Дотянуть до горизонта

Хорошо получилось. Даже отлично! Теперь и пулемётчик своими сапогами пинаться не будет и вообще… Никто пилотам под ноги и педали не влезет. Красота!

Центральный пульт управления моторами наконец-то занял своё законное место между пилотами. Раньше-то он вроде как наособицу располагался. А теперь стал одним целым с центральной приборной панелью. Единственное что, так это консоль с РУДами чуть назад выступает. Ну да тут по-другому никак. Соответственно бортинженер за этой консолью и сидит. А стрелка ему придётся пропускать вперёд, отодвигая своё рабочее кресло в сторону и назад. Знакомая по ещё той моей жизни конструкция. Нечто подобное я и рисовал когда-то очень давно Сикорскому. Пригодились, значит, мои рисунки…

Что ещё? Температура охлаждающей жидкости, указатели оборотов и топлива… Рядом с РУДами топливные краны… На этом всё. Но и так очень даже неплохо. И ему чего-то не хватает? Ну Сикорский, ну жук! Да если этот самолёт ещё чуть-чуть до ума довести, то…

А что то-то? А ничего. Всё потом. А сейчас работать нужно! И я подогнал под себя подвесную, затянул на поясе привязные ремни, проверил ход рулей. Готов!

А дальше внимательно наблюдал за порядком запуска. Здесь всё-таки интереснее, чем на прежних моделях. Тут и стрелочки шевелятся, и виден весь процесс. И прогреваться на глазок стало не обязательно. Температуру-то сразу видно.

Сикорский отмашку дал, колодки из-под колёс выдернули, в сторону уволокли. Они, колодки-то, у нас увесистые, тяжеленные. Потому как из железа отлиты. Покрасили их, а то ржавеют мигом. Дюраль-то ныне в дефиците, излишков алюминия нет от слова вообще. То, что удалось закупить по своим связям промышленнику Второву Николаю Александровичу, давно закончилось…

Моторы хорошо так тянут, и газовать не пришлось – так покатились. Потихонечку-помаленечку разогнались, из капонира выкатились, развернулись аккуратно по большой дуге на девяносто градусов, встали на так называемую «рулёжку». Просто более накатанная колёсами полоса для руления. А ведь и катится машина несколько по-другому. Ход-то у неё более мягкий и плавный. Ну, то, что амортизаторы стоят, так они и раньше, на предыдущей модели, стояли. Значит, что-то новенькое? Отложим ещё один вопросец на потом…

На исполнительном… Пока выкатывались на взлётку, успел по сторонам глянуть. Пыли за нами почти нет, потому что не газовали при рулении. Так, лёгкий шлейф серый тянется вдоль ангаров, но и он уже практически на землю осел. Последние две недели стоят жаркие солнечные дни, вот всё и высохло. Даже трава пожелтела. Словно уже и осень наступила.

Ещё разок на пыль вдоль ангаров глянул. Это что же получается, ветерок-то у нас попутный… Хорошо, хоть самолёт пустой, отсюда и взлётный вес небольшой. Полоса длинная, позволяет глаза прикрыть на подобное нарушение. Дело, конечно, командира – принимать подобное решение. Но! После полёта обязательно по этому поводу пройдусь, потопчусь на самолюбии инженера-конструктора грязными тяжёлыми сапожищами. А потому что нечего нарушать! Сами же инструкцию придумывали! На него же все подчинённые смотрят и пример берут. И молодняк! А этот пример плохой…

Обороты на взлётный режим, тормоза еле-еле машину удерживают. Но ведь удерживают же!

Поторопился я с выводом. Не удерживают. Грунт песчаный, высохший – колёса словно лыжи по нему скользят. Медленно так ползут, и вроде бы как мы даже на сантиметры вниз опускаемся… Такое ощущение, что зарываются колёса в пыль, уходят в землю.

