Полная версия
А у нас во дворе есть девчонка одна
Лев Ошанин
А у нас во дворе есть девчонка одна
© Л.И. Ошанин (наследники), 2022
© ООО «Издательство АСТ», 2022
* * *Ветер
«Простите меня, ровесники…»
Литература – это исповедь,Под видом исповеди – проповедь,Для тех, кто ненавистен, – отповедь.Для всех, кого ты любишь, – заповедь.Простите меня, ровесники,Я не знаю, какого я поколения.В двадцать лет я мечтал написать молодежную песню,А написал в тридцать пять.И тогда двадцатилетние люди из разных странпели вместе со мной:«Эту песню не задушишь, не убьешь…»И они стали моими одногодками.Я не знаю, какого я поколения…В сорок шесть я написал другую песню.Студенты, десятиклассники, ребята из ПТУ, помните —Вы вместе со мной встречалиИ снег, и ветер, и звезд ночных полет…И стали моими сверстниками.Я не знаю, какого я поколения —В семьдесят я полюбил девчонку,которой было двадцать,и мне иногда казалось, что она старше меня.Я не знаю, какого я поколения,И что со мной будет завтра.Ровесники, простите меня.1987«Все мне казалось: молод я пока…»
Все мне казалось: молод я пока.Вдруг оглянулся – позади века.Тужить ли? Нет. Я делал все, что мог.Кому умел помочь, тому помог.А всех никак не обойти дорог,Всех женщин не обнять, хоть дай зарок,Не сочинить всех стихотворных строк…У всех моя дорога на виду —Хоть по одной, но до конца пройду.Ветер
Ветер носится по-осеннему,В его порывах пропала злость.Играет с лужами и брызжет пеною,Врываясь весело под гулкий мост.Трамваи лязгают, колеса хлюпают,Все звуки новые, в ушах звенит.Как пальцы, лепятся сосульки хрупкие,И ветер режет их от рук зимы.Сосульки падают, зима растаяла —Осталась лужица, чуть-чуть воды.А в синь бескрайнюю – зачем, куда его! —Из труб торопится лохматый дым.А ветер носится, а ветру весело.Обрызгал брызгами и пеной мост.Из дыма-облака устроил месивоИ с дымом бросился на паровоз.Вагоны катятся, гремя колесами,Вагоны катятся, играет сталь.А ветру весело, а ветер носится,Накинув на плечи из дыма шаль.Битва книг
А.А. Фадееву
Солнце стены лучами метит.Тонет солнечный в утре жар.Я вчера за стихи в газетеВ первый раз получил гонорар.Строчек старых летят осколки.Строчек – долгой работы дни!…Вот открою глаза, и полкаГлянет сбоку углами книг.Я вчера уложил в порядке —Вниз «Разгром», а наверх Дюма.С незаложенной в лист закладкиТянет золото бахрома.И, такой почему-то знакомый,Сквозь нависший над полкой дымВижу: Конный отряд «Разгрома» Скачет, вздваивая ряды.Это солнце виденья мечет,Рассыпает виденья зря.Вижу: В гриву вцепился Мечик И боится ее потерять. Конь по полке копыта стелет. Сзади синий стоит туман. Это взвод атакует Метелицы «Королеву Марго» Дюма. Наклонившись вперед немножко, Левинсон проскакал наверх. За любовника под обложкой Герцогиня дрожит де Невер. И ударили в стекла пули, Разбивая дворца наряд, Из кричащих парижских улиц Левинсоновский встал отряд. Впереди с головней Бакланов. И в пожара густую жуть От баклановской в шею раны Умер скорчившийся д’Анжу. Д’Алансона в тумане ловят. И скрестились, звеня, ножи — Из презрительных принцев крови Ни один не остался жив.Я не видел конца сраженья,Кровью топот коней залит.Потонули в пурпурной СенеПеребитые короли…А пока в голове без толкуБыстрых мыслей поток стучал,Книги снова легли на полкуИ подставили грудь лучам.Улиц Франции злобный выгиб!Битвы красные петухи!..Хорошо бы еще мне книгиВот за эти мои стихи.«Вечерами внезапным блеском…»
