Венера плюс икс. Мечтающие кристаллы

– Так чем же все-таки ты занимаешься?

– Я историк, – ответил Филос.

Он жестом пригласил Чарли подойти к основанию стены и положил руку на невидимый поручень лифта.

– Готов? – спросил он.

– Готов.

Филос сделал шаг назад, и Чарли полетел вверх. К этому времени он уже привык к полетам на лифтах настолько, что уже не воспринимал их как крушение мироздания. Поднимаясь, он смотрел на Филоса, идущего прочь от здания по направлению к бассейну. Странное создание, подумал Чарли. Похоже, никто его не любит.

Он добрался до большого окна в середине здания и, когда движение прекратилось, смело шагнул к нему и – дальше – сквозь окно. И вновь, когда невидимые стены распахнулись перед ним, он ощутил, что его окутывает некая капсула, которая и обеспечивает его беспрепятственное движение. Как-то так Чарли все это и пытался для себя объяснить.

Он осмотрелся. Первое, что он увидел в оббитой серебристыми панелями комнате, была машина времени – гигантское, похожее на тыкву с крыльями устройство, двери которого были открыты – как и в тот день, когда его сюда принесло. Крылья по краям комнаты были задрапированы, на стойке в центре комнаты расположился набор неких странных инструментов, рядом стоял рабочий стол, заваленный бумагами, и несколько стульев, напоминавших не то грибы, не то кочки.

– Сиес! – позвал Чарли.

Никакого ответа не последовало. Чарли, немного робея, прошел в комнату и сел на один из стульев. Он позвал Сиеса еще раз, уже громче, но также безрезультатно. Положив ногу на ногу, он ждал. Потом изменил положение ног. Потом встал, подошел к машине времени и заглянул внутрь.

Он и не подозревал, насколько сильный удар нанесет ему этот взгляд в недра машины. Он вообще не думал, что хоть что-то почувствует. Но, когда он увидел этот мягкий серебристый пол, на котором лежал, покрытый потом, и скорее мертвый, чем живой, отделенный от всего, что знал и любил, столетиями и многими километрами, все в нем перевернулось. На глаза его навернулись жгучие слезы. Лора! Лора! Неужели ты мертва? И что, перед тем как умереть, твое нежное тело сморщилось и покрылось морщинами? А может быть, увидев это, ты обрадовалась? Потому что твоя смерть приблизит нас друг к другу, и ты это понимала? О, Лора! Я бы отдал все, отдал бы саму жизнь, лишь бы прикоснуться к тебе – к тебе, к твоему стареющему, покрытому бесчисленными морщинами телу!

А может быть, ты пережила конец – этот ужасный конец всего и вся, – когда была еще молодой? И может, тяжеленный молот ядерного взрыва ударил в твой дом и в одно мгновение покончил с тобой? А может, это был ядовитый дождь; кровь хлынула у тебя из внутренностей, тебя стала душить тошнота и ты, подняв голову с подушки, увидела на ней свои безжизненные волосы?

А как бы я тебе понравился? Чарли вдруг испытал приступ болезненной веселости. Как бы я тебе понравился в этом диком наряде – шорты цвета морской волны с красным поясом, безумного покроя костюм и этот дурацкий воротник?

Чарли опустился на колени возле двери машины времени и прикрыл лицо ладонями.

Через несколько мгновений он встал и отправился поискать, чем бы вытереть нос.

Оглядываясь по сторонам в поисках платка или полотенца, он продолжал бормотать:

– О, Лора! Когда это случится, я буду с тобой. Мы вместе будем ждать конца. А может быть, ожидая, мы умрем от старости.

Ослепленный горем, он вдруг обнаружил, что теребит занавеси, прикрывающие ответвление в дальнем углу комнаты. Как он здесь оказался и что делает – этого он не знал. За занавесью находилась стена, и больше ничего, но на стене был изображен обычный спиралевидный знак, и Чарли дотронулся до него ладонью. Открылась дверь – точь-в-точь такая же, как та, через которую ему был подан завтрак. Но здесь выдвижного стола не было. Перед Чарли открылось освещенное помещение, и там он увидел штабеля прямоугольных прозрачных коробок, а также книгу.

Сперва из любопытства, а потом с чувством нарастающего волнения он начал одну за другой брать коробки и рассматривать их содержимое.

В первой коробке лежал гвоздь, обычный ржавый гвоздь с проблескивающими через слой ржавчины полосками металла – там, где гвоздь царапали чем-то острым.

