Горничная с секретом

Диана Хант

Горничная с секретом

Часть I. Замок-на-горе

Глава 1

Зеленоглазый лорд пытался меня поцеловать. Я осторожно отступала, пока не упёрлась спиной в стену.

– Как же ты пахнешь, Диана… как же ты сегодня пахнешь… – прошептал мужчина, зарываясь носом в мои волосы.

К моему несчастью, на поцелуй и это вытирание носа зеленоглазый имел полное право: даже такая закоренелая блюстительница морали, как мистрис Гремлихь не видела дурного в поцелуях накануне свадьбы. А потому сквозь пальцы смотрела на пребывание своей подопечной в одной комнате с женихом. Наедине. При открытой двери, разумеется…

Вот и лорд Сварт считал, что он в своём праве… Поймав меня в ловушку своих рук, он продолжил осаду с новым напором!

Склонившись к самым губам, прошептал:

– Один поцелуй, леди Ди… всего один.

И сразу мазнул твёрдыми горячими губами по скуле, губам… Так мимолётно, почти неуловимо, вскользь!.. я даже растерялась! Ни разу ещё мужские губы не касались моего лица. Неужели первый в жизни поцелуй окажется таким… мм… ни рыба, ни мясо… непонятно даже – был он или нет?

Недоумевая, подняла лицо, и коварный лорд тут же этим воспользовался!

Прижался губами к губам, сдавил горячими ладонями плечи…

И на этот раз поцелуй был настоящим! Тот самый, о которых пишут в сентиментальных романах. Даже ещё лучше! Этот поцелуй пугал, будоражил, делал колени слабыми. Кружил голову и заставлял забыть о дыхании. Словом, не поцелуй, а чистый восторг!

Даже не представляла, что так бывает!

– Ах… – порывисто вдохнув, приоткрыла губы и в ту же секунду мир сошёл с ума!

Точно помню, до того у лорда, целующего свою невесту, было всего две руки. Сейчас же он ощущался по меньшей мере шестируким!

Знаю, это безумие какое-то, но руки сами обвились вдруг вокруг мужской шеи. Захотелось отчаянно, чтобы это волшебство не заканчивалось. Никогда-никогда…

Разочарованно выдохнула, когда поцелуй всё-таки прервался.

Мужские горячие пальцы подхватили подбородок, не позволяя отвести взгляд.

Хозяин Замка-на-Горе вглядывался в мои глаза с такой жадностью и настойчивостью, что теперь колени подкосились уже совсем по другой причине. Конечно, я давно обуздала свою способность к обороту, и «неожиданностей» не случалось последние лет десять так точно, но всё же… Первый и такой неожиданный поцелуй начисто выбил меня из колеи, а потому… чем шерп не шутит.

То есть бережёного, как известно, и Вещунья бережёт.

Воспользовавшись образовавшейся лазейкой, я рванула в приоткрытую дверь! Прочь из малой гостиной, мимо дремлющей над вязанием мистрис Гремлихь, которая лишь хитро и подслеповато улыбнулась поверх окуляров вслед своей подопечной, но выговор за аморальное поведение делать не стала, мимо вытянувшихся по струнке горничных, преданно поедающих глазами будущую хозяйку Драконьего Гнезда, мимо почтительно склонившего голову старого лакея…

Конечно, не слишком-то вежливо вот так сбегать от жениха, не попрощавшись и не объяснив причины, но, в конце концов, пусть с ним потом леди Ди сама объясняется.

Уговор был – отвлечь лорда! Ненадолго!

И со своей задачей я справилась.

Оказавшись в безлюдном коридоре, задышала ровнее.

На ходу меняя личину, перешла на шаг, оправила кокетливые оборки на переднике горничной.

Сердце тревожно ёкнуло.

– Не-е-ет! – вырвалось помимо воли вслух.

Только не это!

