Ключевой вопрос

– Лихо ты, – рассмеялась Люба. – Если бы от меня зависело, я бы тебя главным начальником страны поставила.

– Так ставь, не подведу. Уж если мы с тобой в себе деток комплектуем и готовим их на выход, то и со страной как-нибудь управимся. Что называется, не боги горшки обжигают.

– Ладно, оптимистка, не задавайся. Кто-нибудь со стороны, послушав наш разговор, подумал бы, что мы слегка того. А может, и не слегка. Давай о чём-нибудь другом.

– И я того же мнения. Коля недавно мне говорил, что у него с Виктором какие-то разногласия. Они теперь почти не общаются. Это при том, что раньше и дня не могли прожить друг без друга.

– Не знаю. Мой молчит. Хотя, да, раньше всё время вспоминал Николая. А теперь перестал.

– Может, слегка поостыли? И мы с тобой частично отняли их друг у друга. Надо вчетвером встретиться. Хочешь, у меня?

– Давай у тебя. Но, полагаю, они сами разберутся. Наше дело думать о другом. Всё, пока. До следующего контакта.

Люба убрала телефон и стала собираться на работу.

7

Ирина не ограничилась разговором с Любой. Почувствовав, что подруга не в себе, позвонила мужу и выказала тревогу. Николай поначалу предложил перенести обсуждение на вечер, но, решив, что это обидит её, сказал, что у Любы и Виктора есть давнишние проблемы, с которыми сиюминутно никак не разобраться. А вот с чем они связаны, говорить не стал.

– Погоди-ка. У тебя с ним раскол? – спросила Ира.

– С чего ты взяла?

– Мне кажется, в последнее время вы как-то отдалились друг от друга. Встречаться перестали, не звоните. А где тогда ваша легендарная мужская дружба?

– Конечно, меньше контактируем. Оба взрослеем, стали серьёзнее ко всему относиться. К тому же много работы, семья. Ты ведь тоже с Любой не так часто встречаешься.

– Ну так это из-за вас, ребятушки. Из-за того, что вы утеряли один к одному приятельский интерес. Ты бы поговорил с Виктором.

– О чём?

– Если у вас немного разладились отношения, не допускайте большего. Хочешь, вместе поговорим? И не нужно откладывать дело в долгий ящик. Боюсь, как бы не зашло у них слишком далеко.

– Ты о чём?

– Всё о том же. Не нравится мне Любино настроение. Вы там вместе на работе, загляни к нему, ладно?

– Мы вместе, но мы не эти… которые не разделены друг с другом.

– Сиамские близнецы?

– Да, ксифопаги.

– Тоже придумал! При чём тут ксифопаги? Я имею в виду, что Любу надо поддержать. Она молчаливая, но порывистая, мне давно известно. Может учинить такое, чего от неё никто не ждёт.

– Например?

– Того и гляди, возьмёт и повесится.

– С какой стати? – спросил он, хотя понимал, что у Виктора с Любой назревают малоприятные развороты. – Говорят, время лечит. Будем надеяться. А ты не бери в голову и не паникуй. У Любы достаточно ума, чтобы разобраться в семейных делах.

– Ох, я думаю, тебе этого не понять, милый Коленька. Ты слишком благополучный. Этакий красивый городской фонтанчик с кристально чистой водичкой. А время лечит только то, что само проходит.

Она отключила телефон, а Николай сходил в управление за образцом Соглашения о транспортной безопасности, и на обратном пути заглянул к Виктору. Тот удивился, но не обрадовался другу. Вышли на лестницу. Виктор спросил:

– Что-то случилось?

– В целом, ничего особенного. Твоя Люба с Иркой по телефону общалась. Короче, Ирка сказала, что Люба как будто в плохом настроении. Боится, чтобы чего-нибудь не выкинула.

– Так вот откуда сквозняки. Да, чуткая и отзывчивая у тебя жена, позавидовать можно. Только скажи Ирочке, что напрасно она переживает. Просто сегодня малость поговорил с Любой насчёт того, чтобы повременить с ребёнком. Она ни в какую. Поэтому будем носить.

– Не надумал пожить с ней отдельно от родителей? Квартиру ты снял, оба работаете. А родится малыш, назад переберётесь. Бабушка и дед помогут взращивать потомка. Не знаю, как тебе, а мне бы это подошло.