Вечерами внезапным блеском,Что дневной укрывает свет,Загораются над перелескамиГолубые огни планет.И на ту, что к Земле всех ближе,Обреченная красным тлеть,Я хочу с этой рощей рыжей,Обескрыленный, улететь.Ломкий сук под ногой сломался…И, кивнув на прощанье пню,На багряную почву МарсаЯ поставлю свою ступню.«…И пока еще в травах парка…»
…И пока еще в травах паркаПесни рос над листвой ракит,Я лечу на плечах байдаркиПо вспененным волнам реки.Плеск двухлопастных весел этих…Брызги волн на одном весле…Слышу – синей воронкой ветерЗа кормой завивает след.Вылезаю. Дорожки парка…Соскользнувший на дверь плакат…Да некрашеными байдаркамиПлывущие облака.«Ты улыбнешься, ты спросишь…»
Ты улыбнешься, ты спросишь: «Любишь?»А я скажу: «Дорогая, ветер,Который в губы из губ летал,Тебе ответит. Тебе ответятРомашки, которые я собирал.Рука, что руку тайком сжимала,Глаза, которыми взгляд ловлю…А если тебе и этого мало,Я никогда не скажу: «Люблю».Стихи тебе
Елене Успенской
«Как хорошо вдвоем, вдвоем…»
Как хорошо вдвоем, вдвоемПрийти и выбрать этот дом,Перо и стол, простой диван,Смотреть в глаза, в окно, в туман.И знать, и знать, что мы живемСо всеми и – совсем вдвоем…Накличут коршуны беду,Трубач затрубит под окном,Я попрощаюсь и уйду,Ремень поправив за плечом.И мы пойдем из края в край.Но книг моих не убирайИ спи спокойно.В поздний часЯ постучу в твое окно.Соленый след морской воды,Песок и пыль чужих дорогЯ принесу на сапогах.Я запах боя принесу,И песню, звавшую на бой,И сердце, полное тобой.И встретят в комнате меняМои глаза, совсем мои,И детский теплый запах сна.Как хорошо, что мы вдвоемРешили выбрать этот дом,Перо и стол, простой диван.В глаза смотрели, в смерть, в туманИ твердо знали, что живемСо всеми и – совсем вдвоем.1936«Ни на час не расставаясь…»
Ни на час не расставаясь,Все делить хочу с тобою —Пыль далеких переходов,Шум листвы и плеск прибоя.Только что могу я сделать,Если жизнь как поезд скорый.То тебе леса приснятся,То моя дорога – в горы.Я тебя не стану мучить,Не хочу тебя обидеть.Может, это даже лучше —Столько дней тебя не видеть.1938«Не стыдясь, к плечу прижавшись тесно…»
Не стыдясь, к плечу прижавшись тесно,Вот ты спишь. Как сладко забытье…До чего тревожно и чудесноРядом тело чувствовать твое!Но чтоб сын ходил, учился в школе,Чтоб узнал простор, любовь и труд,С этих первых сладостных минутСколько надо времени и боли!1938«Февральский снег заваливает окна……»
Февральский снег заваливает окна.Не умолкает патефон в углу.И лыжники, прозябнув и промокнув,Танцуют на некрашеном полу.И ты, опять все в жизни перепутав,Не разобрав, в кого ты влюблена,Одним даришь часы, другим минуты,То весела не в меру, то грустна.А у меня, сквозь снежную завесу,Ты как-то сразу в сердце улегласьВсей чистотой и всей любовью к лесу,Всей глубиной немного грустных глаз.И вот сейчас, когда со мною рядомРастет другая маленькая ты,Как в тот февраль,любым случайным взглядомЯ узнаю любимые черты.А ты опять на девочку похожа,Шумишь, поешь и тянешь в лес опять.И только, может, холодней и строжеМужские взгляды стала принимать.1938«Давай уедем в дальние края…»
