Эмпаты

Ольга Свобода

Эмпаты

Глава 1 Магия

– Да куда он только подевался! – огорченно-раздраженно приговаривала маленькая изящная эльфийка. На её прозрачных крыльях появились красноватые прожилки, выдавая сильное недовольство.

– Милая, пора бы уже привыкнуть. – Седовласый эльф равнодушно пожал плечами. На его лице не отражалось ни тени беспокойства, а в слове «милая» нежности было не больше, чем в звоне посуды, которая охала и стонала от резких движений взвинченной хозяйки.

– Гости вот-вот прибудут. Как можно опоздать на собственную помолвку!

Эльф благоразумно промолчал. По его мнению, супруга придавала слишком большое значение этому союзу, как и в принципе институту брака, но спорить с ней было опасно. Если ему, конечно, не хочется страдать от изжоги ближайшие несколько лет. О злопамятности его второй половины можно было слагать легенды…

Неловкую паузу прервал шмель, залетевший в открытое окно. Эльфийка испуганно вскрикнула, отчего насекомое шарахнулось в сторону и задело крылом шкаф с посудой. Бесценные бокалы из горного хрусталя жалобно звякнули.

Предотвращая неминуемые разрушения, хозяин дома плавно вскинул руку и направил в сторону шмеля искрящееся голубое облако. Фасеточные глаза остекленели, и незваный гость, повинуясь легким движениям пальцев, покинул помещение.

– Флора, тебе стоит меньше нервничать. Право, это даже хуже, чем опоздание сына. – Эльф стряхнул со своего роскошного бархатного камзола невидимые пылинки и удалился из кухни.

– Аметрин… спасибо! – тихо она сказала вслед мужу, но тот, кажется, не услышал. Флора вздохнула. Её супруг был равнодушен к похвалам и благодарностям. Как, впрочем, и ко всему остальному, для лесных эльфов было предметом гордости, а не недостатком. В такие моменты она остро чувствовала, что все чудачества сына – исключительно её наследие. Но признаться в этом она отказалась бы даже под пытками.

Она снова вздохнула. Прекрасные легкие крылышки постепенно стали совсем прозрачными, а их хозяйка зачерпнула щедрую горсть цветочной пыльцы и посыпала крохотные пирожные, которыми всегда так восхищались её гости. От прикосновений маленьких ручек пыльца засияла, придавая сладостям чрезвычайно изысканный вид.

***

Виновник дурного настроения матери расположился в кустах сирени. Соцветие, которое он выбрал, было настолько большим, что выдерживало его вес. Покачиваясь на легком ветру, он наслаждался прохладой и упругостью лепестков, восхитительным ароматом и теплом солнечных лучей на своём лице.

Его так разморило, что он не заметил, как к нему приближается огромная тень. И даже когда его накрыла плотная сеть сачка, он не испугался и не забился в панике, а лишь сложил аккуратно крылья, чтобы ненароком не повредились.

Поймавший его человек был слегка озадачен и, пересадив добычу в стеклянную банку, поднес её поближе к лицу, прикрыв горлышко ладонью. Всё ли в порядке с этим эльфом?

И замер, не в силах пошевелиться.

А крохотный эльф пристально рассматривал своего пленителя. От цепкого взгляда не ускользало ничего. Затаённые детские страхи, всё еще липкие и вонючие, хоть и забитые в самый дальний угол сознания. Обиды, большие и маленькие. Бардака добавляли осколки мечты, благо не слишком большой.

Во всем этом хламе было трудно ориентироваться, но он к такому привык.

О, вот же оно.

Крохотная вера в чудо. Робкая и полупрозрачная любовь к детям. Потускневшая и потрепанная – к супруге. Несколько простых радостей.

В принципе, достаточно.

Эльф вдруг исчез из банки. Появился среди того хаоса, который творился в голове у охотника, и принялся наводить порядок.

От его прикосновения заметно поизносившаяся супружеская любовь засияла. И к ней внезапно, откуда-то из-под обломков мечты, притянуло страсть и нежность. Отряхнув всё от пыли, эльф собрал осколки в кучу, огорченно отметив, что их уже не восстановишь.

Тогда он посыпал желтоватой пыльцой самые крупные, и они, пульсируя и меняя очертания, начали неохотно срастаться.

