Монах Ордена феникса

– Наконец то ответили! – возрадовался Альфонсо, – о, и земля загорелась.

Соорудив еще три лука, к вечеру машины были уничтожены. Равно как и все постройки крепости, которые раньше не разобрали на камни. Вся крепость представляла из себя горы руин, из которых торчали ноги, руки, по дорогам, в бороздах от камней стояли черные лужи закисшей крови, из некоторых торчали сломанные кости. Посреди этого хаоса, как случайно выжившая мать, оплакивающая своих мертвых детенышей, стояла обгрызенная камнями башня, жалко мотая флагом на слабом ветру.

– Всем же понятно, что следующей атаки, а она будет завтра по утру, мы уже не переживем, – устало сказал Альфонсо, упав в свое кресло. Его сильно знобило, била поганая слабость, а тут еще рези в животе, о которых он забыл во время боя, снова дали о себе знать.

Все молча понурились.

– По этому я предлагаю ночью начать отходить в сторону столицы.

– Как отходить, Ваша светлость, мы же окружены? – спросил Эгель.

– Через подземный ход. Феликс, распорядись, чтобы начали его освобождать…

На этот раз все было просчитано до миллиметра. Все были проинструктированы, кто где должен быть, кто куда идет, кто что несет.

– На этот раз мы должны взять эту поганую крепость,– сказал Мумгальд своему адъютанту, – мы и так здесь слишком долго с ними возимся. Адъютант промолчал. Ему было любопытно посмотреть, какую подлость придумает на этот раз этот монах, и на эту последнюю битву он смотрел с волнующим интересом.

Едва зашло солнце, как пехотные войска, лавиной ринувшись к воротам, к стенам, неся лестницы, перескочили через обмелевший ров, облепили стены шевелящимися, серыми насекомыми.

– Что –то опять не так, – заволновался Мумбальт, – они не отвечают.

– Это ловушка, Ваше сиятельство – уверенно, но почтительно сказал адъютант, – они заманивают наши войска в крепость, они хотят…

Из крепости прискакал гонец, спрыгнул в пыль, не дал адъютанту договорить мысль, которую он не успел додумать:

– Крепость взята, Ваше сиятельство.

– Потери?

– Двое упали с лестниц. Там никого не было, ваше сиятельство, они все ушли куда то…

Более герцог Альфонсо дэ Эстэда не руководил армией, он руководил организацией, которая больше напоминала разбойников. Без доспехов, грязные и оборванные, прятались они по лесам днем, лишь изредка нападая на все, что двигалось вражеского по дороге, особенно на телеги с провизией и брели по степи ночью, без факелов, с караваном телег, на одной из которых ехала Иссилаида на сундуке с двадцатью миллионами песедов. Через неделю голодная орда из пяти сотен солдат и около тысячи крестьян появилась у стен столицы Эгибетуза, ни мало поразив всех ее жителей. Сочувственные взгляды, полные одновременно и уважения и жалости, провожали понуро идущий по улицам отряд до самого дворца.

– Вы предатели!! – Аэрон ходил из стороны в сторону, крича на весь тронный зал. Альфонсо, Феликс и Эгель стояли молча опустив головы. Феликс дрожал – он впервые в жизни узнал, что такое быть обесчещенным, хотя полгода назад сам бы презрительно смеялся над этим выражением.

– Всех, кто сдал крепость, будут казнены немедленно! Уведите дезертиров!

Снова стража схватила Альфонсо за руки, только теперь как то поуважительнее, чем раньше снова злость на королевскую тупость забурлила в голове герцога – он устал быть бессильным, устал воевать с обстоятельствами, устал от этой жизни не в Лесу. Усталость сделала его злым, усталость выплеснула его слова на короля до того, как осторожность успела ее остановить:

– Ты дурак, Аэрон!

– Что?

Стража замерла, оторопело выпустив руки Альфонсо, отчего тот, зачем то, пошел прямо к побелевшему королю:

– Ты дурак старый, тебе крышка скоро будет. Там войска немерено, две армии обложили нашу крепость так, что просто руками бы ее разобрали, и когда мы, умудрились сохранить тебе хоть какие то силы, чтобы попытаться сохранить хотя бы столицу, когда каждый человек на счету, когда все остальные бросили тебя, ты хочешь нас казнить? Да надо было присоединиться к Минитеке, чтобы радоваться жизни, глядя, как тебе отрубают твою пустую башку!

