Хроника пикирующего сознания

Бадри Горицавия

Хроника пикирующего сознания

«Огурец горький – брось, колючка на дороге – уклонись.

И всё.»

 (Марк Аврелий)

"Встань! И хотя бы сядь, раз уж идти не в силах"

(Чья-то кричащая душа)

Папе посвящается

…………………

Раннее утро. Давлю впившегося в плечо комара. Переполненное брюшко лопается. На коже клякса крови. Моей. Со всех сторон жужжит голодная стая. Тоже хотят позавтракать. Вот, блин, и полюбовался рассветом. Вы-то чего так рано проснулись, кровопийки?

………………….

Где-то между июнем и маем

Небо чаном начищенным жарит

Медным. Лучистым. Ясным.

Где-то между стоном и лаем

Родина шёпотом путника манит

Тихим. Пронзительным. Страстным.

…………………

Умейте обзываться на плохое,

Хорошими словами его кроя

Умейте роз почуять запах в гнили

И нежное касанье в грубой силе.

(Посвящается Чарльзу Буковски)

…………………

⠀

Подобен мозг, прострелянный Амуром

Гримасам диким лупоглазого лемура.

…………………

Перебешусь. Перераздам колоду

Даст Бог, мне выпадет хоть пара козырей

А нет – свой взор я обращу ко своду

Скажу: Мудрее ТЫ. ТЕБЕ видней.

…………………

Культ жопы в лентах,

Но вы меня поймите

Совсем не против такой я красоты

И вы меня ханжою не клеймите

Не ставил я на женской красоте кресты

Я лишь хотел сказать о мере, братцы

Ну ладно б было их две иль три

Тогда и правда можно любоваться

Но сотни .... Чёрт, их в клочья раздери!

…………………

Хотел – о ней, а вышло – про неё

И написалось всё дешёвенько и пошло

Как грязное лежалое бельё,

А запах свежести остался в прошлом.

…………………

Ангел в жёлтых кедах

(фантасмагория)

Мой ангел пил коньяк, ругался матом, почему-то называл себя бесёнком и был обут в жёлтые кеды. А ещё мой ангел сказал, что после нашей с ним встречи ему придётся выбросить свои белые крылья. Стоп. Лучше всё по порядку.

Говорят, у каждого есть свой ангел, но лишь редким счастливцам перепадает шанс увидеть его и то – всего несколько мгновений. Выходит, что я даже больше, чем тот редкий счастливец?! Я не только лицезрел его, но и провёл с ним целую ночь.

Обычно ангелов призывают, чтобы они явились, молятся об этом. У меня же было наоборот. Всё намного проще – ангел неожиданно сам мне написал летним вечером: "Приходи. Я в странном месте. Здесь люди пускают изо рта густой, ароматный туман, пьют тёмную воду и хором поют: "… но таких как ты до хуя …". Здесь очень шумно и по-моему, тут все сумасшедшие. Но знаешь, мне нравится это место, оно ближе всех к моему облаку". Я написал ему, что мне не во что нарядиться для такого заведения. Там ведь наверно по дресс-коду – парчовая смирительная рубашка. На что он ответил: "Ты ведь идёшь к своему ангелу, а ангелы не смотрят на одежду. Они смотрят сквозь неё. Но спасибо, что рассмешил меня"

Часа через три я уже крепко-крепко прижимал к себе хрупкое тело моего ангела – мы танцевали медленный танец под какую-то очень быструю мелодию. Только мы. Говорят – у ангелов нет пола, но у моего он явно присутствовал и был он противоположным моему. Мой ангел был девица.

Было правда очень шумно и я спросил ангела прямо в ухо, сквозь его светлые пряди, чтобы он меня расслышал: "Ты такая худенькая. Сколько же в тебе килограмм?" Вопрос был не к месту, но ангел на него, нисколечко не смутившись, ответил: " У нас другая мера измерения – Там – называется – вдох. Я вешу ровно 46 вдохов."

За два часа до нашего танца мы пили коньяк и я удивлялся схожести оттенка напитка в бокале и глаз моего ангела.

