Откуда я иду, или Сны в Красном городе

– В декабре шестьдесят первого. Двенадцатого числа в семь тридцать вечера.

– А лучшая подружка консерваторская где теперь?

– Преподаёт в Свердловске в шестой музыкальной. Оля Васильева.

– Я через неё найду тех ребят, – Виктор сжал губы. – Найду.

– Зачем? – грустно улыбнулась Лариса. – Прошлого нет больше. Есть Кызылдала, ты, рудник и хорошие люди на карьерах. Тоже, кстати, все в душу раненные. Ни одного не знаю с доброй судьбой.

– Потом договорим, – Виктор поднялся, взял свой баул и плечики с отглаженным ночью облачением иерея. – Торопиться надо. До рукоположения и посвящения в сан дел полно. Буду звонить вечерами.

Он поцеловал Ларису и быстро ушел. К церкви, к машине, шел так быстро, что маленьких капель слёз, сразу же замёрзших в уголках глаз, никто не увидел бы. И вот только это одно было для него в то утро очень хорошо.

11. глава одиннадцатая

«Волга» настоятеля Зарайской церкви протоиерея Димитрия ещё год назад возила драгоценное тело третьего секретаря обкома партии. Меняли ему машины каждую весну. Вот эту «волгу» по разнарядке отделённое от церкви государство передало бесплатно Никольскому храму. Оно, государство в лице КПСС, не смотря на узаконенный коммунистический атеизм, втихаря церкви помогало по мелочам. То денег даст на голубые ели, чтоб росли они вокруг храма так же, как и перед обкомом, то полный набор инструментов духового оркестра подарит для торжественных похорон значительных людей. А два года назад позвонил отцу Димитрию второй секретарь с предложением.

– Дмитрий Викторович! – Сказал он уважительным голосом.– У нас в большом музее заканчивают работу мастера по мозаичным панно. Они из московского Новодевичьего монастыря. Я их тебе пошлю. Пусть изнутри на стенах и под куполами выложат фрески. Во всех московских храмах сейчас так делают. А мы чем хуже? Ты не против?

– Спасибо на добром слове, Василий Никитич! – Откликнулся Дмитрий Лазарев.– Только не потянем мы. Дорогие они, умельцы московские.

– А городской фонд культуры оплатит. Им не в напряг. Я им скажу. – Улыбнулся секретарь. – Короче, сейчас пошлю к тебе главного художника. Бывай!

И за месяц выложили мозаичники такие потрясающие библейские картины слева от амвона и под куполами, что поначалу прихожане молились только на них. От Зарайска до Челябинска двести шестьдесят километров. Дорога хорошая, гладкая. Но два часа всё равно надо было дороге подарить. Первые быстрые пятнадцать минут Виктор болтал с шофёром Геной о всякой чепухе. Потом Гена стал тихо петь всякие молодежные песенки, а Сухарев вспомнил последний сон о Боге и создании Мира. В бауле между облачением иерея, электробритвой и сменной белой рубашкой лежали библия и молитвослов. Всегда с собой брал в поездки. Читал вечерами в гостиницах. А сейчас сон вспомнился последний. Где Голос объяснял непонимание вселенским Разумом земных религий и доверчивость землян к богам.

– Раздолбал он и создание мира земного, и Бога – отца. И сына, да и Святого Духа. – Виктор почесал затылок.– А смысл какой Вселенскому Разуму просто трепаться? Заняться ему больше нечем? Одних галактик – миллионы.

Он открыл библию и стал искать то, о чём говорил Голос – странности и нестыковки, которых простые верующие не ищут и не видят. А, вот! Нашел он в Новом завете странность. По ней выходит, что Христос учил ненавидеть ближних:

«Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» Это евангелие от Луки. Страница 14, строка 26.

«Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его.» А это евангелие от Матфея 10 страница,34—36 строки.

– Да… – Сухарев закрыл глаза. – Не вчитывался раньше. А сто раз читал. Надо же.

«Огонь пришел Я низвести на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится! Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение; ибо отныне пятеро в одном доме станут разделяться, трое против двух, и двое против трех: отец будет против сына, и сын против отца; мать против дочери, и дочь против матери; свекровь против невестки своей, и невестка против свекрови своей.» – Это опять от Луки, страница 12, строчки 49—53.Виктор ошалел

– А мы на проповедях наоборот изо всех сил убеждаем именем Господним, что христианам, добрым людям, надо стараться наладить самые прекрасные отношения между невесткой и свекровью, зятем и тещей, тем более между родителями и детьми. Семья- это святое. В ней должны быть мир и лад.