Лорд Сварт и не думал дать своей невесте возможности повздыхать и поахать по поводу обманом сорванного поцелуя! Он шёл за мной! А представать перед ним в амплуа горничной леди Ди… нет уж, увольте! Пристанет с расспросами, где хозяйка, что я ему скажу?

Тень у стены вдруг зашевелилась. Послышался тихий стон.

В момент я опустилась на колени перед распростёртым на полу девичьим телом. Я сразу узнала пухленькую рыжую девчушку с блёклыми рыбьими глазами и глуповатым взглядом. Видела её сегодня на кухне. Рядом с девчонкой валялась на боку пустая корзина.

Вышла, должно быть, за чем-то и сомлела. А может после кухонного чада глотнула воздуха… бывает. Хотя выглядит девушка крепкой. Утром, по крайней мере, была «кровь с молоком»! Оглядев её бегло, поняла, спит. Вот только глаза запавшие, осунувшееся лицо бледное и дыхание нездоровое, прерывистое. Впрочем, чему удивляться – пол-то каменный! Не хватало дурёхе лихорадки.

– Нет, милая, так не пойдёт, – я подхватила не желающую просыпаться девушку подмышки и втащила в нишу, завешенную пологом гобелена, на низкую, покрытую ковром софу.

– Так-то лучше, – вдохнула в приоткрывшиеся во сне губы толику силы, и девушка тотчас же задышала ровно, щёки её заалели.

Сама же, приняв её облик и подхватив корзинку, устремилась на кухню. Прятаться. Хоть теперь можно встречи с любителем поцелуев не опасаться: девчонку с кухни на предмет нахождения своей ненаглядной пытать не станет, но лучше всё же перебдеть, чем недобдеть…

– Марыська!!! – оглушила меня с порога толстуха с красным лицом, в чепце и переднике. Гневный вопль её даже кухонный гвалт заглушил. – Где ты лазаешь, бездельница такая!

И всё же я выдохнула с облегчением.

Здесь чадили котлы, шкворчали сковороды, булькали кастрюли, между которыми сновали стряпухи и поварята – ощущение, что готовка велась на целое войско. Ну да на замковых кухнях всегда так.

– Грибы где? – наседала толстуха. – Корзину давай скорее!

Ах вот оно что.

Вряд ли рыженькую посылали за грибами в лес, скорее на чердак, за связками сушёных.

Поспешно потупившись, я принялась ковырять носком грубого ботинка пол.

– Я только было… а там… мыши… ну я и дала дёру, – переминаясь с ногу на ногу и стараясь смотреть глуповато, как Марыська, промямлила я.

Толстуха беззлобно замахнулась.

– Дёру она дала! Небось опять по замку шастала, поганка такая, зенки свои бесстыжие на хозяйское добро пялила? Эх, выдрать бы тебя хворостиной по заднице так, чтобы всю дурь из башки выбить, да жаль, недосуг. Сама схожу. А ты сюда иди, нечего стоять зенками своими бесстыжими блымать! Вона, рыбу давай-ка чисть!

Кто бы спорил, только не я. Рыбу чистить я умею! В рыбацкой деревне научилась, девчонкой ещё. К тому же это не просто рыбка, это ихшан! Самый настоящий, наш, северный. Во всех Девяти Королевствах за деликатес почитается. И правильно, кстати. Крупный, аж по локоть, жирнющий, с лоснящейся серебристой шкуркой и сочным розовым мясом. С рассыпчатой отварной картошечкой и помидоркой просто мм… пальчики оближешь. А что до хм, специфичного запаха в свежем виде, так это просто шкура у ихшанчика пованивает, ничего не поделаешь. К тому же сейчас меня вся эта специфика, сиречь несусветная вонь, исходящая от ведёрка с лоснящимися рыбьими тушками более, чем устраивает…

Несмотря на то, что на совесть «сожгла за собой мосты», я продолжала до сих пор чувствовать прикосновение горячих губ, ощущать твёрдые ладони на плечах. А это могло означать только одно: лорд близко. Может, по пятам и не идёт, но рыщет где-то неподалёку, зараза зеленоглазая!

