Дорога домой

– Что там у тебя? – Яромир решил попытаться отвлечь её. Она сняла наушники и вытерла слёзы.

– На что ты смотришь? – снова спросил он.

– Да там…кадры с войны второй мировой. Документалка, случайно попалась, – Яромир медленно кивнул.

– Это какой-то ужас…я, конечно знала, что люди хуже всяких зверей, но что на столько, для меня это открытие, – голос её немного подрагивал.

– Там прям реальные кадры с войны? Прямо с самой войны? – уточнил Яромир. Айно кивнула в ответ.

– Да. Нацисты любили поснимать. Пытки, казни, трупы заморенных голодом, запытанных, изнасилованных, расстрелянных… – чем больше она говорила, тем больше ненависти чувствовалось в её голосе. Яромир напрягся ещё больше.

– Тебе не кажется, что не стоит смотреть такие вещи? – мягко спросил он.

– Я не искала этого, но когда увидела, поняла, что стоит. Стоит, Яромир. Я в войну не жила здесь, но вокруг памяти такой ажиотаж и не зря. Чтобы понять, что это было на самом деле, нужно это видеть. Хотя бы раз в жизни. Тогда ты действительно понимаешь все эти ленточки, все эти памятники, книги, фильмы и прочее. Иначе это становится просто очередным боевиком. А здесь – она показала на телефон, экран которого уже потух, – здесь то, какой человек на самом деле. Настоящий. Без всех этих законов, без ограничений, без всей этой шелухи. Вот где он. Расстреливая детей разрывными пулями, насилуя девочек, убивая стариков и сжигая целые семьи, смеясь при этом – вот какой он предстаёт без всего напускного, – в глазах девушки Яромир увидел какой-то дикий огонь, который разгорался внутри неё. Ярость проснулась в ней. Чистая, светлая, справедливая и неистовая. Яромир был восхищен этим огоньком, который открыл в ней только сейчас.

– Моя ненависть к людям сильна и крепнет с каждым годом, прожитым здесь. Но я знаю, что не опущусь до насилия и жестокости по отношению к ним. Я не считаю себя лучше. Я совершенно иное существо. Но жить с ними бок о бок, мне невыносимо, – услышав эти слова, Яромир печально улыбнулся:

– Парадокс человеческой натуры в том, что, если человек начинает считать себя лучше других, он становится сволочью, тем самым объективно опускаясь ниже любого плинтуса.

– Именно! Я никогда не старалась видеть в этом мире только хорошее, потому что я видела в нём всё в силу своей природной внимательности. И я много смотрела о людях. О рабстве, об инквизиции, о крестовых походах, о войнах…и мир этот погряз в пороке. И чёрт бы с ними, с военными кадрами. Это всё – вот, на поверхности. Каждый день эта жестокость вылазит то с одной то с другой стороны, Яромир, я вижу её, чувствую её гнилую и бесплотную суть. История кишит этим. Жизнь кишит.

– Ну, ты должна понимать, что даже природа на этой планете построена на насилии и прагматизме. Даже на клеточном уровне. Здесь всё время идёт борьба одного с другим. Это двигает жизнь. Увы. Сейчас ты часть этого.

– Никогда я не стану частью этого! Никогда.Да пусть меня так же растерзают, как их – она указала на телефон – но я не стану частью этого всё равно. Жестокость не является частью этого мира. Она является частью людей. Но самое отвратное, это то, что они к ней относятся как к чему–то нормальному и неизбежному. «Ну что поделаешь…человек такой». Нет! Так не должно быть! Жестокость – это болезнь. И пока к ней относятся как к чему–то неизбежному, но нормальному она будет процветать. Это надо лечить.

– Как?

– Не знаю…добротой. Отношением хорошим, пытаться вызвать эмпатию, донести до человека, что это не нормально, потому что те, кто вырастают в такой среде, где жестокость и насилие – это нормально, потом и не знают, что может быть по-другому. Что должно было быть по–другому. Ведь человек не становится жестоким просто так. Есть предпосылки к этому. Всегда. Люди не хотят думать об этом. Они пишут в новостях «Убил и расчленил, но его признали вменяемым, садим его в тюрьму на 9 лет». Это безумие! Какой он, к чертям, вменяемый? Да разве вменяемый способен на такое?