Альфонсо бы и дальше разорялся, в порыве гнева не думая о последствиях, но Аэрон неожиданно, с размаху ударил его в челюсть, да так сильно, что Альфонсо моментально пожалел, что вообще открыл рот.

– В темницу, всех!

7

…Славно бился король Аэрон, много ворогов положил он перед собой – несчесть числа, но одолели вороги силу великую, и возопил Аэрон, мечами израненный:

– О Алеццо, всегда ты был мне другом верным и слугой покорным, не оставь же теперь, дочь мою в беде лихой, уведи ее от ворогов. Оставь меня им на поклание, но дочь мою – сбереги!

И ответил на то Алеццо:

– Нет лучшей смерти, чем в битве лютой, у ног господина своего; нет более презрения, чем бросить короля своего на поле ратном, но коль Агафенон Великий так желает, то прощевай Аэрон, король всея Эгибетуза, видать, не свидимся более мы с тобой.

– Прощай и ты, Алеццо, спасибо за службу верную, за все спасибо тебе…

И погиб Аэрон в сиречи славной – сиречи лютой, под мечами десятерых ворогов, подло со спины подкравшихся.

– Пойдем принцесса Алена, есть место одно, где под защитой Агафенона Великого спрячешься ты, но придется покинуть мне тебя, призывает Повелитель мой меня к себе обратно.

И безутешна была принцесса, но смиренно приняла она волю Бога нашего, Агафенона Великого, приняла сан монашеский и благословила Бога, до конца дней своих.

Сказ о жизни великого Алеццо дэ Эгента,

святого – основателя Ордена света

Часть 1000 стих 1

Много раз (точно больше трех) солнышко поднималось над зарешеченным окном, гуманно пытаясь пропихнуть в непроглядный сумрак несколько своих ярких лучиков, чтобы все получше осветить, но всегда получалось лишь маленькое сконцентрированное пятно на полу, вокруг которого плясали черные силуэты узников.

В камере пахло сыростью, тухлятиной, отхожим ведром (опять крышку неплотно положили), безнадегой и смертью. Она была огромной по камерной мерке- пять на пять метров, но в ней, из-за предосадочной суеты и путаницы, сидели все трое главных «предателя», двое из которых, правда, на данный момент лежали.

Альфонсо блаженствовал там, где обычно люди сходят с ума, потому что он недавно сходил с ума там, где обычно умирают. Рези в животе угасли. Слабость еще осталось, чуть шумела голова, но это были пустяки, ведь теперь не летают камни над головой, не режут остервенелые Алексийцы его солдат, вспарывая им животы, да и запах тюрьмы, по сравнению с запахом в крепости, был просто ароматом розы. Еще было тихо, относительно тихо: только храпел на соломе Эгель, бормотал про себя что-то Феликс.

Феликс сидел как раз под решетчатым окном; он сочинял речь – премного выспреннюю, героическую и пафосную до тошноты, чтобы в следующий раз, увидев Алену, не показаться ей косноязычным идиотом, хотя, по мнению Альфонсо, как раз как идиот Феликс себя и вел.

Эгель спал, потому что когда он не спал, он возмущался оказанным приемом, тем, что их называли предателями: к «справедливости» и своеобразному мышлению королей (а особенно Аэрона, перещеголявшего всех королей и тем и тем) он еще не привык, как не привык он и к тому, что люди для любого правительства – это просто способ достижения своих целей, а не самоцель. О казни никто не думал: Альфонсо привык, что его периодически приговаривают к смерти, остальные были заняты своими эмоциями и концентрировались на наказании. Здесь костлявая не вкусила сладости человеческого страха, здесь она грустно помахивала косой и скучала.

В один из прекрасных, солнечных дней, прямо перед завтраком, открылась, с диким лязгом дверь, и в камеру вошел новый начальник дворцовой охраны – крупный, пузатый, но не тот пузатый, у которого трясется сало и которого душит одышка, а тот пузатый, у которого трясется сало, но он неимоверно силен физически. Лицо было крупным – наверное, поскольку большую часть его занимала борода и брови.

– Герцог Альфонсо дэ Эстэда… – начал он.

– Началось, – вздохнул Альфонсо.

– Королевским приказом Вам предписывается явиться перед королем, дабы смиреннейше просить прощения его Величества и молить о пощаде.

Другими словами, Аэрону что то понадобилось, но, просто так простить такую дерзость он не может, по этому придется поунижаться.

