Полная версия
Человек – существо удивительное во многих отношениях. Мы удивительно живучи, удивительно трудолюбивы, удивительно изобретательны и удивительно талантливы. Но, может быть, самая удивительная характеристика гомо сапиенса – поразительная целеустремленность. От каменного века и до сегодняшнего дня шаг за шагом мы неотвратимо идем к достижению каждой своей цели. Сколь невозможным поначалу ни казалось бы то или иное желание, однажды пришедшее в голову, быть может, одному-единственному человеку, оно в конце концов обязательно реализуется. Мы обошли всю Землю, мы сосчитали, сколько на небе звезд, сколько капель в море и сколько песчинок на всех пляжах мира. Мы научились летать по воздуху, говорить друг с другом, находясь на разных концах планеты, и оставили отпечатки своих ботинок на поверхности Луны. Мы познали законы мироздания и уже сейчас способны построить на земле рай для каждого из людей. И только одна, но при этом самая главная проблема человеческого существа, несмотря на те титанические усилия, что были приложены за все эти сотни тысячелетий, так до сих пор и не имеет своего положительного разрешения. Это проблема смерти.
Наше бегство из животного мира заняло несколько миллионов лет. Причем покинули мы животное царство отнюдь не по собственной доброй воле. Из вожделенного Эдемского сада, наполненного сочными плодами и прохладной негой тенистого тропического леса, наших далеких предков вышвырнул отнюдь не архангел Гавриил. Всё было гораздо прозаичнее. Климат Земли менялся, территория тропических лесов стремительно сокращалась, и места на всех там уже не хватало. Вот те обезьяны, у которых зубы покрепче да мышцы посильней, и вытеснили своих более незадачливых сородичей в саванну.
И с этих самых пор количество обезьяны в нас начало стремительно (по меркам эволюции) уменьшаться, а количество человека – столь же стремительно возрастать. Правда, процесс этот шел неравномерно. Это немного напоминало езду на автомобиле с ручной коробкой передач. В какой-то момент постепенное нарастание прогресса сменялось резким переходом на новый эволюционный уровень, после чего снова начинался процесс постепенного набора эволюционной скорости.
Одной из первых таких точек перехода стало для нас прямохождение. Дальше было освоение орудий труда, всеядность, приручение огня, освоение первичной речи и обретение жилища. Каждый такой рывок давал нам сильнейшее эволюционное преимущество перед всеми остальными видами, однако он никогда не случался сам по себе, но всегда был ответом на возникновение новых смертельно опасных проблем или новых жизненно важных потребностей.
Например, наше важнейшее преимущество – прямохождение – было ответом на изменившуюся окружающую среду (по крайней мере, на данный момент это наиболее распространенное научное объяснение). Деревьев становилось всё меньше, а высокой травы, заполняющей бескрайнюю саванну, всё больше. Вот нашим пращурам и пришлось встать на задние лапы, чтобы иметь возможность смотреть поверх высокой травы.
Другой точкой начала гигантского ускорения был переход на животную пищу. Благодаря новой высококалорийной диете объем нашего головного мозга начал увеличиваться такими бешеными темпами, какими никогда прежде и никогда в будущем он не прирастал. И это опять же было необходимым ответом на очередное изменение среды обитания. Климат стал суше и холоднее, фруктов и ягод созревало еще меньше, и мы были буквально вынуждены превратиться в хищный вид. При этом заметьте, что всем этим эволюционным тюнингом мы обзавелись именно в ответ на те вызовы, которые ставила перед нами матушка природа, а не потому, что нам настолько хорошо жилось, что от лени или забавы ради мы вдруг стали пробовать что-то новенькое. Не верите? Спросите у горилл, шимпанзе и мартышек. Это именно их далекие предки в свое время выгнали наших прародителей из тенистого леса под палящее солнце наполненной кровожадными хищниками саванны. У них тогда была одна задача – избавиться от лишних сородичей. И после того, как они эту задачу успешно выполнили, им ничего другого не оставалось, как отправиться в обратный путь, от почти уже человека в сторону совсем уже обезьяны.