Он ещё раз перечитал написанное Лукой и Матфеем, которые как ученики верные и честные, не могли переделать слова Иисуса. На душе стало нехорошо. Затаилась душа, не хотела, видно, впитывать эти слова Господа. Всё же душой священника, служителя Господа она была. А в евангелие от Матфея и Луки – ересь явная проглядывает. Кто печатал книгу – не читал её что ли? Вырезать надо было глупость несуразную. Не мог Господь такое говорить! Он же любит нас!

Хотя, конечно, очень странной любовью. Вечно болеем, воруем, пьём, завидуем, …Да много чего ещё… Войны, голод в Африке. Да и у нас был. Люди друг друга недолюбливают. Видно же. А проблем у всех – хоть продавай на базаре избыток. Проблемы нам он тоже от любви подкидывает?

А не хотелось разочаровываться а Господе. Никак. Ну, про отца его, Саваофа, тоже много не очень приятного услышал он во сне. В сотворении Мироздания много было всяких благоглупостей со стороны Духа и бога – отца. По мнению неизвестного, хоть и очень великого Разума. Ну, да ладно. Давно слишком было это. А сейчас правит всем сын. Иисус. Ему поклоняемся, молимся, его учеников чтим и заповеди. Библию, Моисеем записанную с его слов, изучаем. Нет, боязно и грешно не верить в благость Христа и заботу о каждом живом существе.

Он снова раскрыл Библию и продолжил искать противоречия и неприятные сведения о Христе. Не хотелось. Но раз взялся – надо довести дело до конца. Было желание как- то возразить Голосу. Аргументировано. Да. Не иначе.

– Перед тем как засыпать скажу ему. А теперь послушай ты меня, голос Разума! Вот она, истина!

Открыл сначала Ветхий завет, нашел строки о прощении грехов. «Для прощения греха достаточно принести в жертву животное за свой счет писал Левит на странице четвёртой. И так очистит его священник от греха, которым он согрешил, и прощено будет ему». А В Новом Завете все оказалось еще проще и дешевле. Христос – сам агнец божий, уже взял на себя грех мира. Вместо коровы или барана в Ветхом Завете, в Новом Завете пролита кровь Христа – пишет Матфей на странице 26. То есть все грехи уже давно оплачены. Поэтому достаточно просто исповедаться у священника и он отпускает грех.

– Ну, так ведь эта лёгкость избавления от греха не так уж и хороша.– Подумал мрачно Сухарев.– Контроль над собой человек сбрасывает легко и просто. Как кепку. Снял этот грех, снимет и следующий, да и все будущие. Исповедуюсь и нет греха! Гуляй, наслаждайся чистотой души своей безгрешной, невинной. Да…

Многих знаю таких. Снял грех – опять напакостил, да обратно к священнику. И выходит от него снова невинный как невеста порядочная перед свадьбой.

Гена продолжал петь весёлые песенки, где слов не помнил- подсвистывал. Было у Гены замечательное настроение. Жена родила позавчера. Через пару дней заберёт их с дочкой Маринкой. Самому завтра исполняется двадцать три. Отец Димитрий, это ему проболтался подьячий Никита, часы ему золотые подарит от церкви. Хорошо.

Сухарев стал листать библию ещё внимательнее. В голове его ползала и скреблась как ящерица, мысль: – Ну, хоть бы больше ничего не нашлось плохого! Сколько же можно составителям ошибаться?! Священное писание всё же. Не сказка про колобка. И взгляд его всё равно застыл на фразе.

У Луки на странице 16 в притче о неверном управителе Христос хвалит жулика, учит лжи, взяточничеству, казнокрадству и поощряет это.

А дальше – больше. Сухарев ужаснулся и перечитал ещё раз. Нет. Так и было: Христос учил: «Ударившему тебя по щеке подставь и другую» – Евангелие от Луки, страница 6, строка 29. Но когда его самого ударили по щеке, он, вопреки собственному учению, возмущенно закричал: «Что ты бьешь меня?» – это в евангелие от Иоанна на странице 18 в 23 строке. И не подставил другую щеку

– Зачем учить тому, Чего ты не желаешь и не можешь сделать сам? – поразился Виктор. Этого быть не может. И это Христос?! Господь пред коим я сам благоговею и пастве речи его обосновываю как истину божественную, самую чистую? Кошмар. Кто из них врёт, лука или Иоанн? Да нет. Святые врать не могут. Выходит – Христос двуличен и лицемерен?