В тот вечер я видел смеющегося ангела, светящегося изнутри и видел его разъярённого – он пытался справиться с двумя огромными коршунами (не знаю, что они не поделили). Я еле разнял их.

В один миг с первым лучом рассвета ангел посмотрел на стрелки (он носил на тонком запястье мужские часы) и сказал: " Пришло время мне поговорить с воронами и намочить свои ступни в проточной воде". Я ничегошеньки не понял, но, не переспрашивая, повёз ангела к реке. Он стал почему-то грустным и молчаливым.

На реке ангел действительно снял свои жёлтые кеды, вошёл в воду по щиколотки и стал переговариваться с воронами с того берега. Я сидел на песке, смотрел на всё это и чувствовал, как сама радость подкатывает к моему горлу, уже успев доверху переполнить сердце: «Какой же опиздинело красивый у меня ангел!»

Разговор с птицами или речная вода пошли ангелу впрок. Он снова стал весёлым и светящимся. «Я хочу показать, какой сильный у тебя ангел» – сказал он и вцепился в меня руками. Мы стали бороться. Да, да, да … Как бы странно это не звучало. Пусть эта борьба была шуточной, но ведь я рискнул соперничать с самим Его прямым помощником. Вернее, это небесный вестник сам позволил мне с ним посоперничать. Мы катались по песку, с переменным успехом укладывая друг друга на лопатки. А потом ангел сказал: «Мне пора. Если я не смогу отстирать свои крылышки, мне придётся их выбросить. Но ты не переживай, из-за них я не брошу тебя. Они отрастут у меня новые».

Белая вспышка …

И только когда мой ангел исчез, я вспомнил, что забыл спросить его имя.

…………………

У судьбы в корзинке вертится проволочный моток

Пальцы режет тонкий его стальной холодок

Сквозь сжатый кулак протягивается Настоящее

Бурное, серое, торжественное и скорбящее.

Струной натянуто проволочно-узелковое время

Позади повязано суток прошедших племя :

Узлы мёртвые, морские и – простым бантиком,

Виндзорские, кельтские, а так же – "измятым фантиком".

Миг настоящего вскрывает словно скальпель хирурга

Прошлое плоть кромсает, в точности финкой тупой – злой урка

Как к месту убийства тянет душегуба лютого,

Так прожитый день рождает героя дутого.

Тянет "героя" сдать карты совершенно по новой,

Поправить, успеть, промолчать, быть маркой почтовой

Письмом-наставленьем желает самому быть себе,

Своим исправлениям верить, а не какой-то судьбе.

И вот сухожилия режет узлов перемёт,

Прошлое словно гиена кусает и рвёт

Туда, где в корзинке моток, рука не спешит,

Как есть и как будет больше её не страшит.

От хитрой петли к удавке, от узелка к узлу

Бродит "герой" с огнём, чтобы разжечь золу

Времени нить тянется – тает судьбы моток

Не промотать поджигателю бы его последний виток.

…………………

(30) ТРИДЦАТЬ

Две ноги. Левая – в мокром месиве.

На твердыне острова – правая.

Танцевать в тухлой тине весело,

Комаров, полных крови хавая.

Но отмыться потом не просто.

И не просто всю кровь отхаркать.

И вот левая – уже на острове.

Вслед ей будут кликуши каркать.

Книга жизни. Два коротких сюжета,

Где серебряный звон тридцати,

Поезд мчится между тьмой и светом

С него можно всегда сойти.

По щеке стороною тыльной

Той ладони, что нож держала,

Провела, а в глаза – пылью

Пылью лести и лжи бросала.

Прижималась к СВОЕМУ боком,

Не успев смыть ЧУЖОГО пот.

Претворялась она ланью кроткой.

Оказалась змеёю. Вот.

Вот ещё вам и снова – двое,

Но теперь на другой арене.

Те, что выше – муж с женою,

А теперь о другой измене.

Он его называл другом лучшим

И "друг лучший" звал его так же.

Оказался на деле худшим,

Камнем в спину кинув однажды.

И ведь жили вроде не впроголодь

И делили тарелку поровну.

Только вот одному, стало быть,

Не хватать стало это "поровну".

И как тот, что в петле закончил

И который поцелуем указывал,

Друга он своего прикончил,

Душегубцам "как надо" подсказывал.