Где же леди шерпы носят?!

Эх, не надо было позволять ему себя целовать, ну дак кто ж знал.

Впрочем, стойкое амбре ихшана – самое то, чтобы переключиться на иные, более правильные и приземлённые мысли и перестать невольно «звать» зеленоглазого.

Кстати, запах рыбки с нежным розовым мясом ещё не самый главный её недостаток! Чистится ихшан прямо скажу, ценой нервов, пальцев и пролитых слёз. Чешуя ну очень царапучая. И вообще рыбка с сюрпризами. Мёртвой голове палец в рот не суй, цапнет. И шкурка от плоти отделяется крайне неохотно. При этом чистить надо быстро! После чего также быстро подтушить филе на капустных листьях в специальных специях – капуста мигом впитает остатки запаха. И вот ихшан становится пригоден для дальнейшей готовки…

Стряпуха стояла над душой, посапывая и инспектируя. С выражением лица, точь-в-точь как у мистрис Гремлихь, когда леди Ди капитаны да фельдмаршалы комплиментами забрасывают. Не найдя, к чему придраться, толстуха фыркнула и легонько заехала мне, то есть, Марыське, по шее. Надо думать, для острастки.

Лишь убедившись, что ихшану в Марыськиных не по возрасту загрубевших (и весьма неуклюжих) руках ничего не угрожает, стряпуха подхватила давешнюю корзину, и, гордо покачивая всеми подбородками, направилась к выходу.

Чтобы не дойдя до двери, замереть на месте, аки солдат на плацу!

Что сказать, замерла и я.

Потому что на кухню вошёл зеленоглазый лорд.

Глава 2

Весь облик лорда Сварта, от длинных пальцев с фамильными перстнями и до кончиков волос, забранных в низкий хвост, был настолько чужд самому кухонному пространству, что в первую секунду я часто заморгала, подумала даже, привиделось.

Ну чисто ястреб, по ошибке угодивший в курятник!

Хранитель Севера и походил на ястреба своим пристальным, немигающим взглядом из-под густых чёрных бровей.

Несмотря на отнюдь не маленькие размеры замковой кухни, возникало ощущение, что она зеленоглазому попросту мала.

Показалось вдруг, что вот сейчас он поведёт своим шикарным разворотом плеч – и покрытые копотью стены рухнут, а связки чеснока и трав погребут нас всех под собой!

Несуразная картинка предстала перед глазами так явно, что пришлось помотать головой, отгоняя эту чушь.

Не в силах отвести взгляд от лорда, постаралась напустить на себя самый глупый вид, на который только была свободна. Думала даже нитку слюны изо рта пустить, да решила, что всё же перебор.

– Ваша светлость… а как же…

Стремительный взгляд сузившихся глаз на толстуху.

– Нет-нет, мы ничего, мы тут вот…

– Не ждали вас, вот.

Лорд Сварт хмуро переводил взгляд с одного лица на другое. И при этом двигался. Так гармонично, что движения этого глаз как будто не замечал. Казалось, лорд плывёт в облаках кухонного чада… О, как же пугающе он двигался! С ленивой грацией дикого зверя, готового к прыжку!

Высокий, статный, волосы цвета воронового крыла… В длинном камзоле с серебряной вышивкой чардрева на груди. Зелёные кошачьи глаза прищурены. На носу небольшая горбинка, которая очень ему идёт, а ноздри расширяются, точно у зверя, что взял след… Скулы, как у истинного северянина широкие. Губы, такие нежные и настойчивые совсем недавно, сейчас плотно сжаты. Их обрамляют коротко подстриженные усы и аккуратная овальная бородка…

Об заклад побиться готова: если б можно было взглядом подзатыльники отвешивать, толстуха мне сейчас башку с плеч снесла бы. С одного удара. Потому что смотрю на лорда, как заворожённая, с открытым ртом! Рыбьими Марыськиными глазами блымаю, кулёма.

