Полная версия
– Не дверь, а дорогу к ней, запомни. Я не знаю.
– Я не понимаю, Макс…
Но его взгляд привлекло кое-что другое. Поглощённая разговором, я совсем упустила из виду сестру. Она же бесстрашно разгуливала по снегу, сооружая небольшого снеговика – точнее, снеговолка.
– Лина!
– Смори, какой красивый получился, – довольно ответила она. Волчонок, и правда, получился как настоящий.
– Лина, не надо! Отойди! – Я помнила, что снежные твари опасны только ночью, но сердце все равно бешено колотилось от ожидания, что он сейчас оживет.
– Ами, какая же ты зануда! Он не настоящий. – Схватив снежный ком, она запустила им в меня. Я его проглотила. Буквально: она попала мне прямо в лицо.
– Ах, ты!.. – И сама бросила в неё снежком.
В наших краях зимы теплые. Снег, конечно, есть, правда, за ним приходится специально ездить в горы. Мы часто выбираемся покататься на лыжах, но это все равно не то же самое, как если бы у тебя была настоящая зима. Вот у нашей бабушки зима – просто зверь! Холодная и снежная. У нее мы вдоволь можем наморозить попы, устраивая баталии. А у нас со снегом туго. Наверное, оттого, что мы соскучились по зиме, а, может, и из-за пережитого стресса, увлеклись игрой. Уж не знаю, почему, но сестренка, которая моложе меня лет на десять, была более меткой: как в тире, так и здесь, бросая снежки. Я вся взмокла, но в нее не попала ни разу. Надо сосредоточиться. Слепив комок покрепче, я запустила им в сестру, надеясь взять реванш. Она вовремя пригнулась, и мой ком нашел свою цель… но не ту. Попала я прямо в лицо Максу, а Лина, хохоча, стала отходить подальше.
– Ну, ты и мазила! – не унималась она.
Я же стояла, желая провалиться сквозь землю. Вот ведь, блин!..
Макс вытер лицо и посмотрел на меня ледяным взглядом. Как можно быть настолько горячим, чтобы не мерзнуть в одной футболке, и при этом обладать настолько холодным взглядом?
– И правда, мазила.
В один удар сердца я увидела размытый силуэт Макса; в голове промелькнуло что-то вроде: «мне конец». Он разметал снег так, что я заморгала, пытаясь прочистить глаза. А потом в меня полетел шквал снежных комков.
Лина не могла остановиться, заливаясь смехом, пока я пыталась увернуться от обстрела. Не понимаю, как он мог так быстро лепить снаряды и бросать их. Снежки один за другим попадали в меня, в основном по мягкому месту. Он специально так целился, или это я так удачно подставлялась?
– Все, все! – взмолилась я. – Сдаюсь!
Макс, как по команде, отбросил свои запасы. Невероятно: он улыбался! По-настоящему. Еще какое-то время он стоял так, кажется, удивляясь, потом принял свой обычный вид.
– Не очень больно? – спросил он, протягивая руку.
Меня охватил азарт.
– Есть немного, – нарочито жалобно ответила я, принимая его помощь, и тем неожиданным движением, которым обычно папа валил меня в сугроб, окунула Макса. Он тоже этого не ожидал и плюхнулся на снег. Теперь смеялась я. И упала рядом от его подножки. Только если он рухнул на спину, то я, конечно, лицом вниз. С трудом перекатившись на спину и протерев глаза от снега, посмотрела на него. Макс был уже на ногах и, ухмыляясь, протягивал мне руку. Я недоверчиво хмыкнула. Его улыбка стала шире.
– Хватит, – сказал он. – Или тебя скоро снова придётся сушить.