– Это очень сложный вопрос, в котором мы с тобой ничего не смыслим. Но я соглашусь в том, что это действительно похоже на какое–то помешательство. Желание причинять другим людям боль и получение от этого удовольствия, это и правда похоже на какую–то патологию…

– Но самое страшное не в этом…представляешь, они жестоки к собственным детям! К собственным! К своим! Как? Я искренне не могу понять. Ведь это маленькая частичка тебя… Это за гранью. И у них забирают детей, и они гуляют себе дальше…рожают новых. Я в ужасе от происходящего…Неужели никого это не волнует? Никому это не кажется неправильным? – Яромир поморщился:

– Люди иногда не могут научить себя даже мусор до урны донести, что ты хочешь от них?

– Я от них ничего не хочу. Я хочу от них уйти подальше и больше никогда не встречаться.

– Хм. Они уже начинают осваивать космос. Пока ещё это на уровне детского куличика в песочнице, но через тысячу лет они, я думаю, уже более–менее продвинутся.

– Про космос я даже не думаю…Это для меня что–то совершенно запредельное.

– Для меня тоже…но у них с этим явно какой-то затык в этом столетии…Остаётся надеяться только на то, что когда они додумаются до того как всё это сделать, они поумнеют и начнут решать вопросы не о том, что в общественных местах курят, а о том, чтобы улучшать человеческую натуру и учиться правильно работать над собой. – Айно кивнула и предложила Яромиру сесть за руль самой.

– Что, так плохо? – улыбнулся он. В уголках его глаз появились маленькие морщинки и на душе у Айно немного потеплело. Она была рада что они говорят и что напряжение между ними немного рассеялось.

– Да нет…просто захотелось сменить тебя, чтобы ты отдохнул, – он поблагодарил её и отказался. Когда они проезжали мимо большого поля, которое было покрыто голбыми цветами цветущего льна девушка предложила Яромиру остановиться и немного размяться после нескольких часов пути. Так они и сделали. Солнце прерывалось редкими маленькими облаками неспешно плывущими по летнему высокому небу. Вокруг была тишина, прерываемая только изредка проезжающими машинами. Они сидели на капоте машины и курили, когда внезапно телефон Айно ожил и воспроизвёл знакомую мелодию. Она глянула на экран и увидела, что ей звонит мама.

– Вот чёрт…меня же…хрен знает сколько не было – Айно подняла трубку. Мама была в состоянии близком к истерике. Она плакала в трубку, умоляла Айно вернуться, говорила о том, что уже подала заявление в полицию и её уже ищут. Девушка как могла пыталась успокоить мать. Они проговорили около часа, Айно обещала, что всё будет хорошо, обещала прислать свою фотографию, словом, врала изо всех сил. Ей было очень больно, из-за того, что приходилось делать это, но она понимала, что не может терпеть жизнь на земле только ради спокойствия своих нынешних родителей.

–Мы ходили в долгий поход и…ну знаешь, в лесу со связью не очень, мам. Правда, я в совершенном порядке, никто не отобрал у меня паспорт, нет, да я живу в квартире. Я тебе больше скажу, у меня есть прекрасный защитник, тебе вообще не о чем переживать. Да, передавай папе привет. И не переживай если не можешь до меня дозвониться, я могу снова отправиться в поход или ещё куда-нибудь, а на природе розеток нет, как известно. Я больше не сижу в четырёх стенах, как вы с папой и хотели. Да, теперь я постоянно чем то занимаюсь и бываю в новых местах. Так что всё прекрасно. Прости, что я заставила тебя нервничать. Я тебе позвоню завтра, хорошо?

Когда она положила трубку Яромир, который стал свидетелем этого разговора, увидел, что в глазах у девушки стоят слёзы. Ему нечего было ей сказать, потому что он прекрасно понимал её связь с родными, и знал, как тяжело отрываться от них. Пережив несколько своих собственных семей, он понимал, что у Айно ещё всё не так плохо, поэтому кивнул в сторону машины:

–Поехали, – только и сказал он.

Впереди был большой путь и Айно периодически залезала на заднее сиденье, чтобы поспать. Она видела, что Яромир совсем не устаёт Он не засыпал, не задумывался и не отвлекался. . Внимание его остаётся острым, а реакция быстрой.

Мимо проносились домики, поля, луга, леса, магазины, небольшие городки встречались им на пути и Айно вылезая на парковке у вокзала в Олонце ужаснулась тому, насколько грязно вокруг. Все урны были забиты мусором до отказа, из них уже вываливалось содержимое. Возле киоска прямо на асфальте лежал человек. Айно забеспокоилась, но Яромир успокоил её, сказав, что человек спит, и лучше его не будить.