Давай уедем в дальние края,За две реки на медленных паромах.Оглянемся – и только ты да я,Да несколько деревьев незнакомых.Как будто только встретившись, начнемКраснеть, молчать, не в силах скрыть волненья,И, все смешав, не помня ни о чем,В лесной глуши, в кустарнике ночномВстречать рассвета медленные тени.И в час, когда совсем тиха листва(Простое счастье дней полузабытых!),Знать выраженье глаз твоих закрытых,Несказанные угадать слова.А хочешь, не поедем никуда:За мелким горем радости не пряча,Ты просто улыбнешься мне иначе,И станет все, как прежде, как тогда.1938«Мы ссоримся часто с тобою…»
Мы ссоримся часто с тобою,А дело, быть может, лишь в том,Что некогда вечно обоимСказать не спеша обо всем.Но что с тобой?Ты и не слышишь,Забыв о размолвке легко,Ты что-то задумчиво пишешьИ вся далеко-далеко.Готова лететь за строкою,Тиха, беспокойна, легка…Сейчас ты совсем не со мною,Но как ты сейчас мне близка!1940«Три года не видеть и ждать три года…»
Три года не видеть и ждать три года,Ни с кем не деля ни постель, ни душу,И вырваться на день в метель, в непогоду —В глаза посмотреть и сердце послушать.Встреча за пять минут до прощанья.Но можно и за пять секунд лучистыхВсе то, что солдату снится ночами,Прочесть в глазах лучистых и чистых.И эти глаза увезти, прощаясь,В разлуку, в ночь на машине попутной.Не стоят ласки любых красавицВот этой встречи пятиминутной.1943«Мы жили, минут не жалея…»
Мы жили, минут не жалея,И снова я жизнь тороплю.Не помню, сказал ли тебе яКогда-нибудь слово «люблю».Здесь могут убить или ранитьСлучайным осколком огня.Но ты и без всяких признанийСейчас понимаешь меня.1943«Пока твои письма блуждали по свету…»
Пока твои письма блуждали по свету,Пока, ослепленный, я веру терял,Зачем ты и в письмах молчала об этом? —Мой сын на руках у тебя умирал.Ни сесть, ни уснуть, ни упасть, ни забыться…Согреть хоть на миг его сердцем своим…И снова, как белые, тихие птицы,Твои материнские руки над ним.Мой сын улыбнулся в далеком Поволжье.Каким колдовством овладела ты, мать?Прости мне. Я знаю, я кланяться долженИ руки святые твои целовать.1945«Ты вся еще на той неделе…»
Ты вся еще на той неделе,Когда цвели кругом леса,Когда в глаза твои гляделиЧужие серые глаза.Тебя приворожила силаИх неподдельного огня.Ты в сердце их почти впустила,Но оглянулась на меня.Я вечный путник, вечный нищий,А он живет не наугад.Какая ты?Чего ты ищешь?Я не позвал тебя назад.Уйдешь – уйди.Леса шумели.Я ждал, темнея, в тишине.Ты вся еще на той неделе,Но ты уже летишь ко мне.1947«Я всю тебя знаю – ты вечная жажда…»
Я всю тебя знаю – ты вечная жажда,Души моей боль и ее красота.И каждым движеньем и помыслом каждымМогу перед Богом сказать: ты чиста.Без лжи и кокетства оставшись со мною,Забыв обо всем, что за шторой глухой,Ты жадно берешь свое счастье земное,Пока я захлебываюсь тобой.1947«Дорогой дальней болен снова…»
Дорогой дальней болен снова,Уже я медлить не могу,От дома, от всего родногоЯ в одиночество бегу.Бегу, душе свободной предан.Не смей держать, поверь судьбе!И знай: чем дальше я уеду,Тем я быстрей вернусь к тебе.1947«Я смотрел сегодня пьесу старую…»
Я смотрел сегодня пьесу старую,Ту, где ты живешь в чужом краю,Ту, где Дон Антонио с гитароюСоблазняет сверстницу твою.Юная, лучистая, открытая,Бесконечно милая душа.Этой чернобровой сеньоритоюТы почти как в жизни хороша.Очень часто в пьесах получается —И не только в тот далекий век, —Будто все желания кончаютсяЕсли замуж вышел человек.А пока твой голос околдовывал,Так хотелось пьесу оборвать, —Все, что мной еще не доцеловано,Прямо здесь, при всех, доцеловать.И, смирясь с такой нежданной участью,Я клянусь, что не ушел бы зал!Но, а нам-то что, пускай поучатся.Как бы твой Фернандо взревновал!..Только зря он шпагою размахивал,Все равно не смог он угадать,Что совсем другой его монахинюНа морозе будет целовать.Ночь звенит трамвайными вагонами.Руки мне навстречу протяни!Снег летит над улицами сонными…В этом мире мы с тобой одни.1947«Ты плачешь… О чем он, о чем он…»