– Нет, Коль, шутки и я люблю. Но шутки, а не глупости. Я ещё до конца не разобрался в своих чувствах к Любе, но, если честно, понимаю так, что не быть нам вместе. Не быть, до тебя это доходит? Женившись, я не увеличился в размерах, а сделался как будто меньше. Тебе это о чём-то говорит?

– Становись отцом, станешь вдвое больше.

– Или, наоборот, вообще стану мандариновой долькой, – рассмеялся Виктор, довольный своим остроумием. – Ведь по жизни как выходит? Чем больше у матери детей, тем величественнее мать. А если при ордене, то мать-героиня. А чем больше детей у отца, тем меньше отец. И никакого ордена. Ты разделяешь моё понимание?

– Я не хочу это слушать, давай оставим. Ты в своём уме?

– Как ни странно, да. Пока что своего хватает. Или, если всё-таки быть с Любой, то крайне короткое время. Подобный исход мне давно подсказывает моя интуиция. Ирине, конечно, огромное спасибо за участие, но здесь уже ничего не поправить. И тебе спасибо, ты настоящий друг. Хотя в последнее время ощутимо сказывается твоя солдафонская сущность.

Николай выпрямился, не ожидал он таких слов.

– Солдафонская?

– Именно. – И не лезь не в свои дела.

– Что ж, ваше суверенное право. Хотел, как лучше, но…

– Извини, ждут в отделе, и потому до новой встречи. Привет Ирине, у тебя отличная жена!

Николай ничего не ответил и пошёл к себе. И что тут ответишь, когда не только ему, но и всей медицине не по силам вернуть друга в нормальное состояние. Хотя, если провести встречу вчетвером, возможны какие-то подвижки. Но согласится ли он?

8

Андрей Евгеньевич позавтракал вместе с женой и детьми, отвёл сына в детсад и приехал в следственный отдел. Первый, кого он встретил, был капитан Дорофеев.

– Как дела? – спросил Маков. – По Смоленской разобрались?

– Там нет особых сложностей, – сказал Дорофеев и энергично потёр себе виски. – Графологи подтвердили, что прощальное письмо изобразил именно самоубийца.

– Укажите в рапорте и отдайте секретарю.

– Нет секретаря, ушла в декретный отпуск.

– Ага, я так и думал. И кто теперь вместо неё?

– Пока никто. Скачков решает.

– Тогда мне. Что с мамашей? Она то хоть жива?

– Жива. Отпустили её из больницы. Хмелёв передал ей ключи. Потеряв сына, в короткий срок стала буквально седая. Значит, что-то было не так в твоих с ним отношениях. – сказал Дорофеев и снова потёр виски. – Я бы судил таких дамочек за преступную халатность в отношении детей. Тогда и другие бы задумались, как нужно обращаться с детками.

Два года Маков работает с капитаном Дорофевым – исполнительным и чётким, готовым, не щадя сил и времени, заниматься розыскным делом. И многое им удаётся даже в самых, казалось бы, трудных ситуациях. Надо – значит надо, и весь вопрос. Хотя в одном не идеален – любит выпить. И сейчас Маков понял, что его помощник накануне слегка перебрал, поэтому излишне критичен в отношении несчастной женщины. Легче всего теперь ткнуть пальцем в самого близкого к покойнику человека и обвинить его в недосмотре. И не обмолвиться о тех, кто влияет на нас, кроме наших отцов и матерей. Разрушительно влияет. И где государство, способное противостоять этому? И где люди, которые, по вменённой им обязанности должны ограждать растущие особи от роящихся вокруг них изъянов и пороков?

– Суровый ты в отношении матери, – сказал он. – А что мы, так называемое государство, сделали, чтобы оградить от беды нестойкую душу? В продовольственных магазинах бывал? Слышал, как там полки пищат и трещат от водяры, всяких висок, коньяков и прочей бодрости?

– Товарищ майор, прошу без намёков. Они тоже считаются продуктами. Их потребляют вместе с колбасой, рыбой, курицей и даже пельменями. Разве не так? Кроме того, все мы отдали и продолжаем отдавать дань зелёному змию.