А он тем временем, незаметно так, ко мне приблизился!

– Не видел тебя здесь раньше, дева, – проговорил до того низким и бархатным голосом, что все стряпухи слаженно, и, к счастью, беззвучно (почти) сказали: «Ах!»

А я подумала, что может, нитку слюны пустить не такая уж дурная идея была…

– Мммы-ы-ымм, – покивав, ответила интеллигентно и ляпнула первое, что на ум пришло: – Мне вас… то бишь мы вас… то бишь, того… здеся… тож впервой наблюдаем, ваше лордское святилищ. ство!

Красное лицо главной стряпухи пошло белыми пятнами.

Остальные захмыкали, давясь смехом и прикрывая лица фартуками. Поварята – те в голос прыснули и поспешно поприседали, скрываясь под столами.

А лорд ничего, только заморгал часто.

Но, слава Вещунье, отпрянул. Немного.

И на том, как говорится, спасибо.

Оглянулся на толстуху вопросительно.

Та аж присела.

И запричитала елейным голосом:

– Так ведь племяшка это моя, вашшшство, дочка сестры почившей и зятя-охотника, покойник он нынче тоже, – стряпуха деловито смахнула несуществующую слезу и бегло осенила рот знаком солнца. После чего запричитала ещё быстрей и жалобней: – Пил он в чёрну голову, зятёк мой непутёвый, ой пи-и-ил… Вот и Марыська, сами видите, не отличается умом, акромя глупости, даром, что сирота круглая, горемычная… А вообще девка она добрая, работящая…

Глаз лорда дёрнулся, и стряпуха тут же осеклась, замолчала подобострастно, а я старательно подавила улыбку. Знать, не спускался лорд прежде на кухню и впредь поостережётся…

– Из Нижних Погребцов Марыська, временно вона, к делу, значит, её пристроила, подсобить на кухне, свадьба ж… Девка она крепкая, выносливая, как молодая ослица, даром, что не умнее Ясиного поросёнка…

Рука зеленоглазого дёрнулась, словно хотел дотронуться до меня, но в последний момент передумал. Чтобы передумал наверняка, громко икнула, вроде как от избытка эмоций при такой непосредственной близости от самого, – как я его обозвала? – святилищ. ства, вот. Расхрабрившись, ещё и носом шмыгнула, преданно поедая глазами нанимателя, и даже улыбку изобразила. Рот, понятно, закрывать для этого не стала.

Краем глаза увидела, как на этот раз под стол, сотрясаясь от беззвучного хохота и старательно закрывая себе ладонью рот, сползла молоденькая стряпуха.

Лорд же задумчиво приподнял бровь и вновь обернулся к главной стряпухе.

– Свадьба вроде только через месяц?

– Так заготовки, вашшство, приготовления… И миледи распорядились ещё деревенских нанять… Как же, как же!

При упоминании о леди Ди зелёные глаза подёрнулись мечтательным туманом, и я с трудом подавила порыв прикусить губу. Живая демонстрация такой искренней влюблённости в мою хозяйку неприятно царапнула душу.

Хозяин замка уже развернулся было в сторону дверей, и я почти даже выдохнула с облегчением… как вдруг он обернулся! Резко! Словно рассчитывал застать меня врасплох. А я что? Подобострастно глазами заблымала, испарину со лба вытерла. А то, что пальцы все в ароматной до вылезших глаз чешуе ихшана, право слово, такая ерунда.

– Значит, сирота, – проговорил хозяин замка задумчиво. – Что, нужна работа тебе, дева… Марыся?

Закивала энергично, рискуя оторвать при этом к шерпам голову.

– Уж как нужна, как нужна, ваше святелшшство! Уж я за вас еженощно лампадку вешать стану и Заступницу молить, чтоб послала жонку жуть какую страсную и деточек полный замок! Да я следы ваши лобызать буду, отец родной! Ноженьки белы мыть и воду пить! А желаете, прям счас и начну?!