Самолёт словно присел, нос опустил, приготовился к прыжку – дрожит всем корпусом в предвкушении скорого полёта. Ох, как хочется ему в небо – исходит нетерпеливой вибрацией вышедших на максимальные обороты моторов. Успеваю бросить ещё один взгляд вправо, на плоскости, на движки, на рвущие воздух винты.

Поехали! Сикорский отпускает тормоза, самолёт облегчённо и как-то даже со стоном выдыхает, рвётся вперёд… И чуть заметно подскакивает вверх – это колёса выпрыгивают из разрытых ямок. Ускорение ощутимо вдавливает в спинку кресла. За управление не держусь – придерживаюсь кончиками пальцев. Успеваю лишь моргнуть пару раз, и вот мы уже в воздухе. Земля не желает отпускать, цепляется из последних сил, напоследок в тщетной попытке придержать возле себя тяжёлую машину раскручивает колёса, и они рассерженно, по-шмелиному гудят. Скорость растёт, стрелочка прибора быстро сдвигается вправо. Жаль, что невозможно пока сделать шасси убирающимися. Но это пока. Моторы-то мы уже свои сделали, рядные, с водяным охлаждением. Значит, и другие новшества не заставят себя долго ждать. А если бы у нас ещё и механизация крыла была… Но об этом лучше пока вообще не думать. Слишком рано, да и невозможно по тем же техническим причинам. Тут и крыло другое нужно, и продольно-поперечный набор, и сами материалы. Снова всё упирается в возможности и технологии…

Тяга отличная – идём в наборе высоты, горизонт сразу же уходит вниз, под обрез лобового стекла, а впереди бескрайнее синее небо! Контролирую скорость, раз есть такая возможность. Кстати, если уж начали мерить скорость, то пора бы и о вариометре задуматься…

Стрелка высотомера остановилась на пятистах метрах – Сикорский командует уменьшить обороты моторов и выдерживать приборную скорость в сто пятьдесят вёрст. Горизонт! А ведь у самолёта есть ещё запас по скорости! Игорь убирает нагрузки на штурвале триммерами и поворачивает голову в мою сторону. Лицо счастливое и довольное…

Ни ему спрашивать ничего не нужно, ни мне отвечать. Всё и так понятно. Без слов. Поэтому просто показываю оттопыренный вверх большой палец руки. И только сейчас осознаю, что и в самолёт, и в полёт мы отправились в той же одежде, в которой приехали на аэродром. В цивильной. Это ещё хорошо, что я себе пару в магазине готового платья успел выправить позавчера, сразу же после приезда. А то так бы и ходил до сих пор в папахе и черкеске. Времени-то потом абсолютно не было…

«Ага, не было, – сразу же заворчал кто-то ехидный внутри меня. Внутренний голос, наверное. Кто же ещё… – Как коньяк с инженером хлестать, так есть время… А на порядочную одежду и портного нет? Вот теперь мучайся в этом неудобном костюме!»

Отмахнулся от так не вовремя проснувшейся совести, запихал поглубже внутренний голос.

На вопросительный взгляд Игоря отвечаю своим утвердительным кивком и крепко перехватываю управление. Какое-то время вживаюсь в самолёт, в полёт, иду в горизонте, оттриммировываю усилия на рулях под себя. Теперь можно и чуть ослабить хватку пальцев на рогах штурвала. А ноги на педалях и так практически бездействуют. Для них время ещё не пришло.