В другой коробке лежал поврежденный, вероятно дождем, фрагмент спичечной книжечки – бумажные полоски, на которые была нанесена сера, пропитались красным от размокших головок. И Чарли узнал эту книжечку. Он узнал бы ее где угодно. Она была из гриль-бара Дули, что находился на Арч-стрит. Правда, буквы, которые на книжечке сохранились, были вывернуты наизнанку…

В следующей коробке оказался засохший букетик ноготков. Не яркие и даже вызывающе бесстыдные в своей красоте волшебные продукты скрещивания и селекции, которые росли повсеместно здесь, в Ледоме, а самые простецкие, самые скромные цветы из далекого прошлого Земли.

Еще одна коробка. Здесь Чарли увидел горсть земли. Что за земля? Может быть, эта земля несет на себе отпечаток ее ноги? А может быть, она взята с дорожки, над которой висела большая белая лампа с цифрой 61? А что? Ледомцы испытывали свою машину времени, и ее передние зубы захватили эту горсть земли из прошлого! Вполне вероятно.

Наконец Чарли добрался до книги. Как и все в Ледоме, внешним видом книга сильно отличалась от классического параллелепипеда, каковыми были книги в эпоху Чарли, и своей формой напоминала большое овсяное печенье с неровными краями. Да и строчки внутри изгибались подобно дугам, впрочем, не вполне правильной формы. Кстати, если писать, не сдвигая с места локоть, результатом как раз и будут дугообразные строчки. Но, так или иначе, книга раскрылась, как и положено раскрываться любой книге, и Чарли мог ее читать. Книга была на ледомском, но Чарли без труда разбирал слова, что его нисколько не удивляло – научился же он говорить на этом языке!

На первых страницах книги описывался некий сложный технический процесс; дальше шли колонки цифр, многие из которых стирались или исправлялись, и все это напоминало рабочие записи некоего эксперимента. На последующих страницах Чарли нашел серию изображений – четыре циферблата, но без стрелок. Ближе к концу книги этих страниц не касалась рука экспериментатора, но в начале к циферблатам были пририсованы стрелки в разных положениях, а от руки были сделаны странные надписи. Например: «Контейнер отправлен. Не вернулся». Записей относительно того, что кто-то (или что-то) не вернулся, было достаточно много, но вот Чарли дошел до страницы, на которой стоял огромный восклицательный знак, написанный, естественно, по-ледомски. Страничка содержала запись «Эксперимент 18», а ниже, трясущейся от волнения и радости рукой, было написано: «Орех отправлен. Вернулся цветок». Чарли взял коробку с ноготками и принялся задумчиво вертеть ее в руках. Вот он, результат восемнадцатого эксперимента.

А что это за циферблаты? Чарли развернулся и почти бросился к странного вида оборудованию в центре комнаты. Вот они, все четыре циферблата, а возле каждого – что-то вроде ручки управления. Ну-ка, если установить эти ручки так, как показано в книжке, то получится как раз то, что нужно. А тумблер – он на любом языке тумблер, как и слова «включить» и «выключить», расположенные рядом с ним.

Чарли вернулся в угол и принялся лихорадочно переворачивать страницы. «Эксперимент 68», а дальше – пустые страницы. В пометках по шестьдесят восьмому эксперименту зафиксировано: «Камни отправлены… Вернулся Чарли Джонс».

Чарли сжал книгу дрожащими пальцами и принялся судорожно запоминать цифры.

– Чарли! Ты здесь, Чарли?

Это Сиес.

Когда Сиес, вошедший в комнату через какую-то невидимую дверь, расположенную по ту сторону машины времени, появился из-за угла, Чарли уже успел положить книгу на место. Но закрыть дверь в хранилище с коробками ему не удалось, и он стоял теперь перед ним, держа в руках коробку с сухими ноготками.

– Ну, и что ты тут делаешь?

Херб, открыв глаза, видит стоящую рядом жену и говорит:

– Лежу в гамаке, разговариваю со своей красавицей женой. Имею право – суббота!

– Я наблюдала за тобой. Ты чем-то расстроен?

– Расстроен? Скорее раздвоен. А ты что, подглядывала?

– Ах ты, мой петушок – золотой гребешок! Скажи мамочке, что случилось.

– Ни ты, ни Смитти не желаете, чтобы я говорил о серьезных вещах.

– Но я так сказала, когда уже фактически спала!

Херб думает несколько мгновений и говорит:

– Хорошо, скажу. Я тут думал о книжке, которую когда-то читал и которую хотел бы прочитать снова. Это – «Исчезновение».