– Ну, на мечту всё еще не тянет, – критически осмотрел эльф свои усилия, – но на новую надежду уже похоже.

Наведя порядок в чувствах и желаниях, он побродил между стеллажей памяти. Без колебаний выбросил в Пустоту несколько черных, вонючих, застарелых сожалений и липких желеобразных разочарований. Легко пробежался пальцем по корешкам воспоминаний из детства и нечаянно уронил небольшой листок.

Со скромного рисунка на него смотрела обворожительная девушка. Молодая, задорная. Но в штрихах не было и намека на вожделение, это были очень давние воспоминания другого рода, что-то вроде сестры или…

Мамочки!

Поняв, что он забыл обо всём на свете и безнадежно опоздал, эльф спешно открыл портал в своё измерение и исчез, досадуя, что он пропустит свой любимый момент.

А охотник медленно приходил в себя. Посмотрел на облака и синее небо, вдохнул полной грудью аромат сирени. И заплакал.

В его душе пульсировало столько любви, забытой нежности, надежд на счастье и веры в будущее, что он просто не мог сдержаться.

Потом он встал на колени и помолился, уверенный, что всё, что он чувствует – благословение его Бога. И отправился домой, забыв и сачок, и банку у цветущего куста.

***

– Флора, твои профитроли восхитительны! А за крем-брюле можно и вовсе отдать пару сотен лет жизни.

Но хозяйка не могла насладиться комплиментом. И вовсе не потому, что была холодна, как положено быть благородному эльфу. Просто Авантюрин так и не появился, и Флора начала всерьёз опасаться, что он вообще не придёт.

Забеспокоился даже невозмутимый Аметрин. Со стороны это почти не было заметно, но после нескольких сотен лет совместной жизни Флора знала: если муж пользуется салфеткой чаще, чем обычно, – он на взводе.

Их гости, впрочем, ничуть не тревожились об отсутствии жениха. Луна и Гренадил не торопясь наслаждались трапезой, и даже потенциальная невеста, Агара, ничего не спрашивала.

После десерта гости перешли к делу. На удивление, вопрос открыл не глава семьи.

– На самом деле, хорошо, что Авантюрин ещё к нам не присоединился, – вкрадчиво начала Луна. – Я думаю, ему могло быть неприятно то, о чём мы хотим сказать.

Флора едва заметно сжалась. Если эльф побеспокоился о чувствах другого эльфа, значит, речь пойдёт о чем-то чрезвычайно оскорбительном.

– Мы с Гренадилом долго размышляли о союзе с вашей семьёй. Это очень почётно, породниться с представителем династии Самоцветов. Даже если наши внуки унаследуют всего лишь магию твоей, Флора, Цветочной ветви, мы будем рады. Но… Авантюрину уже тридцать, а у него так и не проявились магические способности. Я думаю, все присутствующие понимают, что это значит. Мы всё обсудили и готовы принять риски, связанные с передачей пустого гена, но выкуп за Агару должен быть увеличен. Пятикратно.

Флора едва не задохнулась от возмущения.

Да, отсутствие у её сына магических способностей к такому возрасту почти наверняка означало, что они уже и не проявятся в дальнейшем. Но он всё равно остаётся первенцем Аметрина, обладателя редчайшего гена заклинателя.

А Агара – третья и самая младшая дочь Луны и Гренадила. Ни для кого из эльфов не секрет, что чем младше отпрыск, тем менее он одарён и тем слабее его наследие.

Луна утверждает, что Агара – ловец снов. Очень удобно. Никому ведь не хочется проверять это, давая какой-то девчонке покопаться у себя в голове! Ловцы снов полезны только в военное время, а войны не случалось уже больше тысячи лет.

И эти Древесные наглецы хотят, чтобы их сын взял в жены сомнительный материал, да ещё и получить за это целое состояние!

Флора хотела было начать спор, но вовремя прикусила язык. Во-первых, её муж терпеть не мог разговоры на повышенных тонах. А во-вторых, увы, – отсутствие способностей у женщин серьёзным недостатком не считалось. Всё-таки магические гены в основном передаются по мужской линии, и даже если она выведет Агару на чистую воду, это вряд ли поможет.

– Думаю, вопрос решен, – нарушил затянувшуюся паузу Аметрин. К горлу Флоры подкатил горький комок – не слишком-то её муж верит в сына, раз даже не стал торговаться. Дело ведь не только в деньгах. Брачный договор будет зарегистрирован, и любой желающий сможет узнать, сколь низко был оценен Авантюрин как представитель династии.