Первый разворот. Левый. Крен, высота, скорость, обороты… Курс. Вывод. Прямая. Погодите-ка! А к чему мне обычную коробочку строить? Куда спешить? Топлива у нас (взгляд на указатель) достаточно… Так понимаю, от меня же после посадки потребуют оценку поведения самолёта выдать? Поэтому…

И я вываливаюсь за пределы круга в правом крене. Педали пока не трогаю. Постепенно увеличиваю крен, одновременно даю команду добавить обороты двигателям. Самолёт так и норовит опустить нос – приходится удерживать его в горизонтальном полёте. Возросшие усилия на штурвале убираю триммером. Вот теперь пришло время и для педалей. И ещё чуть-чуть оборотиков добавим. И штурвал чуток на себя поддёрнем и зафиксируем. Немного, вот так будет вполне достаточно… Всё, пора останавливаться, прекращать увеличивать крен. Плавно убираю правый, не останавливаюсь в горизонте и тут же перевожу машину в точно такой же левый крен. Головой всё время кручу по сторонам. Ну и что, что никого не должно в небе быть? А вдруг откуда-нибудь кто-нибудь да объявится? По закону подлости-то? Ну и на приборы смотрю, куда же без них…

Небо в зените синее-синее. Полёт спокойный, болтанки нет, облаков нет – турбуленция воздуха отсутствует. Даже не тряхнёт. Стараюсь выдержать высоту, себя в мастерстве и точности пилотирования проверить. Выполняю классический разворот в горизонте на триста шестьдесят градусов. Намечаю внизу подходящий ориентир, засекаю курс. Но компас компасом, а с ориентиром надёжнее. Вот сейчас и посмотрим, не растерял ли я свои профессиональные навыки…

Подходит намеченный курс вывода, сверкает внизу серебристая лента Невы, круг замыкается и самолёт попадает в свой же спутный след. Появляется тряска, поэтому сразу вывожу аппарат из крена, ухожу в сторону от своего же следа. Значит, разворот выполнен правильно! Ни по крену не болтался, ни по высоте! Ну а дальше набор, снижение и снова набор, змейка. И всё время прислушиваюсь к машине, стараюсь понять, считать через пальцы всю информацию о том, что она в этом полёте чувствует, как себя ведёт. Чтобы знать её возможности, ну и не перегрузить самолёт… Правда, для этого ещё бы погонять на предельных режимах, но это всё потом, позже. А пока и этого достаточно…

Изредка кошусь на Сикорского. Сидит с непроницаемым выражением лица, руки на подлокотники кресла положил, вперёд смотрит. Уверен в своей машине…

Бортовой инженер мои команды спокойно выполняет, не суетится, РУДами двигает плавно, излишнего показушного рвения не выказывает. Опытный…

Так, сколько я там топлива израсходовал? Почти что и нисколько, но всё равно пора завязывать с выкрутасами. Первое представление о самолёте положительное, проблем с управляемостью никаких не заметно. Самолёт в воздухе сидит плотно, рулей слушается прекрасно, нигде не взбрыкивает, ничего лишнего себе на простеньких фигурах не позволяет. А больше ему ничего и не нужно. Не истребитель…

Стандартную коробочку побоку, сразу рассчитываю заход с обратным стартом. Потому как всё-таки необходимо на посадке ветер у земли учитывать! Даю команду прибрать обороты и правым разворотом со снижением выхожу на посадочный курс. Пока так. Вот войдём в нормальную глиссаду, тогда и будем корректировать скорость в большую или меньшую сторону. Как? А по углу тангажа, но в основном по поведению самолёта и по собственным ощущениям. Опыт мне в помощь. Короче, объяснять долго, проще показать разок.

Полоса впереди, крен «ноль» по прибору и визуально по горизонту…

Пока продолжаем снижаться с повышенной вертикальной скоростью – текущая высота по отношению к расстоянию до полосы всё-таки великовата. Можно ещё чуток увеличить вертикальную, чтобы войти в нормальную глиссаду. Ещё немного протянем, и начну уменьшать уголок. Скорость чуть высоковата, но мы на выходе обороты попозже добавим, и она как раз упадёт до нужной. До порога полосы приблизительно на глазок вёрст шесть. В привычных мне километрах это практически столько же. Не буду мелочиться. Поэтому и высота должна быть около трёхсот метров. Где-то так и получается по высотомеру. Теперь самое главное убедиться, что никто не собирается в этот момент на взлётку выруливать! Ну или садиться на неё же с какой-нибудь другой стороны… Бывали, знаете, прецеденты…

