Алексаша

Лёшка встал со своего места и направился за Алексашей.

Когда Лёшка зашёл в комнату, Алексаша сидел, взявшись за голову и округлив глаза.

– Так, дружище, рассказывай, что случилось! – потребовал Лёшка.

Алексаша вдохнул и во всём признался.

– И ты ради этой сестрицы, которая тебя и за брата-то не считала, гнала, так себя подставил?! У племянника твоего отец побогаче тебя будет, что ты не в своё дело полез? Вот теперь сам кашу заварил, сам и расхлёбывай! Если Пётр разгневается, сам будешь виноват! – стал бранить Алексашу Алёшка на чём свет стоит.

– Лёша, я в панике, мне такой позор грозит, что у меня сердце выпрыгнуть готово, а ты ещё так говоришь! Ну и умеешь ты успокоить! – обиделся Алексаша.

– Хорошо, – вдруг сказал Алёшка, – я, кажется, придумал выход. На тебя много клевещут, если Петру кто-нибудь скажет, что ты замешан в этом деле, а ты скажешь, что это ложь, Пётр поверит тебе. Только надо это сказать убедительно, не волнуясь, иначе выдашь себя. Ну, представь, что я – Пётр, попробуй оправдаться…

– Я… я ни-ни-ничего не… не… брал… это кле-клевета… – с напуганной физиономией протараторил Алексаша.

Лёшка выслушал это со скучающим видом и, обречённо махнув рукой, прервал Алексашу словами:

– А на этом месте Пётр вызовет конвой…

Алексаша обиделся и швырнул в Лёшку сапогом:

– Не буду я врать Петру! Не врал и не буду! Честно всё скажу, будь, как будет…

– Ладно, может, твоя история и твой бледный вид разжалобят Петра… – сказал Лёшка и, уходя, добавил – Скажешь потом, как Пётр отреагировал…

А тем временем к Петру подошёл Владислав Соколовский и с хитрым видом сказал:

– Наказывать казнокрадов публично – это очень мудрое решение, ваше Величество, только я знаю ещё одного казнокрада, замешенного в этом деле…

– Кто? – удивился Пётр.

– Александр Данилович Меньшиков… – с торжествующим видом ответил Соколовский.

«Вот жужелица! И носит таких Земля!» – подумал Пётр, но ничего не сказал, а пошёл в казну: посмотреть по документам, правду ли сказал Соколовский. Действительно, трёх миллионов не хватает.

Сначала Пётр рассердился, но потом успокоился и задумался, что заставило Алексашу так поступить и что же теперь делать. Конечно, Пётр очень дорожил Алексашей и совершенно не собирался как-либо его наказывать.

« Нужно сохранить этот инцидент в тайне, но поговорить с Алексашей» – подумал Пётр.

– Слушай, Соколовский, скажешь об этом кому-нибудь, всех званий лишу! – к великому разочарованию Соколовского погрозил Пётр. После этого Пётр направился к Алексаше уже совершенно не сердитый на своего младшего друга.

– Алексаша, друг, мне нужно с тобой поговорить, только честно… – спокойно, но серьёзно начал Пётр – Я знаю, что ты тоже причастен к тому делу о казнокрадстве и не пытайся соврать, ты не умеешь врать. Ты же двадцать лет уже не брал из казны, что случилось?

Его глаза наполнились слезами, Алексаша опустил голову и подумал

«Да, Не на долго удалось мне скрыть от Петра правду».

Алексаша рассказал историю с племянником и уткнулся Петру в плечо, признавая свою вину.

– Так вот значит в чём дело! Урок тебе: больше так не делай. Хотя, и ругать-то тебя не хочется: не для себя деньги взял. Что же ты у меня помощи не попросил? Вот теперь переволновался, лица на тебе нет… – сказал Пётр.

Алексаша посмотрел на Петра большими от удивления глазами и спросил с волнением:

– И ты не накажешь меня?