Гости, не скрывая своего удовлетворения, в очередной раз наполнили изящные бокалы нектаром и продолжили разговор о магии.

– Скажу по секрету, я надеюсь, что у нас обязательно родится внучка с твоим геном, Флора. Конечно, бытовая магия не такая впечатляющая и редкая, как дар заклинателя, но, как по мне, за вечный уют и волшебно-вкусную еду можно и поступиться вопросами статуса, – сказал Гренадил, разглядывающий корзиночку с круассанами, но сомневающийся, влезет ли в него еще хоть крошка. – А уж то, что от твоих блюд не поправляешься, прямое свидетельство силы гена. Ты очень талантлива, надеюсь твой сын сможет передать этот дар своим потомкам.

Флора вздохнула. С одной стороны, ей нравилось вести хозяйство, а уж использование магии в ежедневных заботах и вовсе делало этот процесс воистину увлекательнейшим занятием. К тому же она любила похвалы, а за кулинарные таланты можно было получить комплимент даже от самых сдержанных эльфов.

Но, с другой стороны, о такой магии не слагали легенд. Да, она крайне полезна, но… обыденна.

– Жаль, что этот ген в последние триста лет почти не наследуется, – вступила в разговор Луна. – Надеюсь, он не станет таким же редким, как Заклинательство.

– Или как Эмпатия, – кивнул Аметрин и вдруг перехватил взгляд своей будущей невестки – непонимающий и озадаченный. – Ну, что я говорил. Милая, прости, я совсем упустил, что такое юное создание вообще может не знать об этом гене.

Луна чуть покраснела.

– Агара, не смущай меня своими пробелами в знаниях истории. Неужели ты и правда ничего не помнишь об Эмпатии?

– Дорогая, – вмешался Гренадил, – пустое. Зачем ребёнку забивать голову мёртвыми видами магии?

– А вот теперь мне стало по-настоящему интересно, – улыбнулась Агара. – Кто-нибудь всё же расскажет, о чём речь?

– Я расскажу, – внезапно даже для себя отозвалась Флора. – Ты наверняка помнишь из уроков истории, что это измерение не является родиной для всех местных эльфов. Изначально многие династии жили в мире людей и вполне сносно соседствовали с ними тысячи лет. Но постепенно людей становилось все больше. Они перестали ценить наши отношения, стали нарушать границы, вырубать священные леса. Дошло до того, что некоторые стали охотиться на нас ради наживы. На черных рынках эльфы уходили за большие деньги как экзотические диковинки, а уж одарённые магией шли втридорога.

Мы ничего не могли с этим сделать, люди слишком велики, и их было много. В те времена единственными, кто мог дать заметный отпор угрозе, были эльфы-эмпаты. Они умели управлять чужими эмоциями, даже человеческими. А самые талантливые были способны телепортироваться к источнику чувств.

Эмпаты заставляли охотников отпустить добычу и никогда больше не возвращаться. Но их было мало, и мы проигрывали войну.

В конечном итоге даже самые упёртые поняли, что надо бежать. Эмпаты-телепортаторы смогли отыскать это измерение, почувствовав эмоции здешних эльфов – приятные и ровные. И помогли переправиться всем, кто уцелел.

– Получается, они – герои? – недоверчиво спросила Агара. – Но почему тогда я о них ничего не знаю? И почему этот ген не считается почетным?

– Видишь ли… – голос Флоры неожиданно дрогнул, – Эмпатию вряд ли можно считать даром в здешней культуре. Эльфы-эмпаты были импульсивны и легкомысленны, им было тяжело жить в обществе, где отсутствие сильных эмоций – одно из самых положительных качеств. Их тянуло в мир людей, они часто открывали порталы, чтобы наведаться на родину. Это… было опасно, понимаешь?

Флора почувствовала, как к её глазам подступают слезы, и замолчала, постаравшись принять как можно более невозмутимое выражение лица и делая вид, что сказала все, что хотела.

– Их объявили вне закона, – ровным голосом продолжил историю Аметрин, – с ними было запрещено вступать в браки, им не разрешалось иметь детей. Открытие порталов каралось смертной казнью. Через несколько столетий ген эмпатов был искоренен.