Ты плачешь… О чем он, о чем он,Тревоги метнувшийся след?О том, что в походке знакомойДевической легкости нет?Что горя вокруг еще много,Что счастье идет не спеша,Что слишком подвластна тревогамОткрытая настежь душа?Не надо глядеть так угрюмо.Прости, что порой не успетьСреди повседневного шумаЗа сердцем твоим приглядеть.1952Сумерки
Час между светом и темнотою,Старый знакомый – винюсь, винюсь! —Вот ты опять притащил с собоюТихую юношескую грусть.Кажется, мы не мальчики, хватит,Полно куражиться, старый друг.Все уже было – не сосчитать их —Встреч, расстояний, разлук, разлук.Кажется, зажили все ошибки,Что сердцу положены твоему.Давно уже не от случайной улыбкиЗависит праздник в твоем дому.Сумерки… Окнами поезднымиСиние тени плывут, плывут.А вдруг не твое, а чужое имяГубы единственные назовут?Тени расплывчаты и ревнивы.Горький и милый дорожный час.В сумерки хочется быть счастливым,Кто же за это осудит нас?«Война для мамы незнакома…»
Война для мамы незнакома.Ты полз, как крот, ты корни жрал,Ты раз пятнадцать умирал,А мама спрашивает дома:«Мороз жесток, метель бела,Была ль постель твоя тепла?»Ах, мама, мама, будь спокойна,Забудь о грозах и о войнах,Метель на фронте не мела,Постель моя была тепла.«Когда все звуки спутались в едином…»
Когда все звуки спутались в единомСкрежещущем и лающем аду,Он на спину упал на черном льду,И вдруг на небе, за клубами дымаНа миг увидел бледную звезду.Металл метался в ярости жестокой,Казалось – все исчезнет без следа.А для звезды, спокойной и далекой,Земля была такая, как всегда.И понял он, что выживет в аду,Чтоб тишину вернуть на землюИ полететь на бледную звезду.«Кем я был на войне?..»
Кем я был на войне?Полузрячим посланцем из тыла,Забракованный напрочно всеми врачами земли.Только песня моя с батальоном в атаку ходила —Ясноглазые люди ее сквозь огонь пронесли.Я подслушал в народной душе эту песню когда-тоИ, ничем не прикрасив, тихонько сказал ей:– Лети!И за песню солдаты встречали меня как солдата,А враги нас обоих старались убить на пути.Что я делал в тылу? Резал сталь огневыми резцами.Взявшись за руки, в тундре шагали мы в белую мглу.Город строили мы, воевали с водой и снегами.С комсомольских времен никогда не бывал я в тылу.Дай же силу мне, время, сверкающим словом и чистымТак пропеть, чтоб цвели небывалым цветеньем поля,Где танкисты и конники шляхом прошли каменистым,Где за тем батальоном дымилась дорога-земля.«Так песне с далеких времен суждено…»
Так песне с далеких времен суждено:Родившись внезапно, умчится в окноИ ходит по свету сама.То в сердце твое застучит горячо,То ласково тронет тебя за плечо,То горе разделит с тобой.Теплом из далекого дома пахнетИ силу в солдатскую душу вольет,На подвиг ведя боевой.И где б ни случилось – в походном строю,В землянке, у смерти на самом краюИль в мирном девичьем окне, —Что может быть большей наградою мне, —Чем песню подслушать свою!Пускай ни один из ее запевалНе знает того, кто ее создавал, —Пусть, только народному сердцу верна,Кому-нибудь в жизни поможет она.* * *«Мы полюбили праздники войны…»