Альфонсо унижался без содрогания в сердце – страх, что о тебе подумают люди, как было у дэ Эсгена, тоже слабость, мешающая достижению цели. Перед всеми оставшимися вельможами, под жалостливым взглядом принцессы, встал он на колени перед пыльным сапогом короля, ударился лбом о каменный пол, долго просил о пощаде, пустил слезу и был милостивейше прощен.

– Герцог Альфонсо, ты предал свою страну, ты предал своего короля, но у тебя есть шанс искупить свою вину, – важно проговорил Аэрон, и замолк.

– Ты знаешь, что со вчерашнего дня замок столицы находится в осаде (это откуда, интересно? – подумал Альфонсо). Армия объединившейся Степи и Алексии многочисленна, вот-вот подгонят требушеты, и тогда крепость не устоит долго.

– Ваше величество, позвольте спросить, а сколько подгонят требушетов?

– По данным наших шпионов – десять штук.

– А, тогда не подгонят, – протянул Альфонсо, – мы их уничтожили…

Повисла тишина. А после нее у Альфонсо потребовали подробного рассказа, как они уничтожили те страшные машины, и потом снова повисла тишина. Возможно, засунуть ствол небольшого дерева между зубцов крепости и использовать его как лук, было не так сложно придумать, но этого этого никто, кроме Инженера, не придумал. Правда, до этого эти требушеты использовались только пару раз.

– Найдите этого Инженера, – приказал король кому то.

– В любом случае, что им помешает построить их еще? – сказал король, сам себе видимо, потому что смотрел куда то мимо всех, хоть это было и непросто.

– Единственное спасение Эгибетуза – просить помощи у нашего союзника – Эстерии.

Эстерия была маленькой страной, не такой маленькой, как Эгибетуз, но все равно ее тоже рано или поздно (а скорее рано) сотрут с лица Великого континента. До сих пор эта страна никак не показывала своих союзнических намерений, очень ловко прогибаясь под все страны и дружа со всеми.

– Дабы закрепить наш союз, принцессе Алене надлежит выйти замуж за принца Эстерийского Алета Великолепного.

Альфонсо не хотел этого делать, но его шея не интересовалась мнением мозга, и он все же посмотрел на принцессу: та сидела со стоическим, для нее, выражением лица, хотя губы ее дрожали а глаз – один, блестел слезой. Она тоже посмотрела на Альфонсо с каким то странным выражением лица: то ли спасите, то ли отпустите меня, я должна это сделать для страны, и он поспешно отвернулся.

– Твоя задача, граф, скрытно провести принцессу через укрепления врагов в дворец Эстерии и передать на руки Эстерийскому королю с просьбой прислать войска нам на подмогу. На приготовление даю два дня – больше нет времени. Теперь свободен.

Король торопливо кивнул и все трое сели на роскошные кресла, обитые красным бархатом. Феликс, хоть и хорохорился в необычной обстановке, но было заметно, что ему явно не по себе, руки его дрожали, и Альфонсо сразу почувствовал себя свободнее, даже вальяжнее сел в кресло, чем остальные. Эгель сел прямо, словно проглотил меч и сидел неподвижно, изображая статую, стараясь даже не дышать. Роскошь королевского замка придавила их всех, а суровый взгляд Аэрона, направленный, куда-то мимо этого мира, заткнул глотки и поломал языки.

– Итак, принцессу нужно незаметно доставить в Эстерию. Для того, чтобы пробиться через врага, мы дадим Алексийцам бой и устроим тем самым отвлекающий маневр. Я дам вам три сотни лучших солдат и самую быстроходную карету с лучшими лошадьми.

Аэрон замолк с важным видом: этот многоуровневый, сверхсложный план был лучшим изобретением его мощного мозга и он ждал выражения немого восхищения на лицах слушателей этого гениального детища королевской мысли, но увидел два лица изумленных и одну кислую рожу. И кислая рожа принадлежала Альфонсо, который уже привык к тому, что его постоянно посылают на самоубийство.

– Ваше величество… Мы готовы с радостью умереть за отечество, но… но я боюсь, что принцесса окажется в руках Алексии, веди их там много, есть риск…, – промямлил он. Как красноречиво и убедительно он разговаривал в своей голове, и как жалко мычал что – то на самом деле!

– Придется рискнуть.

– Но Ваше величество…

– Что нам ее теперь, по воздуху переслать, с голубиной почтой?!!! – заорал, вдруг Аэрон, и Эгель с Феликсом подпрыгнули, только что с кресел не попадали.