– Жестоко, но… разумно, – заключила Агара и взяла очередное пирожное с серебряного подноса.

Беседа о войне с людьми продолжалась, но Флора сидела молча, хотя ей было о чем рассказать. Например, о том, что дети эмпатов скрывали свой дар, чтобы не быть отверженными обществом. И что её прабабушка не только была героем той войны, но и одной из немногих, кто смог приспособиться к новой жизни и оставить потомство. Она вовремя переехала подальше от тех мест, где её знали, и вышла замуж как носитель пустого гена. И ещё много чего могла рассказать Флора, но молчала, понимая, что тогда и пятикратный выкуп не спасет брак её сына.

В какой-то момент она почувствовала на себе взгляд Аметрина – спокойный, но изучающий. Ей всегда было интересно, догадывается ли её супруг об этой ветви её родословной. Но, право, любопытство не стоило того, чтобы поднимать этот вопрос.

***

Авантюрин уже добрые полчаса сидел в саду, прислушиваясь к беседе, но не решаясь войти в дом. Одна мысль о том, как посмотрит на него отец и что скажет ему мать, заставляла его втягивать голову в плечи.

Историческая сводка для него новостью не была. Как только он впервые понял, что сильно отличается от других эльфов, книги стали его единственным и любимым утешением. А уж когда он нашел трактаты о Великом переселении, его жизнь заиграла новыми красками.

Учиться по книгам, без наставника, да еще и держать все в тайне от родителей, было тяжело. Но он уже многого достиг. Свободно открывал порталы и неплохо справлялся с человеческими эмоциями.

Со своими было управляться куда сложнее. Вот и сейчас сердце колотилось как бешеное, будто он уже получил нагоняй за свое опоздание. А уж решение о помолвке и вовсе вызывало панику – он до последнего надеялся, что родители Агары всё же откажутся.

Вдох-пауза-выдох-пауза… вдох-пауза… Дело осложняли крылья, которые никак не хотели помочь ему скрыть его истинные чувства и мелко подрагивали.

С гостями он встретился уже практически в дверях. Будущие тесть с тещей одарили его лишь мимолетными снисходительными взглядами, а невеста и вовсе смотрела будто сквозь него.

Авантюрин попытался сосредоточиться на её чувствах. Ничего. В душе Агары было так пусто и холодно, что он поёжился.

Зато его отец был непривычно взбудоражен, хотя от долгих нравоучений воздержался.

– Твоя помолвка обошлась мне в целое состояние, – холодно сказал он, даже не дождавшись, пока они останутся наедине. – Будь любезен, не испорти всё.

Сразу после ухода гостей родители разошлись по своим спальням.

Авантюрину ничего не оставалось, как уйти в свою. Он долго не мог уснуть, вспоминая тёмные и безжизненные глаза невесты.

«Зато её не пугает и не расстраивает эта идиотская традиция договорных браков», – все же нашёл он себе пусть плохонькое, но утешение перед тем, как провалиться в беспокойный сон.

***

Через неделю стало совсем невыносимо.

Чем ближе был день свадьбы, тем мрачнее становился Авантюрин.

Его раздражало всё: полное отсутствие интереса к нему невесты, хлопоты матери, твёрдо вознамерившейся закатить пышное торжество, несмотря на чудовищно несправедливые условия этого брака. Отстранённость отца, который вёл себя так, будто вообще ничего необычного не происходит.

И несмотря на данное себе обещание не отлучаться никуда до свадьбы, Авантюрин всё же не выдержал и сбежал.

«Только один раз, всего один разочек», – твердил он, открывая портал.

Сирень уже почти отцвела, но и увядая, источала восхитительный аромат. Авантюрин не менял место отдыха, даже зная, что сюда частенько наведываются охотники: почему-то именно на эту поляну легче всего было попасть через портал.

Услышав шаги, Авантюрин встрепенулся. Не в силах навести порядок в собственных мыслях и чувствах, он был рад возможности поработать в чужой голове.

– Ты смотри, какой храбрый, – хрипло и насмешливо сказал охотник, неторопливо примеряясь к Авантюрину сачком.

Авантюрин по привычке сложил крылья, дожидаясь момента, когда охотник посмотрит ему в глаза, – во время зрительного контакта ввести в гипноз будет проще.

И всё же, как только его взгляд встретился со взглядом мужчины, Авантюрин вздрогнул.