Городок был не большой, в основном частный сектор. Нищета была везде такая явная, что она улавливалась во всём: обветшалые дома стояли, покосившись у дороги, облезшие заборы разваливались, мусор, какие-то грязные дети бегали по дорогам весело пиная мяч прямо перед идущими машинами.

– Жопа мира…Никогда тут не был. И ничего не потерял. – сказал Яромир закуривая и оглядываясь.

– Ты ещё в Элисенвааре не был…Весной это идеальное место, чтобы повеситься на дереве.

– Тогда мне там нечего делать.

– Да там вообще…никому нечего делать. К сожалению, все забили на Карелию и мне больно смотреть на это.

– В подмосковье тебе надо, сразу полегчает, – усмехнулся Яромир.

– Мне не полегчает от того, что где–то плохо, – Они сделали совсем небольшую остановку и снова сели в автомобиль.

Дорога была такая, что иногда Айно казалось, что сейчас у неё вылетят все внутренности из тела. Один раз они попали в такую яму, что Яромиру пришлось остановить машину чтобы выйти посмотреть, всё ли в порядке с диском колеса, которое угодило в выбоину.

– Даа, вот дорог таких я точно давно не встречал. В Беларуси, откуда я ехал в Карелию, дороги идеальные. Здесь как после бомбёжки.

– Ты за один раз что ли хочешь весь путь проехать? – спросила Айно, когда начались сумерки, что в широтах, где они находились в это время года значило, что наступила глубокая ночь.

– Конечно, мне остановки не нужны, если ты захочешь поспать, всегда сможешь залезть назад.

– Ты уверен, что тебе не надо отдохнуть?

– Уверен.

– Ну нет так нет, – Айно не стала настаивать. Залезла на заднее сиденье и стала засыпать. Она смотрела на Яромира, на то как он спокоен и уверен во всём и чувствовала, как все сомнения уходят. С каждым днём она верила ему всё больше. Хотя иногда она понимала, что так ничего о нём и не знает. Он оставался загадкой для неё. Девушка уже давно спала на заднем сидении машины, когда они въехали в большой светящийся город. Яромир понял, что он не справляется с оживлённым даже ранним утром городским трафиком, поэтому он заехал на ближайшую парковку возле супермаркета и разбудил Айно.

– Слушай, я немного не очень в городе, мне нужна твоя помощь, чтобы я никого не убил. – немного виновато попросил он. Айно проснулась очень быстро, умылась водой из бутылки и села за руль.

– Куда едем? – она была весела, но ей хотелось как минимум привести себя в порядок.

– У одного человека знакомого мне была здесь квартира. Он умер, а квартира сейчас пустует. Нам нужна улица Ленская.

– Откуда ты знаешь?

– Что?

– Что квартира пустует?

– Чувствую. У меня обострённое чутьё. Ему можно верить смело.

– А, ну раз чутьё… – Айно закатила глаза.

– Ты мне верила, когда мы шли в лес к ведьмам и не закатывала глазки, так что же изменилось? – в ответ она пробурчала ему что ничего не изменилось.

– Да, я понимаю твои претензии, мы едем на чужой машине, а теперь я предлагаю отдохнуть в чужой квартире и барышне, вроде тебя, это не пристало, что, в общем то похвально, но такие условия потому, что и задача у нас не совсем обычная.

– Я в курсе. Не кипятись. Куда дальше? – Айно выехала на оживлённое шестиполосное шоссе и ей совсем не хотелось под руку слушать отповеди.

– Дальше второй поворот направо. Потом налево во дворы, – Яромир был не в духе.

– Ты чего такой злой? – спросила Айно после того как он очередной раз выругался, глядя на школьников переезжающий пешеходный переход на велосипедах.

– Я всегда здесь злой. Место здесь не спокойное. Я тут провёл слишком много времени последний раз. И не хотел возвращаться больше никогда, после того что я тут повидал.

– Когда ты тут был?

– В начале сороковых. – отрезал он и Айно сделала круглые глаза.

– Ты был тут в войну?

– В блокаду, да.