И торопливо вытерла губы, а скорее, размазала и по ним рыбью шелуху. Гулять так гулять, а что ж.

– Ну уж, – наконец, смутился лорд и под раскатистый гогот добавил: – Обойдёмся без… лобызаний.

После чего, наконец, покинул кухню.

Хвала Вещунье!

Вот правда, аж пальцы зачесались лампадку-таки повесить!

От очередного подзатыльника «тётки» я, наущенная недавним опытом, увернулась. Подозреваю, с несвойственной настоящей Марыське резвостью.

После чего, не глядя, ловко опрокинула миску с почищенной рыбой на сковороду, очистки же определила в помойное ведро.

Раздалось слаженное:

– А-а-а!

– Вот же растяпа!

И…

– Твою ж мать за ногу!

– Ты что ж творишь, злыдня криворукая?! – всплеснув руками-окорочками, прогудела «тётка».

Я недоумённо проследила за её взглядом и изрекла глубокомысленное:

– Ой.

С листьев капусты в дико дорогих специях бессмысленно таращили глаза рыбьи головы, все в липкой требухе и чешуе. В помойке же среди овощных очистков сиротливо покоились любовно и на совесть вычищенные мной розовые тушки…

– Я исправлю! Искуплю… Кухню выдраю, хотите? Котлы песком начищу…

– Куда ты денешься! – сотрясая мясистыми кулаками, прогудела «тётка». – У-у-у!! Отродье!

…К тому времени, как меня выпустили из кастрюльно-котлового рабства, сопровождающегося неустанной работой над моей самооценкой, сочный розовый диск солнца успел подобраться к кромке леса на горизонте. Направляясь в свою комнату, я с трудом ноги волокла.

По случаю нашего приезда у меня сегодня пока ещё выходной, который я так бездарно потратила.

Ну ничего, сейчас прилягу, вытяну ноги… и через час буду как новенькая!

Мои, должно быть, заждались…

Хорошо, кстати, что настоящая Марыська не объявилась с грибочками, за которыми была послана… Впрочем, ретировалась я с замковой кухни очень вовремя.

Навстречу вповалочку и прикрывая зевающий рот ладонью, шкандыбала племяшка главной стряпухи. Вид у Марыськи был до того свежий и даже цветущий, что я с трудом подавила порыв треснуть её по шее.

Но до комнаты, которую делила ещё с пятью девушками-горничными, дойти так и не довелось.

– Эй, новенькая, как тебя, Йенни! – окликнула старшая горничная – женщина с цепким взглядом по имени Ани. Низенькая, сухенькая, с приплюснутым носом, что делало её похожей на деловитую уточку.

Не успела я опомниться, как в руки мне плюхнули стопку выглаженного и тяжелого, зараза, как жирная нерпа, постельного.

– Ну-ка, перестели в хозяйских спальнях! Лорду – чёрное, миледи – розовое! А потом бегом к прачкам, они не справляются, скатерти ещё отгладить нужно! Да хорошенько гладь, поняла? Сама проверю! Знаю, знаю, у миледи всем вам как у Заступницы за пазухой живётся! Не хозяйка, ангел небесный. А только у нас в Драконьем Гнезде бездельников не терпят. Ты ещё здесь? А ну, брысь! Одна нога здесь, другая там!

Ничего не поделаешь, пришлось разворачиваться в десяти шагах от заветной трёхъярусной кровати, где мне милостиво выделили верхнее ложе и тащить своё словно через мясорубку пропущенное тельце в хозяйские спальни.

Одно радовало: как представлю выражение лица Дианы, когда та увидит, что её почтили колером взбесившегося поросёнка, даже несмотря на усталость смех разбирал. Не завидую я этой Ани. А нечего распоряжаться слугами леди Ди, как собственными, вот!