Пора. Уменьшаю визуально угол тангажа, соответственно уменьшается и вертикальная скорость, и путевая. Уплывают под самолёт домишки. Нос самолёта в точку выравнивания! Триммер. Обороты… Обороты пока не трогаю, слежу за поведением самолёта. Однако начинает проседать. Извините за выражение, но такие вещи сразу задницей чувствуются! Вот теперь РУДы вперёд. Левой ладонью подталкиваю руку инженера и тут же останавливаю, придерживаю от дальнейшего поступательного движения.

Самолёт немного вспухает, придавливаю его, опускаю нос машины, держу на намеченной линии снижения, снова направляю нос машины в точку начала выравнивания. Левая моя рука так и лежит поверх ладони инженера. Скорость! Обозначаю пальцами движение назад, и бортинженер понимает меня правильно – чуток прибирает обороты. Вот так хорошо. Ещё чуток подкрутим триммер на себя. Отлично! Идём по глиссаде ровно, словно по ниточке.

Проходим над крышами, трубами и дорогой, успеваю заметить задранные вверх головы зевак, мелькает ограждение периметра аэродрома с полосатыми чёрно-белыми столбами. Вот и намеченный мною торец посадочной полосы. Обороты на малый газ, штурвал плавно на себя… Крен! Убираю… Ещё на себя… скорость падает, падает, на себя… На себя… Есть касание! Колёса раскручиваются, отдают на корпус вибрацией, но самолёт ещё летит… Словно никак не хочет покидать родную стихию и возвращаться на землю. Зато касание настолько плавное и мягкое, что вертикальной перегрузки никакой нет!

Падает скорость, машина опускается на стойки и чуть на них проседает, тяжело при этом вздыхает, встряхивает крыльями. Ну это-то и понятно, мне и самому там, в небе, лучше и легче. Там я почти свободен. Если бы ещё и мог самостоятельно летать… Как птица…

По инерции скатываемся в сторону, мнём колёсами редкую выгоревшую траву, катимся к месту стоянки. Там плавно торможу и даю команду на выключение двигателей. Переглядываемся с Игорем, отстёгиваемся и дружно подрываемся с места, покидаем кабину и оставляем самолёт на бортинженера. Потребности в лесенке ни у меня, ни у Сикорского нет, поэтому поочерёдно приседаем на обрезе открытой двери и, придерживаясь рукой за пол, спрыгиваем вниз, на землю.

Так же молча отходим к ангару, прячемся в его тени от послеполуденных горячих солнечных лучей.

Сикорский не выдерживает первым. Это-то понятно – изобретатель и конструктор переживает за своё детище.

– Ну, как?

– Отличный самолёт! И в управлении лёгкий, и летит выше всяких похвал, – не задерживаюсь с ответом.

Дальше обычные авиационные разговоры, о которых скучно рассказывать. Да и не интересны они неспециалисту. Основные интересующие меня вопросы решаю отложить на потом. Не здесь их обсуждать нужно…

– Если следовать твоему совету, то придётся утяжелять машину. Усиливать дополнительно броневую капсулу. Интересно, что из этого в конечном итоге получится? Хотя-я… Должно мощности моторов хватить! – подвёл итог Сикорский. – Ну что? Поехали, пообедаем?