Может где-то за это прощают.

Может где-то лелеют даже.

Ну а ЗДЕСЬ – на расстрел из пищали,

Перемазав лицо сажей.

Разделяю в уме пространство.

Прорываю границу наступом.

Поселяюсь. ЗДЕСЬ – силы царство.

Оставляю всю слабость ТАМ.

…………………

Основной инстинкт

Ну что ж, расклад приятен

Их целых три, приятель

Сейчас начну высчитывать

На что смогу рассчитывать.

Конечно здесь больше овечек,

Но слишком много насечек

Не нужно мне. Я не позволю

Портить своё портфолио.

Начнём вон с той мармозетки

Пьяна – хоть сейчас – "в розетку"

Хорошие зад и ноги

Мне с ней по одной дороге.

Ну что ты там пьёшь, дурашка?

Бармен, за мой счёт "алкашке"!

Конечно было слово другое

Как пойло её дорогое.

Вторая намного слаще

Такая Брэд Питта утащит

Для этой – не дробь, а картечь,

Что б начала она течь.

Надуть ей в уши не сложно,

Но будет ли это возможно?

Поверит? Глаза не глупышки,

А значит мозги не мартышки.

Я выхожу на позицию

Включаю свою интуицию

И вот я уже Аль Пачино

Веду беседу с ней чинно.

Третья видна в коллиматор -

Горяча словно экватор!

Но видом даёт понять-

Нелегко её будет обнять.

Здесь никак без своры собачьей

Без неё не видать удачи.

Лучше всех кто нагавкает в ушки?

Конечно – её подружки.

И вот я уж знаю, что нескольких знаю

И маску волка на доброго заю

Меняю. И к ним я вприпрыжку

Разведать у них : «Как подружку – "на шишку"»?

Ну разве откажет кто-то зайчонке?

Поведают сучки всё о пелёнках …

Как тяжко одной .... "Алименты не платит" -

А вот и зацеп. Всё, достаточно. Хватит.

Урчит в животе у бедного волка

Три милых овечки. Была бы трёхстволка!

Сложный вопрос: "С какой же начать?"

А то очень хочет волчара кончать.

…………………

Заплутал, раскис, замаялся

По туману походкой шаткой

И уж вовсе почти отчаялся

Нет – не я, а тот ёжик с лошадкой.

…………………

Был выбор у него: Нью-Йорк, Париж…

Кокетки с берегов Невы и юные москвички.

Но видно он и вовсе не искал престиж

Очередной роман был для него привычкой.

⠀

Для ночи лишь одной была Марина, Оля, Света…

И больше Гранд отелей любил он кабаки

ОДНА была лишь им особенно воспета,

И возрасту и расстоянью вопреки.

(Они познакомились, когда ей было 44, ему – 26.

Три года знаменитую певицу и русского поэта связывала бешеная страсть, постепенно перешедшая в безразличие с его стороны и болезненную зависимость – с ее.

Несмотря на то, что Есенин был на 18 лет моложе Айседоры, к моменту встречи он был больше ранен, изувечен жизнью.

А Дyнкан была сильной личностью, феминисткой и противницей брака, к моменту роковой встречи уже покорившей Россию. При чем, ее называли “прелестной босоножкой” – танцевала она не в пачке и пуантах, как остальные балерины, а босиком.

И мало кто знал, какую трагедию эта великолепная женщина несет в своем сердце.

Ее дети – мальчик и девочка, ехали с гувернанткой в автомобиле.

На мосту через Сену машина заглохла, водитель вышел, чтобы заглянуть под капот, но тут она тронулась, упала в реку.

Двери оказались заблокированными, никто не смог выбраться. И когда весь Париж гудел от ужаса, Айседора на суде попросила простить шофера – ее детей не вернуть, а у него была семья.

Они очень скоро поняли, что совершили ошибку, но расстаться не могли.

Точно также, как коньяк, который им подавали в заварочном чайнике – это было, разумеется нездоровым завтраком, зато все вокруг начинало бурлить и веселить.

Есенин в ту пору ее еще любил, но уже называл Дунькой!