Я нахмурилась, когда до меня дошло, и залилась краской смущения. Макс откашлялся, пытаясь сдержать смех, но, увидев мой злобный взгляд, захохотал. Встала я сама. Он, продолжая веселиться, пошел внутрь нашего убежища. Это еще больше напомнило то, как Макс крепко обнимал меня ночью, пытаясь согреть. Мне было неловко. Не было ничего, в чём я могла бы его обвинить, он, и правда, хотел только помочь. Но это не отменяло того факта, что я злилась. Может, на себя? Немного подумав, поняла, что не просто стеснялась перед ним из-за этой ночи. Я смущалась, потому что он мне нравился. Вот так!
Макс вернулся, взяв свое оружие, и посмотрел на нас холодными глазами. Что-то кольнуло меня из-за такого быстрого возврата к его «обычному» виду. Мне казалось, мы уже переступили этот этап. Он задержал взгляд на мне, когда я непонимающе смотрела на него. Его льдистые глаза больше не были для меня чужими. Они были теми, в которых я хотела прочесть то, что они скрывают. Шрам, которому я вчера ужаснулась, меня не пугал. Я смотрела на Макса, пытаясь не выдать своих чувств. Ничто в нем не пугало меня так, как то, что он мне нравился. Он был таким чужим и далеким и одновременно настолько знакомым. Я поспешно отвернулась, направившись к Лине. И так нелепо выгляжу, не хватало выглядеть еще глупее. Тем более, мы все еще не знаем, друг он нам или нет. Мы вообще не знаем, кто он такой! Нет, нет и нет! Так нельзя! Нельзя влюбляться в первого встречного!
– Что ты там шепчешь? – спросила Лина.
Я что, думаю вслух? О-о-о-й!
– Ничего. Мы, кажется, уходим, вставай.
Она сидела на корточках со своим творением. Как он уцелел? Я точно помню, что прошлась по нему во время снежной баталии. Сестричка поглаживала его, убирая последние неровности.
– Красивый, да?
– Да, Лин, очень красивый.
– Хорошо получился! – прозвучал за спиной голос Макса, заставив меня вздрогнуть. Он внимательно смотрел на мою сестренку.
– Он еще маленький, – заключила Лина.
Теперь я смотрела на нее, недоумевая.
– Не хотела бы я, чтобы он подрос.
– Бобик добрый! – прокричала Лина, защищая своего снеговолка. – Я так думаю, – добавила она смущенно. – Не надо его ломать, – попросила она, глядя на Макса. Он задумчиво кивнул в ответ, рассматривая снеговика.
– Надо торопиться, – объявил Макс и зашагал прочь.
Лина с тоской взглянула на волчонка, накинула рюкзак и пошла следом. Недоверчиво косясь на её снежное творение, я последовала за ними. Дорога предстояла нелегкая. Ноги проваливались в снежные сугробы, в желудке начало урчать. Я вздохнула и последний раз обернулась. Снеговика на месте не оказалось.
Я остановилась и внимательнее присмотрелась. Вот дерево, а вот наши следы. Волка нет. Сердце начало бешено колотиться. Я бросилась догонять остальных.
– Там его нет. Его там нет!
Они обернулись на меня, остановившись.
– Снеговолка там нет! – Хотя деревья и скрывали все, я показывала назад. Лина и Макс смотрели на меня. Парень хмурился. Он перевел взгляд на Лину. Сестренка в ужасе хлопала глазами. Меня саму бросало в дрожь от мысли о стае свирепых снежных монстров, преследовавших нас прошлой ночью.
– Тебе показалось. У нас на это нет времени, – заключил Макс тоном, не терпящим возражения, и зашагал дальше. Лина, все еще хлопая глазами, повернулась, собираясь идти следом.
– Пошли, Ами. – Она протянула мне руку.
Я приняла ее, и мы зашагали вместе, крепко держась друг за друга.