По общему согласию отобедать решили в «Астории». А что? Дело-то стоящее! Всё-таки новая машина, новые моторы, усиленная конструкция фюзеляжа и крыльев. Центроплан и лобовая часть обоих профилей снизу и сверху зашита самой тонкой фанерой, что значительно увеличивает жёсткость крыла. Соответственно и его грузоподъёмность. Ну, тут не всё так однозначно, многое и от двигателей зависит. Нужно на практике проверять. Расчёты расчётами, а практический опыт лучше всего. Да и не будет заказчик на наши цифирки смотреть. Ему лучше объём и количество груза в натуральном виде показывать. Вот тогда он действительно впечатлится! И деньги заплатит. На заказы расщедрится. И это не только частника касается, но и госслужащего. Всё-таки основной заказ у нас казённый…

Сидим, неторопливо обедом наслаждаемся. Ну и разговоры ведём, планы дальнейшие строим. Не без этого же… Слишком много положительных эмоций у нас после полёта. Вот только на этот раз по молчаливому согласию спиртное решили проигнорировать полностью. И Игорь за рулём, и у меня никакого желания продолжать вчерашний загул нет. Хотя помню, ходила у нас в курсантской среде ещё в той моей бурной молодости подходящая как раз вот для подобного момента поговорка: «Если лётчик не курит, то к нему нужно присмотреться. А уж если не пьёт, то надо гнать его из авиации…» Было… Всё когда-то было… И семья была, жена и дочь… Ух, как внезапно накатило!

Голову опустил, стараюсь глаза не поднимать. Ну нет абсолютно никакого желания свои эмоции демонстрировать. Публика в зале хоть и степенная, воспитанная, но нет-нет, а иной раз в нашу сторону поглядывают. И перешёптываются между собой тихонечко. Узнали. Кого конкретно из нас, даже гадать не хочу, не до того мне сейчас. Вот лучше сельтерской газированной бокал выпью. С пузыриками…

– Сергей Викторович? Игорь Иванович? Не помешаю своим присутствием?

Ну, вот. Сглазил! Поперхнулся! Слишком неожиданными оказались для меня прозвучавшие чуть сбоку и сверху слова. Даже пузырики в нос шибанули, заставили скривиться, поперхнуться. Но это и хорошо! Теперь выступившую в уголках глаз предательскую влагу можно на это дело списать…

А Игорь-то уже расстарался, на ноги вскочил, раскланялся в приветствии. Хотя голос-то у гостя знакомый…

Приподнял подбородок, покосился глазом на неожиданного визитёра. М-да. А ведь придётся вставать и здороваться, отбрасывать в сторону мои воспоминания и последовавшее за ними поганое настроение… Да не просто вставать, а лихим чёртом вслед за Сикорским на ноги подрываться, потому как это сам Эссен, Николай Оттович, командующий флотом на Балтике почтил нас своим личным присутствием. И за «визитёра» мысленно у него прощения просить!

О, да за ним ещё и адъютант замер соляным столбом, давнишний мой знакомец по Ревелю старший лейтенант Ичигов Алексей Владимирович. Улыбается мне довольно.

А Эссен между тем продолжает:

– А я-то чуть было мимо не проскочил! Да хорошо Алексей Владимирович… – адмирал глаза за плечо скосил, – вас вовремя углядел и мне подсказал: «Смотрите, докладывает, ваше высокопревосходительство, наш герой и ваш добрый товарищ за столиком в углу от почитателей скрывается…» Поэтому прошу прощения, но… Не утерпел! Решил самолично подойти, честь оказать. Шучу, конечно. Алексея-то вы бы точно прочь завернули. А со мной у вас этот номер не пройдёт!

Вот кому мы обязаны этой встречей! Ишь, делает вид, что он тут совсем ни при чём. За широкой спиной адмирала от моего гневного взгляда укрылся и, небось, думает, что это его спасёт.

Наивный…

– Прошу, ваше высокопревосходительство, – пока я от неожиданной встречи очухивался да в себя приходил, Игорь не растерялся, пригласил адмирала за наш стол.

