетевший ураган чувств. Наверное, потому что в размеренном штиле моей устоявшейся жизни ураганы – явление довольно редкое. Мне банально интересно, что же это за хрень со мной происходит.

В этих размышлениях догорает день. Некстати вспоминаю о том, что Инна приглашала на обед. Но по всему уже поздно. Да к тому же я еще не решил, а надо ли оно мне – эти семейные посиделки.

Я беру паузу. Вечер перетекает в ночь. А я все думаю. Прислушиваюсь к себе. Меряю шагами притихшие комнаты. Удивляюсь как никогда густому туману, накрывшему ближе к утру округу. Такому плотному, что насилу вообще рассвело. Вожусь по дому. Понимаю, что еще чуть-чуть, и Инна вернется в город. А мы так и не пересеклись. Ее-то за что я наказываю? Да и себя? Хожу, вон, нетраханый. Хотя… она ведь с дочерью приехала. И вряд ли мне что-то обломится.

– Иван?

Вполне себе ровная реакция. В духе Инны.

– Приглашение на обед еще в силе? – топчусь на крыльце.

– Да. Конечно. Заходи. Только тихонько. В спальне Леська спит. Ты садись… Мы поели, но еще остались картошка и мясо. – Инна склоняется над духовкой. На ней безразмерный свитер до середины бедер, который поднимается еще выше, когда она наклоняется, и вязаные носки. Ничего сексуального, но в паху приятно тяжелеет.

Она цепенеет, уловив мой голодный взгляд раньше, чем я сам осознаю, насколько ее хочу.

– К черту обед. Иди сюда.

Инна медленно поворачивается и послушно идет ко мне. Я не знаю, насколько стереотипны мысли о том, что все рыжие – горячие штучки. Но эта… невозможно меня заводит. Я не знаю, чего хочу больше. Отодвинув трусики в сторону, погрузиться в нее без всякой подготовки, так чтобы Инна вскрикнула. Или чтобы она взяла меня ртом. Впрочем, можно и то, и это… И опять она понимает мои желания раньше, чем они формируются в голове. Извлекает член и, глядя мне в глаза своими колдовскими глазищами, берет его до упора. Я запрокидываю голову. Сжимаю в руках деревянные подлокотники древнего стула. Цежу воздух через стиснутые зубы. И жестко толкаюсь глубже. Я не помню, чтобы мне с кем-то было так хорошо. Инна – королева минета. Она доводит меня до точки, а потом отшвыривает вон. Выпускает изо рта с влажным сосущим звуком. А когда я, как пацан, матерюсь в ответ на этот произвол, жарко улыбается и принимается за дело снова. Но не в этот раз… В этот раз нас прерывает детский тоненький плач.

Нет, я, конечно, матерюсь, но уже совсем по другому поводу.

Глава 5

Жанна

Первым делом я проверяю содержимое сумочки. К удивлению, все на месте. Даже немного налички, которая завалялась в кошельке с доисторических времен. Времен без Apple pay. Впрочем, чему я удивляюсь? Учитывая то, кого подключили к поискам моего свэга, удивительно скорее то, что управляющий тем клубом не накинул мне тысчонку-другую. А что? В качестве моральной компенсации – было бы неплохо.