– Нет, мы можем пройти через Лес…

Вероятность оказаться на костре пугала Альфонсо меньше, чем попытаться прорваться через кучу людей Минитеки. Он умолк, а сердце его застучало по ребрам, толчками, вместе с кровью, посылая сигнал мозгу: «ты что, смерти моей хочешь?» Феликс помертвел, а Эгель, если не касаться прекрасного чуда словесности презренной грязью нецензурной брани, просто очень сильно удивился. Те же чувства испытал и король.

– Что это значит? Лес это черное место, исчадие ада, вход в сам ад, и нельзя православному появляться там.

– За волком же Вы нас посылали, – подумал Альфонсо, но звуки этой речи застряли в его горле и рассыпались на кашель и хрип.

– Ваше величество, это единственный шанс…

– Нет! Вы там все погибнете, демоны сожрут Ваши души.

– Ваше величество, представьте, хоть на миг, что, вдруг, религия ошибается? Нет там демонов, просто огромные животные навевают страх и ужас на трусов до такой степени, что они готовы приписать им демонские качества…

– Откуда ты знаешь? Если ты был там всего один раз? И то пропал на год неизвестно куда? Откуда мне сейчас знать, что ты не демон, который стремится заманить мою дочь в тенета Сарамона?

Перед решительным шагом нужно помолчать, все обдумать, и только потом…

– Потому что я ходок.

Если бы здесь был Минитека, он бы чуть пошевелил складками губ – то есть, улыбнулся бы, если бы была королева Эгетелина, она сказала бы: «я так и знала» своим спокойным голосом, если бы был Бурлидо, орал бы, в исступлении: “я же говорил!! Говорил!!, но Аэрон был просто прибит этой новостью – для негоэто было полной неожиданностью.

– Значит, Бурлидо был прав! Ты выходец из Леса!

– Бурлидо был прав в том, что я ходок, но он ошибался в том, что Лес – исчадие ада. Я пробыл в Лесу год и не встречал Сарамона ни разу…

– Не мыслимо. Не возможно. Это проклятие на весь наш род…

Аэрон еще может бы что-то сказал, но не сказал, потому-что не успел, а не успел, потому-что в палату ворвался генерал, крикнул, едва не упав, пока кланялся:

– Ваше величество, Алексия нападает. Они лезут на стену!!

– Этих в темницу, – крикнул Аэрон страже, – срочно на Стену.

Аэрон сидел, не снимая доспехов, в крови, пыли и отчаянии. Штурм врагов не удался, но замок отбился чудовищно дорогой ценой для Эгибетуза, а Алексийская армия выросла в разы. Оставшиеся крепости пали, страна была практически под властью Алексии и падение королевской крепости был вопросом времени. Недолгого времени.

– Нужно торопиться, – сказал, после долгого молчания, Аэрон, и, словно с разбега ныряя в ледяную воду, с тяжким вздохом сказал:

– Придется и вправду идти Лесом. Только теперь вы и до Леса не доберетесь.

– За это не беспокойтесь, Ваше величество, – сказал Альфонсо, – Я знаю проход через подземелье…

Где то там, за крепкими стенами королевского замка на фоне прелестного пения птиц и шума ветра в уже полинялой от солнца, но еще дарующий ощущение жизни всем, кто на нее смотрел, листве, раздавались крики боя, крики осады. Там ломались люди, судьбы, кости, там творилась история. В пыльном подвале королевского замка тоже творилась история, только без шума, крови и насилия. В этот момент истории в подвале присутствовали только пятеро: Аэрон, Алена, Альфонсо, Феликс и Эгель. Аэрон единственный пришел проститься со своей дочерью – нужно было сохранять строгую секретность; он был силен, широкоплеч, статен, но в данный момент выглядел жалко беспомощным, обреченным отдать дочь неизвестно кому, чтобы ее отправили неизвестно куда. Можно ли им доверять? Да нет, конечно. Есть ли другой выход? Тоже нет. Даже Аэрон со своей непроходимой тупостью уже понимал – Эгибетузу крышка, сегодня, в лучшем случае – завтра, а занятная традиция победителей в войне казнить всю королевскую семью, которая не сдалась сразу, не оставляла шансов ни ему, ни Алене. Король Эстерии слаб и воевать не станет, может, тогда он и принцесса выживут. Будут захудалыми герцогами…

Алена была бледна, дрожала и одета, как мальчик – черные штаны, белая рубаха, курточка из кожи, волосы прибраны и заколоты тщательнейшим образом. Так настоял Альфонсо. В руках у нее был узелок с вечерним платьем и женскими принадлежностями для наведения красоты – не пристало знатной даме показываться при королевском дворе одетой, как крестьянин. Казалось, она вот-вот рухнет в обморок, но Альфонсо злобным окриком приказал ей (королевской дочери!) не падать, и она закусила губу.