Палеолитическое захоронение
И тут мы подходим к, возможно, самой важной точке переключения наших когнитивных передач. Где-то от семидесяти до тридцати пяти тысячелетий назад наш далекий предок перешел тот рубеж, за которым он окончательно оставил в прошлом свою родовую обезьяну и наконец-то стал в полном смысле человеком современного вида. Ведь он совершил первое полностью осмысленное, исключительно человеческое действие: в полу своей пещеры вырыл небольшое углубление и положил туда труп недавно умершего родственника. В этот момент родился величайший механизм когнитивной эволюции человека.
3. Видоспецифический признак
Давайте приостановим наш исторический круиз и разберем поподробнее, из-за чего простая могила вдруг стала чуть ли не главным изобретением человечества.
Дело в том, что похоронный культ может считаться первым истинно человеческим институтом на том основании, что он явился ответом на первую нематериальную потребность человеческого существа – первого существа за всю историю Земли, не только осознавшего, но и отменившего собственную конечность. Да, будут и другие значимые точки ускорения нашего прогресса. Человеку еще предстоит приручить животных, освоить земледелие, придумать разделение труда и построить города, но всё это, как и всё прежнее, будет всего лишь ответом на вызовы грубой физической реальности. Между тем представления о загробном мире и предстоящем возрождении, заложенные в похоронном культе, навсегда оторвали человека от его животных корней и явились непосредственной предпосылкой для следующего величайшего открытия человечества – обретения Бога.
Справедливости ради нужно отметить, что обретение Бога хоть и является одним из главных открытий человека, всё же дорогу в этом направлении для сапиенса проложил его двоюродный брат – гомо неандерталенсис. Ведь именно неандертальцы первыми начали хоронить своих умерших. Они вообще были лучше приспособлены к выживанию в том суровом мире, в котором нашим предкам пришлось с ними конкурировать. Это был очередной ледниковый период. Средние температуры сильно упали, еды стало заметно меньше. И вот в этот, прямо скажем, не самый благоприятный момент наши с вами прямые предки в очередной раз решили покинуть свою африканскую колыбель и попытать счастья на бескрайних просторах других частей света. Такие попытки гомо сапиенсы предпринимали не раз, но, столкнувшись с суровым климатом и лучше подготовленными к такой жизни конкурентами, волны их экспансии каждый раз откатывались назад.
Так что же случилось на этот раз? Почему наши щуплые, слабосильные прародители наконец смогли преодолеть неодолимые прежде препятствия и в самые сжатые сроки расселились по всей планете, окончательно и бесповоротно закрепив за человеком нашего вида тотальное биологическое превосходство?
К сожалению, точного ответа на этот вопрос современной науке найти пока не удалось. Однако что касается интересующей нас темы, то взаимоотношения сапиенса с изобразительным искусством начинаются именно с этой отправной точки человеческой истории.
Взять тех же неандертальцев. Они и сложены были лучше, и похоронный культ, и культ медведя как верховного существа, а стало быть, и какие-то религиозные воззрения у них появились раньше, чем у сапиенсов; тем не менее дальше развитие их когнитивных способностей почему-то не пошло, и такой социальный институт, как искусство, у них так и не зародился. Точнее, по последним данным, какие-то намеки на то, что впоследствии могло бы развиться в искусство, у отдельных групп неандертальцев появились чуть ли не за сто тысяч лет до их фатального столкновения с нашими предками, но никакого развития эти зачатки не получили. То есть эволюция неандертальца, если можно так выразиться, не сочла этот вид когнитивной деятельности преимуществом, и естественный отбор отмел данную способность как ненужную.
Напротив, эволюция сапиенса почему-то всячески поощряла его стремление к созданию визуальных образов. И когда два вида человека столкнулись в конкурентной борьбе за жизненное пространство, победил тот, у кого искусство было.