– Глупый младший братик, я тебя никогда не накажу и не обижу, я даже сердиться долго на тебя не могу! – посмеялся Пётр.

Алексаша несказанно обрадовался, просветлел лицом, обнял Петра. Пётр погладил ласково Алексашу по голове, провёл рукой по его длинным пшеничным волосам.

Потом они сидели за обедом, Пётр налил Алексаше вина.

– Увы, я не пью, здоровье не позволяет… – отказался Алексаша.

– Ну, чтобы расслабиться…

– Нет, мне нельзя…

– Тьфу, и выпить не с кем! – шутя, выругался Пётр.

Соколовский заглянул в столовую и неприятно удивился: ему не удалось поссорить Петра и Алексашу. Пётр погладил Алексашу по переносице.

– Фу, кошачьи нежности! – проворчал Владислав Соколовский.

Но отчаивался Владислав Соколовский недолго. Скоро он придумал новый коварный план. Соколовский стащил из стола Петра одно из Алексашиных писем, заказал писарю написать письмо подчерком Алексаши, а текст придумал такой:

«Мы все против реформ Петра. Я планирую сделать переворот, и когда я встану на престол, то отменю многие реформы. Надеюсь, дворянство меня поддержит. Александр Данилович Меньшиков».

Когда письмо было готово, Соколовский не без удовольствия подкинул своё сочинение на стол Петра.

…Утром Пётр, как обычно, взялся за бумаги и обнаружил незнакомое письмо. Он начал его читать и всё поплыло перед глазами Петра, в сердце защемило, Пётр не мог и не хотел верить, что его названный братик – предатель и заговорщик. Слёзы выступили на глаза Петра, а лицо перекосилось от боли: он решил отпустить Алексашу. Сказать легко, трудно сделать.

Рано утром Пётр приехал в усадьбу Алексаши, ему сказали, что Алексаша ещё спит. Пётр широкими шагами вошёл в спальню Алексаши и, словно нож, резанула его мирная картина: Алексаша, улыбаясь, дремал с Бусинкой. С минуту Пётр любовался этой сценой, а потом толкнул Алексашу и громко сказал:

– Вставай, одевайся, мы едем!

– Куда? – удивился со сна Алексаша.

– Не спрашивай! Собирайся живей! – приказал Пётр.

– Пётр, что-то случилось? – спросил Алексаша.

Пётр только нахмурился, но не ответил.

Пётр и Алексаша скакали на конях долго, глубоко в лес, а когда уехали так далеко, что их никто не мог видеть и слышать, Пётр показал письмо Алексаше и спросил:

– Твоё?

– Откуда я знаю? Подчерк похож. Дай прочту… – ответил Алексаша и выхватил письмо у Петра. Алексаша продолжительное время вглядывался в письмо, а потом засмеялся:

– Ну и глупость! Не знаю, кто это написал, но точно не я, мне такое и в голову-то не придёт…

– Ты лжёшь! Не оправдывайся! – прокричал Пётр.

– Да ты кому веришь: этой бумажке или мне? – обиделся Алексаша.

Пётр опустил голову.

Алексаша понял всё без слов, обида обожгла его сердце, слёзы потекли по щекам, он дал пощёчину Петру и заявил:

– Я-то думал, что ты мне брат, а я за столько лет, оказывается, не заслужил твоё доверие! Ну, ты меня и оскорбил! Значит, нам не по пути!

И друзья разъехались в разные стороны. Долго Алексаша, плача, ехал, куда глаза глядят, когда вдруг услышал крик.

«Это кричит мой старший братик!» – промелькнуло в голове Алексаши и, забыв все обиды, он поскакал на крик.