Мы полюбили праздники войны,Привыкшие к военным будням люди.Шаги друзей нам делались слышныСквозь залпы салютующих орудий.И тот последний, как он был хорош —Победный праздник в теплый вечер мая.В нем все, что будет, все, что не вернешь,В нем наша жизнь и наша месть святая.И голоса Победы и весныСливались в небе с залпами орудий.Мы полюбили праздники войны,Но пусть их больше никогда не будет.Друг
Борису Семенову
Есть друг у меня. Чудак-человек.Он часто неуловим.За тридевять гор, за тридевять рекМы вечно бываем с ним.Мы разное делаем на земле,Под солнцем и под огнем,И редко стоят на одном столеНаши стаканы с вином.Пришлет телеграмму он раз в году —Писать не доходит рука.Но, если он скажет «Приди», придуИз тридевять далека.Пространству сердца не удержать,Снегам не засыпать путь.Что нам надо? Руку пожать,В глаза друг другу взглянуть.И, если ошибка в судьбе моей —За пять минут по часам,Даже не рассказав о ней,Ты догадаешься сам.Дружить – это слышать сердца стук,Он совесть моя, мой друг,Хоть разное делаем мы на земле,Под солнцем и под огнем,И редко стоят на одном столеНаши стаканы с вином.«Есть разная любовь к земле родной…»
Есть разная любовь к земле родной —Один прекрасно льет слова и слезыНад полем ржи, над снежной целиной,Над вянущими листьями березы.Другой не мог придумать складных слов,Но, не покинув замолчавшей пушки,Он просто умер за свою любовьУ неизвестной дальней деревушки.«Бывает час, когда нам не до шуток…»
Бывает час, когда нам не до шутокИ понимаешь вдруг, что должен тыЗабыть футбол, не трогать парашютаИ в воду не бросаться с высоты.Хоть много в жизни есть других дорог,Но тяжко ощущение предела.Зачем транжирил силы неумело,Зачем ты раньше сердца не берег?Зачем ты ночи тратил на скитанья —Шум парусов, мотора вечный гул, —Зачем ты в очи карие взглянулИ счет не вел ни ласкам, ни страданьям?!Но спать ложась иль с другом говоря,Ты вспомнишь запах моха на рассветеИ обжигающий дыханье ветер…Память
Свойство есть у памяти такое —С детства радость помня наизусть,Горе, даже самое большое,Обращать в приглушенную грусть.Как уйти от дорогой могилы?Как забыть?Уйми глухую дрожь,Если горе сразу не свалило,Значит, ты его переживешь.Если б нам не помогала память,Не гасила прошлое вдали, —Все пройдя, что пережито нами,Мы бы жить, наверно, не смогли.«Ты мне сказала: „Нет”…»
Ты мне сказала: «Нет».Ну, что же,Не провожай. Я не из тех,Кто чей-то взгляд и чей-то смехИз жизни вычеркнуть не сможет.А ты глядела из ветвейЛиловым пламенем сирени,Ты белым пухом тополейКо мне садилась на колени.Была ты утром первым светом,Теплом в ночные холода,Прохладой летом… Но об этомТы не узнаешь никогда.«Как любовь хранить от перемены…»
Как любовь хранить от перемены,Чтоб светилась, сколько ни живи?Есть разлуки в жизни, есть измены,А еще есть будни у любви.В суете с капустой, с керосиномПерепутать все легко порой…И совсем забыть, что очи синиИ что брови черные – дугой.Хлеб не куплен, каша пахнет дымом —Не заметь, прости и позабудь.Многое на свете поправимо,А любви ушедшей не вернуть.Ты ждешь любви…
«Ты ждешь любви всем существом своим…»
Ты ждешь любви всем существом своим,А ждать-то каково? Ведь ты – живая.И ты идешь с чужим, недорогим,Тоску свою любовью называя.Один не тот. Потом другой не тот.Оглянешься, а сердце-то остыло.Когда ж в толпе единственный мелькнет,Его окликнуть не достанет силы.«Не шаля с любовью, не балуя…»