– Очень может быть. Но…

– А что касается меня, вчера двоюродный брат из Краснодара приехал. Пять лет не виделись. И что, прикажешь нашу встречу ром-бабой с простоквашей отмечать? – Дорофеев привычно потёр виски, понюхал пальцы и рассмеялся: – У меня был один знакомый пенсионер, кстати, тоже следователь, но бывший. Так он, когда у него спросили, сколько спиртного принял за свою жизнь, на время задумался, в уме посчитал и брякнул: «Если совсем откровенно, вёдер сто пятьдесят набежало».

– Так и сказал?!

– Ну да, сто пятьдесят. Я спросил, а почему он счёт на вёдра ведёт? Не из ведра же он водку хлебал? Он в ответ, мол, так быстрее, а если на бутылки, то слишком долго считать.

– Экий оригинал! Сколько же всего наберётся, если перевести на бутылки?

– Смотря какое ведро. Обычное – литров десять, а то и двенадцать. А закуски, если перевести на килограммы, и того больше. Тонны выйдут!

– Ничего себе, – сказал Маков. – Выходит, мы таким неординарным способом легко и просто присоединяем хорошее и полезное к дурному и вредному. Я уж не говорю о сигаретах и другой стандартной радости вроде вина и пива. И всё это общедоступно и легально.

– Да, но были же попытки сухого закона – и к чему это приводило? Только росло число покойников от сивухи и палёнки.

– Тогда, может, не надо совсем запрещать, но как бы слегка отдалить от нас зелёного змия, – усмехнулся Маков. – Убрали бы в особые лавочки. Скажем, в подвальные. И всех потребителей спиртного при входе радостно встречали бы красочно изготовленные забулдыги с орденами «Сизого Носа» на испитом табло. При этом нахваливали: «Ага, подстаканник двуногий! И ты пошёл на рекорд вместе с нами!»

– Смешно, – хихикнул Капитан Дорофеев.

– Постой, доскажу. Или, наоборот, учинили бы алкогольную лавочку на пятнадцатом или даже двадцатом этаже. И без лифта. И чтобы по ступенькам туда и обратно. А для поощрения наиболее активных покупателей учредили бы почётное звание «Мастер спирта»! – весело и в то же время несколько смущённо рассмеялся Маков. Он и сам не ожидал от себя, как ему показалось, столь отклонённого от здравого смысла остроумия.

– Наивная и вместе с тем жестокая идея, – ответно усмехнулся капитан Дорофеев. И постарался придать их полемике разумный ход: – Спиртное законом не запрещено. К тому же мальчик нашей седовласой мамы не просто выпивоха, а наркоман. А это, как говорится, две большие разницы. И почти всегда – с приветом!

– Ясно, – сказал Маков. Ты осуждаешь, но не порядки, при которых становятся наркоманами, а мамочку. Теперь к вопросу о тебе. Ты женатый и горячо любишь свою Регину. Да или нет?

– Ну да, а что?

– Мой дружеский совет: не тяни время, заводи детей. При детях, говорю это из собственного опыта, как-то стыдно ставить на стол бутылку и наливать из неё. Потом с ними же вести беседу и воспитывать их заплетающимся языком. Они слушают и снисходительно посмеиваются. А иногда и просто тебя жалеют, что ещё хуже. Выходит, привыкли мы к тому, что всё давным-давно устаканилось, и, значит, не следует ничего менять. И лимит на революции, дьявол бы их побрал, исчерпан.

– Ох, майор, какой-то нынче ты взъерошенный. Или что-то случилось? Божусь, твоё классическое внутреннее устройство подвергается немалой коррозии и намекает на то, что взведён курок на…

– Не строй догадки, ничего особенного. Просто набралась в голове масса докучливо-панических мыслей, бульдозером не разгрести. Придётся пылесосом пройтись.

– Хорошо сказал. И бульдозер с пылесосом приплёл. Но мне спиртное не мешает. Оно никому не мешает, если знать меру. Главное, не допускать перебору.

– Ты прав, ни в чём не допускать перебору. В том числе в словах. А мы в данный момент допускаем. Скачков здесь?

– Да, тебя ждёт. Хочет чем-то обрадовать.

– Чем?

– Сам скажет. Не могу отнимать у него впечатление от твоей безмерной радости.

– Даже так? Интересно. Тогда пока.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.