Когда Алексаша прискакал к месту, то увидел разбойников и привязанного к дереву Петра. Один из разбойников наставил пистолет на Петра…

«Только бы успеть!» – подумал Алексаша и ринулся между разбойником и Петром…

Пуля вошла Алексаше в плечо, тот рухнул с коня, разбойники разбежались. Пётр освободился от верёвок и подбежал к Алексаше…

… Пётр положил Алексашу себе на руку и заплакал:

– Что я наделал! Как я мог сомневаться в тебе! Я тебя так обидел, а ты пожертвовал собой ради меня! Прости меня, братик, я больше никогда не буду сомневаться в твоей верности! Младший мой братик, очнись, пожалуйста, и я буду носить тебя на руках! Всё будет по-старому, даже лучше, только очнись и прости меня!

Тут Алексаша открыл глаза, улыбнулся и сказал:

– Не обижайся, но я всё слышал. Я не обижаюсь на тебя…

Пётр обрадовался, обнялся с Алексашей, а потом взял его на руки и отнёс к придворному лекарю. Тот вынул пулю, и месяц Алексаша лежал, а Пётр ухаживал за ним. Когда об этом узнал Соколовский, то воскликнул:

– Нет, это – настоящая дружба, её нельзя разрушить!

И признался в подделке письма и клевете на Алексашу. Пётр так был рад, что Алексаша выздоровел и они с Алексашей снова братья, что на радостях простил Соколовского.

А когда Алексаша выздоровел, они с Петром устроили пышные гуляния и благодарили Бога за то, что их дружба не разрушилась, а только окрепла.

… На гулянии Алексаша сел в повозку и позвал с собой Петра, и они лихо промчались на тройке белых коней с весёлой песней:

«Колокольчик звенит под дугой…

Что ты грустишь, братик мой дорогой?

Сядем в сани и помчимся,

Увезу тебя веселиться,

Мы помчимся лихо,

Не тоскуй, мой милый…

Прижмись ко мне, братишка –

Светлоголовый мальчишка.

Назову тебя ласково,

Пальцы унизаю перстнями яркими,

Сядем рядышком близко – близенько…

Стал покладистым гонористенький…

Колокольчик звенит под дугой,

Я так рад, что ты со мной, братик дорогой…»

Царевич Алексей

…А той порой исполнялось царевичу Алексею Петровичу двадцать восемь лет, и Пётр задумал своего сына женить.

Пётр и Алексей шли мимо Петропавловской крепости, когда Пётр сообщил ему об этом.

– Батюшка, ну зачем мне эта женитьба? – возмущался Алексей.

– А тебе ничего не надо! Газету мою ты обсмеял, в военных действиях участвовать не хочешь, я, вообще, не знаю, тебе хоть что-то от этой жизни нужно?! – тут Пётр заметил, что Алексей выцарапывает на стене Петропавловской крепости слово « рок» – И перестань выцарапывать всякую ерунду, слушай, что я тебе говорю!

Невестой сыну Пётр выбрал принцессу Австрии Шарлотту.

Её привезли в Санкт-Петербург, переодели в русский костюм и представили на смотрины Петра и Алексаши.

– Хороша девушка, неплохой женой моему крестнику будет, только худая… – сказал Алексаша.

– Обычная девчонка, просто в корсете… – махнул рукой Пётр.

… А вечером была свадьба Алексея и Шарлотты. Алексей стоял мрачный и не танцевал.

– Его высочество решили подпирать стенку! – смеялись светские барышни.

– Алексеюшка, чего не танцуешь? – спросил Алексаша.

– Я не пью… – с таким же недовольным видом ответил Алексей.

– Я тоже не пью, но это не мешает мне веселиться… – посмеялся Алексаша и пустился в пляс с Дарьей.

Алексей сел рядом со своими друзьями: Вяземским, Кикиным и Игнатьевым.

– Не это – не красавица, я тебя со своей крепостной девицей Ефросиньей сведу, вот та – красавица! – сказал Вяземский.

… Ночью Алексей готовился ко сну, когда его позвал Вяземский.

Они сели в карету и приехали в усадьбу Вяземского. Только Алексей вышел из кареты, им на встречу вышла женщина. Алексей посмотрел на неё и затаил дыхание: она была похожа больше на прекрасное видение, чем на живую женщину. Алексея поразили её раскосые огромные чёрные глаза, как у эльфа, пышная грива волос огненного цвета, ровные черты лица, словно нарисованные дуги бровей, алые губы, женственная фигура.