Не шаля с любовью, не балуя,От живого чувства не беги.Береги, девчонка, поцелуи.Да смотри не пере-бере-ги!А не то, с ноги проснувшись левой,Щуря потускневшие зрачки,Вдруг очнешься нудной старой девой,Полной злобы к людям и тоски.«От избранницы веет твоей…»
От избранницы веет твоейХолодком из-под черных бровей.Милый друг, не грусти, не робей,Эти руки согрей ты руками,Эти губы губами согрей,А глаза отогреются сами!Человек
За дорогой – дорога,За тропинкой – тропинка…Сколько гор на земле,Сколько рек, городов!А что такое земля? – Пылинка,Затерянная посреди миров.И, может быть, по другой планетеЧудовище ходит, шурша чешуей,Век которого сто столетий,Глаз – с море Черное величиной.А ты не больше двух метров ростом,С горы похожий на муравья,Редко-редко до девяностаДотянет короткая жизнь твоя.Но ты уже знаешь, что небо – воздух,Что маленькая Земля кругла,Ты пятна видишь уже на звездахИ знаешь тайну огня и стекла.Ты создал мир, где с одной судьбоюОбщая правда в ладу живетИ спутники, посланные тобою,Уже расчерчивают небосвод.Ты выдумать можешь «зверюгу» эту,И много меньше, чем через век,Ты прилетишь на ее планету,Землею вскормленный Человек.«Я хочу ходить по свету пешим…»
Я хочу ходить по свету пешим,Мчаться по дорогам ледяным,Быть в лесу веселым синим лешим,Быть в реке зеленым водяным.И уж если люди поручили,Жизнь прожить бы так хотелось мне,Чтобы все, чему меня учили,Непременно воротить вдвойне.Молодому поэту
Ты можешь так или иначеСмартынить или спастерначить.Размер сломав, «венецуэлу» вымуча,Ты можешь сделать под Владим Владимыча.Но разве в том новаторства основа,Чтоб повторять все то, что было ново?Иль, может, побрякушками бренча,Стремясь прослыть неизлечимо странным,Все отрицать, все отрубать сплечаИ солью посыпать чужие раны?Или искать слова в бессонном зуде,Леча, зовя и пепеля строкой,Прийти таким необходимым к людям,Каким еще не приходил другой…«Будь фонарем на улице – гори…»
Будь фонарем на улице – гориОт сумерек до утренней зари,Будь яблоней, будь малым колоском,Будь дубом-великаном, ручейком,Который их поит неутомимо.Будь солнцем, если можешь, будь дождем,Гори, греми, цвети, води пером,Но лишь служи земле своей родной.«Мы с соседом живем не худо…»
С. Васильеву
Мы с соседом живем не худо.В этом нет никакого чуда.Хоть покажется, может, людям,Что друг друга мы мало любим.Не целуемся мы при встречеИ не сахарим наши речи.Порознь мы утоляем жажду.И заходим друг к другу в гостиРаз в году или, может, дважды…Но в кармане не прячем злости,Глаз не тычем к дыркам в заборе,Зависть наших сердец не гложет,Знает он, что в беде иль в гореНа меня положиться может.И, к стене прислонясь спиною,Знаю я, что друг за стеною.Оба сверстники мы, седые,Оба выросли мы в России.«Год за годом несутся вдогонку…»
Год за годом несутся вдогонку,Поколения спутав подчас.Заглянула мне в душу девчонкаЖадным взором проснувшихся глаз.Горяча, озорна, лучезарна —И мечта, и любовь, и беда…Улыбнулся я ей благодарно.И прошел. И забыл навсегда.Не боюсь ни ошибки, ни сплетни,Ни жестокой девятой волны,Но глаза восемнадцатилетнихНе имеют еще глубины.«Когда к тебе я тронусь в дальний путь…»
«Когда к тебе я тронусь в дальний путь,Что взять с собой?» – она в письме спросила.– Свой голос захвати, свой запах милый,Улыбки доброй не забудь.«Мокрый мой, июньский мой лесок…»