– Так, подожди. Ты был в русско–финскую в Карелии ты был в сороковых годах здесь и где-то ещё успел верхом поездить во время войны, что явно было не в этом столетии. У тебя какая-то странная связь с войнами, – Айно сказала это как будто в шутку, но лицо Яромира окаменело, и она поняла, что попала в самую точку. Он не ответил ей ни слова, но посмотрел на неё так, что она замолчала до самого конца пути, просто следуя его указаниям. Солнце вставало быстро, а сквозь пробки движение их машины замедлилось, поэтому когда они побороли полпути город был уже яркий, солнечный, и очень оживлённый. Парки и зелёные островки явно не справлялись с количеством желающих посидеть в теньке и отдохнуть от горячего с самого утра солнца. Когда машина въехала во двор, Айно увидела высотку в 16 этажей, Яромир сказал, что это их дом. Что за дом? Кто в нём жил? Почему они сюда приехали? Все эти вопросы Яромир упорно игнорировал.

– Какая квартира хоть? – спросила Айно в лифте.

– Не помню…

– В какой смысле… – развела руками она.

– В той самой. Помню только что выше пятого этажа, – когда он произнёс это двери лифта открылись и они вышли на площадке с номером 5 на стене.

– Дальше пешком. – объявил Яромир, и они пошли вверх по довольно узкой бетонной лестнице. Айно уже устала от вопросов, на которые она не получала вразумительных ответов, поэтому она просто молча шла, надеясь потом поймать момент и узнать всё разом. Яромир шёл не торопливо, он как будто прислушивался на каждом этаже. В итоге через три этажа возле боковой двери он сказал:

– Эта, – Айно скептически посмотрела на него.

– И что дальше? Как мы попадём туда? – Яромир посмотрел на неё очень серьёзно.

– Сейчас мне придётся использовать немного магии, – Айно оживилась.

– Отойди в сторону, – велел он властно. Айно отошла и как ребёнок, затаив дыхание стала наблюдать за Яромиром. Тот положил ладонь на дверь, закрыл глаза и стал вести рукой по двери от выпуклого глазка вниз. Когда он дошёл пальцами до порога он внезапно поднял коврик у двери и под ним оказался ключ. Айно фыркнула и отвернулась.

– Магия коврика, не слыхала о такой? – Яромир заржал как конь. Он вернул подстилку на место, открыл дверь, и они вошли в тёмную квартиру.

В квартире была гробовая тишина. Она встретила гостей прохладой и темнотой. Чувствовалось что в ней давно никто не жил. Есть у квартир и домов какой-то особенный, запах, когда в них никто долго не живёт.

– Мы здесь на ночь. Машину оставим тут и поедем в Новгород на электричке, это проще. Удовольствие не из приятных ездить по вашим дорогам. – Яромир кинул сумку на прихожку, снял обувь и вошёл в кухню.

Квартира была однокомнатная. Выглядела очень скромно. Вещей в ней было очень мало. У Айно создалось ощущение что тут много лет жил одинокий старый человек, а потом он просто ушёл, а всё так и осталось на своих местах.

Айно вошла в комнату. Она была немаленькая и из неё во двор выходил балкон. Телевизор был старый с дутым экраном, на спинке кресла стоящего возле стены напротив тумбы с телевизором была накинута шерстяная тёплая кофта. Старый сервант, под красное дерево, занимал большую часть стены. Айно подошла к серванту и увидела единственную фотографию в рамке. Маленькая высохшая фигурка ссутуленного человека сидит в инвалидном кресле. Старичок уже почти полностью лысый, в военной форме, вся грудь в орденах, он улыбнулся Айно с фото беззубой улыбкой. Айно поставила фотографию на место и отметила про себя что слой пыли порядочный, значит тут уже довольно давно никого нет. Тут же рядом с фотографией она заметила лежащее широкое серебрянное кольцо, очевидно обручальное. Осознание чего-то зашевелилось в её голове. Она подошла к шкафу, в котором должны были храниться вещи и открыла его. Всё что она увидела, это пару шерстяных носков, спортивки, тёплый свитер и очень старую полевую военную форму, аккуратно висящую на вешалке.

– Яромир, а кто здесь жил? – спросила Айно через плечо повысив голос и думая, что он всё ещё на кухне. Но оказалось, что он стоит в дверях оперевшись на косяк плечом и наблюдает за ней.

– Это мой дальний родственник. – спокойно ответил он.

– На сколько дальний?

– Четвёртый правнук. – Айно попыталась что-то посчитать в уме, но у неё ничего не получалось. Яромир видно заметил это и улыбнулся уголком губ.

– Не пытайся понять – не сможешь.

– Но я хочу.

– Ни к чему тебе это. Лучше иди в душ, поешь и ложись отдыхай, – Айно не понравилось, что он упорно не хочет говорить о том, кто он и вообще рассказывать о себе.