Глава 6
Шли уже долго. Солнце ярко светило высоко в небе, хоть и слабо, но согревая нас своими лучами. Деревьев становилось все меньше, отчего хотелось верить, что скоро мы подойдем к границе этого ненавистного мне леса. Я перестала оглядываться назад в страхе, что нас преследует слепленный моей сестренкой снеговик. Может, мне показалось. Лина тоже иной раз оглядывалась. Шагали мы быстро, и я не успевала замерзнуть, хотя руки заледенели, поэтому я старалась не высовывать их из-под рукавов. Плащ Макса был мне до щиколоток, отчего подол волочился по снегу. Это не облегчало мой путь. Сам парень, как и накануне совершенно без признаков усталости держался ровно на таком расстоянии, чтобы мы его не догнали и не отстали. Когда в горле начало не просто гореть, а невыносимо жечь, я сдалась.
– Стой! – задыхаясь, взмолилась я. – Макс, стой, пожалуйста, я больше не могу.
– И я! – подхватила Лина, до этого мужественно молчавшая.
Макс остановился, и мы с сестрой буквально повалились на снег.
– Вставайте! Живо! – прогремел он. – С лихорадкой вам не дойти.
Он так бросал «вам», словно с ним ничто подобное не могло произойти. Макс был прав: лежа на снегу, я не чувствовала холода, но это было обманчивым ощущением. Еще чуть-чуть – и мы начнем трястись. Я встала и подняла Лину. В желудке предательски заурчало. Подойдя к нам, Макс протянул воду. Всю дорогу мы останавливались только попить, один раз перекусили оставшимся шоколадом, потом он набирал снега, и мы двигались дальше. Бутылка была полной и теплой. Я отпила. До этой минуты остановки были очень короткими, что мы не успевали перекинуться и парой слов, переводя дыхание и бросаясь вдогонку за Максом. Сейчас же он дал нам время отдохнуть. Мы устроились на поваленном дереве. Лина убежала за кусты, которых тоже становилось все меньше. Я же воспользовалась моментом, чтобы задать мучившие меня вопросы. Их было много, пришлось решить, о чем спросить первым.
– Макс! – окликнула его я. Он выгнул бровь.
– А как ты… хм-м… – замялась я, – делаешь огонь?
Он молча посмотрел на свои руки. Как же хотелось узнать, о чем он думает! Я тоже разглядывала его руки, ожидая, что на них появится язычок пламени. Тишина затянулась; сначала было неловко, потом неловкость прошла, и я уже ушла в свои мысли, когда он все же ответил:
– Просто. Не думал об этом, пока ты не спросила. Огонь во мне. Не угасает никогда. Стоит мне пожелать, и он проявит себя так, как я того захочу, – сказал Макс, продолжая смотреть на свои ладони. – Или не захочу, – добавил он, помолчав.
От его ответа понятнее не стало, только вопросов прибавилось. Я вспомнила небольшой отряд, который видела вчера.
– А на вашей земле все могут управлять огнем? – как можно осторожнее спросила я. Макс оторвался от своих рук и, прищурившись, посмотрел на меня. Что-то мне подсказывало, что не стоит говорить ему о встреченных нами людях. Я молча смотрела на него самым невинным взглядом, на который была способна.
– Нет, не все.
– Тогда, как ты можешь?
– Я не говорил, что другие не могут.
Я посмотрела на него в недоумении, и он принялся объяснять:
– У всех есть сила. У кого-то ее больше, у кого-то меньше. У многих ее практически нет. Самые ценные – лекари; например, Валери врачует руками.
– У меня мама врач, – зачем-то сказала я. Сердце защемило при мысли о том, как мама переживает из-за нашей пропажи.
Макс с интересом посмотрел на меня.
– Тоже целитель?
– Нет. Она хирург. Лечит скальпелем и нитками.
– Нитками? Портниха?
– Нет! – Я засмеялась. – Но она тоже шьет. Понимаешь, в моем мире нет таких сил, как в твоем, и когда болезнь внутри, она… эм-м… Мама делает надрез там, где ближе всего к болезни, убирает её и зашивает.
Теперь он удивлённо смотрел на меня.
– Она жестока, раз может причинить столько боли. Должно быть, все боятся твоей мамы.