– Гена, вода есть у тебя? – Сухарев сказал это хрипло и сдавленно. В горле пересохло от волнения и неожиданности.

– Боржоми.– Шофёр протянул сначала бутылку, потом открывашку и в заключение стакан. – Пейте. У меня ящик минералки в багажнике.

Виктор глотнул из горлышка раз пять. Выпил половину. Стало легче. Он откинул голову на сиденье и вспомнил слова, залезшие в мозг, не те, что громкий голос Разума говорил, а что – то шуршащее как радиопомеха, которое в голове перевоплощалось как бы в мысль самого Виктора.

«На протяжении тысячелетий церковь оправдывала самые чудовищные преступления государственной власти в разных странах мира – рабство, крепостное право и прочее. Потому что в Библии утверждается, что всякая власть от бога: «нет власти не от бога; существующие же власти все от бога установлены» – Это из "послания к Римлянам", страница 13.

– Это не только бессовестно, но и нелогично- выкарабкалась из глубин подсознания в ум принадлежащая теперь Виктору мысль – ведь из этого учения Библии следует, что даже атеистическая советская власть тоже была от бога. Но это же очевидная чушь!

И языческая власть Римской империи тоже была от бога? И от какого же бога? Если от Саваофа, то получается, что ещё бог – Отец лично издевался над христианами «руками римлян»! А христиане радуются: " Создатель всего сущего и сына Христа, Господа нашего.

Больше Сухарев читать не стал. Он так расстроился, будто он не иерей Илия, а маленький пятилетний Витя. А отец не купил ему трехколесный велосипед «ЗиФ», хоть и обещал поставить его под ёлку 31 декабря 1935 года. Такого подвоха от Библии он не то, чтобы не ожидал. В самых дерзких мыслях не посмел бы он усомниться в честности этой божественной книги. Но ведь что получается! Если Библия честная, а иначе быть не может, то и бог- Отец, и Христос- это не совсем умные и довольно злые существа. Но как это может быть?! Тысячелетиями святость их и любовь ко всему, что есть на свете, не вызывали сомнений ни у православных, ни у католиков, протестантов и даже сектантов пятидесятников.

Расстроенный Сухарев уже собрался закрыть библию. До Челябинска остался последний десяток километров. Но он машинально перелистывал страницы и глаз замер на неожиданных строках «Второзакония», на словах Бога. То есть остановился на «Пятой книге Моисея», Пятикнижия Ветхого Завета и всей Библии.

«Убивайте всех, чья вера отличается от вашей.– Второзаконие, 17 страница.

«Если вы будете поклоняться другим богам, то Господь вас уничтожит.» -Второзаконие, 8 страница.

«Любой, кто не слушается священника, должен быть убит.» – Второзаконие, 17 страница.

И навалилась на Виктора такая усталость, будто он, а не бог – Отец создавал Землю и всё на ней. И не неделю пахал без передыха, а всю жизнь. И только закончил. Ему бы в тот момент и закрыть Библию, но пальцы сами вернулись в начало, к Ветхому завету.

В раю библейский бог Адаму завещал: «от дерева познания добра и зла не ешь, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» Это Бытие, страница 2.

– Блин. Он обманул Адама! – Ужаснулся Сухарев и захлопнул – таки Библию.-

Адам не только не умер в день когда он съел плод с этого дерева, а прожил после этого 930 лет, если верить Библии. Лгать – это очень плохо и недостойно, тем более для бога.

Если библейский бог лжет – то он не абсолютное добро, он просто лжец. А мы знаем, что только дьявол лжец и отец лжи. И вся ложь на земле от дьявола. Во-вторых, зачем бог что-то хотел скрывать от человека, тем более от образа, подобия своего? Нечестно, недостойно. Казалось бы, бог, если бы он желал людям добра, должен был делать прямо противоположное, не скрывать знания от людей, а учить им своё подобие.

Ну а скрывать, что есть добро и что есть зло, – это просто нелепо. Как же человек сможет себя хорошо вести, если он не будет знать, что есть добро, а что зло?

Ему зачем-то нужно было скрыть от человека знания о добре и зле? Ему нужен был повод, чтобы выгнать человека из рая, унизить его, внушить ему мысль о его якобы греховности, сделать его своим рабом и дальше издеваться над ним? Но это же подлость и садизм. Может ли добрый Бог это делать? Нет, конечно. Опять получается, что библейский бог – это дьявол, который всего лишь называет себя богом и, как волк, надевает на себя овечью шкуру.