Сразу оговорюсь: я ни в коем случае не пытаюсь сказать, что неандертальцы вымерли из-за того, что не умели рисовать. Более вероятно, что искусство явилось своеобразным маркером принципиально нового типа мышления, которое и принесло сапиенсу победу в этом противостоянии.
Что-то произошло тогда с людьми нашего вида, и это изменение в первую очередь касалось принципов нашего мышления. Тот краткий период взрывообразного роста когнитивных способностей, позволившего нашим предкам совершить гигантский эволюционный скачок, некоторые ученые называют великой когнитивной революцией.
Что касается древнейшей истории людей, мы мало что можем утверждать наверняка, ведь с той поры прошли десятки тысячелетий. Природа беспощадна и к нашим телам, и к плодам наших рук. Плоть, одежда, жилища и орудия труда – всё это тленно. Причем порой тленно настолько, что ученым приходится воссоздавать предметы обихода древних людей буквально по каким-то уголькам и осколкам, а самих людей – по фрагментам костей.
На этом фоне буквально чудом выглядит тот факт, что единственное, что сохранилось от древних людей в практически неизменном виде, это произведения изобразительного искусства, оставленные ими на сводах пещер.
И то обстоятельство, что изобразительное искусство появилось в нашей истории примерно тогда же, когда мы – гомо сапиенс – окончательно стали доминирующим видом, красноречиво говорит о том, что искусство – один из главных видоспецифических признаков человека.
Мало того: тот факт, что искусство появилось раньше земледелия, колеса, государственности и даже, по некоторым оценкам, раньше самого языка, доказывает, что на разных этапах эволюции мы спокойно могли жить без всего вышеперечисленного (колесо, вон, и в наши дни до некоторых народов так и не докатилось), но вот без искусства человек современного типа не мог жить никогда. В некотором смысле способность создавать и воспринимать произведения искусства и делает человека человеком.
4. Игра и акт веры
Впрочем, для того чтобы начать уж совсем сначала, нам придется сделать еще один шаг назад, в те времена, когда искусства еще не существовало, и разобрать механизм, благодаря которому этот важнейший социальный институт смог появиться на свет. И как ни странно, речь пойдет о такой, казалось бы, банальной вещи, как игра.
У многих животных имеется этот первичный образовательный механизм. Львенок, таская какую-нибудь явно несоразмерную его росту палку, учится волочить в укромное место добычу, бегающие друг за другом волчата приобретают навыки охоты, а обезьянки, играя, формируют важные социальные навыки. Но у всех животных (кроме, разумеется, человекообразных обезьян) игра, так сказать, зашита в инстинкт. Их детеныши рождаются уже с запрограммированной потребностью приобретать конкретные жизненно важные навыки через игру. Мы же, в отличие от всех прочих существ, начинаем свой путь с чистого листа и должны всю жизнь программировать себя сами. И для этого нам понадобилось нечто, что в конечном счете и сделало возможным наше теперешнее тотальное доминирование. У нас появилось воображение. Мы единственные живые существа, способные представить себе что-то, не существующее на самом деле, поверить в это как в реальность, затем каким-то образом взаимодействовать с этим существующим только в нашей фантазии образом и, самое главное, получить на базе этого виртуального взаимодействия настоящий жизненный опыт. Благодаря этому замечательному свойству мы получили возможность внутри своей головы проигрывать множество потенциально возможных вариантов развития событий, выбирать из них наиболее приемлемый и на основе этой мысленной реконструкции планировать свои действия.
Помимо этого, мы приобрели способность к творчеству. Ведь чтобы создать нечто, чего до тебя в этом мире не существовало, будь то лук, колесо или даже всего лишь новый вид каменного рубила, этот объект сперва нужно представить в своей голове, затем мысленно проиграть несколько вариантов технологии его создания и только после этого приступить к созидательной деятельности.
Мало того: когда человеческий интеллект развился до такой степени, что мы смогли осознать, во-первых, собственную смертность и, во-вторых, необходимость эту смертность как-то преодолеть, именно воображение и подсказало нам выход из этого страшного психологического тупика. При этом нужно отметить, что игра, как часть общей системы воображения, выполняла здесь не последнюю роль.