– Мама не жестока. И у нас есть наркоз или другая анестезия.
Лина пришла с широченной улыбкой.
– Вот, – сказала она, протягивая нам рюкзак. Он был полон ледяных ягод, похожих на нашу малину.
– Откуда?
– Там, чуть дальше, нашла. – Она аж светилась от радости.
– Там были только ягоды? – спросил Макс, искоса глядя на нее.
– Не хочешь – не ешь, – отчего-то надулась сестричка, услышав его вопрос.
– Очень хочу, – улыбнулся он ей. – Подожди.
Он набрал горсть малины и раскрыл ладонь перед нами. Ягоды начали оттаивать. То, как они, согреваясь, изменяли свою форму, завораживало, особенно потому, что мы проголодались. Он их грел, а мы уминали их прямо с его руки. В желудке стало приятнее, особенно после того, как я запила все почти горячей водой.
– Спасибо.
– Вкусно?
– Угу.
– Нам надо спешить.
– А когда мы дойдем? И куда мы идем?
Макс показал рукой. Впереди все было белым-бело от снега.
– Там граница снежного леса. Дальше, если обойти его ниже по склону, мы выйдем на тропу, ту, на которой встретились, только ниже. Если подняться по ней, найдем место, откуда вы пришли в наш мир.
Мне стало жутко. Меня пугал вопрос о том месте, о текучей белой жиже и окаменевших людях. Макс смотрел, словно ждал следующего вопроса.
– Я не хочу туда, мне там страшно, – ответила за меня Лина. Моя обычно любопытная и болтливая сестричка в последнее время была тихой и молчаливой. Поначалу я относила это к тому, что, передвигаясь на такой скорости, тяжело говорить, но сейчас забеспокоилась. Мы свыклись с новым местом, а все события происходили чересчур быстро, не давая возможности опомниться и тем более поговорить. Какой же я была невнимательной и поспешной в своих выводах, если не подумала о том, как должно быть страшно Лине! Мне стало стыдно перед ней. Я пододвинулась ближе и обняла сестру.
– Мне тоже, – сказала я. – Все будет хорошо: ведь мы вместе.
Лина сжалась, словно ей стало неловко в моих объятиях. Макс перевел взгляд с меня на нее, а потом обратно, и принялся очищать руки снегом, о чем-то задумавшись. Мы тоже зашевелились, готовясь к дороге.
– Макс, а что там произошло? – тихо спросила я.
Он ответил, не поворачиваясь ко мне.
– Два друга хотели поговорить. Не вышло. – Он встал, отряхнув со штанин снег, и проверил висевший за спиной меч. – Нужно успеть до темноты. Путь не близкий.
И, развернувшись, зашагал дальше, оставив меня со своим ответом. Одно я поняла: об этом странном и страшном сражении спрашивать больше не стоит.
Шли мы долго. Дорога стала легче и сложнее одновременно: деревья на пути больше не встречались, даже кустарники практически закончились, а вот сугробы лежали глубокие. Мы часто проваливались в них и не могли выбраться без помощи друг друга. Не было ни сил, ни желания разговаривать. Лина устала. Я тоже валилась с ног, но старалась не показывать этого сестренке, всячески подбадривая ее. Меня мучила мысль, успеем ли мы до заката. Как могла, я вглядывалась вдаль, стараясь разглядеть границу заснеженного царства, но увы – ему не была конца.