Давно он не видел у человека таких черных глаз. Сказать по правде, никогда не видел. В зрачках охотника плескался такой холод, что эльф поежился.

Он, конечно, уже привык, что внутри у ловцов был бардак, а чистое и светлое приходилось искать долго, и, набравшись опыта, сначала находил среди тонн хлама хоть что-то подходящее для работы и только потом погружался в сознание человека.

Но сейчас он даже немного растерялся. Все эмоции охотника настолько отвердели, что нельзя было определить, чем же это было. На многих причудливых каменных образованиях была черная плесень – наверняка это что-то плохое. Но где скрывались хорошие чувства?

Авантюрин всё глубже и глубже погружался в темные холодные глубины, совсем сбитый с толку такой чудовищной обстановкой. Может, именно поэтому он не заметил, что охотник тоже смотрит на него.

Не как впавший в транс человек. А как кошка разглядывает мышку.

И когда мужчина вдруг пошевелился и начал отводить глаза, Авантюрин вскрикнул, не успел разорвать связующую нить и провалился в чёрную пустоту, потеряв сознание.

– Что за дьявол? – недоумённо и с досадой сказал охотник, разглядывая пустой сачок. – Сбежал, мелкий паршивец. Как он только это сделал?

***

«Я не хочу жениться, – думал Авантюрин, постепенно приходя в сознание. – Я слишком молод. И я не хочу, чтобы такой важный выбор делали за меня».

Но правда заключалась в том, что для эльфов такие браки были обычным делом. Мать-природа хоть и щедро одарила своих крохотных детей магией и долгой жизнью, в вопросах продолжения рода обошлась с ними весьма сурово.

На потомство могли рассчитывать лишь те эльфы, кто вступил в брак в первые тридцать-сорок лет жизни. И те – далеко не сразу, а в самом лучшем случае после пары веков.

У тех, кто не обзавёлся супругом в совсем юном, почти детском по эльфьим меркам возрасте, шансов на продолжение рода не было. Как и у тех, кто разошёлся со своим первым партнёром. С чисто технической точки зрения, по закону в брак можно было вступить в любом возрасте, как и развестись. Но по факту таких случаев почти не было. Потому что обязанность передачи магических генов обществом ценилась куда больше, чем отдельно взятое счастье конкретных эльфов.

От осознания безысходности ситуации внутри нарастало такое горькое отчаяние, что Авантюрин окончательно пришёл в себя и открыл глаза.

И понял, что матримониальный вопрос сейчас далеко не главная его проблема. Потому что вряд ли у него получится жениться, если он не поймёт, где находится.

Обстановка была похожа на сущность его охотника – холодно, темно, повсюду безобразные окаменевшие чувства. Но как он сюда попал? Авантюрин точно помнил, что не совершал действий, которые могли привести к его телепортации.

Молодой эльф поёжился, вспомнив свою первую телепортацию в сознание человека без привязки к светлым чувствам. Учиться без наставника всё-таки тяжело, и Авантюрин тогда не предугадал, как долго можно блуждать в потёмках чужой души без единого проблеска света. В тот, самый первый раз поиски искры надежды внутри охотника заняли у него несколько часов.

Несколько мучительных, страшных и неприятных часов. Он плутал в закоулках памяти, постоянно натыкаясь на старые обиды, запинаясь об осколки разбитых мечтаний, продираясь сквозь цепкие сомнения и постоянно завязая в комплексах.

Ему тогда очень повезло, что его мать уехала погостить к подруге, а отец был занят какими-то чрезвычайно важными исследованиями и не заметил, как долго сына не было дома и как поздно он вернулся.

Авантюрин сцепил пальцы задрожавших рук и сосредоточился на дыхании. Вдох-пауза-выдох-пауза. Вдох-пауза… Через пару минут он открыл глаза и начал осматриваться по сторонам более осмысленно.

Он – сильный маг-эмпат. Не важно, как он оказался внутри этого охотника, ведь, если бы всё пошло по плану, он всё равно бы попал сюда, верно? А значит, нет смысла зацикливаться на этом досадном недоразумении. Нужно сделать то, зачем он сюда пришёл.

Как только он найдёт здесь хоть что-то хорошее, дело пойдёт быстрее.

Авантюрин решительно двинулся вперед, почти не поморщившись, когда впервые наступил на чёрную плесень.