Меня леди совсем не для того нанимала…

Впрочем, нанимала-то как раз для того, чтобы обследовать все уголки Замка-на-Горе. Там, где пребывание самой леди натолкнёт на ненужные нам подозрения, никто не удивится девчонке-служанке, – так что на Ани я рассердилась больше из вредности. Ну и от усталости ещё. «Тётка-то» племяшку-сиротинушку отлюбила со всей простонародной беспристрастностью – и в хвост и в гриву!

Кто-то спросит, как я дошла до жизни такой, чтоб по чужим замкам в амплуа прекрасной леди, горничной и стряпухи шариться…

О, это долгая история!..

Глава 3

За одиннадцать лет до основных событий

Я сидела в дорожной пыли и растерянно тёрла кулачками глаза. Затем принялась вертеть головой. Прямо за мной высились скалы, в просвет между ними виднелась водная гладь. Графитного цвета воды сливались с небом. Небо тоже было серым, в низких волглых облаках. Неприятное, неправильное небо. Если бы меня спросили в тот момент, а какое небо правильное – я бы не ответила. Но то, что видела, точно знала – было неправильным.

Впереди простиралась низина. Там ютились домики с остроконечными крышами. За поселением, и, пожалуй, даже, за небольшим городком, тянулась изумрудная кромка леса.

Откуда-то я знала, что мне туда, вниз… к людям.

…Как ни пыталась вспомнить после, кто я, как оказалась на обочине извилистой горной дороги, – тщетно. Ничего не выходило. Так уж вышло, что первые мои детские воспоминания – это дорожная пыль, рваный солёный ветер, непривычная твёрдость почвы…

И ощущение утраты чего-то важного, чего-то родного… понятного и очень, очень красивого…

– Па-а-аберегись!! – прогремело сверху и возница в несущейся что есть мочи двухколёсной колеснице, сердито щёлкнул кнутом у меня над головой.

Следом мчалось ещё несколько колесниц. Запряжённые белоснежными лошадьми, с возницами в красных мундирах, стоящими на ногах, они подымали столько пыли, что я закашлялась.

– А ну, брысь с дороги, побирушка! – прогудел усатый возница и попытался огреть меня кнутом.

Чудом увернувшись от удара, я шарахнулась назад, и, не удержав равновесия, кувыркнулась через голову. На этом падение не закончилось: кувыркаясь и отбивая бока о кочки, я скатилась в глубокий овраг с едкой зелёной грязью на дне. Бегло осмотрела своё розовое платье и тонкий платок на плечах, недоумевая, почему меня обозвали побирушкой. Хотя там было столько пыли, что вряд ли возница разглядел мой наряд… Впрочем, когда я выбралась из оврага, платье было уже так измято и измазано, а в рукаве и подоле появились прорехи, что теперь меня можно было звать побирушкой, имея на то все основания.

Но уже было некому. Пока я карабкалась наверх, солнце успело скрыться за горизонтом, а пыль улечься. Колесниц больше не было. С моря тянуло солью и свежестью. Я устремилась вниз, к огням селения. Но усталость взяла своё. К тому же, хоть я и понимала, что мне нужно в низину, идти туда совершенно не хотелось. Прямо протестовало что-то внутри! А после встречи с недружелюбными возницами и подавно…

Сойдя с дороги в другую сторону, я сжалась в комочек у корней большого дерева, закуталась в невесомый платок и уснула.

Проснулась в предрассветном сумраке от холода и голода. И сразу сообразила, почему мне надо было в селение: в людских домах тепло, это я откуда-то знала точно, и там была еда. Позже, размышляя на тему, что предшествовало потере памяти, я отметила, что удивления место, с которого начинались мои воспоминания, не вызвало – я знала названия предметов, имена животных и птиц, знала о людях и других расах и вообще прекрасно ориентировалась. Потому сделала вывод, что я из тех мест.

Но кто оставил семилетнюю девочку на обочине, так и осталось загадкой.