– Благодарю за приглашение, но… Право, господа, не в обиду, но позвольте отклонить ваше приглашение, – адмирал в несвойственной ему манере несколько замялся, а потом решительно рубанул: – Сергей Викторович, господин инженер, – Эссен уважительно кивнул Сикорскому, – позвольте от имени виновника торжества, знакомого вам обоим Сергея Васильевича Остроумова пригласить вас в банкетный зал по поводу присвоения ему очередного чина генерал-лейтенанта. Ну и, соответственно, поздравим кавалера с наградой… За Босфорскую кампанию…

Отказаться не посмели. И люди не те, которым можно отказывать, и обязан я лично что одному, что другому. Поэтому вслед за Сикорским заверил адмирала в своём полном согласии присоединиться к торжеству. Единственное, так это посетовал вполголоса: а уместно ли будет наше присутствие? И как же нам без презента?

– Ну что вы как маленький, Сергей Викторович, – попенял мне адмирал за мои слова, пока мы в банкетный зал переходили. – Конечно же уместно! И какой может быть презент? О чём вы? Вы же генерала лучше меня знаете… Лучше в двух словах, пока идём, расскажите, насколько соответствует истине то, о чём газеты полгода назад усиленно писали?

– Частично, ваше высокопревосходительство. Лишь частично…

– Ну мы так и решили в своём кругу, – и, видя моё удивление, разъяснил: – Среди наших общих знакомых. Однако, глядя на вас, поневоле подумаешь, что в этот раз журналюшки не ошиблись… Очень уж вы изменились, Сергей Викторович. Шрамов добавилось. И сединой меня обогнали… Если бы не Алексей, точно мимо бы прошёл, не узнал… Не в обиду вам будет сказано…

– Ничего, я уже привык, – и постарался переключить тему. – А вы какими судьбами в Петер… Фу ты, в Петрограде?

– Что, тоже новое название язык ломает? Вот и мне никак не привыкнуть. По службе я здесь. Надеюсь, как человек военный, других вопросов вы задавать не станете.

– На которые вы ответить не сможете? – продолжил-закончил за адмирала недосказанную фразу.

От дальнейших вопросов меня спас владелец этого великолепного ресторана. Правда, что это именно владелец, я узнал чуть позже, из разговора. Догадался. А в этот момент был рад, что нашёлся человек достойный, способный свободно обратиться к заслуженному адмиралу и отвлечь внимание на себя…

Эссен обменялся приветствиями на французском с Людвигом Людвиговичем Террье, представил нас друг другу, перекинулся с ним несколькими вежливыми фразами, хмыкнул благодушно, повелительно глянул на человека у дверей, и тот сразу же засуетился, потянул на себя прозрачную, толстого стекла дверь, придержал перед нами. Адмирал шагнул в зал, ну и мы за его широкой спиной следом. Владелец же остался снаружи, в зимнем саду…

– Господа! Прошу вашего внимания! – сразу же, в свойственной ему манере, привлёк общее внимание Эссен. – Позвольте представить наших новых гостей, которых вы все и без моего представления, надеюсь, прекрасно знаете. Игорь Иванович Сикорский, авиационный конструктор и инженер, и Сергей Викторович Грачёв, хорошо нам всем известный полковник-авиатор, любимец судьбы и публики. А особо – газетных писак.

Неожиданное представление адмиралом нас обоих присутствующей в зале публике заставило меня буквально замереть на месте. А я-то собирался тихонечко просочиться к виновнику торжества, поздравить его по-тихому и сразу же благополучно удрать. Не вышло… И ведь я такой вот подставы не забуду, определённо точно кое-кому в лампасах напомню о его же собственных словах держаться подальше от всей этой… От больших людей с такими же лампасами, короче…

Господи, тут ещё и дамы… Платья роскошные, бриллианты сверкают… Глаза слепит. Бр-р… Взирают…