Эту ночь Алексей провёл в усадьбе Вяземского. За интим Алексей подарил Ефросинье перстень.

– Продай мне её! – на утро попросил Алексей.

– Что, понравилась? – ухмыльнулся Вяземский.

– Очень! – воскликнул Алексей.

Вяземский продал её, но за большую цену. Алексей не поскупился.

Алексей стал одевать богато Ефросинью, проводить с ней много времени, Шарлотта стала ревновать, жаловаться Петру, Пётр выговаривал Алексею, молодой царевич сердился. Но скоро Шарлотта погибла в родах, когда хотела подарить Алексею сына( до этого Шарлотта уже родила дочь Наталью). Нашлись другие причины для конфликта Петра с сыном.

Алексей терпеть не мог мачеху Екатерину, не хотел участвовать в реформах Петра, за что опять получал выговоры от отца.

А когда Алексей обидел Алексашу, то сын и отец разругались в пух и прах. А ещё Алексей обижался на отца за то, что он так обошёлся с Евдокией Лопухиной. Так пропасть между Алексеем и Петром увеличивалась…

А однажды Пётр ждал Алексашу с исповеди, когда услышал за соседней стенкой, что на исповеди говорил царевич Алексей своему духовнику Игнатьеву:

– Я ненавижу своего отца…

– Да простит тебя Бог, мы все ненавидим Петра… – ответил Игнатьев.

Петра словно кипятком облили, он влетел в комнату и дал Алексею пощёчину с криком:

– Я для тебя всё, я же тебя люблю, а ты так со мной!

– А ты подслушивал! – возмутился Алексей.

После этого наследником Пётр объявил своего сына Петра второго от Екатерины.

– А я тогда кто?! – неприятно удивился Алексей.

Когда Шарлотты не стало, Алексей просил руки и сердца Ефросиньи, но оно выставила условие:

– Я стану твоей женой только, если ты станешь царём!

Алексей расстроился, но решил посоветоваться с Кикиным. Тот сказал:

– Ваше высочество, вам не обязательно идти войной против отца, вам нужно сбежать с вашей женщиной за границу и изображать из себя противника петровских реформ и злостного заговорщика против царя. Так вы протяните время и будете с вашей возлюбленной, а я всё приготовлю для побега…

Следующей ночью Алексей, Ефросинья, Игнатьев, Кикин и Вяземский сели на корабль и скоро были далеко от России…

– Ваше высочество, выйдите из каюты, произнесите речь, подтвердите свой настрой воевать с Петром… – посоветовал Вяземский.

Алексей вышел на палубу, все устремили на него взгляды. Сначала Алексей стушевался, но потом вдохновение озарило его, и полились сами речи о том, что он давно не поддерживает отца, хочет сам встать на престол и вернуть старые порядки. А Игнатьев смотрел долго на Алексея и вдруг задумчиво произнёс:

– Ваше высочество, а ведь по тени на луне я вижу, что вы будете несчастливым человеком…

– Не знаю, но обратной дороги после этой речи мне нет… – ответил Алексей.

Алексей закончил речь и спустился в кают-компанию.

– Кого я обманываю?! Я ведь не смогу сделать того, что пообещал! Я же только изображаю заговорщика!

– Уверены, что изображаете, а не являетесь, Ваше высочество? – вдруг с лукавым выражением лица спросил Вяземский и подвёл Алексея к зеркалу.

– Кого вы там видите?

– Просто человека по имени Алексей…

– А я вижу царя и самодержавца всея Руси Алексея Петровича! – сказал Вяземский.

Алексей выпрямился и совсем по-другому взглянул на себя, ему понравились слова Вяземского…

Скоро Алексею и его приближённым предоставил убежище австрийский король, который в это время враждовал с Петром…

…Алексей прибыл в крепость, в которой собирался скрываться. Только карета заехала, на встречу Алексею вышел комендант крепости: граф Шёрберн.