–Библейский бог – это дьявол? Какая глупость и брехня про бога! Библию он прятал в баул как взведённую мину, аккуратно, но с внутренним холодным страхом. Потрясение было так огромно, что осознание его не вмещалось в сердце. Больше десяти лет он работал священником. И, получается, основываясь на обмане. И обманом этим как цепью сковал он своих прихожан. И блуждают они, скованные враньём по дорогам не праведным. Кошмар!

А тут и в Челябинск въехали. Радость должна была бы появиться. Но не получилось у Сухарева обрадоваться родине малой. Плохо ему стало и почему- то стыдно. До рукоположения оставался почти день. Ещё утром Сухарев хотел по приезду к жене пойти. Но передумал только что. Врать себе не мог. Нет, не скучал по ней. И встречи особо не желал. Почему? По сыну же скучал. Но тоже так. Как по обязанности. Не от души. Странно. И когда машина уже ехала по широкой улице Челябинска Виктор неожиданно для себя сказал водителю.

– Давай, Гена, на проспект Ленина. В гостиницу «Южный Урал». Дел у меня нет сегодня. Отдохну. Завтра с обеда мороки часа на три, не меньше.

– Начальником будете в Кызылдале? – Улыбнулся шофёр.– Начальников потом забирают туда, где благословляли. Отец Димитрий говорил. Самого не переводят потому, что он местный, Зарайский. В 17 лет уже подьячим работал. Да он и не поедет с родины.

В гостинице, огромной как корабль «Титаник», а то и все два корабля – мест не было.

– Там на Сухарева бронь должна быть от Храма Александра Невского. Вы гляньте получше. – Виктор уложил локти на стойку, а голову подпёр ладонями.

Администратор, дама в перстнях и с высокой, сложной как у продавщицы причёской, снова уткнулась в журнал.

– Ну, какой мне смысл выдумывать.– Она без выражения глядела на Сухарева. – Нет Вас в журнале на бронирование. Звоните им. Пусть снова закажут. Забыли, как обычно. Не Вы первый. Только, говорят, телефонные номера поменялись в этой именно церкви. Туда же много народа приезжает из других городов и деревень. Новую АТС поставили. Но у нас вообще ничьих телефонов нет.

Виктор пошел на междугородний переговорный. Заказал звонок в Зарайск.

– А нет отца Димитрия.– Ответил какой- то диакон.– В Алма – Ату улетел. На собор всех конфессий. Будет послезавтра. А телефоны храма Невского нам не нужны. У него есть, раз уж он туда звонил.

– Может освободится одно – то место? – Виктор вернулся к администратору.

– Может.– Сказала дама и качнула похожей на небольшой стог сена причёской. – Но точно как я могу сказать?

Посидел Сухарев на жестком кожаном диванчике в вестибюле, подумал и решил не бегать по другим гостиницам, где явно будет то же самое. Долго перебирал варианты, но их не было. Либо на вокзале ночуй, либо езжай к жене Машке. Выбрал жену. Дождался семи часов вечера, чтобы уж наверняка она пришла с работы и вышел на улицу. В вечерний уральский мороз ниже двадцати пяти градусов. Ветра не было и народ шел из своих организаций не спеша, ровной толпой, втиснутой в тротуар и потому похожей на очередь, на организованный плотный поток. Так ещё идут на водопой коровы в сёлах. Задевая друг друга боками, сплоченно и размеренно.

– Хоть и понятно, что она в Кызылдалу не поедет, но, может, узнаю – почему.– Так он подумал, поймал такси за углом и через полчаса звонил в дверь, за которой чуть больше года назад сам жил.

– О! Витя! – Удивилась супруга. – Каким ветром?

– Да вот завтра в храме Невского будет церемония назначения меня протоиереем, главой нашей церкви. В обед начнётся.

– Заходи.– Мария пошла в зал и села на диван. Сухарев снял ботинки и уже собрался топать в носках, но заметил большие домашние тапки с застёжками на пятке.

– Это у Мишки уже нога такая? – Засмеялся Виктор.– Ничего так! В четырнадцать лет сорок третий размер. А к двадцати, видать, сорок шестой будет носить!

– Это не его тапки.– Крикнула Маша.– Пусть стоят. Ты проходи. Тут ковёр на полу.