Зябко кутаясь в платок, я продолжила спуск по горной дороге.

До чего же она оказалась длинной! Уж не знаю, как я передвигалась до этого, может, тоже ездила на колесницах, кто знает, но солнце уже стояло в зените, когда к голоду присоединилась жажда, к усталости – измождённость, а я проделала лишь половину пути!

Мимо череды домов с покосившимися крышами я прошла, не задумываясь. Несмотря на голод и жажду, заходить туда не захотелось. И дело не в кособоких домишках, не в скудости какой-то даже… Просто у подножия домиков стелилась тёмная нехорошая позёмка, от которой так и веяло тревогой.

Навстречу мне шёл краснощёкий мальчик и ел булку.

Большую, румяную, ароматную!

Мальчик держал её толстыми пальцами и лениво откусывал, шевелил малиновыми щеками.

Рот мгновенно наполнился слюной.

Улыбнувшись мальчику, я протянула руку попросила:

– Дай.

Мальчик моргнул и посмотрел на меня с недоумённой настороженностью.

– Пш-шла… – сказал он, но не очень уверенно.

– Пойду, – согласилась я. – Дай кусочек. Маленький. Я очень голодная.

– Ага, щас, – мальчик яростно вгрызся в булку и неловко дёрнул ногой в мою сторону. Может, пнуть хотел, но для этого он был слишком толстый.

Сглотнув, я приготовилась было двигаться дальше, но собственная неудача разозлила мальчика. Перехватив сдобу в одну руку, кулаком второй он ударил меня в ухо. То есть не совсем ударил, мазнул слегка, потому что тело отреагировало быстрее меня: я поднырнула под рукой своего обидчика, вывернула её же, и, неожиданно для себя самой пнула толстяка под зад. Совсем несильно, но мальчик неловко взмахнул руками и упал, взрыхлив носом колею. Надкусанная сдоба покатилась по пыли.

– А-а-а-а!! – неожиданно тонким голосом заверещал мальчик. – Не бейте, пожалуйста, тётенька! Всё забирайте, только не бейте! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!

Сказать, что я была обескуражена – это не сказать ничего.

– Так ты же первый начал.

– Я больше не буду-у-у, – прохныкал он.

Неизвестно откуда взявшаяся собака с торчащими из-под шкуры рёбрами схватила причину нашей стычки и с утробным урчанием унеслась куда-то.

Я шагнула к мальчику, протянула руку, чтобы помочь ему встать, но он вдруг отгородился ладонями и запричитал.

– Хочешь, ещё принесу булку? И сала могу, и варенья даже!

– Хочу, – сказала я, подумав. – Но не надо сала. Только хлеба и воды.

– Ага, щас, – со странной для его комплекции резвостью мальчик вскочил на ноги и унёсся в сторону покосившихся домишек.

А вернулся уже не один.

С несколькими взрослыми мужчинами. В руках у одного были вилы, у другого – топор.

– Вон она! – тут же завизжал мальчик. – Она, она меня избила и хлеб отобрала!! Ловите её!

Чего меня ловить, если я и так стояла на месте? К тому же хлеб его собака унесла… Это я и собиралась сказать, но не успела. Люди набросились, разом. Сильно не били, но за уши трепали больно, приговаривая:

– Будешь ещё кидаться на приличных людей, будешь? Наглая побирушка!

– Не кидалась я ни на кого! Не кидалась! – со слезами на глазах повторяла я, но меня не слушали.

– Воровка она! – не унимался мальчик. – Хлеб украла! Пальцы!.. Пальцы ей отрубить!

– Ну ты скажешь, – покачал головой один из мужиков и поскрёб макушку. – А и правда, куда её?

– Так это… приставам. Ишь, со вчерась лютуют!

– Ну… приставам, – усомнился другой мужик. – Они ж разбираться не станут, и что малая совсем не посмотрят. А то и правда ж палец отхватят!