Через два года после расставания с Айседорой Есенин повесился в ленинградской в гостинице «Англетер». Никто никогда не слышал от Айседоры ни одного плохого слова в адрес беспутного бывшего мужа. Она пережила его на полтора года, и так же, как ее дети, погибла в автомобильной катастрофе: длинный шарф певицы зацепился за колесо кабриолета, в котором она ехала. Как и в случае с её любимым Есениным, причиной смерти стало удушение)

…………………

Когда ж ему на чай зайти?

Как не в последний день весенний

Ну раз зашёл, давай уж проходи…

Зелёный или чёрный пьёшь ты, С. Есенин?

Давал себе сто раз зарок,

Что строк не буду рифмы стряпать

Но видно, что не заучил урок

И чувств слова пока не научился прятать.

Мудрец смолчал, глупец сказал

Ну а поэт – всё на бумагу

Прожитой жизни сериал

Поисковеркал бедолагу.

Скажи, Серёжа, как красиво

Дверь хлопнуть, чтоб не возвращаться?

Чтоб рифма вышла не криклива,

Спокойна и душе не рваться.

Я чай тебе ещё налью

Баранки, плюшки… Всё, что хочешь

И сам остывший свой допью

Пока над словом ты хлопочешь.

Мне помощь от тебя нужна,

Чтоб с той – с carre поставить точку

Как воздух мне она нужна -

Не про причёску я, а – точку.

Как называл её? – "Холодный нос"

Жизнь лето ей дало, жара скрепила

Не дал сам счастья, так другой принёс …

Она ж мой стул освободила.

…………………

Почему разучились писать про любовь без соплей?

Ты наверно последний умел это делать, Серёжа.

И зачем же сейчас так много поют про блядей?

Но даже о них мог сказать ты, их душИ не карёжа.

…………………

Невдомёк весне о войне,

А цветам поуютнее в мире

И красивы тогда вдвойне,

Как медали на парадном мундире.

…………………

У подъезда кот Мартын -

Чёрно-белой кошки сын

Двух друзей собрал на сходку,

Чтоб озвучить им наводку :

Вам, ребята, невдомёк -

В голове у вас пенёк

Март запудрил вам мозги

Вы сейчас себе враги.

Рыже-белому коту

Он сказал начистоту :

Доведёт тебя до ручки

Мутное коварство сучки.

Да и ты, Василий Рыжий

Стал давно хвостом бесстыжей

Мурки, чёрт её дери!

Не коты, а – дикари.

На себя вы посмотрите

Оба вы как будто спите

Исхудали: кожа, кости

Издыхаете от злости.

Не поделите вы Мурку

Ох, поедите вы в дурку!

Каждый день как псы дерётесь

Всё никак не разберётесь

Под хвостом чьё место то,

Что давно как решето.

Мурку знают все дворы

Поддавала там "жары".

Ну а вы, учуяв март,

Без мозгов ушли на старт

Кошке драной покорились

В шкуру вшивую вцепились.

Мыши, крысы – все смеются

В спины вам уже плюются :

Обезумели коты

Стали Муркины шуты.

Долго их журил Мартын -

Чёрно-белой кошки сын.

И на вечер строил планы…

К Мурке он убрал преграды

…………………

Напутствие отца сыну

⠀

Не кипяти слишком долго мозг!

Сильно не морозь яйца!

И от ударов тревожных розг

Имей навык бега зайца.

Беги, что есть силы, беги!

От тоски и норвежской погоды

С собой ничего не бери

Беги к людям сильной породы.

Учись, но не стань зазнайкой

Вваливай в голову нужное

Помни – дверь не откроешь гайкой

И лишь тесто бывает послушное .

Так не бойся же лезть в жар печи,

Становиться в нём готовым хлебом

Гайки выбрось, бери в руки ключи

Крылья птиц проверяются небом.

…………………

Хулигань, мальчишка, хулигань!

Стать успеешь ещё старым ворчуном.

Разорвётся молодости ткань

И устанешь на пути своём земном.

А пока совсем ты не усталый

И ещё пока ты молодой

Хулигань, мальчишка разудалый!

Бейся в кровь! Люби! Танцуй и пой!