«Это как же нужно жить, чтобы внутри стало вот… так?» – подумал он, разглядывая очередное каменное уродство, предположительно когда-то давно бывшее удовольствием. Чувство настолько затвердело и так густо покрылось какой-то липкой дрянью, что распознать источник не представлялось возможным.

Но больше всего поражали не мёртвые мечты, надежды, привязанности или радости – это-то как раз было типичной картиной для взрослых охотников. Куда больше сбивали с толку безобразные скульптуры страхов, комплексов, вины…

Этот человек не просто давно не знал счастья. Похоже было на то, что он вообще ничего не чувствовал.

Авантюрин потерял счёт времени, но понимал, что блуждает здесь уже довольно долго. Руки сводило от холода, в горле начинало саднить. В очередной раз ударившись об острый край чего-то гадкого, эльф не выдержал.

«Чего ради я это делаю? В конце концов, у меня сейчас есть заботы поважнее», – подумал он и произнёс заклинание открытия портала, собравшись вернуться домой не закончив работу.

Портал не открылся.

Немного дрогнувший Авантюрин попытался телепортироваться обратно на поляну в мире людей. В начинающейся панике начал искать любой другой маяк, к которому можно было бы притянуться.

Ничего.

Тяжёлая и мрачная атмосфера души охотника будто поглощала все чувства как внутри, так и снаружи, не пропуская внутрь ни искорки живых эмоций.

«Нужно успокоиться. Ну же, ты сможешь! Вдох-пауза-выдох-пауза… Вдох-пауза…»

И вдруг, не выдержав напряжения, Авантюрин бросился бежать. Едва различая оплывшие контуры предметов, он мчался вперёд, надеясь хотя бы случайно наткнуться на что-то, что поможет ему. Уже почти выбившись из сил, эльф вдруг заметил вдалеке свет.

«Наконец-то! Возможно, это затаённая надежда. Или, если повезёт, любовь к чему-либо… Сейчас всё будет хорошо…»

Свет становился ярче и ярче. Глаза, находившиеся в последние несколько часов в густом мраке, слезились. Авантюрин, болезненно моргнув, сильно споткнулся обо что-то и со всего маху влетел в твёрдый стеклянный экран.

Источником света оказалось вовсе не чувство. Зато теперь Авантюрин видел мир глазами охотника, находясь на своеобразной смотровой площадке.

***

Ощущения были странные.

Авантюрин узнавал лес, по которому шёл охотник, – эльф и сам гулял там не раз. Вот только в воспоминаниях эльфа лес был восхитителен.

В глазах мужчины сочная зелень листьев и яркие краски цветов казались практически серыми. Отсутствие других ощущений Авантюрин поначалу списал на особенность места, в котором находился, но потом понял: охотник почти не чувствует запахов леса. Его сознание не трогал и теплый солнечный свет, а пение птиц сливалось в довольно неприятный шум.

Авантюрин в недоумении смотрел через стекло экрана. Он никогда бы не подумал, что лес может быть таким неприглядным и почти раздражающим местом.

Тропинка, по которой шёл охотник, становилась всё утоптанней. Очередной поворот вывел в небольшую деревню, и мужчина направился к ближайшему дому.

Авантюрин машинально оглянулся по сторонам: где-то рядом должно быть чувство-реакция охотника на его жильё. Что это будет? Радость? Печаль? Облегчение?

Но в плотном, тяжелом сумраке ничего не изменилось и не пошевелилось.

«Разве бывает так, чтобы родной дом не вызывал никакой реакции?»

Мужчина, обогнув строение, осторожно заглянул в окно.

Его восприятие комнаты было таким же равнодушно-серым. Через эту призму обстановка казалась особенно убогой: давно не беленная печь, кривоватая деревянная мебель, беспорядок.

На потёртых шкурах на полу расположились два человека: мужчина и женщина. Мужчина пытался одеваться, но женщина мешала ему, играючи отнимая вещи и прижимаясь обнажённой грудью то к руке, то к спине любовника.

– Драгана, прекрати! – почти строго сказал мужчина. – Ты же знаешь, Горан скоро вернётся.

Женщина отпрянула и капризно надула губы.

– Так рано он может вернуться только без добычи. А значит, так ему и надо! Пусть знает, что я всё ещё желанна для других. Может, хоть это заставит его больше стараться.