Солнце клонилось к горизонту. Поднялся легкий ветер. Это меня тревожило больше всего. Снежные волки чувствовали приближение их времени и готовились проснуться. Вечерело. Были и другие вопросы. Кто были те люди на тропе? Что же там произошло? Где сейчас огненный пес, и не встретим ли мы его снова, когда вернемся? Успеем ли прежде, чем Инем закроет нашу дверь или сотрет ее? Я хотела попросить Макса пойти с нами, когда представится случай. Мне все чаще казалось, что с ним нам безопаснее, чем без него, но, включая здравый смысл, заставляла себя вспомнить, что боюсь его. Он шел впереди, и, глядя на него, только глупец мог решить, что сможет его одолеть. Все движения Макса были ровными, уверенными, наглядно демонстрирующими силу. Он не застревал в снегу, как мы, не выдохся даже к вечеру и все время держался так, словно для него такая прогулка – обычное дело. Кто знал, на что он способен в бою? Я была уверена в одном: быть на его стороне лучше , чем сражаться против него.
Чем ближе становилась ночь, тем сильнее поднимался ветер. Солнце больше не грело, одаривая нас скудным светом. Вчера замечание Макса о рваных штанах заставило меня усомниться в пользе чулок, а сегодня я радовалась, что не выбросила их: лишь они защищали ноги от колючего морозного ветра. Еще было платье в пол, которое скорее мешало. Косуха тоже грела меня под плащом Макса, и это единственное, что не давало мне превратиться в ледышку. Я все ближе была к этому состоянию. Глядя на сестренку, радовалась за нее: хотя бы она защищена от холода и ветра. И все же спать без укрытия не стоило, и, наверно, без Макса – тоже.
Ближе к вечеру, когда он наконец-то остановился, мы смогли отдышаться и утолить жажду. Губы потрескались и саднили, отчего пить было неприятно. Горло жгло от теплой воды. Я хотела спросить, долго ли нам еще идти, но при попытке заговорить закашлялась, да так сильно, что не смогла остановиться. Усилившийся ветер гонял снежный вихрь, от которого стало только хуже. Только со второй попытки получилось попить и остановить кашель. Больше рагзговоривать я не пыталась.
Макс подошел вплотную, чтобы я его услышала.
– Снега становится меньше. Скоро идти станет легче. Как только сможем бежать – побежим. Здесь заканчивается снежный лес, мы на его границе.
Он забрал бутылку и, поймав мои руки, сжал их в своих, согревая. Пальцы покалывало от его тепла.. Я еле сдерживалась, чтобы не трястись, и постоянно шмыгала носом. Макс оценивающе посмотрел на меня, и, если это не было полубредовой галлюцинацией, в его глазах на миг отразилось сочувствие.
– Сможешь бежать?
Я утвердительно закивала, хотя сильно в этом сомневалась. Он тоже нахмурился: видимо, не только я в это не верила.
– Как только пересечем линию волчьих земель, станет теплее.
К этому времени я успела прижаться к его плечу, грея то ли щеки, то ли ухо. Он медленно обнял меня. Даже сквозь плащ я чувствовала тепло его тела. Какое-то время мы так и стояли.
– Ами, – окликнул он меня. – Ты слышишь?
Все тело ныло, двигаться не хотелось. Пришлось силой заставлять себя отступить на шаг и посмотреть на него.
– Осталось немного, потерпи, – сказал он, с граничащей с нежностью – заботой в голосе.
Я кивнула.
– Надо идти, – добавил он тут же сухо, что я засомневалась в том, говорил ли он предыдущую фразу или мне уже мерещится.
Макс не стал отпускать мою руку. Лина сунула бутылку в рюкзак и тоже схватилась за него. Моя сестричка! Она так хорошо держалась: не плакала, не отставала и почти не разговаривала. Мне так хотелось обнять ее, сказать, как сильно я ее люблю, но я просто тащилась вперед, схватившись за Макса. Сил не осталось даже на то, чтобы смотреть по сторонам, нет ли рядом опасности. Солнце уже наполовину село, когда я ощутила то, о чем говорил Макс: снега стало меньше, под ним чувствовалась трава. Откуда-то взялись силы прибавить в темпе, и я уловила улыбку Макса, который заметил, что я воодушевилась. Лина устроилась у него на плечах, когда начала валиться от усталости, и к этому времени уже часа три сидела там, поэтому она первой увидела проснувшихся хозяев этой земли.