– А что, эта книжка уже исчезла? О, я помню! Это же Филип Уайли. Он любит рыбу и ненавидит женщин.

– Ты не права. Рыбу он действительно любит. Но ненавидит он не женщин, а то, как с ними обращаются.

– И именно поэтому ты так расстроен?

– Не очень-то я и расстроен. Я просто пытался точно вспомнить, что этот парень говорит.

– В «Исчезновении»? Я помню. Он говорит, что однажды все женщины исчезнут с поверхности Земли. Жуть!

– Так ты тоже ее читала? Очень хорошо! Помнишь, там есть глава, где Уайли размышляет о мужчинах и женщинах?

– Помню, – говорит Джанетт. – Я начала ее, но потом бросила. Там же нет никакого действия. Скучновато.

– Главное отличие плохого писателя от хорошего состоит в том, что хороший писатель пишет так, что читатель и не замечает, что перед ним – слова. Именно так у Уайли и получилось в этой главе. Но вот парадокс – кому она больше всех нужна, тот ее и не читает.

– Ты хочешь сказать, что она мне нужна? – спрашивает Джанетт. – И что именно мне там нужно?

– Да ничего!

– О, милый, я совсем не хотела…

– Мне кажется, вы с ним думаете одинаково, – говорит Херб. – Просто он лучше тебя все это понимает.

– Что понимает, Херб? Ради всего святого!

Херб открывает глаза и смотрит на небо.

– Он говорит, что свою первую ошибку люди сделали тогда, когда стали забывать о том, насколько похожи мужчины и женщины, и сосредоточились на различиях. Уайли называет это первородным грехом. Он утверждает, что это и стало причиной того, что мужчины ненавидят и других мужчин, и женщин. В этом причина всех войн и, вообще, всей жестокости, что царит в мире. Из-за этого мы почти утратили способность любить.

Джанетт фыркает:

– Я никогда не говорила ничего подобного!

– Именно об этом я все время думаю, – произносит Херб. – Ты твердишь о том, что мы – новая порода людей. Команда или, там, Комитет. И девочки могут делать то, что делают мальчики, и наоборот.

– А, – понимает Джанетт, – вот ты о чем!

– Уайли говорит забавные вещи. Например, мужчины сильнее женщин потому, что подсознательно занимаются селекцией и выбирают себе в партнеры тех, что послабее. Сильные женщины, следовательно, выходят из игры.

– И ты тоже занимаешься селекцией? – спрашивает Джанетт со смехом.

Херб отвечает, смеясь (именно это ей и нужно):

– Каждый раз!

И заваливает жену в гамак.

Сиес, наклонив голову, быстро подошел к Чарли.

– Ну, и чем тут занимается наш новый сотрудник? – спросил он.

– Мне очень жаль, – пробормотал Чарли, – но я не смог удержаться.

– Откопал цветы?

– Я пришел, а здесь никого не было.

К удивлению Чарли, Сиес дружески похлопал его по плечу.

– Ну и отлично! Именно это я и хотел тебе показать. Знаешь, что это за цветы?

– Конечно, – ответил Чарли, с трудом шевеля языком от смущения. – Это ноготки.

Сиес протиснулся к книге, открыл ее и записал название.

– В Ледоме такие не растут, – сказал он гордо и повернулся к машине времени.

– Никогда не знаешь, что именно она притащит, – сказал Сиес. – Конечно, в случае с тобой она преподнесла нам настоящий подарок. Шанс один на сто сорок три квадриллиона, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– То есть, ты хочешь сказать, что и на возвращение у меня точно такие же шансы?

Сиес рассмеялся.

– Не стоит падать духом! – сказал он. – Мы вернем все до миллиграмма, до атома. Сколько взяли, столько и отдадим.

Он пожал плечами.

– И долго длится весь процесс? – спросил Чарли.

– Именно это я хотел узнать от тебя. Сколько времени ты провел внутри машины, как думаешь?

– По моим ощущениям – годы.

– Вряд ли, – покачал головой Сиес. – Ты бы умер от истощения. Но здесь весь процесс занимает несколько секунд. Закрываешь дверь, поворачиваешь выключатель, открываешь дверь – и все готово!

Он осторожно взял из рук Чарли коробку с ноготками и вместе с книгой вернул их на место, после чего закрыл дверь.

– Ну, а теперь скажи мне, что ты хочешь узнать, – сказал он. – Я расскажу все, или почти все. Мне дали понять, что я не должен касаться того момента в нашей истории, когда представители рода homo sapience решили все одновременно перерезать себе горло. Прости, ничего личного! С чего начнем?