Альфонсо уже все продумал. Новая попытка добраться до Волшебного города была его единственным шансом спасти свое счастье с Иссилаидой; Инженер научил его читать рисунки, на которых изобразил местность, и Альфонсо надеялся суметь прочитать те, что были у него в сарайчике.

Феликс был вне себя от счастья. Он видел Алену, он слышал ее голос, он даже чуть инфаркт не схватил от блаженства, когда случайно коснулся ее курточки. Пытаясь с ней заговорить, Феликса опять заклинило, и теперь он тщательно молчал, думая, что так будет выглядеть и умнее и благороднее.

Эгель, как истинный солдат, всего лишь исполнял приказ, как истинный солдат не был особо религиозен, просто потому что о вере не задумывался – есть- хорошо, нет – ну и ладно, как истинный солдат надеялся умереть с честью, руководя отрядом пехоты не стене крепостного замка. Накануне вечером король позвал его к себе и приказал присматривать за Альфонсо и его «дружком, черт знает откуда появившимся». Создалось впечатление, что своему герцогу и его другу графу Аэрон не доверяет, во многом благодаря тому, что тот так и сказал: «я им не доверяю». Убил бы Эгель их обоих при первом подозрении на измену, не смотря на все, что они прошли при осаде замка? Да, конечно.

Люк в винном погребе открылся с тихим скрипом, от которого Альфонсо содрогнулся. Подвал дышал ему в лицо часами его прежних, полных отчаяния и страха прогулок, и ой как не хотелось туда лезть. И именно страх заставил его сказать:

– Я пойду первый, Вы за мной.

И он нырнул во мрак, чуть не обжегшись при этом своим факелом.

– Осторожно здесь ходите, – крикнул он наверх и тут же наступил в чей то скелет, чуть не упал. Хруст костей оглушил его – это изменник Леговски, в большинстве своем поеденный крысами, приветствовал своего убийцу. И получил в ответ раздражительный пинок по грудной клетке.

– Ваше величество, теперь Вы, – крикнул Альфонсо наверх и протянул руки, чтобы поймать принцессу.

– Хорошо хоть она легкая, если бы я Иссилаидушку должен был бы поймать, я бы тут со сломанной спиной остался, – мысленно усмехнулся Альфонсо.

– Папочка, я обязательно уговорю принца прислать армию, ты продержись только. Мы будем бежать со всех ног, – пролепетала принцесса, вытирая слезы.

– Прости меня, дочь моя, – Аэрон, внезапным порывом бросившись к Алене, обнял ее, со всей силы прижал к себе, – мы обязательно с тобой увидимся, я приеду к тебе на свадьбу, поведу тебя к алтарю, буду качать внуков на руках…

Чтобы не становиться свидетелем королевской слабости, Эгель прыгнул в люк – Альфонсо его поймал и оба они рухнули на пол – один матерясь, другой громко крякнув.

Принцесса спустилась в подземелье, Феликс за ней и, закрыв дорогу назад, со звуком смертного приговора, сверху захлопнулась крышка люка.

Альфонсо старался идти подальше от стен – о разнообразии насекомых на них он хорошо помнил, и то, как они лазают по загривку тоже, остальные инстинктивно держались такой же дистанции, как и он. Алена моментально прижалась к Альфонсо, мешая идти, и дрожала так сильно, что трясся факел у него в руках . Феликс, от зависти и ревности, скрипел зубами – он шел последним и был единственным, кого страхи подземелья не коснулись.

– Убить их обоих, признаться в любви принцессе, бежать с ней в Лес, – вот что предлагал ему больной мозг во время его лихорадочных приступов ревности. В его голове у них с принцессой было уже пятеро детей и счастливая семейная жизнь, поперек которой стоял этот ублюдок Альфонсо дэ Эстэда.

Альфонсо подозревал что-то такое в голове своего напарника и, может даже где –то, друга, и побаивался слепой и сумасшедшей ревности, а потому старался отпихнуть от себя Алену – слегка, ненавязчиво. И безрезультатно.