А я то на войне, то по горам ползаю, по развилку в снегу своё хозяйство морожу. Нет, вырываюсь периодически в так называемую цивилизацию, даже в столице бываю время от времени, дворцы посещаю, с коронованными особами иной раз разговоры веду… Но ведь это другое, это… По долгу службы! Вот что это! А тут? Там-то я в своём кругу, среди таких же обычных людей. И товарищи-сослуживцы у меня люди в основном простые. Есть среди них и дворяне, само собой, и чины большие, но рядом с ними я всегда был как-то на равных. А тут высший свет, тут притворяться уметь нужно. Вон и Джунковский со своей супругой и сестрицей присутствуют, почти рядом с виновником торжества сидят. Вот для него в этом омуте за счастье зубастой щукой плавать, карасей зажиревших гонять. Поглядывает этак многозначительно, головой кивает. Мол, попался… Похоже, ждёт меня очередной приватный разговор…

– Сергей Викторович? Да что с вами? – эхом доносятся до меня слова адмирала. А потом прямо в ухо сдавленным тихим рыком врывается еле слышная мне команда: – Полковник, смирно!

И тело тут же само реагирует, вытягивается и замирает. Пятки вместе, носки врозь, руки по швам, подбородок гордо приподнят, вид лихой и придурковатый! Уже само получается. Думаете, легко? А попробуйте…

– За мной шагом… – снова шипит еле слышно адмирал. – Арш!!

Шагаю следом и наконец-то прихожу в себя. Из ушей словно вынимают пробки, слышу разноголосый шум зала, шорох платьев, скрип стульев и звяканье столовых приборов. Даже умудряюсь расслышать в этом шуме посвистывающее шуршание натёртого паркета под ногами скользящих по нему официантов. В спину легонько правым плечом Игорь подталкивает… Уф, отстал…

Иду следом за Эссеном, краем глаза замечаю раскланивающегося со своими знакомыми Сикорского. Впрочем, он-то житель столичный, вхож в правительственные и казённые учреждения, наловчился вращаться в обществе и свете, в общем. Поэтому и чувствует себя здесь как рыба в воде. А я? Чем я хуже? С чего бы так растерялся?

Чуть было не ткнулся в спину остановившегося адмирала. Хорошо ещё, что реакция отменная, успел отреагировать, замереть. И снова здорово! И ладно бы лишь сам виновник торжества был, с ним-то у меня никаких проблем в общении… Поклонился бы ему коротко, вот как сейчас, парой поздравительных фраз отделался, откланялся бы и сбежал потихоньку. Не тут-то было! Не удалось одними поздравлениями обойтись. А супруга виновника? Как же без неё в таком деле? Вот обязательно нужно мне вопросы задавать, да ещё и приглашать присесть на соседний стул? Для чего сгонять с него какого-то важного чина с большими погонами! Нет, у меня они-то тоже не маленькие, но здесь-то они генеральские. И зачем мне создавать на будущее такие проблемы?

Да это-то ладно, это можно и пережить. Но только сейчас мне, вот пятой точкой чую, всё те же вопросы начнут задавать… Отвечать на которые совершенно не хочется. От слова совсем не хочется. Нет у меня такого жгучего желания… Как бы тут пограмотнее советом Марии Фёдоровны воспользоваться? И сам Остроумов, похоже, мне на помощь приходить не собирается. Раскраснелся, коньячку принял, чуть в сторону отвернулся, разговор с подошедшим Николаем Оттовичем завязал…

Вот и прав я оказался. Угадал с вопросами. Но и ничего конкретного отвечать не собираюсь, отделаюсь ничего не значащими фразами. Вот такими, например: «В тылу просидел, под крылом самолёта проспал…» Или как в том кино… Откуда у вас седина и новые шрамы на лице? «Шёл, поскользнулся, упал, гипс…» Достаточно…

Отшутился, слава богу. И интерес к моей персоне наконец-то пропал у хозяйки. Можно и ретираду играть потихоньку. Откланялся, получил на прощание снисходительный небрежный кивок и поспешил отойти прочь.

Уже при отходе поймал вопросительный взгляд Остроумова и в ответ слегка приподнял бровь. Пусть понимает, как хочет.