– Проходите, проходите, Ваше высочество! Столько гостей, я так рад! – с притворной приветливостью сказал граф.

Тут ворота закрыли, и Алексею стало как-то не по себе…

… Когда Пётр узнал, что Алексей убежал во враждебную России страну, то так был огорчён предательством Алексея, что слёг.

Алексаша очень волновался: обыкновенно, Алексаша был младшим, слабеньким и часто болел, а тут настал черёд и Алексаше поухаживать за Петром. А потом в руки шпионов Петра попали письма Алексея к правителям других стран. Когда Пётр прочитал в этих письмах слова: «Я хочу встать сам на престол, я против реформ отца», « Отец, говорят, болен, и я надеюсь, что он скоро Богу душу отдаст», Петру, словно нож в душу вставили, он заплакал и не мог эту ночь уснуть. Ночью они разговаривали с Алексашей, Алексаша утешал Петра, и к утру Пётр всё-таки уснул.

А Алексаша сел у окна и долго смотрел на купола церкви с мыслью:

«Боже, за что такое наказание моему братику?»…

И вспомнил куплет из старой песни:

«Золотые купола – немые свидетели,

Золотые купола – вы всё сами видели,

Скажите мне, золотые купола,

В чём я виноватый…»

… А тем временем Алексей тоже смотрел в окно и думал:

«Ох, грех на себя беру, что против отца иду, но Ефросинья… хоть какое-то время с ней побуду. Я так её люблю!.. Ради неё я на всё готов!..».

И по просьбе Ефросиньи Алексей говорил австрийскому королю, что собирает армию против Петра, писал о помощи в этом деле Карлу двенадцатому и другим королям. Шпионы графа Толстого доставали эти письма, и их содержание обжигало сердце Петра.

Все во дворце внушали Петру, что его сын – предатель. Пётр, обыкновенно ни с кем не считавшийся и всегда имеющий своё мнение, растерялся.

– Алексаша, я написал письмо Алексею, отвези… – попросил Пётр

– Конечно…

Когда Алексаша приехал в Австрию, Алексей встретил его неприветливо.

– Отец просит, чтобы ты вернулся домой… – сказал Алексаша.

– Александр Данилович, я не вернусь! И не ездите ко мне больше! – поджав губы, ответил Алексей.

– Отольются тебе отцовские слёзы! – обиделся Алексаша.

Алексей только ещё крепче сжал губы и опустил голову…

… Алексаша как можно скорее приехал к Петру, но не знал, как сказать о такой реакции Алексея…

Пётр спал, а замученный Алексаша со слезами на глазах смотрел на постаревшего болеющего Петра и жалел названного брата.

Тут в комнату заглянул Толстой и съязвил:

– Александр Данилович, не изображайте сочувствие, его величество всё равно не видит!

– А вы, оказывается, жестокий человек… – ответил устало Алексаша.

… Время шло, Алексей всё больше врал, путался в своём вранье и уже начинал верить в то, что он – предатель. Всё чаще беспокоился Пётр и хотел, чтобы Алексей вернулся домой. Пётр написал новое письмо, в котором просил Алексея возвратиться в Россию и обещал, что не будет его судить.

Снова Алексаша помчался с письмом в Австрию.

В этот раз до Алексея его даже не допустили. Тогда Алексаша отдал перстень графу Шёрберну, чтобы тот провёл его к Алексею.

Алексей продемонстрировал, что не очень рад Алексаше. Бедному Алексаше ничего не оставалось, как с горечью в душе передать письмо и уехать.

Алексей ушёл в свою комнату и распечатал письмо.

… Алексей читал письмо, и слёзы капали на бумагу.