И вот наконец мы подбираемся к самой важной части той движущей силы, благодаря которой мы в итоге и забрались на вершину всех пищевых пирамид, к той главной детали, которая, собственно, и приводит в действие весь этот эволюционный двигатель. И каким бы странным это ни казалось, отправной точкой такого важнейшего когнитивного механизма, как игра, безусловно, является акт веры. Естественно, это не та вера, о которой тысячелетиями нам твердят священники всех конфессий. Все религии и прочие социальные институты – это всего лишь следствия той первопричины, которой является наш базовый акт веры. Речь здесь идет о принципиальной способности человеческого существа с помощью акта веры придавать одним предметам, существам или понятиям свойства других предметов, существ или понятий.
Так, например, палка в зубах львенка – это просто палка, которую ему под влиянием инстинкта отчего-то очень нравится таскать. Львенок не думает, что эта палка на самом-то деле и не палка вовсе, а окорок косули, который он отгрыз от добычи и сейчас тащит в кусты, где сможет спокойно поесть, пока более сильные родственники не отобрали его обед. Человек же лишен какого-либо предустановленного «программного обеспечения», и поэтому он с помощью акта веры должен убедить себя в том, что сестренка – это совсем не сестренка, а сказочная принцесса, которую нужно защитить от соседского мальчишки, потому что этот пацан на самом-то деле злой и подлый колдун. Или та же палка… Если вы не сможете всерьез поверить в то, что это волшебный посох или лазерное ружье, никакой игры у вас, конечно, не получится.
Другой особенностью изрядного количества игр, в которые играют люди, является кажущееся отсутствие какой-либо утилитарности. Волчата, гоняясь друг за другом, учатся быть взрослыми волками. Когда они вырастут, им предстоит настигать добычу, вот они и репетируют этот процесс. При этом какой-нибудь средневековый крестьянский мальчик в основном играл в то, что он рыцарь на белом коне, или волшебник, или даже король, а совсем не в то, что он безграмотный, бесправный и беззащитный пахарь, которому в 99,9% случаев на роду написано прийти в этот мир и уйти из него под стоящей на краю хозяйского поля убогой крестьянской телегой. А стало быть, главные качества, которые ему нужно было бы тренировать, – это выносливость, чтобы исполнять тяжелую, изнурительную физическую работу, и покорность своему господину. Не говоря уж о том, что сегодняшние дети не играют в таксистов, менеджеров и барист: в своих играх они всё те же рыцари, колдуны и короли MMORPG-миров.
Между тем именно эта наша свобода от каких-либо «заводских предустановок» и неудержимое стремление стать чем-то бóльшим, чем нам изначально предначертано быть, и сделали нас истинными королями животного мира.
5. Первый завет и первый критерий
Однако давайте вернемся к нашей главной теме. Итак, в какой-то момент первобытный человек осознал свою смертность и ощутил непреодолимое желание во что бы то ни стало этот страх смерти в себе преодолеть. И тогда наш мудрый предок решил с кем-то договориться о защите и правилах существования в этом огромном страшном мире. С кем-то очень могущественным… С кем-то, кто имеет власть над самой смертью… Для этого наш первобытный пращур создал в своем сознании образ всесильного Бога, присвоил его самому сильному существу тогдашнего мира (по-видимому, сначала это был пещерный медведь) и заключил с этим Прабогом свой первый завет.
И всё было бы хорошо, если бы не то обстоятельство, что способностью создавать столь глобальные умозрительные конструкты обладает далеко не каждый человек. Во все времена жил среди нас особый и при этом очень немногочисленный тип людей, которых сегодня принято называть визионерами. Благодаря своим поразительным интеллектуальным и духовным способностям они не раз радикально меняли направление развития человечества. Именно такие люди и нашли решение проблемы смерти. Но что же делать с остальным человечеством, во все эпохи не отличающимся ни особой глубиной интеллекта, ни особой высотой духа? Простому человеку даже в не столь отдаленные времена было сложно осуществлять фундаментальные синтетические умопостроения, ведь обычные люди способны поверить лишь тому, что могут увидеть собственными глазами. При этом потребность в преодолении смерти у них куда более острая.