– Волки! Волки! – завопила она. В этот же миг закатился последний солнечный луч, и раздался жуткий вой. Разве они не должны собраться из снега в том же месте, где развалились? Вой приближался. Видимо, нет. Мы побежали, если это можно так назвать. Из нас бежать смог бы разве что Макс, но он не отпускал мою руку. Я обернулась, и сначала мне показалась, что за нами обрушилась лавина. Пришлось моргнуть пару раз, прежде чем я поняла, что это не снежная волна неслась за нами, а десятки волков, рыча и воя, желая разорвать в клочья, прежде чем мы выберемся. Им оставался немного, чтобы исполнить желаемое. И тут я увидела впереди черную полосу земли. Мы не успеем!
Макс резко остановился, поставил Лину на ноги и выхватил меч.
– Бегите!
Дважды просить не пришлось. Взявшись за руки, мы помчались вперед. Сзади раздалось рычание и лай. Даже если он одолеет первый десяток, ему не справиться с целой сотней этих тварей. Мы убегали, оставляя его одного. И даже с теми драгоценными секундами, которые он для нас выиграл, нас ждала та же участь. Макс оказался целью, к которой устремилось большинство волков, но и о нас не забыли, крайние справа и слева, не сворачивая к основному сражению, продолжали преследовать. Их было много, и они догоняли. Спасительная земля была перед нами, но в то же время недосягаема.
За спиной раздалось рычание. В паре метров от нас, ближе, чем остальные, готовились к прыжку два волка. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из них отрывается от земли. Второй волк тоже прыгнул, но на первого, а не на нас, сбив его с ног, после чего продолжил защищать, оставаясь позади на шаг.
– Бобик! – закричала Лина.
Я посмотрела на сестру и поняла, что произошло. Это был ее волк – тот, которого она слепила. Я была права. Его там не было! И то, как Лина все время оглядывалась назад! Хотелось налететь на сестричку с «я же говорила», жаль, надо было бежать. Хотя Бобик и проделал свой трюк еще пару раз, спасти нас он не мог. Нас догнали. На меня прыгнул огромный снежный зверь, и я полетела вниз, подставив руку, в которую тварь тут же вцепилась. Я почувствовала острую боль от укуса и закричала, а потом еще раз, и еще раз. Не было ни замедлившего своего течения времени, ни осмысления прожитых лет. Только миг, когда я ждала своего конца и с грустью смотрела на сестрёнку. Бобик прикрывал собою Лину, защищая. Только снежных монстров становилось больше. Ее тоже ждала страшная смерть.
Раздался оглушительный взрыв. Огненный шар, появившийся там, где остался Макс, начал расти, расширяясь и испепеляя все на своем пути. Он стремительно приближался к нам, грозя сжечь заодно и нас. В этот же момент на меня прыгнули оба волка, и пламя накрыло всех. Я потеряла ощущение реальности. Остался только непрекращающийся свист в ушах. Взрывная волна пропала так же быстро, как и настигла. Но этого было достаточно, чтобы превратить всех тварей в лужу мокрого снега. Я встала, протерев глаза от того, что осталось от моих убийц, и отыскала взглядом Лину. Она сидела рядом, также очищая лицо.
– Боби? – позвала она, как только открыла глаза. – Ами, его нет! – Ее глаза наполнились слезам, и она заплакала. Я села рядом и обняла. Должно быть, он спас ее так же, как и меня его сородичи, с той лишь разницей, что сделал это осознанно. Так или иначе, его не стало. Не зная, что сказать, я молчала, поглаживая малышку. Все вокруг превратилось в слякоть. Ни одного монстра не осталось. Где-то вдали раздался одинокий и протяжный вой, полный скорби.
– Макс.
Я осторожно отпустила Лину.
– Пожалуйста, пожалуйста! – взмолилась я, пытаясь отыскать его. Ночь была темной, и даже теперь, когда метель резко прекратилась, ничего не было видно.