Слова отцовской любви и прощения так тронули душу Алексея, что тот плакал, сжигая это письмо…

– Батюшка, прости меня, я уже столько наворотил, что мне нет дороги обратно! Я – иглы в твоём лавровом венце! Я не хотел, чтобы тебе было плохо, просто я хотел счастья, но, видно, на чужом горе счастья не построишь! Я желаю тебе, папочка, всего самого лучшего! У тебя будут ещё сыновья, более послушные, красивые, способные, чем я, а я… я – отрезанный ломоть, я недостоин твоей снисходительности! – говорил Алексей, обжигая руки и рыдая…

…Алексей письмо сжигает,

Он о прощенье не мечтает:

Уж слишком много натворил…

Слёзы текут, читать письмо нет сил,

Отец вернуться домой просил,

Но Алексей твёрдо решил,

Что домой нельзя возвращаться,

За счастьем Алексей за границу умчался,

Здесь он совершенно заврался,

Предателем родины стал он считаться,

Но отец написал, что давно простил,

И душу Алексея разбередил…

Алексей тонкие губы сжал,

А потом сквозь слёзы такие слова сказал:

«Эх, отец, люблю я тебя, как себя,

Но рядом быть нам уже нельзя,

Ты прости своего непутёвого сына,

Будут у тебя ещё сыновья,

Будут радовать они тебя,

А я… я терний в твоём венце,

Прости, что несчастья приношу я тебе…»

… Тут зашла Ефросинья и спросила:

– Что ты сжигаешь? И почему у тебя красные глаза?

Алексей ничего не ответил. Ефросинья и так догадалась, от кого было письмо.

– Ну, ты решал уже, с кем ты – с отцом или со мной! – заявила Ефросинья.

– Конечно с тобой, когда я стану царём, вся Россия будет твоя… – ответил Алексей, и он стал из-за лжи противен сам себе…

А тем временем Пётр рвёт и мечет: как вернуть сына, скоро война с Австрией, а они могут манипулировать Петром с помощью Алексея.

– Ваше величество, я знаю, как вернуть Алексея, только мне нужны деньги, очень много денег! – заявил Толстой.

…Пётр был согласен на всё и дал Толстому баснословную сумму.

(Алексаша ругается на Толстого)

– Поздравляю с новым вероломством! Конечно, я тоже ихочу, чтобы Алексей вернулся, но если ты будешь настраивать Петра против Алексея, я тебе такую жизнь устрою!– сказал Алексаша Толстому и погрозил кулаком.

Толстой только посмеялся.

Толстой часть денег забрал себе «за хорошую службу», а часть дал Шёрберну за то, чтобы тот сказал, яко бы по секрету, Алексею, что Алексея хотят выслать из Австрии в Россию.

Когда Шёрберн выполнил уговор, Алексей возмутился, испугался такого позора и решил ехать в Россию добровольно.

– Собирайся, дорогая, мы с нашим малышом (а к тому времени у Ефросиньи и Алексея был ребёнок) едем в Россию! – в спешке собирая вещи, сообщил Ефросинье Алексей.

– Скажи, а с чего бы мне за тобой ехать? Ты в России кто? Предатель! А я не хочу, чтобы мой ребёнок рос в Сибири! – ответила Ефросинья.

Алексей округлил глаза, сел, какое-то время в замешательстве молчал, а потом с поникшим видом пробурчал:

– Как не едешь? Значит, ты предаёшь меня? А ради тебя такого наделал! Ну, что ж, Бог тебе судья, прощай!

…Чем ближе подъезжала карета, тем бойчее стучали колёса, а им в унисон быстрее стучало сердце от волнения: спустя столько времени отца и сына ждала новая встреча…

(разговор Алексея и Петра)

… Карета подъехала к Петергофскому дворцу Монплезир, Алексея встретил Алексаша, провёл в комнату и оставил со словами:

– Пётр хочет поговорить с тобой, не перечь отцу…

Алексей зашёл в соседнюю комнату и увидел отца, дремлющего в кресле.

Алексей посмотрел на него, и сердце сжалось: отец сильно постарел и выглядел очень болезненно.