…………………

Время для нас неумолимо,

А мы у времени как молитва

Седого старца-затворника

Оно несёт нас мимо …

Мимо сонных ночей

И бессонных – со стонами

Мимо радостных дней

Мимо горя – обгонами.

Несёт, не снижая никогда скорость,

Планомерно приближая к финальной ленточке

Его пунктуальность для нас – жестокость

В его ежедневнике мы – лишь клеточки

Мимо всего несёт нас,

Нигде не задерживая

Есть у него только – СЕЙЧАС,

А "было" и "будет" у него в отверженных.

…………………

Повезло тебе, дружище!

Выбрал ты одну из тыщи

И не надо проверять

Как ей можно доверять.

⠀

С тебя ночью одеяло

Нет, не стянет – хоть ей мАло

И носков твоих пропажу

Молча разгадает даже.

⠀

Ей неведома надменность

И претит высокомерность.

Хоть и узкая спина,

Но для тебя она – стена.

(Посвящается всем верным жёнам, а неверным не посвящается)

…………………

Вот так встреча с утра на перроне!

Долго-долго не виделись двое

Им бы час для встречи другой …

"Мне на первый путь"

"Ну, а мне на второй".

…………………

Чай горячЕй и шерсть в ботинках

Мне в самый раз в декабрьскую стынь

Коктейль из стужи, гриппа и снежинок …

Ещё не скоро майская теплынь.

Тебе напротив – сланцы и бикини

А больше … – будет перебор в жару

И баттерфляй оливок в ледяном мартини

Взбодрит в полуденную лень и поутру.

У нас зимой под шубы прячут наготу

Такой прикид у вас смотрелся б дико

Легко под шкурой зверя нарваться не на ту

Уж лучше в январе к тебе в Пуэрто – Рико.

…………………

Однажды Эрнест Хемингуэй на спор написал, ставший в последствии знаменитым, самый короткий рассказ, наполненный драматургией и с нерассказанной, скорее всего очень печальной предысторией: «Продаются ботиночки детские, не ношенные»

⠀

Я ни на что не претендуя, тоже попытался, но так ёмко и коротко конечно не смог: «Однажды очень хороший человек совершил мерзкий поступок. Намеренно.»

…………………

Я родился вовсе не весёлым,

Ну, а может быть таким я стал

Вот уже сентябрь стучится новосёлом

Звонкий август кончился, устал.

Что-то навалилось, придавило

Плечи засутулило мои

В сердце жало тучка запустила

Мысли хмурые размножила свои.

Не считай меня хорошим вовсе,

Но и "худшим из плохих" меня не мажь

Разложу как блюда на подносе

Страх свой, волю, нежность и кураж.

Говоришь, что шить ты не умеешь

Да и пекарь из тебя плохой

Только ты одно не разумеешь -

У меня запрос к тебе совсем простой:

Выкрой для меня кусочек неба

Небольшой, как носовой платок

Поделись со мной горбушкой хлеба,

Чистою водой – всего глоток.

…………………

Дожи́ли … Пишем: "Я устал"

Не для того, чтоб помощь оказали

А чтобы лайк очередной "упал"

И за спиною мямлею назвали.

Не обольщайся, друг и не тверди,

Что вылеплен ты из другого теста

Сегодня – трон, а завтра ты среди

Тех, кто не находит себе места.

Ведь точно так же ты улыбку продаёшь

Как те, кто солью слёз на публике торгует

Но только ты на белом блюде подаёшь

Какая разница – кто где и как пирует?!

Един итог – один без помощи остался

Другому сотня членов залетело в спину

И тот, кто плачет и кто царём казался

Правы на людях лишь наполовину.

…………………

Человеку нужен человек,

Под жопу тачка, пёс и кошка,

Кровать, бифштекс, ремонт "хай-тек",

Путёвка в Сочи, мёд и ложка.

Ему – чтоб было потеплей,

Повыше должность и пониже страсти,

Чтоб были дети поумней

И чтоб врагов рвало на части.

И хочет он, чтоб было гладко -

Камин, окошко и цветы

Не надо – горько, надо – сладко!

Чтоб виноват … "опять не ты".