– Слишком уж всего… много!

– Я тебе помогу. Важно найти сердцевину цивилизации, ее главную составляющую. Вот тебе пример. Ты можешь представить себе культуру, которая расцветает благодаря одной-единственной технической идее – скажем, идее электрического генератора?

– Ну, почему бы и нет?

– Для человека, который не знает, что такое электричество, подобная культура представлялась бы полной чудес. С помощью генератора и электромоторов вы можете тянуть и толкать, нагревать и охлаждать, открывать и закрывать, освещать и делать еще миллион важных вещей.

– Понимаю, – кивнул головой Чарли.

– И все это – различные формы движения. Понимаешь, о чем я..? Даже тепло есть инобытие движения, его превращенная форма. Так вот, нам стала доступна сила, которая не только может делать то, что делают электромоторы, обеспечивая различные виды движения. Эта сила способна столь же эффективно работать и в сфере статики. Мы открыли эту силу в Ледоме, мы приручили ее, и она является основой всей нашей цивилизации. Мы называем эту силу А-полем. «А» означает «Аналоговое». В принципе, совсем нехитрое устройство.

Сиес покачал головой.

– Ты слышал что-либо о транзисторах?

Чарли кивнул. С Сиесом можно было говорить жестами.

– Мы имеем устройство, проще которого трудно себе представить. Маленькая пластинка особого вещества и три проводка. На один проводок поступает сигнал, с другого он сходит, усиленный в сотню раз. Не требуется ни времени на разогрев, ни особой изоляции, ни вакуума. Почти не требуется и энергии.

Сиес помедлил, дав Чарли возможность переварить информацию, и продолжил:

– А потом пришел туннельный диод, в сравнении с которым транзистор стал выглядеть слишком сложным, слишком тяжелым, громоздким и малоэффективным. К тому же соперник транзистора был технически проще и меньше. И я давно говорил, что постепенно мы придем к устройствам таким простым и эффективным, что будем черпать энергию практически из ничего. Так и случилось! Правда, теория, которая стоит за этими технологиями, настолько сложна, что понимают ее единицы.

Чарли, зная, как вести себя с профессионалами, вежливо улыбнулся. Сиес посмотрел на него и, кивнув головой, решил зайти с другой стороны.

– Хорошо, – сказал он. – Попробую обойтись без технических деталей. Что такое А-поле? Помнишь ложку, которую ты использовал за завтраком? В ее ручку встроен сверхминиатюрный генератор силового поля. Форма поля предопределена направляющими, которые изготовлены из специального сплава. Поле настолько мало, что практически невидимо даже для электронных микроскопов. А вот синяя проволока на краях сконструирована таким образом, что каждый атом в ней представляет собой полный аналог субатомарных частиц, из которых состоят направляющие. И благодаря пространственному напряжению, суть которого я в целях экономии времени не стану объяснять, внутри петли появляется аналог поля. Понятно? Такова базовая структура. Это и ложка, это и прочие объекты, которые нас здесь окружают, только последние, конечно, наделены большей мощью. Скажем, эти окна – тоже аналоговые петли. Двух петель достаточно, чтобы удерживать все здание в том положении, в каком оно находится. А ты, может, думал, что все здесь держится исключительно на силе молитвы?

– И здание? – переспросил Чарли, после чего подумал и задал следующий вопрос:

– Я понимаю. Ложка сделана в форме петли. При известной изощренности ума в качестве таковой можно представить и окно. Но я не вижу никаких петель снаружи здания. А они ведь должны быть там, верно?

– Верно! Только глазами ты их не увидишь, хотя именно они поддерживают это здание с двух сторон. Но сделаны они не из металлического сплава. Это – электромагнитные стоячие волны. Знаешь, что это такое? Посмотри!

И Сиес показал Чарли на нечто за окном. Чарли проследил за жестом своего хозяина и увидел какие-то развалины и гигантскую плетеную конструкцию тропического фикуса-душителя.

– Это основание одной из опор, – сказал Сиес. – Или, точнее, ее внешнее окончание. А теперь вообрази модель этого здания, поддерживаемую двумя гигантскими треугольниками прозрачного пластика, и у тебя будет представление относительно формы и размеров поля.

– А что произойдет, если кто-то наткнется на поле?