– Вы знаете, куда идти, Ваша светлость? – спросил Эгель, зябко поеживаясь.

– Конечно, – когда руководитель врет, он должен это делать уверенно, – еще десять песен вперед и будет река.

– Десять чего? – удивился Эгель.

То, что будет река, Альфонсо знал наверняка – их тут сотни на каждом шагу, а вот куда они идут – нет. Главный принцип его ориентирования был такой – самая вонючая речка ведет под Стену, в Нижний город, а это значит, нужно повернуть направо и идти по какому либо ответвлению. Все взяли с собой оружие – даже принцессе всучили ножик, о который она тут же порезалась, – и немного еды с водой-кто знает, сколько времени придется бродить по этому лабиринту?

– Легенды гласят, что под королевским замком целый город подземелий, – тоненьким голоском, робко пугаясь своего собственного эхо, пропищала Алена, – сюда затащили всех больных чумой во время Великой эпидемии, и замуровали. И они здесь жили.

– Как бы нам здесь не остаться с ними, – сказал Эгель.

– Фу, что за запах, – снова пискнула Алена.

– Мы на верном пути, – подумал Альфонсо.

Темнота пугала, тишина глушила, стены раздавливали, хоть их и не было видно, а трижды проклятые пауки падали сверху за шиворот и ленивые жирные крысы вообще не хотели уходить из под ног. Чтобы заглушить бьющий по голове гул шагов, путники сначала пытались разговаривать, но голоса звучали в этом склепе как то кощунственно, и все замолчали, даже Алена, которая сначала визжала периодически по разным причинам, потом вздрагивала, а потом потеряла сознание. Феликс нес ее на руках, рискуя оступиться и уронить ее в сточные воды, с такой нежностью и осторожностью, словно она была стеклянной, что совершенно не мешало ему иногда прикладывать принцессу головой об стену.

– Да разверни ты ее головой к каналу, а то сделаешь из нее дурочку, – не выдержал Альфонсо и врезался в столб. Это был последний столб – дальше шел только не обложенный кирпичом тоннель, который Альфонсо счел за хороший признак.

– Мы на верном пути, – сказал тогда он.

– Мы уже полдня на верном пути, – буркнул Феликс, – бедняжка совсем бледная…

Тоннель кончился тупиком, но Альфонсо это не смутило – с видом опытного лазальщика по подземельям, воткнул он свой любимый кинжал в потолок тупика; потолок развалился, комья земли полетели на голову герцогу, а сверху еще, вдобавок, грохнулась ошалевшая лисица, вскочила на ноги, попирая барахтающегося в земле монаха Ордена света, уставилась на стаю невиданных ею зверей. «Стая зверей» от неожиданности, тоже уставилась на два горящих в темноте красных глаза.

Лисица выпрыгнула из тоннеля, Альфонсо встал на ноги, отряхнулся, как мог и полез за ней.

– Вырыла, тварь, нору, нашла место, – ругался он, отплевываясь от земли – кормилицы, которая покормила его не тем, что нужно.

Чистый воздух – это богатство, яркое солнышко – это богатство, свобода – богатство, и это те ценности, которые начинаешь воспринимать таковыми только тогда, когда походишь несколько часов в вонючем, темном и страшном подземелье.

Солнце было уже очень высоко, Лес ударил по исстрадавшимся легким знойным воздухом и приятным, теплым ветерком, от которого очнулась принцесса. Она медленно, осмотрелась, распахнула огромные глаза, словно только родилась и прошептала:

– Ой, это Лес… Я думала, он другой…

– Вы в порядке, Ваше величество? – осведомился Феликс настолько участливо и заботливо, что Альфонсо закашлялся. Бесстыдного вора, бесстрашного разбойника, лихого ходока скрутила в бараний рог маленькая женщина, не способная сломать ему даже палец. Десятки матерых баб не смогли сделать то, что Алена сделала, вообще этого не желая.

– Благодарю Вас, граф Феликс, – пролепетала Алена, – все в порядке.

– Граф, – усмехнулся Альфонсо. Здесь, среди образованных желанием кустарника жить и размножаться зарослях, сидя в траве и глядя на деревья, титулы были очень сильно не к месту и вспоминать их было смешно и нелепо. – Главное, чтобы нас не нашел пан кабан, или кто еще похуже, виконт волк, например.