Желанья пестует двуногий

Они ведь смысл его вставать

И раскрасавец и убогий -

Всегда приятней получать.

КРУПЬЕ на небе раздаёт,

Лукавый топит печь без спешки

Кому-то рай упал на счёт

Кому – "Ныряйте в кипяток, "пельмешки".

…………………

Зачем тебе в кармане нож? -

"Так он совсем не длинный

Им даже мышку не убьёшь

Ведь ножик перочинный."

Но ты ведь с ним к друзьям пришёл

Зачем? Порезать чтоб колбаску?

А может скажешь, что – "нашёл",

Напялив глупенькую маску.

Здесь стол, веселье, все равны

И нож один – ДЛЯ ХЛЕБА

Бывает так, что все пьяны

И спор, как ливень с неба.

Вот в этот миг, запомни друг

Твой перочинный и опасен

Схватить его для драки вдруг -

Всего порыв, но он ужасен.

Нам лучше всем иметь в карманах

По три дыры, идя к друзьям

Нет места в них и даже в планах

Камням, кинжалам и гвоздям.

………………..

Стёпа обнулился

У Стёпы была проблема: он много думал. Слишком много, поэтому это и была проблема. Он думал днём, когда работал и когда не работал днём. Он думал по ночам, когда спал и естественно, что во время бессонницы он думал тем более. Когда кушал, когда завязывал шнурки на ботинках, когда чистил зубы и когда передавал мелочь на билетик, когда страстно смотрел сверху-вниз в глаза подружке и когда в него загадочно вглядывалась Джоконда с дешёвой репродукции. Сидя, стоя, шагая и даже прыгая, совершенно здоровым и с температурой под сорок – он всегда в это время думал. Обо всём. Но вся беда была в том, что он никак не мог понять, почему, например, находясь в лесу, срезая грибы и кладя их в себе в лукошко, оно ими наполняется и её заполнение зависит как раз от времени – сколько ты находишься в лесу? Почему же тогда, если он так много и долго думает, тем больше приходит понимание того, что вокруг одни только жизненные тупики? Этот вопрос заставлял Стёпу ещё и ещё дольше и объёмней думать. От этого, от своих тяжких, непрестанных дум, Стёпа однажды очень тяжело заболел. Ни дорогие лекарства, и не дорогие тоже, ни травки-муравки с чудо-примочками, и даже ни звук шаманского бубна не помогли ему. И как больную антилопу поджидает в засаде голодная гиена, когда та отстанет от стаи, так и страждущего Стёпу ожидала встреча с одним "просветлённым". Много их – таких рыщет по дорогам жизни – рыщет, ищет и находит. "Тебе нужно обнулить своё сознание, – произнёс торжественно "просветлённый", – добиться того, чтобы ни о чём не думать. В абсолютной пустоте твоё спасение." Стёпа вложил тому в ладонь полагающуюся награду, но заметив, что "просветлённый" недовольно задрал глаза к небу, ещё вложил в ту же ладонь, и ещё, и ещё … "Опустил очи, отче. Хватит ему значит." С того дня начал наш Стёпа выздоравливать – щёчки у него порозовели, аппетит вернулся, сны плохие перестали сниться, они ему вообще – любые – перестали сниться. И всё, потому что Стёпа перестал думать, совершенно перестал. Обо всём. И потекла его жизнь ровненько и гладенько. Ничего-то его больше не касалось, никто-то его больше не волновал. А вздумает ли какая наглая мыслишка пробраться к нему в его спасительную пустоту, так он сразу её, по совету "просветлённого", без всякого суда и следствия – к стенке – обнуляет. "Нечего мол по чужим мозгам шляться, будоражить и покой нарушать!" И забыли мысли дорогу к его мозгу и мозг их тоже забыл. Звал-звал, а потом засох и умер, как цветок долго не поливаемый. Вот тогда-то Стёпа и сам полностью обнулился. И мыслей – ноль и Стёпы – ноль. Вместе с мыслями убил он в себе и родных сестёр их – чувства. Есть вроде Стёпа, но в тоже время и нет его. А гиены высматривали уже другую больную антилопу, ведь никогда не будут гиены сыты.