Сел Сухарев рядом на диван. Помолчали. Маша разглядывала маникюр на ногтях. Виктор гонял взгляд по комнате. Всё было не так как было. Исчезли портреты его родителей, появился другой телевизор. Цветной. Ковёр новый и маленькая фотография в рамке на телевизоре. На ней Маша, Миша и мужик в лётной форме пилота гражданской авиации.

– Вторая смена? – кивнул Сухарев на фотографию.

Мария поднялась, вздохнула и пошла на кухню. – Чай будешь?

– Да я только из кафе. Поел, попил какао.– Виктор тоже встал и ушел в прихожую. Обулся.

– Нет, ну а ты как себе представлял мою одинокую жизнь? – Маша подошла почти вплотную. – Сижу и плачу вечерами у окна? Жду, когда ты плюнешь на свою высылку и вернёшься домой? Слесарем пойдешь работать или тренером в боксёрскую секцию? Я, Витя, молодая и пока живая. Делать мне в вашей тмутаракани нечего.

Я привыкла жить в большом городе. Да и Мишке там тереться среди бывших уголовников – не лучший вариант. Я справки навела про вашу Кызыл.. Как она там… И кстати, нам уже можно развестись. Раньше сложно было. Почти невозможно. А Хрущёв много нового придумал. И, кстати, как раз по разводу церковников. Сейчас – если один супруг- атеист, а второй церковный служитель – разводят по обоюдному согласию. Или если один – псих. Ну, душевнобольной. Мне взять в Челябинске справку, что я параноик – раз плюнуть при моих связях.

– Ну, так и бери справку. А я на развод подам. Хмыкнул Сухарев. – Или ты подай потому, что как атеист не можешь и не желаешь жить с попом. Да. Ты подай. Ты же давно решила развестись.

– Подам. Хорошо. – Маша оперлась бедром о косяк двери прихожей.– Только на суд сюда приедешь.

– А Мишка – то где? – Сухарев открыл входную дверь.

– Тоже боксом занимается. На тренировке.

– Ну, ладно. Будьте здоровы. На алименты не подавай. Я больше присылать буду. Как обычно. И лётчику привет. Пусть там аккуратнее летает. Небо уже давно не твердь, к какой солнце прибито и звёзды. Да и бог к летуну ближе. А Бог не очень любит когда кроме него по небесам посторонние шлындят.

И он побежал по ступенькам вниз. На улице остановился и стал соображать – куда приткнуться. Получалось, что некуда, кроме вокзала. И окончательно в том убедился после того, как обошел ещё четыре гостиницы в центре и чуть в стороне от него. Потом вспомнил, что есть в Челябе круглосуточный ресторан. Назывался он не по- советски «24 часа». Закинул Виктор баул за спину и пошел на улицу Гоголя, 128. Там, рядом с цирком и цвело для загульных граждан относительно культурное питейное заведение.

– Всё не скамейка вокзальная.– С облегчением подумал он.– Заодно и бифштекс съем. Вина марочного стакан глотну. Целую ночь о дальнейшей жизни подумаю. Вот это очень во время и хорошо.

По пути зашел на межгород, позвонил Лариске.

– Всё нормально? – спросила она.– А я тебе для лета красивую рубашку шью. Там в шкафу отличный кусок поплина был. На новоселье кто- то принёс.

– Ух, ты! – Удивился Виктор.– А машинку где взяла? Никто вроде не дарил.

– Дома взяла.– Засмеялась Лариска.– Зачем она там? У меня дом теперь здесь. Да?

– Ну, конечно.– Виктор даже не удивился.– Только ночью не шей. Глаза свои прекрасные не порть. А я завтра в ночь выезжаю. После церемонии. К следующему вечеру дома буду. Жди. Целую.

И просидел он потом в ресторане до восьми утра. Много чего съел, ничего почти не пил кроме стакана «цоликаури», и очень много думал. И не просто думал а нашел единственный путь – как жить дальше. Вышел Виктор из ресторана и стал соображать – где бы ему переодеться в облачение священника. Не в туалете же ресторана или вокзала. Выбрал баню.

– Помоюсь, попарюсь и там уже, не вызывая ни у кого вопросов, облачусь в одеяния иерея.

Когда после парной и душа облачился он по форме, нацепил на грудь крест тяжелый и собрался уходить, глянул на часы. Был полдень. И от него время до трех часов дня поползло как раненое и в часы, и в минуты, в секунды тоже, и в их десятые доли.