Тогда-то визионерам и пришлось изобрести механизм, удовлетворяющий потребность простого человека своими собственными глазами видеть доказательства существования незримого верховного божества, дарующего защиту в этой, временной, и возрождение в той, загробной или даже следующей, жизни. И этим универсальным механизмом психологического спасения от страха смерти как раз и стало изобразительное искусство.
При этом нужно заметить, что какое-то конкретное животное никто из древних людей не обожествлял. Они прекрасно понимали, что вот этот вот мишка, которого им пришлось убить, для того чтобы занять его пещеру, никаким богом не был. Речь здесь, скорее всего, шла о некоем образе великого прамедведя, отца всего сущего. А череп и шкура настоящего медведя, которым они поклонялись, – это всего лишь зримый символ, помогающий представить незримого великого Бога.
Ну вот, сдается, мы нашли первый универсальный критерий изобразительного искусства:
произведением изобразительного искусства можно считать изображение или объект, наглядно демонстрирующие образы незримого божественного мира, дарующее человеку надежду на возможность посмертного существования.
Кстати, наверное, именно поэтому во все времена так ценилась реалистичность живописных изображений: чем реалистичней выписаны образы божественного мира, тем убедительней эта гипотетически существующая спасительная реальность.
6. Пещерная живопись
Вооружившись этим знанием, давайте заглянем в учебник по истории изобразительного искусства и попробуем примерить открытый нами критерий к шедеврам мировой живописи. Начинается любой подобный учебник с рисунков, оставленных нашими далекими предками на сводах пещер в эпоху позднего палеолита. Первое, что бросается в глаза, – поразительное совершенство этих изображений. В следующий раз столь виртуозного владения техникой рисунка человечество добьется лишь в эпоху Возрождения. Но что же изображено на этих доисторических картинах? В подавляющем большинстве случаев это реально водившиеся в те времена животные, а также – очень редко – какие-то человекообразные существа: то ли шаманы, исполняющие ритуальные танцы в костюмах тотемных животных, то ли непосредственно какие-то антропоморфные божества. Причем, что касается изображенных животных, это были не те животные, которых тогдашние люди употребляли в пищу, но, судя по их гиперболизированной мощи и красоте, это были животные, которых наши предки боготворили.
Пещера Ласко (официальный сайт)
Когда эти изображения были открыты, ученые сначала даже не поверили, что найденным рисункам несколько десятков тысяч лет, а затем, когда их возраст был окончательно подтвержден, начались бесконечные попытки интерпретации заложенных в них смыслов. Поначалу, в полном соответствии с тогдашними научными представлениями, эти произведения были объявлены частью культа охоты. Мол, первобытные охотники сначала рисовали животное, затем совершали некий обряд с ритуальным копьеметанием, а потом, довольные и воодушевленные, шли охотиться на реальных оленей, мамонтов и шерстистых носорогов. И в случае, если бы эта интерпретация оказалась верна, наше предположение о том, что произведение искусства обязательно должно показывать незримый божественный мир, оказалось бы совершенно несостоятельным. Однако, к счастью, очень быстро эта теория зашаталась под натиском новых открытий.
Одной из загадок, с которыми столкнулись ученые, изучавшие наскальную живопись, стало само место размещения рисунков. Дело в том, что пещерные люди, несмотря на свое название, в пещерах-то никогда и не жили. Ведь в самой пещере всегда темно, холодно и сыро. Там даже костер толком невозможно разжечь без опасности задохнуться угарным газом. Так что жили они рядом с пещерой или в непосредственной близости от ее входа, там, куда проникал дневной свет. Соответственно, логично предположить, что больше всего произведений наскальной живописи должно было бы находиться именно в этих местах. Однако в тех пещерах, в которых наши предки действительно жили, никаких рисунков найдено не было. Все палеолитические живописные шедевры, как правило, обнаружены в пещерах, располагавшихся на некотором отдалении от стоянок древнего человека. Рисунками украшены своды труднодоступных внутренних залов этих пещер, то есть места, куда солнечный свет не проникал никогда. К тому же большинство этих изображений находятся на недосягаемой для человека высоте – примерно в пяти-шести метрах от пола.