– Ну знаешь, ты тоже не бросилась мне рассказывать о том почему тебя сослали.

– Ты же знал!

– Но ты то не знала, что я знал, могла бы и рассказать. Но без расширяющих сознания веществ ты ничего не говорила, – Айно не стала спорить и пошла в ванну. Она хотела уже скорее смыть с себя грязь дорог. Яромир же вышел на балкон и закурил. «И что я скажу ей, что меня каждый раз тянет туда где война? Она ненавидит насилие. А я сам – и есть насилие в чистом виде.» Он смотрел на горизонт, открывающийся ему с восьмого этажа и ему было одновременно и печально, и хорошо. Вернувшись в эту квартиру, он снова вспомнил о том, что в этом мире ещё есть родная ему кровь.

Когда они оба вымылись и сели ужинать на скромной кухне Айно спросила:

– А как ты понял, что это та самая квартира?

– Здесь жил мой родственник. Я чувствую с каждым из них связь. Она и привела меня сюда.

– У тебя есть дети? – почему–то этот вопрос только сейчас впервые пришёл в её голову.

– Детей в живых уже давно никого нет. Только далёкие правнуки остались. – ответил он, размешивая макароны в кастрюле.

– Много? – Айно смотрела на него с нескрываемым интересом. Яромир улыбнулся

– Много. Я связан с этим миром кровью. Которую пролил и которую оставил после себя.

– У тебя и жены были? – Айно улыбалась сидя возле открытого окна и нарезая помидоры с огурцами в миску.

– Были.

– Ты всех их помнишь? – Айно понимала, что затрагивает очень личную тему, но момент, как ей казалось, был подходящий. «Пока отвечает на вопросы, надо спрашивать» – думала она.

– Даже слишком хорошо.

– Наверное это так больно терять столько людей, и проходить с этим сквозь века… –Яромир ничего не ответил и Айно решила не настаивать. Она чувствовала прохладу ветра из окошка и видела зелёный двор со скрипучими качелями на которых раскачивались дети. Айно решила позвонить матери, чтобы хотя бы как-то сбить то нервное напряжение, которое началось в семье после её отъезда. Разговор их был спокойным и длился не долго.

После ужина Яромир сказал, что встают они рано утром, потому что электричка в восемь, а ещё надо добраться до вокзала. Айно легла на односпальную кровать, а Яромир разложил небольшой диванчик в противоположной стороне комнаты и тоже лёг.

Ночь опустилась на Санкт–Петербург неслышно и спокойно.

Сон Айно прервался резко и неприятно. Она открыла глаза от дикого крика откуда-то снизу. Сердце её бешено колотилось, но она продолжала лежать и прислушиватсья. Она ещё не могла понять, приснилось ей это или нет. Но крик повторился снова, прозвучав надрывно и протяжно. Кричали от сильной боли. Айно села в постели и вцепилась в матрац мгновенно вспотевшими от адреналина ладонями. Она понимала, что внизу прямо под ними происходит что–то как минимум плохое. Она услышала крик снова, он переходил в мычание и надрывный рёв. Айно сглотнула, она в два шага оказалась возле дивана, на котором спал Яромир. Её подташнивало от ужаса. Она видела, что он спит глубоко. Тронула его за плечо и тихо позвала:

– Яромир. – он мгновенно открыл совершенно не сонные глаза и тут крик повторился снова. Было не совсем понятно кто кричит, ребёнок? Женщина? Мужчина сел в постели. Крики повторялись с небольшим интервалом. Они были настоящие, ужасные, рваные. Лицо Яромира исказилось злобой. Он посмотрел на Айно.

– Что ты хочешь? – спросил он её, сидящую перед диваном на полу поджав ноги под себя. Она закрывала лицо руками.

– Останови это, вмешайся. Пожалуйста – попросила она тихим срывающимся в слёзы голосом. Внизу что-то происходило, что-то гремело, было ощущение что падают тяжелые предметы, снова крики. Яромир тяжело вздохнул.

– Алиса. Ты этого не хочешь. – он старался придать голосу убедительность, но было видно, что он сам в ярости и успокаивает и себя тоже. Под ними происходил какой–то кошмар.

– Я хочу, пожалуйста…пожалуйста сделай что–нибудь…там ведь кто–то… пожалуйста, я прошу тебя! – она отняла руки от лица и посмотрела ему в глаза.