– Никто пока не натыкался. Там, понизу, вырезаны специальные арочные проходы. Иногда в поверхность поля ударяется какая-нибудь птица, но, как правило, они избегают столкновения. А сама поверхность абсолютно прозрачна, потому что, строго говоря, это не поверхность, а вибрирующая матрица энергии, и даже пыль на нее не садится.

– Но, – задумчиво спросил Чарли, – разве она не подается под весом того, что ей приходится держать? Я помню, ложка прогибалась под тяжестью еды. А здесь – такая громада!

– А ты наблюдательный, – удовлетворенно произнес Сиес. – Смотри: дерево – это материал, кирпич – тоже материал. И сталь – материал. В чем разница между ними? В том, как сложены их компоненты. А-поле может быть сложено так, как нам нужно. Оно может быть толстым, тонким, может быть непроницаемым. И жестким – таким жестким, как ничто в этом мире.

И Чарли подумал: «Все это работает, пока у вас есть чем оплачивать счета за электричество». Но не сказал этого, потому что в ледомском не было слов для понятий «счет за электричество» и «оплачивать».

Он посмотрел на сетчатую конструкцию фикуса и, прищурившись, попытался представить структуру поля, поддерживающую здание.

– Наверняка ее видно во время дождя, – предположил он.

– Не видно, – покачал головой Сиес. – Здесь нет дождей.

Чарли посмотрел на светлое небо, затянутое дымкой.

– Как это? – спросил он.

Сиес посмотрел вверх.

– Ты видишь внутреннюю поверхность гигантского пузыря, сформированного А-полем.

– Ты имеешь в виду…

– Да. Весь Ледом расположен под крышей. Температура, влажность – все под контролем. А ветры дуют туда, куда им прикажут.

– И никакой ночи…

– А зачем нам ночь, если мы не спим?

Чарли где-то читал, что привычка к ночному сну была приобретена человеком в ходе эволюции: древние пещерные люди по ночам прятались в темных пещерах, чтобы избежать встречи с ночными хищниками, а способность расслабиться и впасть в забытье стали фактором выживания.

Чарли еще раз взглянул на небо.

– А что находится по ту сторону пузыря? – поинтересовался он.

– Лучше спроси об этом у Филоса, – ответил Сиес.

Чарли усмехнулся, но быстро погасил улыбку. Он заметил, что один местный специалист всегда отправляет его к другому специалисту тогда, когда они слишком близко подходят к теме конца эпохи homo sapience.

– Объясни мне еще одну вещь, Сиес, – попросил он. – Если А-поле проницаемо для света, оно может быть проницаемо и для любого другого излучения, верно?

– Нет, – отозвался Сиес. – Я же тебе объяснил: оно может быть сложено так, как нам нужно. А мы можем сделать его, в том числе, непроницаемым для всех видов излучения.

– Вот как! – вздохнул Чарли, оторвав взгляд от купола искусственного неба.

– Про статические эффекты мы поговорили, – сказал Сиес, и Чарли оценил тактичность своего хозяина. – Теперь о динамических возможностях.

Сиес помедлил, словно собирался с мыслями, и начал:

– Я уже сказал, что А-поле способно делать то, что делает электричество, питающее электромоторы, но только в совершенно иных масштабах. Тебе нужно перенести гору? Прекрасно. Сформируй плоское поле, такое тонкое, чтобы оно проникло между молекулами, из которых состоит эта гора. Потом сделай его чуть толще, и тащи гору на этой лопате – туда, куда тебе нужно. Это – универсальный инструмент. Один человек может возводить фундаменты и стены, и тут же – переносить их и уничтожать. Причем, все это он будет делать без ваших бетонных смесей, кирпича и дерева – А-поле способно материализоваться в любое вещество, практически любой формы и состава.

И Сиес постукал пальцами по похожему на бетон материалу, из которого был сделан откос окна.

Чарли, который однажды, в своей прежней жизни, работал водителем бульдозера и был поэтому сведущ в вопросах техники, похвалил себя за то, что сдержался и не стал выражать слишком бурный восторг по поводу местных технологий. Он вспомнил, как однажды, когда работал в сухом доке и вел свой «аллис-чалмерс ХД‐14» в мастерские, чтобы наварить отбитый угол лезвия, бригадир рабочих, которые что-то там копали, попросил его засыпать траншею, куда они уложили трубы. За девяносто секунд он сделал работу, которую шестьдесят рабочих делали бы неделю. С хорошим оборудованием умелый рабочий равен сотне, а то и тысяче, а то и десяткам тысяч людей, не владеющих технологиями. И Чарли вполне ясно представил себе, как три-четыре человека за неделю возвели четырехсотфутовое здание Первого медицинского центра. Никаких проблем – технологии решают все!