Еще одним загадочным обстоятельством является тот факт, что вход в эти первобытные галереи очень часто был надежно завален камнями, чтобы никто не мог проникнуть внутрь. Так для чего наши далекие предки прилагали столько усилий (ведь, по некоторым данным, создание каждого такого рисунка занимало до нескольких тысяч человеко-часов), чтобы затем потратить еще кучу сил для того, чтобы никто не увидел результата этой титанической работы? Ответ подсказали цепочки сравнительно небольших, почти детских следов на покрытом слоем мокрой глины полу одной из пещер, бережно сохраненных временем.
По-видимому, эти подземные залы были неким прообразом храма, посвященного главному божеству того времени – пещерному медведю. Потому что, помимо наскальной живописи, в таких пещерах очень часто находят множество черепов этих могучих животных, бережно сложенных в специальные каменные шкафы. А иногда это целая инсталляция, помещенная в самый дальний угол самого отдаленного зала, – некое подобие скульптуры, состоящей из черепа и шкуры божественного зверя.
Судя по всему, люди каменного века приходили сюда небольшими семейными группами, для того чтобы совершить неведомый ритуал инициации нового члена племени. Взрослые мужчины отваливали большой камень, скрывавший узкий лаз, через который внутрь мог проникнуть только ребенок, и вооруженный факелом подросток попадал в подземный мир духов, в чрево Матери-земли. Он должен был пройти несколько залов, наполненных образами божеств низшего уровня, которые вместе с ним как бы шли на поклон к верховному божеству, чья выхваченная из тьмы танцующим факельным светом исполинская фигура угрожающе возвышалась на созданном самой природой величественном постаменте в дальнем зале священного подземелья…
Убедившись, что самые древние художественные произведения вполне соответствуют нашему первому критерию, то есть представляют собой осязаемые доказательства реальности некоего высшего божественного мира, наполненного существами, часть которых обладает властью над жизнью и смертью, мы переворачиваем эту страницу учебника всемирной истории искусства и с удивлением обнаруживаем, что следующая цивилизация, оставившая заметный след в истории развития искусства, возникла только через несколько десятков тысячелетий. По каким-то причинам – по каким именно, мы попробуем установить позже, – до этой поры человечество перестало нуждаться в подкреплении своей веры в возможность загробного существования какими-либо визуальными образами. При этом мы точно знаем, что сама вера в загробную жизнь и в божеств, ее обеспечивающих, никуда не делась. Мы видим это по всё усложняющимся элементам загробного культа, который доисторические люди на протяжении всех этих тысячелетий упорно продолжали развивать, воздвигая по всему миру непостижимо огромные мегалитические сооружения. Ну а что касается живописи, в следующий раз мы видим ее только на стенах великих египетских гробниц.
7. Египетский культ мертвых
Жизнь каждого человека в Древнем Египте так или иначе вращалась вокруг погребального культа. В этой цивилизации вся жизнь человека делилась на два крайне неравнозначных отрезка. Первым, и очень коротким, отрезком была та физическая жизнь, которую древний египтянин проживал от рождения до смерти. И этот первый отрезок был для всех более или менее одинаков. Каждый человек, независимо от своего социального статуса, переступив порог детства, до самой могилы должен был усердно работать, для того чтобы заслужить себе то или иное посмертие. Потому что загробное проживание подразумевало несколько разных вариантов размещения для разных категорий людей. Кто-то, окончив свои земные дни, попадал в пространство беззаботного инобытия, продолжающегося миллионы миллионов лет. А кто-то был вынужден довольствоваться пребыванием в унылой черной пустоте, ожидая завершения текущего цикла Вселенной.