– Архиерей Нифонт приедет к четырём. Значит мне надо в три появится. Пойти к настоятелю, отцу Исидору. Доложить ему всё за час до приезда архиерея. Чтобы тот не успел выехать и поездку в храм Невского отменил.

Виктор для улицы выглядел странно и нелепо. Драповое серое пальто с каракулевым воротником, какие носят люди с добротными зарплатами, шапка кроличья – атрибут народа небогатого, ботинки церковные, на тонкой подошве из мягкой кожи. Это были очень дорогие ботинки. Гражданским их не продавали ни в каких магазинах. А Сухареву выдали, как и всё прочее облачение служебное – бесплатно. Рабочая форма.

А вот из – под пальто до ботинок свисала ряса, издали похожая на длинное женское платье. Поэтому многие оборачивались или улыбались весело, идя навстречу. В общем, одет был он так нелепо, как если бы советский офицер вышел в люди при фуражке с кокардой, но в халате медсестры и куртке лыжника, ватных штанах каменщика со стройки и в хромовых сапогах, гармошкой приспущенных.

Пред храмом Сухарев снял с себя всё, кроме рясы, епитрахили и креста, перекрестился трижды с поклонами, открыл притвор и вошел в зал. Подбежавший подьячий забрал пальто, баул и шапку.

– Они будут в кабинете протодиакона Никифора на вешалке.

Виктор по узкой боковой лестнице поднялся к рабочей комнате настоятеля Исидора. Постучал.

– Милости просим. Входите. – Басом разрешил открыть дверь отец Исидор.

– Христос посреди нас, отец Исидор! – Перекрестился, потом поклонился иерей Илия и остался у порога.

– И есть, и будет! – Поздоровался и протоиерей.– Проходи, отец Илия, садись супротив меня. Что рано прибыл? К четырём архиерей Нифонт появится. Не ранее. Рукоположит тебя часа за два в сан высокий, да на Литургию пойдём. К вечеру уедешь. Автобус последний в десять часов до Зарайска. Диакон Савва узнал для тебя нарочно. Я просил.

– Мне в Зарайске отец Димитрий «волгу» свою дал.– Сухарев оглядел кабинет. Все стены в образах. Иконы старые, дорогие. На иконостас в зале их не выносят.

В углу на большой вешалке разместился парадный наряд настоятеля. Митра сверху лежала на подносе, золотом расшитая, вся в крестах по кругу, а в середине – тонко выписанный прямо на ленте лик Господа. Епитрахиль тоже с золотой оторочкой, вензелями, золотыми нитями вышитыми, Да с пуговицами из золота червонного.

– Я, отец Исидор, не приемлю нового сана. Отрекаюсь от него.– Сухарев почувствовал как похолодела спина.– Отмените рукоположение Христа ради. Пусть не едет Архиерей. Ещё не поздно отменить.

Протоиерей встал и, размахивая широкой рясой, стал ходить по комнате. Крест его наперсный, весь в драгоценных камнях и с золотым куполом сверху, болтался как маятник на часах с кукушкой.

– Причина? – Спросил он и остановился, глядя в окно, составленное из разноцветных прозрачных стёкол.

– Зело незрел я к рангу настоятеля и сану протоиерея.– Отец Илия поднялся.– Отринь от меня, батюшка, волей Божьей сей дар Господний и повеление Синода, ибо не достоин я и не состоятелен руководить храмом. Во имя отца, сына и святого духа!

– Второго раза не будет.– Не оборачиваясь произнёс протоиерей с сожалением явным.– Ну, да и Бог тебе судья. Ступай. Чего ехал тогда?

Иерей Илия поклонился.

– Да вот ехал! Не по телефону же сообщать. Подумали бы, что я пьяный или сдурел. А так – вот он я. Нормальный. Иереем простым был и буду. В общем возрастайте в благодати! Да пребудет с Вами милость господня! Ныне и присно, и вовеки веков! Аминь.

И он пошел к двери.

– Дурак ты, Сухарев. – Сказал в спину настоятель. – Я тебя планировал из Кызылдалы через год забрать. Зря обиду держишь. Не выгоняли мы тебя тогда. Просто выхода не было. А Левонтия того уж нет, блатного родича митрополита Володимира. Почил митрополит, царствие ему небесное и со святыми упокой! Перевели Левонтия сразу простым диаконом в Иркутск. Побил прихожанина, поскольку пьяный был. Останься, Витя.