– Будь здесь, – сказала я сестре и сделала пару шагов.
Сделав еще пару шагов, я увидела силуэт Макса и ускорила шаг, а потом перешла на бег. Боялась не успеть. Не знаю, как, но я чувствовала, что нужна ему. Почти добежав, остановилась. Он стоял спиной ко мне.
– Макс?
– Уходи, – тихо сказал он.
– Макс, это я. – Разум призывал бежать от него. Что-то было не так.
– Уходи! – прорычал он и повернулся ко мне.
Это был не тот человек, которого я знала. Лицо стало жестким, глаза горели огнем, в прямом смысле этого слова. Они пылали так, словно внутри бушевал пожар. Макс крепко сжимал кулаки, сдерживая себя. Сейчас – монстром был он.
Я не могла уйти, хотя знала, что надо убираться как можно быстрее. Не могла. Сколько раз он спасал нас за эти дни? Сколько раз мог бросить, но не сделал этого! И я не могла – не только из чувства долга, нет. Из-за него самого. Он не этот монстр. Я верила, что где-то там еще есть Макс – настоящий, тот, которого я, кажется, успела увидеть. Каждая клеточка тела велела бежать, чувствуя угрозу. Сила, исходившая от него, накрывала волнами. Я ее ощущала, как нечто, клубившееся вокруг. Она бурлила и обжигала, словно Макс стоял в эпицентре пожара, готового разрастись и поглотить все. Его глазами на меня смотрел монстр. В них не было ничего от того Макса, которого, я кажется, успела полюбить. Признание оглушило не меньше, чем сковывающий страх. Когда?
– Я не уйду, – проговорила я.
Он рассвирепел. Лицо исказилось от ярости. Мгновенно оказавшись рядом, он схватил меня, и я увидела, что его руки покрыты язвами, в которых тек огонь, словно лава, пытавшаяся вырваться наружу. Стоило ему прикоснуться, как ощутила жгучую боль, которая потекла по всему телу, а вслед за тем и дикую злость, проникающую в меня. Я впитывала все, что сейчас было в нем, а было очень много. Много ярости. Чувствовала, как его злость хотела вырваться наружу и сжечь все: этот лес, эту Землю. Всех на этой Земле. Его ненависть перетекала в меня, меняя форму. Теперь злилась я: винила Лину в том, что мы попали в это мир, в том, что не попала на бал. Если бы она послушно сидела дома, ничего бы не произошло. Последней каплей оказался её волк. Было безразлично, что он спас ее. Она меня не послушала и должна быть наказана! Я ненавидела ее. Посмотрела на Макса и сквозь пелену ярости увидела его глаза – прежними, полными тревоги и чего-то еще. Мне было плевать. Ненавидела! Ненавидела всех, даже не задумываясь о причинах своей ненависти.
Меня пронзила острая боль. Я хотела увидеть меч, покрытый моей кровью, как доказательство его предательства. Все меня предали! Хотела зарычать от злости, но издала лишь всхлип, и провалилась во тьму.
Глава 7
Сперва я почувствовала запах еды – невероятно аппетитный аромат жареного мяса. Желудок свело спазмом, что и заставило меня проснуться. Открыв глаза, я тут же их закрыла, рефлекторно прикрыв руками. Солнечный свет ослепил меня, и я почувствовала, как сильно болит голова. Пошевелила рукой и тоже почувствовала боль. Щурясь, я все же посмотрела на свое правое предплечье. Оно было туго перевязано куском моей юбки. Если по разу в день делать из нее бинты, мое платье очень скоро станет мини.
Я вспомнила, как в меня вцепился волк. Рука болела не так сильно, как я ожидала. А ведь казалось, от нее не должно было остаться ничего. Более того, я вполне прилично ею двигала, не без боли, конечно. С головой дела обстояли хуже: она буквально раскалывалась не только от каждого движения, но и от каждого вздоха.