– Ты сама попросила. Не забудь об этом потом. Будь тут, – он поднялся с кровати и надев обувь вышел из квартиры. Через минуту внизу послышался звонок в дверь, потом какая-то возня, грохот, крики, скнова грохот и настала тишина.

Яромир спустился на этаж ниже где слышимость была ещё лучше и явно понял, что там мучают женщину. И мучают жестоко, судя по тому как она кричала. Он позвонил в дверь. Наступила тишина. Никто не подошёл. Из недр квартиры раздался сдавленный нечленораздельный стон полный боли, следом за этим послышался мужской хриплый голос, который сказал что-то, понять что было невозможно и Яромир, постучал в дверь уже кулаком.

– Открывай, ублюдок. – сказал он и забарабанил сильнее. Никакой реакции.

– Я дал тебе шанс. – он взялся за ручку двери и рванул на себя так, что обломались оба металлических стержня замка. Дверь распахнулась. Но за ней оказалась вторая. Она уже открывалась внутрь.

– Открой дверь или я вынесу и вторую. – Предупредил Яромир, того кто прятался за ней. Ответа не было, снова послышался женский крик, отдалённо напоминающий какое-то слово. Яромир покачал головой и высадил дверь так легко, как будто она была из картона. Зрелище, представшее перед ним, было не из приятных. Узкий коридор коммуналки заставленный разными пакетами, коробками и обувью был залит кровью. Стены с выцветшими бежевыми обоями покрывали кровавые брызги и разводы. Пол тоже был весь залит, кровь была везде. От коридора в лево был поворот и сплошной кровавый след уходил туда. Яромир быстрыми шагами направился туда, куда вёл след. Запах свежей крови раздражал его и ярость его кипела. В конце поворота была ещё одна дверь, но уж совсем несерьёзная. Яромир пнул её ногой, и она открылась, повиснув на одной петле.

Он увидел просторную комнату с большой кроватью у стены. На кровати лежал мужчина, он за волосы пытался зачем-то затащить на кровать женщину лицо которой превратилось в грязное мясо. Яромир почувствовал, что зрение его на секунду смазалось от гнева. Он почувствовал толчок в груди, ещё один и ещё. Это кровь, разогнанная адреналином, проходила через его сердце. Он подлетел к кровати в два шага, схватил мужчину за горло и ударил его в лицо. Тот попытался ответить, но как-то очень вяло, тогда Яромир ударил его второй раз так, что он отлетел к дальней стене. Его челюсть страшно скосилась на бок, один глаз запал зрачком к виску, а голова безжизненно повисла. Было ясно что человек мёртв. Яромир выдохнул и обернулся к женщине, которую ныне мёртвый, истязал. Она была без сознания, но её тело выглядело так как будто в нём не было ни одной целой кости. Рука, за которую тащил её на кровать мужчина неестественно выгибалась по крайней мере в двух местах. Яромир увидел на кровати молоток с кровавыми следами рук. Он быстро понял, что делать ему здесь больше нечего и направился к выходу из квартиры. На площадке было тихо. Но слышали происходящие абсолютно все соседи, это было однозначно. Яромир быстро вышел из квартиры и поднялся на верх. Айно встретила его в прихожей.

– Что там случилось? – залепетала она. Когда он из тёмной прихожей вышел на свет Айно в страхе закрыла рот рукой. Его ботинки оставляли следы, руки его так же были в крови, как и футболка, как и лицо, которого он коснулся, когда выходил из квартиры, выдыхая. Его глаза мерцали жёлтым в темноте отражая скудный свет. Он посмотрел на Айно. Его взгляд ужаснул её. Тяжелый, мрачный и ледяной, как топор палача.

– Собирай шмотьё, уходим прямо сейчас. – сказал он тихо и направился в ванную чтобы помыть хотя бы руки.

Айно метнулась в комнату, быстро собрала всё немногочисленное добро, которое у них было и через две минуты она уже стояла в коридоре, трясущимися руками сжимая рюкзак. Её колотило. Она была готова разрыдаться. Яромир никак не появлялся из ванной и Айно решила спуститься. Она хотела убедиться, что всё в порядке, что он вмешался и предотвратил что-то ужасное. Она опустила рюкзак на серый ковёр прихожей и вышла из квартиры. На лестнице были кровавые следы подошв ботинок Яромира. Когда она вышла на площадку, там по-прежнему стояла гробовая тишина. Никто и не думал выйти и разобраться, что произошло. Все делали вид что спят. Она увидела раскуроченные двери квартиры и заглянула внутрь.