– Бедный папа… и всё из-за меня… – прошептал Алексей и хотел уйти, но тут неосторожно наступил на пол, половица скрипнула, и Пётр проснулся.

– Сынок, подойди ко мне… – позвал Пётр сына.

Алексей опустил голову, подошёл к Петру. Пётр хотел поправить чёрные пряди Алексея, но Алексей отодвинул руку отца.

– Зазря ты так, я скучал… – сказал Пётр.

– Не волнуйтесь, батюшка, я слышал, вы болеете, вам нельзя волноваться… – Отведя взгляд, ответил Алексей.

– Говоришь, нельзя волноваться, а сам так нервы мотаешь! Скажи, кто тебе организовал побег, под чью диктовку ты писал письма, и я прощу тебя, хотя ты тоже во многом виноват… – упрекнул Пётр сына.

Алексей не захотел никого выдавать и, поджав губы, пробурчал:

– Никто мне не помогал. Обвиняй меня одного…

Пётр, как кошка, расширил глаза, отпрянул от Алексея и закричал:

– Значит, ты действительно, против меня?

– Да, я предал тебя, суди же меня, не строй из себя ангела всепрощения, я сделал тебе больно, дай мне сдачи! – гордо задрав голову, пряча слёзы, запротестовал Алексей.

Пётр взялся за голову и прошептал в отчаянии:

– Что же ты наделал, сынок! Что же ты наделал! – А потом приказал – Отведите Алексея в камеру Петропавловской крепости!

…Алексея вели в камеру мимо окон дворца, и Алексей увидел в окно, как отец склонился на плечо Алексаши…

…А шёл проливной дождь, словно плакал об отце и сыне, а Алексей смотрел в окно, жалел Петра и мечтал оказаться на месте Алексаши…

Скоро Алексея привели в Петропавловскую крепость, тут Алексей увидел на стене свою надпись «рок» и с горечью подумал:

«Да, пророческое слово, недаром мне Игнатьев сказал, что я несчастливым буду…».

Когда Алексея привели в камеру, тот стал разбирать свои вещи и нащупал на дне сундучка что-то странное. Он вытащил и этот предмет оказался корабликом, который в детстве подарил Пётр Алексею. Алексей повертел кораблик в руках и почитал надпись:

«Любимому сыночку Алексею от папы. Помни, как звёзды вечна наша любовь…».

Сердце Алексея защемило, он прижал кораблик, заплакал и воскликнул:

–Неужели нет ничего вечного?! Нет, есть! Любовь вечна, ведь я до сих пор люблю отца… и Ефросинью…

… А на следующий день был суд над царевичем Алексеем…

Алексей стоял, как водой облитый, когда Кикин и Вяземский говорили на перебой, что во всём виноват Алексей.

– Па… ой, извините, ваше величество, да кого вы слушаете! – оправдывался Алексей.

У Петра заблестели глаза, он рывком встал, взял с полки библию, поднёс к Алексею и громко сказал:

– Если поклянёшься, что не желал мне гибели, всё прощу!

Алексей положил дрожащую руку на библию, закрыл глаза…

… Тут нахлынули воспоминания…

А вокруг все просили:

– Поклянись!

– Нет, не могу… – с горечью сказал Алексей и убрал руку с библии.

У Петра перекосилось лицо…

…Алексей закрыл глаза руками…

– Я так и знал! – с торжеством заявил Толстой.

– Молчи! – закричал на него Пётр.

В зале воцарилась тишина.

Но скоро суд продолжили.

– Царевич Алексей Петрович объявляется предателем Родины, недостойным унаследовать престол, поэтому суд требует, чтобы он отказался официально от престолонаследия! – зачитал документ Толстой.

Алексею поднесли отказ от престолонаследия на подпись.

Алексей подписал, достал шпагу и направился к ложе, где сидели Пётр, Екатерина и их сын. Пётр испугался, заслонил жену и ребёнка, а Алексей подошёл к Петру, надел документ на остриё шпаги и воткнул в пол прямо у ног Петра.