– И еще кое-что про динамические аспекты использования А-поля, – продолжал между тем Сиес. – Оно способно, подобно рентгеновскому излучению, контролировать рост раковых клеток и различные генетические мутации – но без побочных эффектов. Я надеюсь, ты видел новые растения?

И новых людей, подумал про себя Чарли, но вслух ничего не сказал.

– И траву? Ее же никто не косит, она просто лежит в таком состоянии и никак не меняется. С помощью А-поля мы транспортируем любые грузы на любые расстояния, производим пищу и ткани, причем потребление энергии – минимально.

– А что это за энергия?

Сиес потер кончик носа.

– Ты слышал об антивеществе? – спросил он.

– Это то же самое, что антиматерия, верно? У электрона там положительный заряд, а у ядра – отрицательный, так?

– Ты меня приятно удивил! – проговорил Сиес. – Я и не знал, что вы зашли так далеко!

– Дальше всех зашли у нас писатели-фантасты.

– Понятно. Ну, а что произойдет, если антивещество придет в контакт с обычным веществом?

– Бабах! Причем, мало никому не покажется.

– Ты прав, – кивнул Сиес. – Вся масса вещества превращается в энергию, и даже очень маленького кусочка антивещества достаточно, чтобы произвести огромные объемы энергии. Так вот: А-поле способно создавать аналог всего на свете, даже аналог антивещества. Во взаимодействии с обычным веществом оно производит энергию. Технически это выглядит так: электрическим излучателем вы конструируете аналоговое поле, и когда оно начинает производить энергию, то простейшая система обратной связи делает его самоуправляемым – оно более не нуждается во внешней поддержке и выдает энергии столько, сколько вам нужно.

– Не стану притворяться, что я все понимаю, – проговорил Чарли, – но я тебе верю.

Сиес улыбнулся, после чего заявил с притворной суровостью на физиономии:

– Ты явился сюда, чтобы обсуждать научные, а не религиозные вопросы.

И, вновь став серьезным, продолжил:

– Мы можем оставить А-поле. Главное я сказал: это вещь предельно простая и одновременно универсальная, поскольку может делать все на свете. Но есть еще вторая, тоже достаточно простая вещь, на которой, как и на А-поле, основана жизнь в Ледоме. Для этой, второй, вещи мы придумали название «церебростиль».

– Попробую догадаться, – проговорил Чарли.

Он перевел термин на английский и уже собирался сказать «новая мода в конструкции мозгов», но на ледомском это слово означало нечто иное: «стиль» был не столько модой, сколько «стилусом», пишущим инструментом.

– Это нечто, с помощью чего можно делать записи на мозге, – произнес Чарли вслух.

– Суть ты понял, – сказал Сиес, – но не до конца. Скажем так: у церебростиля две функции. Первая – он фиксирует содержимое мозга. И вторая – он способен передавать его, фиксируя на другом мозге.

Озадаченный, Чарли застенчиво улыбнулся и спросил:

– Лучше скажи сначала, как это выглядит.

– Некая коллоидная масса в коробке. Хотя, конечно, это – излишнее упрощение. Но, так или иначе, когда это вещество подключается к мозгу, оно делает синаптическую запись той конкретной последовательности операций, которую производит мозг. Я полагаю, ты достаточно хорошо знаешь, что в процессе обучения мало просто заявить нечто, просто познакомить обучающегося с какими-то выводами. Они будут малоубедительными. Для нетренированного ума утверждение, что алкоголь и вода взаимодействуют на молекулярном уровне, может быть принято только на веру, и никак иначе. Но, если я подведу обучающегося к этому выводу тем, что совершу определенные действия, то результат будет иным. Допустим, начну с измерения количества воды и алкоголя, потом смешаю их и, вновь измерив, покажу, что объем получившейся смеси меньше, чем сумма изначальных объемов тех ингредиентов, что составили смесь. Здесь-то мои утверждения о межмолекулярном взаимодействии и начинают обретать смысл. Но я должен пойти еще дальше. Я должен быть уверен, что обучающийся знаком с понятиями «алкоголь», «вода», «измерение», «смесь», а также готов отказаться от тех представлений, которые обычно диктует «здравый смысл» – в нашем случае это представление о том, что общий объем смеси равен сумме объемов составляющих ее элементов. Иными словами, каждый вывод должен быть подкреплен логическими и содержательными последовательностями, основанными на предшествующем опыте и надежных доказательствах.