Мокрый мой, июньский мой лесок…Солнце, подбоченясь, смотрит сбоку —Надоело в тучах лежебоку…Тени падают наискосок.Проводив дождливый, хмурый полдень,Запахами добрыми наполненМокрый мой, июньский мой лесок!«Тут темновато, тесновато…»
Тут темновато, тесновато,Тут сосны в полтора обхвата.Дубы с корявыми руками,С листвой почти под облаками.Чтобы урвать луча полоску.Орешник листья стелет плоско.Обжив тенистые глубины,Встают на цыпочки рябины.А снизу травы повсеместноИ папоротники кривые…Тут все растет и дышит тесно,Тут птичьи голоса живые.Не то что твой хваленый ельник:В нем и кузнечики не пилят,Он из субботы в понедельникПростреливается навылет.«Если сердце любимой ослепло…»
Если сердце любимой ослепло,Друг не понял твой голос живой,Если сделался горсточкой пеплаНе свершившийся замысел твой,Не горюй, так бывает и с небом…Видишь, вновь не в ладу с декабрем,Все, что было задумано снегом,Все упало на землю дождем.«Самолет пошел на Богучаны…»
Самолет пошел на Богучаны…Это старое ангарское село,До бровей его снегами замело.Там тайга, да Ангара, да все бело.Сколько раз его пожарами пожгло.Поднималось оно зло да тяжело,Знало лишь силок, да вершу, да весло,А какой там царь, какое там число —То село и бровью не вело…А теперь над ним свистящее крыло —Самолет пошел на Богучаны…«Невозможно поверить, что мы уже седы…»
Невозможно поверить, что мы уже седы,Что ничто не вернешь… Вот опять, вот опятьЭта глупая птица из сада соседаТретью ночь не дает мне ни думать, ни спать.Сделай шаг, и безжалостной будет расплата.Ну и пусть.Не гожусь я, чтобы чахнуть в раю.Назначай мне, ночной Мефистополь проклятый,Час, когда ты потребуешь душу мою.«Что случилось? Обагряя мглу…»
Что случилось? Обагряя мглу,Пламя побежало по крылу.Смерть… Неужто смерть – ее лучи?Дай скорей мне руку. И молчи.Помнишь, никогда мы не хотелиУмирать в беспомощной постели.Лучше, солью заливая глотки,Сгинуть в море на подводной лодке.Иль пропасть, борясь, пока не поздно,Где-нибудь у полюса во мглеИли на космическом, на звездном,Сделавшем работу корабле.Даже здесь – на небольшой вершине,В заурядной рядовой машине.К черту! Что за бред? Я жить хочу.Страшно? Ты молчишь, и я молчу.Будь я летчиком, я б спас машинуВолею своей несокрушимой.А сейчас над небылью повисли,Вот она оскалом светит волчьим.Да неужто правда? Зубы стисни.Если время сгинуть – сгинем молча.Может быть, силен молчаньем нашим,Может быть, могуч доверьем нашим,Летчик пламя бурое собьет!«Я посадил жасмин среди берез…»
Я посадил жасмин среди берез.Сначала мне казалось, что он рос.Потом березы в прихоти своейНад ним нависли роскошью ветвей.Укрытый ими с головы до ног,Он утреннего солнца пить не мог.Но сквозь листву берез во всю длинуНа запад ветвь он вытянул одну.Когда березы, наконец, уснут,Он видит солнце только пять минут.И вот смотри: увядший, старый, тот,Воспрянул он, цветет жасмин, цветет!«Еще на ветвях не играют метели…»
Еще на ветвях не играют метели,И дразнится солнце с горячих небес,Но те, что вчера еще утром желтели,С последних дубов паруса облетели,И кажется мертвым беспомощный лес.Но нет, как остатки забытого лета,Живого былого зеленого цвета,Прижавшись к подножью дубов невеселых,Нахально топорщатся ежики елок.И веришь: дубы отдохнут, поостынут,И вновь адмиральские головы вскинут,Команду дадут, оглядев небеса,И – заново лес развернет паруса.